Противофаза (СИ)

Глава 19

Вторник, 18.03.1975 г.

Чета Орловых не заставила себя долго ждать. Поприветствовали меня радушно. Я попросил Хвоста притормозить и вышел в придорожный лесок якобы по малой нужде. Вообще-то и на самом деле малость испытываю, но из-за присутствующих сиятельных дам пока погодю.

— Какие новости у вас, мои дорогие помощники? — поинтересовался, прогуливаясь меж берёзок.

— Всё как положено. Присматриваю по твоему поручению за начальничками из известной Конторы, пока моя старая кошёлка гонялась по всей конторе за своим Чебурековым, — подколол Семёныч свою боевую подругу.

— Молчал бы уж, пенёк трухлявый, — завелась Степановна, — Сам же велел мне за замами главного присматривать.

— Ладно, ладно. Уймись, старая, — захихикал дедок, — Собрал я тебе, Мишель, выжимку из основных моментов. Как наши загнивающие товарищи выражаются: «дайджест». Можешь сам взглянуть, — доложился призрак.

— Давай, влезай. Только меня особо не кушай.

— А это как придётся, — проворчал старик, настраивая мои органы на восприятие записанной информации.

Семёныч следил в основном за Андроповым. Мы с деятельным призраком освоили новые функции. Такие, как ускорение записи, замедление, возврат к любому моменту назад, повинуясь моему мысленному приказу. Этакий ментальный видик.

— Значит Ювелир хочет устранить Шурика, — задумчиво пробормотал я, закончив просмотр ментальной записи.

Никакого секрета в том не было, что сотрудники ведомства за глаза называли своего шефа Ювелиром.

— Уже нет. Они с ним какую-то новую каверзу хотят затеять, — поправил меня дедок, — А какая же тварь оказался этот Андропов! Своего родного сына не пожалел. Никакой он не коммунист, а притаившийся враг. Клянусь всеми своими предками! Ишь, как высоко забрался в нашем государстве. И Чебуреков ему под стать.

— Получается, что Индюк имеет некий компромат на Ювелира, — высказал вслух новую мысль, — Прав был отец. Надо будет его найти.

— Найди компромат, Мишенька, и сразу Брежневу неси. Надо этого гада изобличить и расстрелять. Пока он делов не натворил, — загомонил призрак.

— Здесь наскоком ничего не решишь. Думать надо. Вот что, Алексей Семёныч. Есть к тебе персональное поручение. Хочу увидеть свою Инну. Отыщи её, пожалуйста, и побудь моими глазами.

— Для тебя, дорогой мой Мишенька, со всей душой, — удовлетворённо захмыкал дедок.

— Нечего тебе, старый потаскун, в такое деликатное дело соваться, — вдруг вклинилась бывшая соседка, — Знаю я вас, мужиков. Станете за девушкой в неглиже подсматривать. Смотри за КГБ лучше, а я девушку поищу.

— Да ты же не умеешь того, чего я умею, — попытался оказать ей сопротивление Семёныч.

— Вот и научишь, — поставила точку в споре Степановна.

— Ещё одна просьба, — предложил напоследок потусторонним помощникам, — Мне на завтра понадобятся Линда и Сабина.

— Чего ты так долго, — проворчал Хвост, когда я забрался в салон машины, — Я уж подумал, что тебя волки загрызли.

— Ну, поначалу так и было. Хотели загрызть, а потом обиделись и ушли. Сказали, что уж больно костляв, — шутканул я.

— Нормальное у тебя тело. Просто конституция такая… сухощавая, — подлизнул мне водила, окинув меня взглядом.

— Поехали давай, конституция, — хмыкнул в ответ.

— На въезде в город нашу машину полосатой палочкой тормознул колоритный гаишник с мощной фактурой. Монумент советского правопорядка на дорогах. Подошёл, отдал честь и пробурчал беспрекословно:

— Сержант Шкандыба. Проверка. Предъявите права и документы на транспортное средство.

Первый контакт с представителем этой пока ещё не сильно навязчивой службы заставил меня немного понервничать, хотя мужчина не выдвигал пока никаких претензий, и в его глазах не щёлкали нули. Хвост со спокойным выражением своей морды передал требуемое блюстителю дорожных правил. Документы нам вскоре вернули без последствий и с пожеланиями счастливой дороги.

— У тебя чего, всё в порядке с дорожными ксивами? — спросил Хвоста, восстановив нормальное дыхание.

— Ну да, — ответил он с хитрой улыбкой и протянул мне свои документы. Права были оформлены на Кутырёва Виктора Тимофеевича — бесславно сдохшего прихвостня Индюка. Вот только с фотографии этого документа солобонисто таращилась моська Хвоста.

— Права были сделаны моими руками примерно полтора года назад, — пояснил водила, отвечая на мой немой вопрос.

— А чего молчал? — разорался я, — Думал, что у тебя вообще никаких документов нет, поэтому загонялся поскорее сделать паспорт и прочее. С правами можно какое-то время перекантоваться, тоже ведь документ.

— Не хочу вспоминать кое-что из своего прошлого, — серьёзно как-то выразился парень.

В уютном городском гастрономе близ автостанции затарились парочкой бутылок беленькой и всякой закусью в виде колбаски Любительской и сыра Российского по полкило, баночки огурчиков малосольных и рыбной консервы со скумбрией в масле. Прибыли к месту назначения уже в приличных сумерках.

Домик за расшатанной деревянной оградой, показался каким-то задрыпанным. Даже не верилось, что он также принадлежал владельцу роскошной усадьбы в СТ «Звезда». Бревенчатый, с облупившейся красно-коричневой краской. Спереди подслеповато щурились три оконца. Убого смотрелась веранда с почти развалившимися ступеньками. Именно в таких домах обычно находят трупики забытых старушек. Смешно смотрелся навесной замок на хлипкой калитке. Гараж из листового железа, крашенный в тот же цвет, что и весь дом, располагался на расстоянии пяти метров от дома и слегка высовывался мордой за забор. Было совсем непонятно, как из него, согласно уверениям Хвоста, можно будет попасть в этот дом.

Мой подручный легко перемахнул через забор и скрылся минут на десять в постройках за домом. Вернулся с большим круглым деревянным пеналом, в котором хранилось множество связок ключей. Выбрали нужную, отворили ворота гаража и загнали внутрь нашу чернушку. Хватило места и ей, и стоящему там над ямой Москвичу цвета задумчивой феи, сиречь бледно-голубого. Внешнее состояние свежеобнаруженной техники показалось вполне приличным.

Домик убогим оказался не только снаружи. Маленькая веранда переходила в кухоньку с печкой. В большой комнате располагались стол круглый с четырьмя стульями, шкаф с зеркалом, сервант с посудой и диван. В маленькой стояли кровать, трюмо и комод. За печкой на кухне имелся лежак. Стены везде были покрыты светлыми выцветшими обоями. Застеленные тканными половичками деревянные полы ходили ходуном. И везде царил запах чего-то старого, застойного. Жильё будто напрашивалось на полный снос.

Постельное бельё и одеяла нашлись, но были немного влажными. Нашлись шубы, называемые в народе овчинами, и ватники. Требовалось растопить печь и согреть воздух, иначе заночевать здесь станет проблемно. Я не эскимо, чтобы спать в холодильнике. По уверениям Хвоста:

— Дров в поленнице совсем не осталось. Петрович все наши дрова покрал.

— Ну, так ты сходи к нему и покради обратно, — удивился я непонятливости своего подручного.

— Как скажешь, хозяин, — послушно побрёл он исполнять моё повеление.

Через полчаса была притащена немалая охапка дров и с грохотом сброшена на пол у печки.

— У Петровича поленница спрятана в сарае под замком. Пришлось к дальним соседям наведываться. Думаю, на ночь этих полешков нам хватит, — пояснил с деловитой мордой.

Видимо, сосед наш следует колхозному правилу: «что стережём, то и имеем». Надо будет всё же взглянуть на этого оригинала и утрясти с ним кое-какие вопросы.

Хвост сноровисто разжёг очаг. Печь весело загудела, потрескивая поленьями.

— Хозяин, дом весь не успеет протопиться. Давай мы хотя бы двери в большую комнату запрём? — предложил Хвост.

— Закрывай, конечно, — проговорил на автомате, вытряхиваясь из одолевших меня мыслей, — Чего-то мне вдруг расхотелось здесь ночевать. Я предлагаю по-быстрому поискать здесь эти грёбанные основы для документов. Заодно проведём инвентаризацию хранящихся здесь индюковых богатств. К соседу заглянем с визитом вежливости минут пять. Пожалуй, надо с него и начать, не то он заляжет спать. Как тебе такой план действий, Хвост?

Компаньон с готовностью согласился.

У соседа светились окна. Псина у дома выполнила свою обязательную программу и была срочно коррумпирована кусочком колбаски. Хозяин встретил нас у входа на веранду. Поздоровался дружественно с Хвостом и настороженно со мной. Жестом пригласил войти в дом. Мужичок крепенький ещё такой, из ранних пенсов. Роста невысокого. Видок слегка небритый и обрюзгший, с глобусовидным животиком. На крупной голове ершились седоватые волосы. Взгляд был тяжёлым, недобрым, как у прокурора, выносящего смертный приговор. Одет новый персонаж был в кофту цвета детской неожиданности и рабочие брюки цвета индиго. Ещё ниже красовались истоптанные керзачи. Заметно также было, что алкогольные возлияния не обходили стороной эту особь.

На маленькой кухне у печки обнаружился стол, застеленный замызганной клеёнкой со следами присутствия насекомых. На нём стояла ополовиненная бутыль чего-то мутного с гранёным стаканом. Рядом располагался чугунок с варёной картохой в мундире и тарелка разделанной сельди, уже наполовину съеденной. Наверняка день Парижской Коммуны тихо сам с собою праздновал.

— Садитесь за стол, гостёчки дорогие. Звиняйте за скудное угощение. Не ожидал никого, — предложил хозяин, доставая из буфета приборы.

— Да мы ненадолго, дядь Валер, — озабоченно залопотал Хвост, — Вот, гостинцы для вас принесли.

Выложили на стол свои припасы. Взгляд хозяина слегка подобрел.

— Ну, что, молодёжь. Давайте знакомиться, что ли. Валерием Павловичем зовусь с рождения. Тебя то я помню, малец. Приезжал ты сюда со своим начальством. Вот, всё время забываю, как тебя звать. Склероз проклятый, — кивнул пенсионер на Хвоста.

— Меня Сергеем звать, а его Михаилом, — вежливо представил нас Хвост.

— Выпьем тогда соточку за наше знакомство, — предложил дед Валерий, разлив по стаканам содержимое своей бутыли.

В нос шибанула сивуха из стакана. Осторожно вылил гадость под стол. Сосед глотнул пойла, сморщился и полез своими пальцами в нашу банку за огурцами, игнорируя приборы. Понемногу разговорились. Петрович уже три года как обосновался в здешних краях, а до этого проживал на юге Украины. Дочка его перевезла к себе, выйдя замуж за москвича. С зятем разругался вдрызг, да и переселился сюда, в подмосковное сельцо. Завёл здесь курей, поросят. Козочка даёт молока. Каждый год высаживает картошку, огородные растения разные. Дочка иногда навещает, гостинцы привозит.

— … А Стасик её — гад и сволочь пипипи, ара голохвостая, — яро злился Петрович на своего зятя, — Советская власть ему не по нутру. Свободы, вишь ли, не хватает. Эх, мало я таких тварей расстреливал в молодости.

После пары замахов у пенсионера развязался язык, и он запросто выболтал, что зять работает старшим научным сотрудником во ВНИИОФИ — институте оптико-физических измерений. Мда, серьёзное заведеньице. И тут мою, не совсем ещё пьяную голову бабахнуло мыслью. Ба, так ведь у них по голограммам должны быть какие-нибудь исследования! Неплохо бы с этими товарищами задружиться. Голография в моём космическом проекте очень даже не помешала бы. По правде, они к этому проекту имеют косвенное отношение. Заправляют оными делами в большей мере НИКФИ в Москве и Ленинградский ГОИ. Если и там секретятся, то без помощи сильных мира сего не обойтись. Надо будет нашу новую сотрудницу Галю Брежневу к этой теме подключать.

Давать контакты зятя сосед не стал по причине того, что он есть вшивая армянская гнида, дерьмократ проклятый и всё такое подобное. Ну, раз нет, так нет. Как-нибудь обойдёмся. Потихонечку перевёл разговор на тему войны. Надеясь, что воспоминания о суровых днях отвлекут пенсионера от скользкой темы.

И, действительно, глаза у него заблестели, голос ещё более возвысился, когда он принялся описывать свои бесконечные подвиги. Поневоле складывалось впечатление, что все его враги будто бы не оказывали никакого сопротивления, терпеливо готовясь понести заслуженную кару от его руки. Хвост с восторгом смотрел на Петровича. Потом пенсионер всё чаще проговаривался, что в основном участвовал в расстрельных командах и в заградотрядах, уничтожал трусов, дезертиров и всяких вражеских наймитов.

— Без нас войну бы не выиграли, — хвастливо заявлял сосед, — Иногда приходилось расстреливать почти половину подразделения, чтобы правильно замотивировать другую часть. Бывалоча пошёл в атаку батальон. А мы следом за ними, значит, движимся и вылавливаем по ямам отсиживающихся. На этих сук даже патроны особо не тратили. Штыком закалывали, как поросят.

— У вас, наверное, наград много имеется? — не сумел скрыть я саркастического оттенка в голосе.

— Как же без них! — засветился обрадованно Петрович.

Он поднялся и побрёл, пошатываясь, в комнаты. Вернулся в пиджаке с медалью «За оборону Одессы», орденами «Отечественной войны 2 степени», «Трудового Красного Знамени» и почетным знаком «Заслуженный работник НКВД»

Приняли на грудь, отметив боевое прошлое геройского соседа.

Вспомнились мне вдруг рассказы деда-фронтовика из бывшего своего времени о том, как приходилось идти в атаку через минное поле, так как позади стояли заградники. Много погибло тогда солдатского народа. Хоть и взяли эту поганую высоту, но из-за огромных потерь в живой силе её не удалось удержать. Был ещё случай, когда командование тактически неправильно определило направление удара по врагу. Ошибка была выявлена уже в ходе наступления. Требовалось отступить и перегруппироваться, но заградотряды не позволили. В итоге почти весь батальон попал в плен. Дед с группой товарищей месяц спустя совершил побег из плена и даже добрался до своих, но попал в руки энкаведешников, где над ним нехило так поиздевались и даже устроили притворный расстрел, требуя признаться в работе на фашистов. Деда потом осудили и с клеймом предателя отправили в северные сталинские концлагеря, лишив звания и всех боевых наград.

Я злобно гнобил привезённую с собой беленькую. Хвост только обозначал замахи, готовясь снова сесть за баранку.

— Валерий Петрович, представляете, какая закавыка случилась. Собрались мы, значит, с Серёгой печку растопить, а дров в нашей поленнице — йок. Вот и думаем мы. Куда же они могли подеваться?

Сосед заёрзал беспокойно и ответил:

— Ну, дык, дом то ведь без присмотра остался. Всякий поганец лазиет тут и ворует, что ни попадя. Митрофаныч когда-то мне и денежек подбрасывал, и бутылочку ставил. Вот и было у него всё путём. А бесплатно только кошки родятся. Так что, кланяйтесь от меня Леониду Митрофанычу. Когда он сюда приедет?

Не успел я набрать воздух в лёгкие, чтобы выяснить о каком-таком Митрофаныче идёт речь, как Хвост выперся вперёд и мявкнул:

— А он не приедет. Помер он.

— Вот как! — поразился сосед, — Что же вы молчали об этом, охламоны этакие? Давайте помянем хорошего человека.

Пришлось поминать хорошего в кавычках человека. Куда деваться! Хвосту не удалось отвертеться от традиционного ритуала и пришлось согрешить на радость гаишникам.

— Дети то у него имеются? Не довелось мне о том его поспрашивать, — поинтересовался сосед, хрустнув огурчиком, — Кто теперь новым хозяином усадьбы станет?

Я не успел предостеречь Хвоста, как тот снова вякнул, показывая на меня:

— Да вот же он.

Нельзя этому гаду давать пить. Показал ему кулак незаметно для соседа.

— А ты, значицца, кем ему приходишься? — спросил Петрович и глазами этак буравит, энкаведешник хренов.

А, действительно, в каких отношениях мне пребывать с крысиным отродьем? Родственники у него же должны были оставаться на «ридной нэньке». Вполне возможно его матушка ещё жива. Повалят наследнички, только держись, если найдётся чего наследовать. Почему-то мало верилось, что Индюк под своими данными здесь зарегился.

— Племянник я его… двоюродный… типо.

Не знаю, зачем я это словечко модерновое ввернул. Вырвалось вроде само. Сосед не заметил, или сделал вид, что не заметил. Пошли обсуждать темы по накатанной колее: бабы — политика. Только на месте баб почему-то оказались пидорасы. Упёрлись в эту тему, критикуя современную жизнь, где таких стасиков-пидорасиков развелось видимо-невидимо. Сосед с ожесточением накинулся на современную молодёжь. Гвоздил девиц в юбочках-мини, считая их всех шлюхами подзаборными, патлатых парней в брюках клёш клеймил пидорасами. К этой же категории относились всевозможные интеллигенты, естественно гнилые. Как же этот пенс напоминал мне извращенца Кешу из балабинского заключения. И голос такой же неприятный, скрипучий.

Не заметил сам, как включился в весёлый троллинг, подначивая пенсионера расплодившимися повсюду пидорасами. Без проблем удалось доказать, что все, неправильно ведущие себя люди, есть на самом деле пидорасы. Анекдот припомнился по случаю, рассказал:

— Кто тебе дом строил?

— Пидорасы!

— ⁇

— Нанял рабочих залить фундамент. Выкопали, залили, ушли. Нанял каменщиков, те пришли, спрашивают: «Какие пидорасы фундамент заливали»? Стены выложили, ушли. Нанял штукатуров, те тоже: «Что за пидорасы кладку делали»? Ну, и так далее. Вот и получается, что дом строили одни пидорасы.

Выяснилось, от меня, ясен пень, что эта зараза передаётся от мужчины к мужчине… хм, специфическим путём, а ещё через поцелуи. Заражённые, если выживают, в свою очередь начинают охотиться на других мужчин, подстерегая и насилуя их в безлюдных местах, тёмных парках, банях и милицейских участках.

— А в милиции почему? — поинтересовался Хвост, расширив глаза от ужаса.

— Мне откуда знать, почему там так много пидоров развелось, — пробухтел ему в ответ, злясь, что тот никак не догоняет мои приколы своим серым веществом, — Вот, слушай историю. Иду я однажды по улице, слегка навеселе. Вдруг подходят двое мусоров и бухтят: «Пройдёмте, будете свидетелем». Я возьми и ляпни: «Пральна, давно вам пора зарегистрировать свои отношения»?

— И чё?

— А ничё. Изловили меня и выпороли больно.

— Эх! Жаль, что меня там не было! — бурно огорчился Хвост, опять не ничего вкурив.

— А ещё у пидорасов появляются странные желания обряжаться в женские одежды, колготки там разные на себя напяливать, морду мазать макияжем всяким, в обуви на каблуках ходить, задницей вертя, — продолжил я нагонять жути.

— Да ну! — снова запереживал Хвост.

А я с трудом сдерживался, чтобы не заржать в голос. Даже скулы сводило.

— Пожилых они не станут трогать, — попробовал возразить сосед.

— Вот они то, пожилые, в смысле, больше всего подвергаются опасности изнасилования. С ними ведь легче всего справиться, — убеждённо заявил я.

Сосед скис.

— И никаких лекарств против такой жути нету? — с надеждой вопросил он.

— Пока нет, — горестно помотал я физией, — Ну, если только предохраняться при помощи затычки в нужное место. В аптеке они должны продаваться.

Посидели молча. Хмель будто выветрился у пенсионера. Вдруг глаза у него загорелись каким-то пониманием, и он заорал:

— Вон оно чё! А ведь Лёнька то Брежнев оказывается тоже пидор!

Твою… конституцию! Я всхлипнул от рвущегося наружу смеха и выскочил из-за стола будто бы по нужде. Отдышался на улице и вернулся, слегка похрюкивая. Нет, пора уже помаленьку закругляться с этой вечеринкой, а то у меня в животе точно чего-нибудь надорвётся. Петровичу было уже всё по барабану. Кажется, он перебрал впечатлений этого дня. Короче, распрощались с ним почти по-английски и пошли в свои хоромы. Хвост хоть и поддатый, но был ещё в адеквате. В реках у него обнаружился купленный нами и реквизированный обратно кусок сыра.

— Он у нас дрова покрал, — прокомментировал он свой поступок.

— Хвостяре Бог послал кусочек сыра… — хмыкнул я.

В доме было ещё холодновато, дрова в печи не полностью прогорели. Добавили туда ещё несколько полешек и пошли в гараж, так как именно из него имелся хитро выполненный ход в подпол. Лючок располагался под Москвичом в ремонтной яме, практически незаметный. Открыли его, сдвинув лист из железа в сторону. Хвост первым спустился по деревянной лестнице и включил внизу свет. Помещение подпола выглядело коридором примерно метров на двенадцать длиной и трёх шириной, с потолком чуть больше двух метров. Пахло почему-то деревянной стружкой. Правая стена была вся заставлена стеллажами до потолка, на которых хранилась всякая бытовая всячина. В конце своеобразного коридора располагалась примерно такая же деревянная лестница вверх, запирающаяся люком. Получалось, что попасть в подпол из дома было невозможно. С учётом воровских наклонностей окружающего народонаселения индюкова предусмотрительность порадовала. По левую сторону коридора располагались четыре двери. За первыми тремя находились настоящие камеры с деревянными нарами. Своя собственная, так сказать, тюрьма. Одна из камер, судя по скобам в стенах и в потолке, использовалась как пыточная.

За четвёртой, самой неприметной дверью около второй лестницы, обнаружилось маленькое квадратное помещение с письменным столом, полочками и сейфом в виде шкафа, закрытого на шифр. Блокнот Децала был у меня всё время с собой. Открыв эту драндулетину, увидел хранящиеся там индюшачьи богатства. В верхнем, закрытом на ещё один замок, ящике, хранилось семь сберкнижек на предъявителя по десять тысяч рублей каждая и три на ту же сумму на имя Голубкова Леонида Митрофановича. В нижней секции сейфа, в кожаном портфеле лежали пачки десятирублёвок с редкими вкраплениями четвертных и полусотенных. После пересчёта купюр получилась сумма в шестьдесят четыре тысячи рублей. Ещё отыскался там же брезентовый мешочек, наполненный золотыми николаевками номиналом в десять и пять рублей, свёрнутых столбиками в вощёную бумагу по десять монет. Всего выходило по три свёртка каждого номинала. Отдельно навалом лежали десять монет советских золотых червонцев и банковский слиток золота на пол килограмма. Прикидочно вся эта масса оценивалась мною тысяч в двенадцать-пятнадцать деревянными. Правда, как реализовать эти явно краденые ценности я пока не представлял возможным. В итоге я разбогател прикидочно на сто восемьдесят тысяч рублей. Позвал Хвоста и велел притащить из машины портфель с гонораром от Секи. Деньги к деньгам, как грится. Бумаги и ништяковые продукты из портфеля переложил в спортивную наплечную сумку из кожзаменителя, найденную в коридоре на стеллажах. Подумав, вытащил из портфеля на карманные расходы десять чириков. И оставшиеся грязно-мятые купюрки к ним присобачил. Почему-то хотелось от них поскорей избавиться. Подумав ещё немного, вытащил оттуда ещё пять сотен на прибарахлиться. Портфель занял место с остальными теперь уже моими богатствами в сейфе.

В нижнем ящике стола нашёлся паспорт на имя того же Голубкова с мордой Индюка на фотке и с пропиской в Рыболово. Военник сержанта Голубкова, стрелка. Тэкс-тэкс! Трудовая книжечка санитара правдинской больницы. Как, значит, этот крендель школу закончил, так сразу в санитары подался, якобы. Забавно! Техпаспорт на Москвич. Временное разрешение на право управления именно этим транспортным средством на имя Кутырёва без фотки. Хвосту надо отдать. Пустые бланки и основы для документов так и не нашлись. Хвоста заставил порыться в барахле на стеллажах, что в коридоре. Вдруг там чего-нибудь стОящее найдётся.

Мифический Лёня Голубков сотворился 9 декабря 1932 года в селе Голубково Удомельского района Тверской области. Жены и детей, слава всем богам, не имел. Если получится у Хвоста исправить тройку на пятёрку и поменять фотку, то я стану этим самым Голубковым двадцати двух лет. В военнике и в других документах тоже надо будет фотки поменять и даты подтереть. Тогда я без особых напрягов стану владельцем этого дома и машины. Подписи только надо подучиться рисовать правильно.

Подозвал Хвоста и поставил перед ним задачу. Парень внимательно изучил документы и авторитетно заявил, что с поручением может справиться дня за три-четыре, если у него будут краски и инструменты, названия которых он не знает, но в магазине для художников увидит. Ещё понадобится уксус, марганцовка и перекись водорода. Ну и моя фотоморда, само собой.

Решили заканчивать дела в подвале, так как стрелки часов показывали на десять. Придётся оставаться здесь ночевать. Хвосту с его пьяной лыбой и мне без прав нечего даже думать садиться за руль, коль пузатые гаишники начали свирепствовать.

Несмотря на все усилия печки, холодно было даже на кухне. Температура конечно же повысилась, но примерно градусов на пять. Лежак на печке нагрелся пока слабо. Думаю, под одеялом и тесно прижавшись друг к другу мы переживём ночь. Обустроили спальное место как положено, натаскав туда спальных принадлежностей. Хвост умотал малость пожурчать на ветру, а я разделся и забрался ногами вглубь в уютное нутро запечного пространства, закутавшись в одеялко. Было приятно слушать гул огня и наблюдать его загадочный танец в светотенях на стенах и потолке.

Явилось моё поджарое сопровождение и тоже собралось залезать на печку. Вот только оно почему-то было в абсолютно голом виде. Ещё один эксгибиционист хренов на мою голову. На мой возмущённый вопль он ответил, что всегда так спит.

— Но я тебе не Маринка, чтобы со мной без трусов спать! — взбеленился я, — Ни стыда, ни совести у человека! Ишь, чего удумал!

Хвост озадаченно стоял внизу и чего-то ждал. В отсветах пламени его тело быстроногого бога Меркурия смотрелось особенно выигрышно. Надо его срочно запихивать на курсы к Дибич. И всех зайцев поголовно тоже туда. Но, блин божественный, как бы было офигительно, если Хвост обратится женщиной! Подумал и даже содрогнулся от предвкушения. У меня же получилось непроизвольно соседа Змея по палате трансформировать из парня в девушку. Вот только как такое бы повторить. Где-то должна быть понятная методика. Столько полезного опыта пропадает в пучинах тысячелетий.

Так… Плечи широкие слегка заузить. Грудки вот сюда такие… круглые, упругие… С рубиновыми сосочками, ммм… Кубики на прессе… не понадобятся. Ну а с этими болтающимися дополнениями и так понятно, что делать. Резать, и никаких сталактитов… Ну, типа того. А, самое главное, лицо. Его черты. Нет, всё равно остаётся ощущение чего-то изначально мужского, неуловимо ускользающего. Переделать такое совершенное творение, не ухудшив, будет абсолютно невозможно. Эх, как было бы здорово, если Хвост был изначально женщиной!

Меня вдруг бросило в жар.

— Да пошёл ты нахпипи отсюда, собака кошмарная, — бешено заорал на него, — В спальню вали.

Тот продолжал стоять.

— Ты чего тормозишь? — неистовствовал я.

— Хозяин, я виноват. Накажи меня, — заявил Хвост.

Чуть не свалился с печки. А Хвост и в самом деле мазохист. Маринка знает? Наверное, в курсе. Представляю, какие там у них фестивали творятся. А какая же всё-таки тварь, этот Индюк! Гори в аду, мразь! Так исковеркать душу парня надо постараться. По правде говоря, у него получилось исполнить вековечную и вожделенную мечту всех тиранов, диктаторов и прочих власть придержащих по созданию абсолютно покорного индивида, работающего за тарелку дешёвой похлёбки и обожающего своих угнетателей. От жестокого и невыносимого бытия и страданий личность некоторых людей корёжится.

У ассасинов что-то такое получалось. По правде, там ещё применялись наркотики. Можно вспомнить такую отрыжку цивилизации как Османская империя, где дети, выкраденные из семей побеждённых народов, воспитывались в жестоких условиях, становясь со временем янычарами, послушными исполнителями воли своих начальников и безжалостными орудиями убийств. Эта же тема неплохо отражена в гениальном фильме Лилианы Кавани «Ночной портье». Оставшаяся в живых узница фашистского концлагеря в мирной жизни случайно встречается со своим мучителем, и по взаимному согласию они возобновляют прежние садомазо отношения.

Как ни стыдно было признаться самому себе, но покорность Хвоста меня тоже устраивала. Вот только возможную голубизну и прочие извраты надо будет у него из мозгов изгнать. Провести своего рода антииндюковскую терапию. Хочется таким парнем восхищаться, а не презирать его.

— Хрен с тобой, морда бесстыжая, залезай уж. Только трусы не забудь надеть, — сдался я.

Хвост проворно вскарабкался на печку, глядя на меня благодарными глазами. Повозившись, устроился под одеялом и затих. Прижиматься ко мне он не рискнул.