Продавщица 4: А с платформы говорят…

Глава 6

— Ну вот, собственно, добро пожаловать! — толкнув дверь дальней комнаты по коридору, возвестила Вера. — Ключ, который маленький, — отсюда. Большим, длинным, будешь открывать входную дверь. Так, Влас с Лидой вернулись уже, пора их кормить и развлекать. График дежурств на туалете висит, ознакомься. Извини, пойду я, завтра пообщаемся! А ты обустраивайся пока, чувствуй себя, как дома! И не стесняйся, у нас тут все свои, не обидят. Ну а если будут обижать — зови меня! Да шучу я, шучу… Заваливайся в кровать и отдыхай!

— А где Агафья Кирилловна, ну, которая тут раньше жила? — полюбопытствовала я. — Неужели…?

— Типун тебе на язык! — всплеснула руками Вера. — Жива-здорова, нас переживет! Она тут с сороковых еще, кажется, жила, юной совсем, и во время блокады тоже. На пенсию она вышла, к родственникам поближе переехала в область, там ей квартирку в деревянном доме выделили крохотную. Говорит, если здоровье будет позволять, в сельскую школу устроится, детишкам черчение преподавать. А комната ее тебе теперь досталась. Скучаем мы по ней иногда, она постоянно детишек наших баловала, пироги им пекла и леденцы в формочке делала. Кстати, Даша, если хочешь сладкого, то в продуктовом внизу выкинули апельсины, можешь занять очередь, часа за два должна дойти… Слушай, как все-таки здорово, что теперь вместе будем жить!

Обнявшись с подругой, я вошла в комнату и, поставив на пол свою уже изрядно надоевшую за день дорожную сумку, огляделась. Сил уже никаких не было. Голова от множества недавно случившихся событий просто шла кругом, а посему стоять в очереди за апельсинами еще два часа мне совершенно не хотелось. Подожду, пожалуй, своего возвращения в 2025 год, где эти заморские фрукты уже не являются дефицитом, да куплю в первом попавшемся магазине сразу пару-тройку килограммов…

При воспоминании о настоящем, из которого меня кто-то уже в четвертый раз бесцеремонно выдернул и снова поместил назад в прошлое, мне стало немножко грустно… Как-то там поживает мой муж Георгий? Неужто снова не заметил моего отсутствия? Интересно, в моем мире время снова остановилось, как это и было все предыдущие три раза? А вдруг в этот раз все пойдет совершенно по-другому, дни будут идти своим чередом, и недоумевающий супруг станет метаться по городу в поисках пропавшей женушки? А потом, чего доброго, махнет рукой, оформит развод и найдет себе другую?

В задумчивости я села на старенькую кровать, которая жалобно заскрипела, и, постукивая пальцами по матерчатому покрывалу, принялась думать, что делать. Что ж, как и раньше, пришлось признать, что лучшее, что я могу сделать — это пытаться выжить в предлагаемых обстоятельствах. За все это время мне так и не удалось выяснить, что нужно сделать, чтобы попасть в прошлое, и как вернуться обратно. Всякий раз это происходило без моего участия. Прямо как в сказке моего любимого писателя Льюиса о волшебной стране Нарнии: ее героям никогда не удавалось попасть в нее по своему хотению, а вот когда они совершенно не думали об этом, то неожиданно для себя оказывались в загадочном мире, где когда-то встретили доброго льва Аслана и злую королеву…

Я осмотрелась вокруг. Комната, доставшаяся мне в пользование от государства после того, как в ней несколько десятилетий прожила незнакомая мне Агафья Кирилловна, которая позже переехала на постоянное место жительства в Ленинградскую область, разительно отличалась от жилища в Москве, выделенного школьной учительнице Дарье Ивановне.

Обстановка в моей бывшей комнате была, скорее, спартанской и мало чем отличалась от той, которая была когда-то в общежитии: стол с настольной лампой, стул, старенькая панцирная кровать… Нет, конечно, мы с моими подружками Лидой и Верой пытались сделать наше обиталище уютным: вешали на стены картины и фотографии любимых актеров, но, как ни крути, общага — она и есть общага. Казенная мебель с казенными номерами…

Позже я (точнее, моя названная сестра-близняшка Даша), окончив институт, получила комнату в коммунальной квартире. Но, признаться, наведением уюта в своей комнатке в коммуналке я практически не занималась — не до того было. То милиции ловить маньяка помогала, то проблемы соседки Анечки и коллеги Катерины Михайловны решала, то разыскивала пропавшую подружку Лиду… У настоящей Даши, видимо, тоже хватало своих проблем.

Когда я попала в СССР аж в третий раз и снова обнаружила, что мне придется ходить в школу и учить отроков разумному, доброму и вечному, у Дарьи Ивановны, по всей видимости, финансовое положение улучшилось — в ее комнате теперь появился телевизор «Старт», точь-в-точь такой, на краже которого и попался в итоге некогда неуловимый преступник Владимир Ионесян по кличке «Мосгаз». А книги, раньше лежавшие ровными высокими стопками на столе, за которым я проверяла тетради учеников, аккуратно перекочевали в простенький шкаф, стоящий в углу.

Интересно, сколько пришлось откладывать на покупку телевизора настоящей учительнице Дарье Ивановне Кислицыной? Наверное, не меньше двух лет. В семидесятых телевизор в доме, конечно, не был такой роскошью, как в пятидесятых, но, тем не менее, являлся очень не дешевым приобретением… Возможно, Дашенька даже экономила на покупке самого необходимого — туфлей, хорошей верхней одежды… И все это ради того, чтобы иметь возможность вечерами посмотреть любимые передачи на черно-белом экране… Откладывала на такую покупку, наверное, и незнакомая мне Агафья Кирилловна, так любящая угощать соседких детей самолично приготовленными леденцами на палочках…

В комнате, доставшейся мне нее, никакого телевизора не было. Осталась только старенькая «программка», вырезанная из газеты, в которой названия любимых передач были подчеркнуты ручкой. Наверное, Агафья Кирилловна увезла его с собой в деревню, как и все дорогие в прямом и переносном смысле вещи. Но много чего и осталось. Так, например, на стене висел ковер — старенький, но вполне приличный. Кровать была застелена хорошим покрывалом, явно связанным вручную. А главное — мебель. Кровать была самой обычной, похожей на ту, что были в нашей общаге в Марьино, но кроме нее, в комнате стояли массивное старое кресло, явно сделанное еще до революции, добротный крепкий стол, тоже явно не советского производства, и огромный шкаф, доверху набитый книгами.

Вдруг на меня нахлынули воспоминания, связанные с точно такими же леденцами и имеющие прямое отношение к советскому телевизору.

Когда мне было лет двенадцать, и у нашего старенького телевизора внезапно сгорел кинескоп, для отца это стало самой настоящей трагедией — привычный жизненный уклад был трагически нарушен. Раньше папа, придя домой с работы, привычно мыл руки, переодевался в домашнее, садился за стол, ужинал, а потом, обязательно взяв в руки газету, располагался перед телевизором. Мама к этому времени успевала поджарить ему на сковороде стакан семечек и скипятить чай. Смотрел он все подряд: и футбольные, и хоккейные матчи, и «Вокруг смеха», и «Клуб путешественников», и даже передачу «До шестнадцати и старше»… Разве что передача «Спокойной ночи, малыши», которую вела тогда Татьяна Веденеева, его не интересовала. Как у отца получалось одновременно читать газету, грызть семечки, пить чай и смотреть телевизор, я никогда не могла взять в толк. Наверное, это и называется емким словом «многозадачность»…

Итак, телевизор перестал работать. От скуки папа, которого мама давно пилила за то, что он ничего не делает по дому, раздобыл где-то «Справочник домашнего мастера» и возомнил себя слесарем, сантехником, электриком и маляром в одном лице.

— Дверь, Маша, у нас покосилась, — деловито сообщил он маме и, взяв инструменты, отправился в прихожую.

— Да ничего не покосилась она, Антон! — попыталась было оправдаться мама. — Иногда только чуток заедает!

— Надо поправить! — не терпящим возражений тоном заявил отец и начал работу. — В доме все должно работать!

Через неделю в нашей квартире не осталось почти ничего, к чему не прикоснулся бы новоявленный рукастый мастер. Теперь, чтобы закрыть входную дверь, ее нужно было чуток приподнять, дверной звонок после короткого нажатия надо было обязательжно ударить кулаком посильнее, чтобы замолчал, иначе он звонил, не переставая. А смывать в туалете следовало крайне аккуратно, иначе можно было устроить потоп и нарваться на скандал со стокилограммовой соседкой, живущей этажом ниже — та и так периодически заявлялась к нам с жалобами. То мы якобы громко ходим, то какие-то шары железные катаем, то лошади у нас по квартире скачут… В общем, ее бурной фантазии позавидовал бы любой писатель.

Поняв, что остановить упрямого «Самоделкина» можно только крайними мерами, маман почесала в затылке, натянула плащ, с задумчивым видом куда-то ускакала и вернулась домой вечером с путевкой на турбазу. Ход был безошибочный, так как рыбалку папа любил едва ли не больше телевизора. Турбаза эта располагалась в Репино и относилась к маминой работе. Туда и отбыли родители в субботу утром, оставив мне в качестве еды на два дня суп из куриных шеек, сковородку с котлетами и кастрюлю слипшихся макарон. Вернуться родители должны были аж в в воскресенье вечером, а посему меня ожидали целых два дня свободы.

Собственно, ничего необычного в этом не было — тогда многие родители могли оставить школьников дома на день, а то и на выходные. Поначалу папа и мама звали и меня с собой, но мне как-то совершенно не хотелось провести выходные в кругу взрослых и слушать непонятные мне скучные разговоры. Поэтому я самозабвенно наврала, что мне нужно готовиться к контрольной работе по математике и осталась дома.

На самом деле никакой контрольной не ожидалось: просто я уже давно кое-что хотела попробовать. Дело в том, что втайне от родителей я решила по совету подружки забацать самолично леденцы из сахара. Такое лакомство я не раз пробовала в гостях у своей подружки Риты.

— Тут делов-то всего ничего, — деловито сообщила мне Рита. Кипятишь воду, засыпаешь сахар, варишь сироп, смазываешь маслом формочки, вливаешь всю эту жижу, втыкаешь зубочистки и закрываешь. Открываешь минут через десять — и все, красота готова! Мы с мамой почти каждые выходные делаем,- и в доказательство она гордо продемонстрировала мне увесистую металлическую форму.

Суббота прошла просто замечательно: я вволю выспалась, нагулялась во дворе с подружками, попрыгала на резиночке, обсудила, кому какой мальчик в классе нравится, закончила читать книжку про Тома Сойера и Гекльберри Финна, посмотрела задумчиво в калейдоскоп, сидя на подоконнике… А ближе к вечеру я вдруг вспомнила про свою задумку.

Формочки для приготовления леденцов у нас не было, поэтому затейливая школьница Галочка не нашла ничего другого, как сварить сахарный сироп в новой кастрюле. Полазав в кухонном шкафу, я обнаружила, что две свободных кастрюли родители утащили с собой на базу, чтобы там готовить в них еду. Оставшаяся в моем распоряжении третья кастрюля была занята макаронами. Поэтому я, ничтоже сумняшеся, решила взять свободную кастрюлю из набора, который мама берегла как зеницу ока. Набор этот подарен был кем-то из знакомых маме на тридцатипятилетие и в ее глазах считался свидетельством роскоши и достатка. Использовался этот набор только два раза в год — на Новый Год и на Первое Мая.

«Сварю сахар, он застынет, я его на палочки разрежу, воткну зубочистки, вот и будут леденцы!» — мигом решила я и, ничтоже сумняшеся, полезла на антресоли за мамиными запасами сахара.

Поначалу все шло хорошо, даже просто замечательно. Сироп бурлил, а я, убавив газ, его помешивала и мечтала о том, как с кружкой чая буду снова сидеть на подоконнике, смотреть на огни вечерного Ленинграда и, грызя леденец, буду чувствовать себя абсолютно счастливой. А много ли надо для счастья ребенку в двенадцать лет?

Однако мечты мои прервал бесцеремонный стук в дверь. Посмотрев в глазок, я увидела на пороге ту самую злобную соседку снизу. Мигом сообразив, в чем дело, я ринулась в туалет и, надо сказать, вовремя — вода уже почти поднялась до уровня моих детских щиколоток. Видимо, папе не давали покоя лавры мастера на все руки, и перед отъездом он все-таки намудрил что-то с унитазом. Перекрыв воду, следующие полчаса я носилась с тряпками, пытаясь как можно скорее все вытереть насухо. Дверь строгой Зое Анисимовне я так и не открыла, опасаясь ее грозного рыка. Постучав и покричав еще немного, соседка удалилась.

Вытерев все насухо, я села на край унитаза и, утерев пот со лба, хотела было чуток отдохнуть, как снова подскочила, как ужаленная. Из кухни доносился едкий запах дыма. Застонав, я бросилась на кухню. Так и есть! На абсолютно черном дне нового ковшика из драгоценного ковшика из набора посуды догорали угольки. Опасаясь повторного визита Зои Анисимовны, я выключила газ, настежь распахнула окна и весь остаток вечера пыталась отмыть содой дно ковша. Ничего не помогало. Махнув рукой, я под покровом тьмы вынесла испорченную посудину во двор и, стараясь, чтобы меня никто не видел, выкинула ее в помойку у соседнего дома. Теперь мне оставалось только надеяться, что «пронесет».

В воскресенье вечером вернулись родители. Услышав мой рассказ про сломанный унитаз и визит соседки, мама вконец потеряла терпение, выписала папе подзатыльник, наказала больше ни к чему в доме не прикасаться, снова куда-то упорхнула и вскоре вернулась в сопровождении соседа дяди Вити. Дядя Витя обозвал папу «косоруким», добавил еще пару непечатных выражений, в два счета отремонтировал унитаз, поправил дверь, заменил звонок на двери и, получив мзду, отбыл восвояси. А всего через пару дней в доме появился новый кинескоп, и телевизор снова заработал.

Все вернулось на круги своя. Мама, разумно рассудив, что проще сразу заплатить сантехнику, чем за свой счет потом ремонтировать квартиру соседке, отстала от папы с требованиями «работы по дому». Папа перестал изображать из себя рукастого мужа и засел за просмотр «Спрута», ну а я, подождав еще месяцок, удостоверилась, что пропажу кастрюли так никто и не обнаружил, и зажила дальше своей беспечной жизнью двенадцатилетней девочки.

В итоге про этот злосчастный набор все вообще забыли — маме на какой-то праздник подарили новый. Пропажа кастрюли обнаружилась только спустя двадцать лет, когда маман вздумала разобрать антресоли.

— Странно, — сказала она, доставая набор из пыльной коробки, которую не снимали с антресолей уже, наверное, лет десять. — Вроде же три кастрюли было, а тут две…

— Не знаю, — деланно равнодушно пожала я плечами.