Продавщица 4: А с платформы говорят…

Глава 22

Напевая с утра себе под нос веселую песенку, я собиралась в школу на работу. Настроение у меня было лучше некуда: не далее, как вчера, я впервые в жизни дала отпор своей несостоявшейся свекрови, пусть даже будучи не в своем теле. Вот так вот! Пусть знает горе-поэтесса, что и на нее управа найдется! А еще сегодня мне можно было прийти в школу немножко попозже. Уроков русского и литературы нет, а с бумажной волокитой я вчера разобралась.

Было и другое радостное известие: вышла наконец из больницы Власта Матвеевна. Пару дней назад вечерком я забежала к ней домой навестить, и она с гордостью продемонстрировала мне абсолютно здоровую ножку. Ну слава Богу, одной проблемой стало меньше, и у нас теперь снова полный набор учителей.

Я отлично выспалась, вкусно позавтракала блинчиками, которые нажарила вчера вечером, выпила кофе с молоком и начала одеваться. На дворе мало-помалу наступила настоящая зима. За окном стоял легкий морозец, и светило яркое солнце, прямо как в стихотворении Некрасова. Я уже застегнула сапожки и начала надевать пальто, как вдруг раздался телефонный звонок. Интересно, кому это звонят в такое время? У нас обычно все или на работе, или в школе.

— Алло! — прижала я трубку к уху, пытаясь одновременно завязать пояс на пальто.

— Здравствуйте! — раздался звонкий голос — то ли мальчишечий, то ли девчоночий. — Это доброжелатель!

Доброжелатель? Это что еще за шуточки?

— Значит, так, — начала я строгим тоном. — Прекращайте! Никакую воду в тазы мы набирать не будем! Вчерашнего розыгрыша хватило, спасибо!

Может, вчерашним девочкам надоел розыгрыш с набиранием воды во всевозможные емкости и они решили придумать что-то новое? Нет, в целом, шутка безобидная, никто не умер, но вот бедного старичка Лаврентия Павловича, который сейчас лежал дома с радикулитом, мне было безумно жаль… Да и голос вроде другой, мальчишечий, скорее… Непохож на вчерашний.

— В школе, где Вы работаете, заложена бомба! — все таким же звонким голосом проорала трубка. — Ивакуировайте учеников! А то все на воздух взлетит!

— Э-э-э… А кто это? — глупо спросила я, мигом растеряв всю уверенность. Хорошие новости с утреца, нечего сказать. Вот это уже будет посерьезнее звонков с вопросами про зоопарк, прачечную, министерство культуры, баню, лезущую из трубки пену и обезьяну у телефона… Какая еще бомба?

— Кто-кто, сказали же, доброжелатель! Все, ариведерчи! — недовольно ответил звонивший и кинул трубку.

Опешив, я еще пару минут так и продолжала стоять в незастегнутом пальто, прижав трубку к уху и слушая доносящиеся из нее короткие гудки. А после, на ходу одеваясь, рванула к школе. Бегом, бегом, бегом!!!

— Здравствуйте… Что случилось, Дарья Ивановна? — протянула наша школьная модница Карина Адамовна, предмет восхищения старшеклассников и зависти наших старшеклассниц. Сидя в учительской за своим столом, она неспешно пила чай с печеньем — у нее была «форточка» между первым и третьим уроками. — На Вас лица нет, красная вся… Неужто проверка из РОНО к нам едет? Так все вроде у нас в порядке, успеваемость хорошая, хулиганов особых нет… Директор со своих симпозиумов к Новому Году должен вернуться, Вам полегче будет. Не принимайте Вы все так близко к сердцу!

— Да причем тут успеваемость? Бомба в школе, хватит чай пить, все на выход! Берите учеников и на улицу! — проорала я, метнувшись к себе в кабинет и набирая «02». Понятливая Кариночка мигом отставила чашку и унеслась в коридор.

Вопреки моим опасениям, над моим сообщением никто не стал смеяться. Суровый дежурный на другом конце провода быстро принял вызов. Через десять минут школу было не узнать. Всем учителям быстренько сообщили новость — Карина Адамовна быстренько пробежала по кабинетам и тихонько попросила каждого педагога выйти в коридор.

Подъехала машина, из которой вышли несколько немногословных сотрудников милиции с безукоризненно послушными собаками на поводках. Мигом была организована эвакуация. Коридоры наводнили толпы бегущих к выходу учеников, которых поторапливали классные руководители. Особо шкодливых и непослушных младших школьников легонько подгоняла шваброй тетя Люба.

— Давай, давай, — торопила она мелюзгу, изо всех сил помогая учителям, — по домам, живо!

— А что случилось? — вопрошал настойчиво какой-то первоклашка, шмыгая носом.

— Рубашка в попу засучилась! — рявкнула в рифму тетя Люба. Ученикам про бомбу, естественно, никто ничего не рассказывал, чтобы не нагонять панику. — Бегом давай, к мамке, борщ трескать и за уроки! Поговори у меня тут!

Суровые и мрачные ребята в форме прочесали всю школу вдоль и поперек, но никакой бомбы, естественно, не обнаружили. Так я и знала. Но, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть… Я попросту не имела никакого права поступить по-другому. Хмурые милиционеры, все так же держа собак на поводках, удалились.

— Да не переживайте Вы так, Дарья Ивановна, — успокаивала меня выздоровевшая Власта Матвеевна, когда мы, едва придя в себя, собрались у меня в кабинете. — Так и нужно было поступить. А если, не ровен час, это оказалось бы правдой? Вы большая молодец. И что навестили меня дома, большое спасибо. Вы же даже в больницу ко мне как-то заходили? Жаль, что не пустили Вас, карантин у нас был. Скука смертная. Я от нечего делать даже вязать научилась, соседки по палате рассказали, чего и как. Трудновато было поначалу, а теперь вот загорелась, носочки и варежки уже связала… Очень, знаете ли, преинтереснейшее занятие… Отвлекает, расслабляет, успокаивает, сродни медитации… Хочу себе к Новому Году клетчатый блузон связать, в журнале «Вязание» отличные схемы…

— Хорошо-то хорошо, — вежливо прервала я рассказ коллеги о ее новом хобби, — но делать что-то нужно. Фантазия хулиганов все дальше и дальше заходит. Вычислить надо телефонного мошенника. К нам тут в квартиру на днях позвонили, говорят: «Набирайте воду во все свободные емкости, через два часа отключим!». Я на работе была, а дома старенький сосед, так он со своим радикулитом по квартире носился, все тазы и чайники собирал… Теперь вот лежит, барсучьим жиром мажется… Ну да ладно, оклемается.

— Тоже попались? — развеселилась Карина Адамовна. — И у нас такое было. Ко мне папа с мамой из Сочи в гости тогда приехали. Я на работе была, как и Вы, а мама дома осталась, обед готовила. Так ей позвонили «с телефонной станции», попросили квартиру измерить, якобы кабель новый будут тянуть. Мама у меня доверчивая, она всю жизнь за папой, как за каменной стеной, как восемнадцать стукнуло, так замуж за него и вышла, без него ничего не может. Верит всем людям, никуда ее одну отпустить нельзя. Она, как ошпаренная, по квартире с рулеткой бегала, а потом перезвонили и…

— Сказали кое-куда засунуть бумажку с замерами? — угадала я.

— Ага, — мрачно ответила Карина Адамовна. — Только не повезло им — трубку папа взял, он с рынка уже к тому времени вернулся. В общем, он так орал, что люстра на потолке звенела. Сдается мне, этот разводила заикаться начал и еще долго никому звонить не будет. А что Вам дословно сказал этот доброжелатель?

— «В школе, где Вы работаете, заложена бомба, ивакуировайте учеников, а то все взлетит на воздух. Ариведерчи!» — по памяти повторила я.

— «Ивакуировайте»? — заинтересованно переспросила Власта Матвеевна. — Ну так это точно школьник и, кажется, наш.

— Возможно… А может, и не наш, — протянула я, чувствуя себя детективом, у которого, правда, нет ни одной улики. — Вроде бы эти хулиганы звонят куда попало. Просто берут телефонный справочник и названивают. То про зоопарк спрашивают, то почему уши из трубки торчат, то еще что…

О том, что мы с моей подружкой тоже когда-то в детстве страдали подобной ерундой, я, конечно же, благоразумно умолчала.

— Гадство это, конечно, — продолжала я, — но розыгрыши в целом безобидные. А вот сообщение про бомбу — это уже серьезно. Это уже не детская шалость, а уголовка во всей красе. Если наш, то кровь из носа — нужно вычислить. Спустим с рук — дальше будет только хуже. А почему Вы, Власта Матвеевна, решили, что все-таки это наш?

— А я краем уха слышала, когда милиция-то уходила, — пояснила Власта Матвеевна. — Звонок был, говорят, из дома напротив. У них там какой-то определитель номера стоит, вычисляют они быстро. Если сказал: «Ивакуировайте», то есть с ошибкой, голос юный, звонкий, значит — точно ребенок. А ребенок из этого дома с вероятностью девяносто девять процентов учится в нашей школе. «Ариведерчи…». И контрольная работа сегодня по алгебре в нескольких классах. Кажется, кому-то просто не хотелось ее писать. Да уж, надо бы вычислить этого полиглота…

— Ух ты! — открыла рот Карина Адамовна, восхищенно глядя на коллегу. — Мне бы и в голову не пришла такая логическая цепочка. Вы, Власта Матвеевна, прямо настоящий детектив, прямо наша советская мисс Марпл! Правда, Дарья Ивановна, ну скажите?

— Правда, правда, — рассеянно кивнула я, попутно думая о своем. В голове у меня вдруг вспыли кое-какие воспоминания из моей прошлой жизни, на которой я когда-то поставила жирный крест. «Ариведерчи…»

Еле переставляя ноги, которые просто отнимаются после тяжелой двенадцатичасовой смены на работе, я открываю входную дверь. На меня тут же начинают смотреть десять пар голодных кошачьих глаз. В нос ударяет резкий запах лотка, который пора менять. В прихожую выплывает грузное тело…

— Че пожрать у нас, Галь? — вопрошает тело, глядя на меня одиннадцатой парой глаз.

— Ты же дома почти целый день был! — невольно вырывается у меня. — Неужели не мог приготовить что-нибудь? Яйца, сыр, масло, помидоры в холодильнике есть. Мог бы себе яичницу пожарить и уставшей жене, кстати, тоже… И лоток кошачий, кстати, поменял бы. Мама твоя неделю уже на даче у подружки тусуется. Кто за ее зоопарком следить будет?

— Я на собеседование ходил! — гордо выпятив пузо, отвечает его обладатель. — Мне было некогда!

— И как? — равнодушно спрашиваю я, попутно снимая пальто и расстегивая «молнию» на прохудившихся сапожках. Выкинуть бы их давно и купить новые, да денег нет…

— Видишь ли, — поясняет Толик, — там график неудобный: с семи утра до четырех дня. Ты же знаешь, я поэт, по ночам пишу, мне тяжело раньше одиннадцати просыпаться.

— В твои вирши разве что селедку можно заворачивать! Ни одно издательство их печатать не хочет! — потеряв самообладание, ору я. Все ясно, можно было бы и не спрашивать про исход собеседования. Ну сколько уже можно выслушивать эти оправдания! То работа далеко находится, то график неудобный, то берут только до тридцати пяти лет, то опыт сорокалетний нужен, то погода плохая, то муха в зад укусила… — Найди себе уже хоть что-нибудь! Ты максимум на два часа из дома уходишь! Мог бы к моему приходу поесть приготовить, в конце концов!

— Готовить — это женское дело! — отрезает незадачливый соискатель. — Фиговая ты муза и хозяйка — так себе. Тяжело жить с тобой творческому человеку. Ладно, ариведерчи…

— Ну? — спросила я, глядя в упор на стоящего передо мной вихрастого мальчишку. Несмотря на то, что ему было всего десять лет, он уже успел наесть нехилое пузо и целых два подбородка. Готовить Наталья Евгеньевна так и не научилась, максимум — могла пожарить картошку. Поэтому Толичка питался в основном быстрыми углеводами: жареным картофаном, пышками, сосисками в тесте да пирожками из кулинарии у дома и, естественно, полнел. Да уж, странная какая-то любовь у его мамы к сыну… Кудахтает над этим увальнем, точно над младенцем, но в упор не видит намечающихся проблем со здоровьем…

— Что? — вызывающе спросил он, глядя на меня. Он ничуть не боялся завуча. Видимо, в маленького Толичку уже к десяти годам было вбито осознание того факта, что мама везде и всюду за него встанет горой. Точно тетя Петунья из известной книги о Гарри Поттере, она оправдывала любую шалость и даже хулиганство сына.

— Ты звонил? — без обиняков спросила я, уже зная правду. Дурацкая манера говорить: «Ариведерчи!», которая появилась еще в детстве и сохранилась во взрослом возрасте, выдала горе-полиглота Толика с головой. Мудрая и безупречно логичная Власта Матвеевна дала мне хорошую наводку, ну а об остальном я догадалась сама. А еще Толик, как и звонивший поутру сегодня «доброжелатель», слегка картавил. Совпадение? Не думаю.

— Куда? — нахально спросил Толичка, прикинувшись шлангом.

— На урок труда! Дурня не валяй! С сообщением о бомбе! Вычислили тебя! — рявкнула я, теряя самообладание, и, чуть успокоившись, продолжила: — Разве ты не в курсе, дружок, что все звонки о бомбе в милицию записываются, а? В отделении, куда ты звонил, есть кассета с записью твоего голоса… Давай-ка мы пригласим в нашу школу бравых милиционеров, пусть они пройдут с магнитофоном по классам и включат там запись? Уверена, тебя твои же одноклассники очень быстро узнают… В детской колонии тебе несладко придется. Можешь прямо сегодня просить маму начинать собирать тебе передачи на зону. Там разносолами не кормят, так что пусть заранее покупает тебе тушенку и галеты…

Признаться, я отчаянно блефовала. Никакой записи на кассете у сотрудников не было. Вряд ли таким занимались в семидесятых. Да не отправили бы десятилетнего пацана в колонию. Скорее всего, провели бы неприятную беседу и поставили на учет, вот и все. Но Толька, кажется, безоговорочно поверил мне на слово.

Случай с записью произошел в начале девяностых, когда я уже заканчивала школу. Один из моих одноклассников, Сашка Вихлянцев, тот самый, который некогда подарил мне валентинку с надписью: «Пряник — дура!», страшно боялся годовой контрольной по химии. Весь год Сашка пинал балду и успешно списывал все задания у отличника Владика Королькова. Тихоня и очкарик Владик поначалу отбрыкивался, не желая помогать лодырю, но тот пригрозил ему физической расправой.

— Значит, так, — сказал Сашка грозно, зажав Владика возле туалета, — на контрольной ты быстренько все решаешь, потом сразу мне даешь листочек с готовым решением, а дальше уже пишешь себе. Понял?

— А если нам разные варианты достанутся? — пискнул вежливый и совершенно не умеющий драться отличник.

— Значит, решишь мой, потом свой, если время останется. Делов-то! — гыгыгнул хулиган и легонько толкнул Владика. — Хоп! Саечка за испуг! Все, бывай, ботаник. Очки не потеряй.

Закончилось тогда все печально для школьного задиры: накануне экзамена Владик Корольков загремел в больницу с аппендицитом. Все остальные в классе Сашку недолюбливали и уже давно наотрез отказывались давать ему списывать. Поняв, что ему светят «параша» по химии и отцовский ремень, пацан просто позвонил из ближайшего автомата в школу и сообщил про заложенную бомбу. Естественно, все уроки сразу же отменили, школу обыскали и никакой бомбы не нашли. А всего через неделю на пороге снова заявились милиционеры — уже с магнитофоном, быстренько пробежались по всем классам и в каждом включили запись звонка… Голос хулигана узнали почти сразу, мигом сообщили домой, и отцовского ремня Вихлянцеву не удалось избежать, как и «параши» по химии…

Услышав про перспективу оказаться в детской колонии, Толик мигом побледнел. Вряд ли ему стало стыдно, скорее всего, он просто струхнул. Лицо его выражало уже не нахальство, а недоумение, потом растерянность, а вскоре стало ясно, что пионер вот-вот — и наложит в штаны от страха.

— К-как в колонию? — спросил он. — Это типа… тюрьма?

— Да, настоящая, с решетками на окнах, — сказала я и демонстративно повернулась к парню спиной. — Ариведерчи!

Мигом все понявший Толик застыл на месте, а потом начал канючить, размазывая сопли по лицу:

— Я это… я это… я больше… не бу-у-ду! Я не думал, что Власта Матвеевна придет! Она же болела! А она пришла — и сразу контро-о-льную!

Повернувшись обратно, я с жалостью посмотрела на курносое веснушчатое лицо, понимая что вряд ли из этого жуликоватого и залюбленного ребенка вырастет что-то путное… Однако решила все же попробовать.

— Значит, так, — веско сказала я, — ладно, дам тебе шанс. Но с сегодняшнего дня ты у меня на крючке. Понял?

Не верящий своему счастью мальчишка поднял на меня глаза.

— Так Вы… никому не скажете?

— Будем считать, что ты на испытательном сроке, — подумав, ответила я. — Вплоть до получения аттестата. Хоть один малейший проступок — и я тебе этого не спущу. И прекращай канючить! Берись уже за голову, хватит балду пинать, учись, на кружок запишись какой-нибудь, в общем, живи нормальной жизнью. И хватит тебе уже на занозы маме жаловаться. Будь мужиком!

Поддернув штаны, Толька кивнул, попрощался и мигом исчез за дверью, будто опасаясь, что я передумаю. Я, проводив своего будущего бывшего и выдохнув, откинулась на стуле назад, поудобнее устроилась и закрыла глаза. Подремлю минуток пять и займусь делами… Может быть, и впрямь у меня и в этот раз получилось изменить ход истории? Вдруг мой будущий бывший возлюбленный сейчас получил шанс прожить совсем другую жизнь? А значит, все было не зря…

— А знаете, что у вас аппендицит? — сказал вдруг кто-то рядом.

— Какой аппендицит⁈ У меня нога сломана! Не видите, что ли! — возразил другой голос.

Ничего не понимая, я открыла глаза…

Я находилась у себя дома, на дворе стояла зима 2025 года, мой муж Гоша пропадал на работе, а по телевизору шел старый фильм «Невероятные приключения итальянцев в России»…

— Галочка, мы в город едем с Сережкой, кое-что надо к школе прикупить! — в дверь просунулась лохматая голова моего супруга Гоши. — Ты, если хочешь, оставайся. Погода жуть как испортилась. Я бы и Сережку дома оставил, да очень уж хочет со мной прокатиться…

— Да-да, — рассеянно пробормотала я.

Прошел почти год с того момента, как я, увлеченная просмотром фильма «Невероятные приключения итальянцев в России», сама не заметила, как попала в 1956 год, и вновь вернулась к работе учителем. Только теперь я была уже не просто рядовой учительницей Дарьей Ивановной Кислицыной, а — ни много ни мало — целым завучем ленинградской школы. Мое четвертое путешествие в СССР не прошло даром: после моего возвращения в нашей семье произошли разительные перемены.

Кто же этот Сережка, и как он появился в нашей семье? Да очень просто: подумав, я решила, что неспроста жизнь забросила меня в тело школьной учительницы. И временно замещать настоящую Дарью Ивановну на должности завуча школы мне пришлось неспроста. Моя московская коллега Дарья Ивановна правильно заметила, что за каждого мальчишку и каждую девчонку у меня болела душа. В каждом ершистом ребенке я в первую очередь видела человека, нуждающегося в любви, поддержке, да порой — и просто в нормальном человеческом отношении.

Поэтому, подумав хорошенько и взвесив все «за» и «против», мы с моим мужем Гошей взяли да и отправились в ШПР, то есть школу приемных родителей. Походив туда какое-то время и собрав все нужные документы, мы поехали в детский дом «присматривать» себе ребенка.

— Ты бы кого хотел? — спросила я у Гоши, который, насвистывая себе под нос, рулил по шоссе. Спросила я так просто, чтобы хоть чем-то отвлечь себя от тревожных мыслей. Все-так не чайник подержанный берем, а ребенка. Как-то у нас пройдет первая встреча?

— Девочку, — признался муж, покраснев. — Хорошенькую такую, маленькую. Принцесса чтоб была моя.

— А я кто? — шуточно рассердилась я.

— Ну королева-то у меня уже есть, — нашелся Гоша. — Вот теперь хочу принцессу. Для полного, так сказать, комплекта. А если честно, то все равно. Мальчишка — тоже хорошо. Читать его научу, в теннис играть, в шахматы… А зимой на каток пойдем.

Как только Гоша упомянул каток, я вдруг вспомнила сон, который видела во время своего третьего путешествия в СССР: счастливая семья катается на льду, старшие пацаны лихо выписывают пируэты, а маленькая девчушка только-только учится стоять на льду, крепко поддерживаемая своим папой. Вот бы и у нас так было!…

На пороге детского дома нас встретила радушная воспитательница.

— Галина Антоновна, Георгий Константинович? Здравствуйте, здравствуйте, очень рада… Проходите, побеседуем.

— Пошли, пошли, — подтолкнула я в спину мужа, который не ко времени тоже разволновался.

Всякий раз при упоминании о детском доме мне виделись мрачные картины приюта: серые тусклые стены, запах кислых щей из столовой, худющие большеглазые несчастные детишки в лохмотьях, на которых орут злые воспиталки…

Однако ничего этого и в помине не было. Пока мы шли по коридору, мимо нас много раз пробежали вполне себе упитанные и резвые мальчишки и девчонки, довольно прилично одетые и веселенькие. А в кабинете воспитательницы было довольно-таки уютно: стол, кресло, мягкий диванчик, цветы, на столе — чайник и тарелка с домашними печеньями.

— Может, чайку? — радушно спросила приятная женщина.

— Д-да, — заикаясь, пробормотал супруг. Он разволновался не на шутку. Я уже было полезла в сумку за успокоительным, как тут…

Ба-бах!

Раздался ужасный звук битого стекла, на пол посыпались осколки. Неужто граната? Я мигом ринулась на пол, дернув за руку супруга. Однако все было не так страшно: никакой гранаты не было и в помине — в угол комнаты влетел футбольный мяч.

— Ох! — воскликнула воспитательница. — Вы, уж пожалуйста, нас извините…

Высунувшись в окно, она прокричала:

— Сергей! А ну давай сюда, быстро!

Сергеем оказался подросток лет четырнадцати, довольно рослый, но худощавый, с копной темно-русых кудрявых волос на голове. Пока воспитательница отчитывала его в коридоре, мы с Гошей нервно переговаривались о том о сем, думая об одном и том же: «Кто же из детей станет нашим приемным ребенком?»

А всего через месяц в нашем доме появился… нет, не милый трехлетний пухляш и не принцесса с бантиками, а четырнадцатилетний басящий подросток, внешне чем-то напоминающий моего бывшего подопечного Сережку Лютикова. И звали его так же.

Да-да, пообщавшись поближе к ершистым, угрюмым и угловатым Сережкой в детском доме, мы вместе с мужем решили: мяч влетел в окно не случайно, это был знак: «Возьмите меня домой!». Пусть хотя бы оставшиеся четыре года у парня будет детство и родители. В конце концов, он же тоже еще ребенок, хоть и на голову меня выше, и имеет право на любящую семью.

Гошины родители приняли наш выбор с большой радостью. А вот некоторые «мимопроходилы» были недовольны.

— Зря Вы так сделали, Георгий Константинович, ой, зря, — качала головой одна из соседок по подъезду, случайно встретив моего мужа на улице. — Дети — они сейчас такие, трудные, ой трудные, а уж детдомовские-то… Ох задаст он вам жару с Галиной Антоновной, помяните мое слово!

— А мне, знаете ли, с детства трудные задачки нравятся, — меланхолично ответил Гоша, точным броском отправляя пакет в мусорный контейнер. — Чем сложнее, тем интереснее. — И, не удостоив соседку даже взглядом, он помахал Сережке: — Пойдем, сынок!

Вопреки страшилкам, которые нам рассказывали про переходный возраст, наша новая жизнь была очень интересной. Сережка не хамил, не ругался, исправно посещал школу и делал уроки. Правда, разговоры у нас с ним поначалу не особо клеились. Свежеприобретенный сынок ограничивался короткими фразами: «Здравствуйте», «Спасибо, было вкусно, я пойду помою посуду», «Спокойной ночи» и отсиживался у себя в комнате.

Однако со временем и не без участия Гошиных родителей мы нашли общий язык с ершистым подростком и теперь могли втроем болтать без умолку обо всем на свете. Мамой и папой он нас не звал, но мы и не обижались: в школе приемных родителей нас предупреждали, что должно пройти время.

Лето мы провели на даче, где Сережка под руководством Гошиного папы научился косить траву, удить рыбку и собирать грибы. Поведал ему мой свекор и историю о якобы оторванном в школе ухе. Сережка покатывался со смеху. Я же, слушая рассказ свекра краем уха, улыбалась, вспоминая казус с Виленой Марковной, и перебирала в памяти другие свои приключения в Ленинграде семидесятых… Мое путешествие в СССР снова закончилось.

А может быть, не насовсем?