Глава 12

Понедельник, 17.03.1975 г.

В то время, пока мы с генсековной деловито затаривались дефицитом для поездки к Юле, в одном приметном здании на площади Дзержинского состоялись события, причиной которому невольно послужили мои действия. К председателю КГБ Юрию Владимировичу Андропову неожиданно напросился по коду срочности начальник двенадцатого отдела генерал-майор Плеханов.

Неожиданно, потому что они уже виделись на утреннем совещании. Код срочности придумал ещё покровитель Андропова Отто Куусинен для ближайшего окружения со строгой регламентацией не злоупотреблять этой привилегией. Он не любил, когда к нему кто-либо входил в кабинет без предварительного согласования. Кодом могла служить любая нейтральная фраза с редко употребляемым словом. Например — «здоровяк». Комичное «Чьёрт побьери» из фильма «Бриллиантовая рука» вряд ли не прокатило бы.

Придя в Комитет, Андропов позвал за собой из ЦК многих референтов, к которым привык и полностью им доверял, считая их своими соратниками. Среди них и был Юра Плеханов. Плеша, как прозывали его сослуживцы. В Комитете он поначалу работал в звании подполковника старшим офицером приёмной. С начала 70-х возглавил 12 отдел, занимающийся прослушкой телефонов и помещений.

Рабочий день главы госбезопасности был на сегодня как назло плотно загружен встречами с иностранцами. С утра у него в кабинете паслись палестинцы от Ясира Арафата. После обеда он выслушивал доклад начальника Первого Главного управления и своего ближайшего друга генерал-лейтенанта Крючкова касательно вопросов внешней разведки. В данный момент он принимал делегацию повстанцев из пока ещё португальской Анголы. С шести вечера намечена встреча с вьетнамскими дипломатами. В каждых переговорах непременно участвовали как свора очкариков со Смоленской площади, так и лампасные пузачи с Арбатской. А то и какой-нибудь клерк со Старой площади притащится.

Больше всего тяготило присутствие его зама — генерал-полковника Цынёва Георгия Карповича на всех таких мероприятиях. Мелкий, лысенький, с большими ушами, получивший от коллег прозвище «Пень», был приставлен от ЦК присматривать за делами Комитета и, конечно же, за самим шефом. Практически все в Комитете ненавидели его за злобный характер и склонность к интригам. Однако, приходилось терпеть выходки этого нелепого и настырного человечка, так как тот являлся родственником самому Леониду Ильичу. По должностным обязанностям Цынёв курировал также работу двенадцатого отдела, поэтому Плеханов должен был сначала доложить о происшествии ему, но предпочёл обратиться напрямую к главному.

Прерывать совещание ради рандеву с соратником было бы очень неразумно. Пень мог бы насторожиться. Андропов дождался планового перерыва и прошёл через комнату отдыха к тайному шкафу.

Шкафом сотрудники называли узкий предбанник перед входом в кабинет с откидными сидушками по бокам, где в сталинские времена располагался дополнительный пост охраны. Но, кроме этого предбанника, имелся ещё один такой же, располагавшийся со стороны комнаты отдыха. Андропов, получив назначение на это место, распорядился оборудовать такой шкаф узкими, но вполне удобными креслицами, откидным столиком и светильником. Здесь его дожидались для секретных встреч «свои» люди. Попасть туда нужно было из секретного коридора, ведущего к не менее секретному лифту, предназначенного только для хозяина кабинета. На нём он спускался с третьего этажа в секретный гараж и мог незаметно для подчинённых выехать из здания куда угодно по своим тайным делам.

Лифт мог отвезти хозяина ещё ниже. Однако, туда ему не было доступа до той поры, пока в 1973 году не стал полноправным членом Политбюро. Ожидаемо там оказались подземные помещения с опустевшими камерами для заключённых и уходящие далеко в неизвестную темь тайные ходы. Времени на исследование подземных ходов у Андропова не имелось, но конторские старослужащие докладывали, что по ним можно тайно попасть в Кремль. Ещё ниже находилась ветка метро, тоже какого-то такого секретного.

В секретный коридор у андроповского кабинета можно было попасть из служебного только через неприметную дверь с надписью «Техническое помещение», ключи от которой имелись у ограниченного контингента лиц. Так что, когда Председатель Конторы открыл шкаф в своей комнате отдыха, то ожидаемо обнаружил в нём генерала Плеханова.

— Выкладывай скорей, что там у тебя стряслось, Юра, — проговорил нетерпеливо Председатель вошедшему в комнату человеку в стильном сером двубортном костюме и с галстуком в косую полоску.

Плеша, как все бывшие референты Андропова из ЦК предпочитал одеваться цивильно, хотя к его ладной фигуре очень бы подошла военная форма. Шефу же при его мешковатости военная форма была категорически противопоказана.

— Сегодня, примерно без четверти двенадцати состоялся телефонный звонок Шелепину в ВЦСПС из квартиры Леонида Ильича. Известно только, что разговор был непродолжительным, — доложил генерал, — Звонили по выделенке, которую вы же сами запретили прослушивать.

Глава Комитета почувствовал холодок под лопатками, тяжело осел на диван и неожиданно даже для самого себя смачно выматерился.

— Что дал опрос контингента? — спросил он, немного успокоившись.

— Секретарь Шелепина располагается в отдельном кабинете с хорошей звукоизоляцией. Осторожный зондаж её нашим человеком о сути проведённых переговоров не дал никаких результатов.

— Что, разучились работать с людьми? Подкупить чем-нибудь пробовали? — вспылил шеф.

— Она — участница войны, белорусская партизанка. Очень смелый и принципиальный товарищ. К тому же, абсолютно предана Александру Николаевичу. Не получится с ней разговор в желательном нам русле, — виновато пояснил Плеханов.

— Чёрт! — Андропов крепко врезал по журнальному столику кулаком, — Ладно. Будем думать. Свободен, Юра. Благодарю за оперативность.

Попрощавшись с деятельным подчинённым, Андропов сразу же прилёг на диван. Так лучше всего думалось.

Самое неприятное, что звонили от Лёни Шурику, а не наоборот. Давно надо было бы убрать этого наполеончика. Было же множество возможностей. Лёня всё чего-то опасался. И американец советовал ему не проявлять излишнюю политическую активность в этом вопросе. Доопасался, что теперь все в Политбюро посматривают на него с опаской. Де слишком часто возле лёниных ушей отираюсь. Громыко ещё более-менее доброжелателен, дипломата в себе не прокашляешь. А вот Кириленко с Подгорным, к примеру, и маршал Гречко так просто волками смотрят. Кириленко совершенно безосновательно считает Андропова причастным к смещению своего дружка Воронова Геннадия в позапрошлом году. Не нужно было ему ссориться с Дарагим. Вот и получил под зад коленом. Зато Подгорный был прав в своих обвинениях, но только отчасти. Главу украинских коммунистов Петра Шелеста в большей степени свалили интриги наследующего все его посты Владимира Щербицкого.

Брежнев не без помощи врачей постепенно терял здоровье и способность к управлению. Власть над огромной страной незаметно перетекала к небольшой группке референтов, контролируемых Сусловым, Подгорным, Косыгиным и Андроповым. Фактически только к группе самого деятельного из них — Андропова. Суслов считался вторым лицом в Политбюро и был по всем партийным канонам наследником престарелого вождя, хотя привык уже быть на вторых ролях, интересуясь в большей степени идеологией. Амбиции «президента Коли» можно было не брать в расчёт после потери опоры на украинские парторганизации. Косыгин был нужен для решения чисто экономических задач. И все они были пока нужны Андропову только для прикрытия. Как и сам Брежнев. Показывать сейчас свои намерения было не то что опрометчиво, но даже крайне опасно для дальнейшей карьеры. И так стоило невероятных усилий убеждать Лёню соглашаться на устранение какого-нибудь деятеля из Политбюро. Приходилось идти на откровенные провокации и подставы. Шелеста и Василия Мжаванадзе удалось свалить по причине их тупости и жадности. Шелепина на таком преферансе развести было гораздо трудней. Прошлось готовить против него специально разработанную тайную операцию под названием «Денди». Никто в ЦК о ней пока не знает.

В конце марта Шурик должен отправиться с визитом в Англию, встречаться с тамошними профсоюзами. Мои люди должны как надо зарядить английскую общественность, и от бедного Шурика будут лететь тогда пух и перья. Сейчас Лёня из-за ведущихся переговоров по безопасности и сотрудничеству в Европе очень не любит проблем с Западом. Наедет потом на несчастного Шурика всей своей бровеносной мощью. Только мокрое место останется. Надо только снова не проспать и своего человечка на освободившееся в Политбюро место воткнуть.

Вспомнилось вдруг, как первый раз встретился с Шелепиным. Кажется, это произошло летом 1951 года, где-то в конце августа на Валдае. Друг Юрий, сын умершего любимца Сталина Андрея Жданова, праздновал там свой тридцать второй день рождения. Было приглашено множество партийных и комсомольских функционеров, отпрыски высоких чиновников, разные знаменитости вроде тенора Николая Коршунова, футболистов Карцева и Дёмина, актёра Марка Бернеса, балерины Майи Плисецкой и композитора Никиты Богословского. Присутствовала на празднике, конечно же, его жена Светлана, она же дочь Сталина, и её брат Василий с целой сворой своих друзей-лётчиков.

Из-за жары было решено устроить банкет в виде пикника на берегу озера. На травке в тени от деревьев были расстелены покрывала, установлены блюда с вкусной снедью, напитки, пиво, вино. Было очень весело. Принесли патефон и танцевали под зажигательные мелодии. Много шутили, рассказывали анекдоты, смеялись, иногда спорили.

Неприятно поразила Андропова позиция по джазу, отстаиваемая спортивного вида пареньком с волевым и симпатичным лицом. С ним схлестнулся знакомый ему музыкант-саксофонист Володя Кудрявцев. Ещё до перевода в столицу Андропову приходилось часто приезжать сюда по делам своего патрона Куусинена. За время командировок очень полюбил эту музыку и обзавёлся кое-какими знакомствами среди джазменов.

— Джаз вызывает у людей желание прыгать, трястись и корчиться, — горячился спортивный парень, — Это — проявление буржуазного образа жизни, с которым должен бороться каждый сознательный советский человек.

— Чушь! — орал на него Вовка, — В основе мелодии джаза лежат негритянские и индейские мотивы. Эта музыка для простого народа и зовёт к прогрессу, к великому будущему.

Ребята так разорались друг на друга, что, казалось, скоро грянет драка.

— Прежде чем критиковать музыкальные стили, неплохо бы вам иметь хотя бы общее представление о сути спора, — вежливо вступился Андропов за музыканта, — Если бы вам довелось услышать исполнение Диззи Гиллеспи, или Гленна Миллера, вы бы не были так категоричны в своих суждениях.

Спортсмен окинул сутуловатую фигуру нового спорщика с заметным презрением и обратился к музыканту с неожиданным предложением:

— Пошли, Вовка, поныряем. Позже доругаемся.

— Что за гусь, такой принципиальный? — спросил Юрий у всезнающего своего ровесника Саши Белякова, тоже работающего в аппарате ЦК, кивая в сторону купающихся парней.

— Это же Сашка Шелепин, второй секретарь Комсомола. Карьерист, каких свет не видывал. Не удивлюсь, если в скором времени он окажется в Политбюро ЦК возле самого товарища Сталина.

Пробивные способности Шелепина действительно впечатляли. Большую часть вечера парень крутился возле детей вождя.

Следующий неприятный момент произошёл два года спустя. Шелепин к этому времени получил должность первого секретаря ЦК ВЛКСМ, а Андропов ожидал назначения возглавить подотдел в отделе партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК. Они встретились в коридоре здания на Старой площади. Шелепин загородил ему путь и сразу же начал орать, потрясая какой-то бумажкой, требуя прекратить писать доносы на его сотрудников. Было недвусмысленно обещано набить функционеру морду. Юра не на шутку испугался и с готовностью промямлил какие-то примирительные сентенции. В дальнейшем они по возможности старались ограничить общение между собой. Если контакты всё же возникали, то имели только вынужденно-деловой характер. Андропов вскоре перешёл на дипломатическую работу и уехал в Венгрию на четыре года, а Шелепин продолжал руководить Комсомолом и набирать политические очки в качестве хрущёвского соратника.

Оба примерно в одно и то же время стали работать завотделами в ЦК КПСС. Позднее Шелепин возглавил КГБ и через три года стал секретарём ЦК. Хрущёв активно продвигал Шурика, рассчитывая сделать его своим преемником. Он был назначен главой Комитета партийно-государственного контроля с огромными полномочиями наказывать и снимать проштрафившихся партийных и советских работников. Карьера Андропова была менее блистательной. Тем не менее, он тоже получил пост секретаря ЦК, хоть и на год позже. Ему оказывал поддержку второй по значимости в партийной иерархии человек — Отто Куусинен.

Трудно понять причины, побудившие Шелепина принять участие в свержении своего патрона, чтобы поставить над собой недалёкого Брежнева. Никита Сергеевич ведь сам намекал, что вскоре уйдёт на покой по плану ротации кадров и уступит место более молодым. Захотелось ещё больше власти? Оказалось, что в тихих подковёрных поединках с прожжёнными партаппаратчиками одной лишь напористости было маловато. Хотя Железный Шурик и получил после переворота место в Политбюро, довольно скоро он растерял всё своё влияние и был вынужден пересесть на малозначимое место Председателя Центрального органа профсоюзов.

Более опытный Андропов, хоть и остался тоже без своего покровителя. Куусинен внезапно умер за полгода до падения Хрущёва. Смог вырулить на хорошие карьерные позиции. В этом ему помог, как ни странно, сам Шелепин. Он передал Брежневу компромат на Андропова касательно участия того в Ленинградском деле. Однако, новому генсеку были нужны именно такие люди с «душком», то есть запятнанные в каких-либо неблаговидных поступках. К тому же, Андропов не примыкал ни к какому партийному клану и старался держаться подальше от выяснений отношений между партаппаратчиками. Вскоре ему поручили возглавить Комитет госбезопасности.

Карьера Шелепина напоминала чем-то полёт сбитого, но ещё не потерявшего окончательно управление самолёта, планирующего неуклонно вниз. Брежнев выбивал так называемых «комсомольцев» с влиятельных государственных и партийных постов осторожно и неторопливо. По мало кому понятным номенклатурным правилам, их направляли в ранге послов в дальние страны. С каждым выбитым из обоймы сторонником Шелепин становился всё более слабым, но членства в Политбюро не терял. Брежнев вёл какую-то свою, не понятную всем игру…

Чёрт, у меня же совещание! Андропов ошалело вскочил и сел на диване. Операция «Денди» теряла всякий смысл, поскольку замыкалась на Брежнева, который становится неопределённой составляющей в уравнении. Видимо придётся прибегнуть к самому радикальному варианту устранения Железного Шурика. Ставки на высоких этажах кремлёвского олимпа чрезвычайно высоки. Значит, надо срочно загрузить Володю Крючкова разработкой новой операции.

Придя к определённому итогу, Юрий немного успокоился и вернулся в свой обширный кабинет. Почему-то ему было холодно и слегка потряхивало. Участники совещания в отсутствии главного устроили перекур с кофепитием. Африканцы слушали анекдоты от начальника ГРУ генерала армии Ивашутина Петра Ивановича и с готовностью скалили зубы. В услугах переводчика они явно не нуждались. Один из них — худощавый улыбака — выглядел почти как мальчишка. Андропов неосознанно почувствовал к нему какую-то симпатию. Возможно, именно это обстоятельство послужило потом стремительному возвышению этого симпатяги сначала в политической организации МПЛА, а затем через четыре года помогло стать президентом Анголы.

— Что-то вы, Юрий Владимирович, очень бледный какой-то сегодня? Может быть, вам врача позвать? — заботливо осведомился генерал Ивашутин.

— Не стоит, Пётр Иванович, но вы — правы. Мне немного нездоровится, — согласился Председатель Комитета, — Наверное, будем на сегодня завершать нашу встречу. Завтра ангольские товарищи пусть поработают по ранее согласованному плану.

Когда участники совещания, тихо переговариваясь, покидали его кабинет, Андропов негромко распорядился:

— А вас, товарищ Крючков, я попрошу задержаться.

И недоумённо воззрился на улыбающиеся рожи офицеров.

* * *

К Юле в Просторы добрались только часам к шести. Вылезли из Волги с тортами и ликёрами и грузно потопали к подъезду. На лестнице встретились со спускающейся навстречу парочкой Паносянов. Бедняжки побледнели и остекленели глазами, позабыв ответить на моё вежливое приветствие.

— Маску мне теперь одевать, что ли? — процедила принцесса, когда мы уже значительно разминулись с семейкой моей сестры.

Видимо, она приняла их душевные переживания на свой счёт.

— Зачем маску? Усы и бороду наклей, и будет самое то, — дружески подшутил.

— Получишь у меня, — пообещала Галина и незамедлительно исполнила угрозу, стукнув кулаком в бок.

Крепенькая мадама. Наблатыкалась в своих цирках. Вот уже домашнее насилие началось ко мне применяться. Всё, ухожу в монастырь!

Звонили в дверь долго. Я уже начал беспокоиться, что понапрасну приехали. Когда дверь всё же отворилась, то не сразу узнал прежнюю англичаночку. Похудевшая женщина с тёмными кругами под глазами, в своём неизменном махровом халатике. Кажется, она была слегка подшофе. Даже попытка приветственно улыбнуться получилась у неё какой-то жалкой. На кухонном столе сиротливо маячила початая бутылочка водки в окружении малосольных огурцов. Нам было предложено раздеться в прихожей и пройти на кухню.

— А я вас знаю, — обратилась она к Галине, — Я ещё в школе училась, когда приезжала к дяде Семёну на новогодние каникулы из Свердловска. Вы мне тогда французскую косметику Кларанс подарили.

— Помню-помню! — обрадовалась Леонидовна, — Вы к нам на дачу вместе с Семёном Кузьмичём приезжали. Такая была стильная большеглазая девочка-красавица. За тобой ещё Игорёк ухаживал, внук Громыко.

— Она и теперь очень красивая, только немного больная и печальная, — поправил я Галину, — Горе у неё.

— Водочку употребляешь? — хозяйственно взяла бутылку в руки Галина, — Столичная. Ширпотреб. Жених что ли бросил?

— Убили его, — с трудом произнесла Юлия и сильно разрыдалась.

Пришлось её утешать разными способами. Галина распорядилась оснаститься добавочными рюмками и разлить по ним золотистой Бехеровки. Мне пришлось взять в руки гитару и вновь исполнить по просьбе Юлии песню Макаревича «Пока горит свеча».

— Коля Никитин весь не умер, пока его дело живёт и живы его товарищи, — заявил я, — Надо помочь его соратникам. Расскажи Гале о вашей деятельности.

Галина всякими женскими уловками тоже старалась разговорить Юлю, отвлечь от страшной душевной боли. Я продолжал наигрывать на гитаре разные спокойные мелодии. Наши усилия увенчались успехом. Юлия окончательно пришла в себя и стала рассказывать историю своей любви и борьбы. Поначалу принцесса круглила глаза и вставляла реплики, которые намекали на её скептическое отношение к сути услышанного. Её сильно удивляло: «Как родственница такого высокопоставленного лица, имеющего доступ ко всем возможным номенклатурным благам, может бороться против существующего порядка». Юля спокойно и грамотно парировала её доводы. Постепенно Галина начала в некоторых местах соглашаться с приводимыми обычной учительницей английского аргументами.

— Весь мир живет нормальной жизнью. А мы всё время куда-то прорываемся, чего-то доказываем, — высказалась она с иронией, — Однако, наша музыка и балет вне конкуренции. И в космосе мы весь мир опережаем.

— Достижения в области искусства и в космосе у нас выполняют больше пропагандистские функции. Будто витрины в плохом магазине. Заполнены они приличным товаром, а на складах лежит одно лишь гнильё. На Западе витрины отражают тот же ассортимент товаров, что и во всём магазине. Социализм — это власть чиновников, душащих любой прогресс. Какие-то чинуши решают закрывать перспективное направление в вычислительной технике, обеспечив на десятилетия техническое отставание от американцев. А, может быть даже на века. И с искусством то же самое. Захотели Фурцева и Лапин уничтожить великого певца Ободзинского и пустили его жизнь под откос. Сколько прекрасных фильмов не было пропущено высоким начальством к советским зрителям и лежит на полках до лучших времён? Даже «Белорусский вокзал» с трудом избежал такой участи, потому что случайно попал к Леониду Ильичу и получил одобрение, — разошёлся я.

— Чего ты предлагаешь? — слегка недовольным тоном спросила Галина.

— Надо вернуть людям обещанные права самим решать, как жить, какие фильмы смотреть, какую музыку слушать и под какую танцевать, какие товары выпускать. Плановая зарегулированная советская экономика показала свою полную несостоятельность. Потребитель, а не чиновник Госплана должен решать, что должно лежать на витринах магазинов. Качественные товары, в том числе импортные, должны продаваться не только в Берёзках для дипломатов и уркаганов, но и в каждом сельпо, — развыступался я, — Общество не должно мечтать о западных джинсах и жвачке. Лишь чудо спасло подростков, пришедших на хоккейный матч молодёжных команд Советского Союза и Канады, в Сокольниках десятого марта. Канадцы бросали ребятам жвачку, а те кидались за ними, как голодные зверьки. Чуть было не случилась давка из-за этого объекта вожделения советских пацанов.

Леонидовна в конце-концов пообещала поговорить с Юрой Андроповым о судьбе соратников Коли Никитина, остающихся в спецпсихушках, но как-то нехотя. Может быть, мне так просто показалось. Обе дамы ведь были изрядно нализавшимися ликёром. Они между собой сблизились настолько, что от острых политических тем плавно переметнулись к приятным дамским: о моде, шмотках, косметике, причёсках и камушках драгоценных. Я не знал, куда деваться от скуки, пока не зашла речь о нашем с Галиной знакомстве в ресторане «Русь». Меня тут же заставили исполнять песни из того репертуара, который выдавал тогда. Пришлось спеть парочку, конечно же, своим обычным голосом. Юлечка спьяну разболталась и выдала Галине мой секрет, что мне негде жить. Принцесса моментально пообещала, что найдёт мне подходящую жилплощадь в столице. Талантливые де личности не должны тяготиться бытовыми вопросами. Вдогонку досталось на орехи моей незамысловатой одежонке. Короче, опозорили меня с ног до головы. Чуть было не охрип, доказывая, что со своими проблемами как-нибудь сам разгребусь.

Юлия промежду прочим сообщила, что Ангелина Давыдовна возила своих птенцов на областной смотр пионерской песни и добилась давно желанного результата. Пятиклассница Наташа Костина прекрасно справилась со своей задачей, отменно исполнив композицию «Прекрасное далёко» и получила заветное первое место вместе с путёвкой на республиканский смотр в конце апреля. По условиям, на конкурсе от школ должна была участвовать только одна песня. Поэтому вторую нашу песню не допустили к участию. Пионер Вова Пряхин так сильно расстроился, что не придумал ничего лучшего, как вылезти на сцену и спеть «Красного коня» а капелла. Так проникновенно спел, паршивец, что сорвал бешеные аплодисменты. И хотя он и не добился призов, зато удостоился внимания благообразного худощавого старичка из жюри с предложением приехать с родителями и попробоваться на место в Большом детском хоре Всесоюзного радио и Центрального телевидения.

Учительницы всё же организовали обещанный вечер чикинских произведений со стихами Сергея Есенина. Не директор Николай Николаевич внезапно подобрел, а Ангелина Давыдовна удалось договориться с самим хозяином Родных Простор Марчуком. Он распорядился предоставить под мероприятие ДК. Представление назначено на двадцать первое марта, в пятнадцать часов. Юля настоятельно просила меня и Галю посетить этот вечер. Та ответно пригласила её к себе на дачу в Дубки погостить, как раз на весенние каникулы.

— А меня ты туда не приглашаешь? — деланно обиделся я.

— Не приглашаю, потому что и так сейчас туда поедем, — хохотнула принцесса.

Почти уговорили обе бутылки ликёра с небольшими добавками из юлиных запасов, Галя окосела настолько, что уже не могла сама подняться. Юля предложила нам заночевать у неё, но мне нужно было именно сегодня попасть в Рощу. Неизвестно, чего там опять натворили мои подопечные.

— Зачем она тебе нужна, такая старая? Хочешь, я буду твоей, — неожиданно заявила Юля.

Я бы отнёсся к этим словам серьёзней, если в руках учительницы не плескался ликёр в зеленоватом фужере, а на губах не блуждала пьяно-кривоватая улыбка.

— Увидимся ещё… поговорим, — неопределённо высказался заполыхавшей физией.

Надо же, ещё одна щель неожиданно раскрылась передо мной. Я про возможности, окно там… Фу, какие пошлости лезут в мою пьяную и отупевшую оконечность. Пора собирать манатки и чесать в заячью обитель. Кстати, время уже поджимало к девяти вечера. Я спустился за Валерой. Вместе с ним мы транспортировали и погрузили принцессу в салон машины.

Водилу попросил, чтобы он меня подбросил до Берёзовой Рощи. Как раз там будет по пути в столицу. Высадился у автобусной остановки, не заезжая в посёлок. Поблагодарил Валеру. Принцесса спала, издавая порой мычащие звуки. Сам я держался на последних остатках мужества. Закалённый алкоголем организм позволял сохранять кое-какие функции и более-менее приличное восприятие окружающего мира, хотя чуть не забыл вытащить из машины заметно отощавший портфель с деньгами и документами.

В общажной комнате застал только Муху, остальные зайцы ушли смотреть по телевизору вечерние программы в специальный для этого холл на втором этаже. Комната удивляла своей чистотой и порядком, а Муха какой-то необычайной предупредительностью. Предложил мне подогреть чай с остатками песочного пирожного. Я отказался и прилёг на кровать, не раздеваясь. Мишка сгонял за своими товарищами, и вскоре комната наполнилась радостным гомоном. Все зайцы удивляли своим отменным поведением и желанием мне угодить.

— Вы чего, успели получить горячих от Хвоста на свои худосочные окорока? — пришлось поинтересоваться у них всех.

— Не, хозяин, Хвост никого особенно не порол. Тапыча только чутка, но он сам виноват и осознал, — ответил за всех Акела.

— А сам он где… Хвост в смысле?

— У Маринки гостит… — высказался Муха и тут же получил подзатыльник от Удава, — У Марины Аркадьевны.

— Сгонять за ним? — предложил Акела, — Хвост велел послать за ним, как только ты появишься.

— Не стоит, поздно. Завтра всё равно с ним увижусь. Рассказывайте, как вы тут без меня жили-поживали? Чего набедокурили?

— Да так… Ничего особенного… У Лидии Геннадьевны занимаемся… Некогда нам хулиганить… — заговорили все сразу.

— К хореографу домой давайте кто-нибудь сгоняйте. Сказать ей надо, что я приехал и готов завтра с ней встретиться и позаниматься. Пусть сама назначит время.

— Муха пусть сгоняет, он ведь дежурный, — предложил Тапыч.

— Давай, Муха. Рви когти, — отправил он парня в полёт.

— Директор Николай Михайлович приходил к нам вчера, беседовал, — проговорился Акела и как-то закосил глазами.

— Рассказывайте, в чём было дело? — потребовал я.

— Ну, он сказал, что мы сейчас типа беспризорных живём, и это непорядок, — деловито пояснил Удав.

— На него наехали из соцзащиты и куда-то хотят нас отправить, но мы не соглашаемся. Хотим с тобой остаться, — дополнил его Акела.

— Вам всем по закону нельзя без опеки пребывать, а я ещё молод, чтобы вас усыновлять. Жаль, что не удалось вас рассовать здесь по семьям. Сами себе поднасрали, долбанные придурки. Ладно, завтра поговорю с Шумиловым. Узнаю, что он по вашему поводу думает. А теперь всем спать, голова совсем отваливается.

Зайцы запросились уйти досматривать фильм «Мятежная застава» в телевизионном холле. Спать де ещё рано. А мне ради чего кобениться? Пусть таращатся своими зенками куда хотят. Муха слетал кабанчиком к Дибичам и уже вернулся, сговорившись по тренингу на десять утра.

Загрузка...