Продавщица 4: А с платформы говорят…

Глава 5

Спустя пару часов задушевной беседы на большой кухне колоритной ленинградской коммуналки семидесятых я отогрелась, отдохнула после целого дня гуляний по Ленинграду с дорожной сумкой, стала начала хотя бы немножко ориентироваться в окружающей меня действительности и мало-помалу успокоилась. А моя давнишняя подружка и — по совместительству — соседка по общежитию Вера Злотникова тем временем рассказывала мне, что произошло с ней с того памятного новогоднего вечера, когда мы веселой компанией, в которой были, между прочим, и легенды советского футбола — Игорь Нетто и Эдуард Стрельцов — отмечали наступление 1957 года в общежитии на окраине Москвы.

Как давно это было… Это в моем мире прошел всего год или два. Только-только я, привыкнув к жизни в общежитии или коммунальной квартире, освоюсь на новом месте, как бац — и кто-то снова возвращает меня обратно в двадцать первый век. Поэтому мне, конечно же, трудно было понять, что в СССР, пока меня там не было, жизнь шла своим чередом — размеренно и спокойно. Люди вырастали, взрослелили, женились, рожали детей, старели… Так постепенно минула целая эпоха. Вон и Лиде с Верой, и настоящей Даше уже под сорок…

Казалось бы, только вчера мы с Лидой укладывали друг дружке прическу «венчик мира» и лихо отплясывали в «Шестиграннике», убегали от «Бригадмила», предусмотрительно скинув туфли на каблуке, чтобы не подвернуть ногу, стояли в очереди в общий душ в огромном общежитии и торопились выполнить план у станка на заводе… Помню, как подшучивали над привычкой Веры постоянно читать на ходу свои конспекты, и как оторопела Лида, когда увидела в дверях нашей комнаты нашу тихую и незаметную подружку в сопровождении члена сборной СССР… А Вера, весело подмигнув подруге, сказала: «Ну не все же вам с Дашей свои секретики иметь…».

А теперь — бац! — и на дворе уже семидесятые, стиляги с их коками и ботинками на «манной каше» канули в лету, вовсю «лабают» на гитарах длинноволосые хиппи, а в «Сайгоне» можно встретить и Сергея Курехина, и Бориса Гребенщикова, и многих других легендарных людей…

— Мы с Игорем потом еще немножко повстречались, а потом он на сборы уехал, — бойко расссказывала Вера, нарезая очередной кусок торта и уже во второй раз ставя на плиту большой эмалированный чайник. За приятной беседой время летела незаметно и я сама не заметила, как, оголодав и замерзнув на холодной улице, выпила то ли три, то ли четыре кружки чая. — Ну ты помнишь, наверное. А когда вернулся, то не звонил больше.

— Не жалеешь, что рассталась с ним? — полюбопытствовала я. На кухне было так хорошо, тепло и уютно… Как все-таки здорово, что у меня есть дом. А еще нежданно-негаданно вышло так, что в этом доме живет хорошо знакомый и близкий человек… Значит, все не так уж и страшно!

— Чего жалеть? — хмыкнула Вера. — Ежу понятно было с самого начала, что я ему не пара. Помнишь нашу вахтершу, Зинаиду Петровну? Так вот, права она была: надо брать с той полки, до которой дотягиваешься. Так, погуляли мы с Игорем пару месяцев, мороженого поехали, на карусели прокатились… По городу пройти было спокойно нельзя — его все поклонницы доставали. То сфотографироваться, то автограф взять. Некоторых он уже в лицо знал — постоянно поджидали его после игры. Я, как дура, в сторонке стояла, ждала, пока Игорь у всех девчонок в блокнотиках распишется. Он о семье никогда и не заговаривал, жениться у него в планах не было. Да и когда ему семью заводить? Он то на выездных играх, то на сборах, то на базе своей пропадал. Помню, когда Лида мажора своего восвояси послала и с Андрюшкой начала встречаться, я ей так завидовала! На работе они — вместе, после работы — вместе, все выходные — вместе. А я все сидела, как соломенная вдова, Игоря со сборов ждала. Я поэтому в библиотеку каждый день и ездила после работы, чтобы хоть как-то голову книжками забить и от грустных мыслей отвлечься. А он на пару дней приедет, сувениры привезет — и снова на вокзал, только и успевала платочком помахать. Подумала и решила: такая жизнь — точно не для меня. Отношения с известным человеком — это то еще испытание. По Эдика слышала? У них с Аллой тоже все потом развалилось…

Я мрачно кивнула. Историю Эдуарда Стрельцова знал всякий, кто хоть немножко интересовался советским футболом. А я, одна из немногих, кто ныне здравствует, помнила его еще молодым, красивым и влюбленным в свою обворожительную невесту. В тот памятный новогодний вечер Эдик завалился к нам в гости вместе с Аллой, тогда еще невестой. Я, конечно, знала о злоключениях, которые его поджидают — смотрела в свое время многосерийный фильм «В созвездии Стрельца». Однако говорить Эдику, разумеется, ничего не стала…

Не довела до добра Эдуарда Стрельцова его известность — постоянные посиделки с друзьями добром не закончились. Звезду советского футбола обвинили в тяжком преступлении и осудили. Среди любителей истории футбола до сих пор идут споры о причинах опалы Стрельцова. Кто-то считает, что он сам виноват, а кто-то убежден, что все это было акцией, хорошо спланированной государственными органами — когда-то Стрельцов отказался играть за команду «Динамо», которую опекало Министерство Внутренних Дел…

— Вот, значит, — бодро продолжала Вера, возвращая меня из воспоминаний к реальности, — общаться мы с Игорем перестали. А потом к нам на завод мастера назначили нового, Власа… Нас тогда еще потом вместе на повышение квалификации направили, стали общаться, дружить, а потом он и предложение сделал… А Игоря я так больше и не видела. Даже и не попрощались толком — просто расстались и все. Ах, да чего это я? Ты и сама, наверное, все помнишь…

Я, конечно же, не помнила. Мое путешествие в пятидесятые годы закончилось в новогоднюю ночь, когда, решившись открыть правду своему несостоявшемуся жениху Ивану, я неожиданно для себя снова оказалась на привычном рабочем месте — за кассой так нелюбимого мною продуктового магазина, которому я отдала тридцать лет своей жизни. А передо мной с целой корзинкой продуктов стояла не кто иная, как Лидия Павловна, она же — моя подруга Лидочка, вместе со своим мужем Андреем. Ухоженная, милая и красивая пожилая пара в тот день праздновала солидную дату — шестьдесят пять лет со дня бракосочетания, а посему притащила на кассу целую корзину запасов для приготовления торжественного ужина.

Помню, тогда я сразу заметила, что, несмотря на прошедшие десятилетия, грузный и уже изрядно полысевший муж смотрел на свою жену все с тем же робким восхищением, с которым когда-то украдкой поглядывал на нее из-за станка на заводе, будучи широкоплечим веселым молодым парнем. Помню, я тогда одновременно и порадовалась за подругу, и невольно позавидовала ей. А еще случилось кое-что трогательное: люди в очереди, услышав о юбилее свадьбы, на миг будто забыли о своих заботах и проблемах и дружно крикнули: «Горько!» милой паре старичков. А те, в свою очередь, нежно поцеловались…

А в ту новогоднюю ночь, когда наступил 1957 год, на мое место вернулась настоящая штамповщица завода Даша, она же — Дарья Ивановна Кислицына, которой не было необходимости ни от кого ничего скрывать и не надо было приспосабливаться в жизни в Советском Союзе. Она взаправду появилась на свет в тридцатых годах, приехала в Москву из маленького провинциального городка и дала себе слово больше никогда туда не возвращаться. Как и многие-многие советские простые девушки из небогатых семей, она ехала туда за своей мечтой. Однако, несмотря на то, что Лида, Вера и настоящая Даша росли по соседству, учились в одном классе школы и друг за дружкой перебрались в Москву, мечты у каждой девушки были свои…

Так, например, Лида, окончив семилетку, уже в свои пятнадцать твердо знала, что для продолжения «карьеры» в Москве ей вполне достаточно школы фабрично-заводского обучения. Физическая работа ей была не в тягость — дома и по тридцать ведер воды в день приходилось таскать, и в огороде от зари до зари работать… На заводе, в отличие от дома, за работу платили, и весьма прилично. Свою норму девушка выполняла исправно, однако совершенно не рвалась в ударницы, отлынивала от общественной работы под любым предлогом, а на собраниях втихаря читала модные заграничные журналы, которые для нее добывал невесть каким образом ее возрастной ухажер Родион.

У Лиды была конкретная, определенная и вполне понятная цель: она хотела выйти замуж за обеспеченного москвича. Пусть будет старше, пусть в разводе, пусть с ребенком — все равно. Главное — чтобы была своя жилплощадь. Со своей временной пропиской «лимитчицы» Лида могла претендовать только на грязную, тяжелую работу, на которую москвичи шли неохотно. Уйди она с завода — мигом лишилась бы места в общежитии, а возвращаться домой подружка не планировала.

В итоге все сложилось хорошо: первая красавица общежития вняла совету мудрой вахтерши и вытянула свой счастливый билет. Сейчас она, примерная жена и мама троих детей, жила в небольшой «хрущевке» на окраине Москвы, любила мужа, работающего день и ночь, чтобы обеспечить семью, обожала сыновей и крохотную дочь и полностью погрузилась в радость материнства. Надо отдать подруге должное — «зацепиться» в Москве у нее все-таки получилось! И пусть даже не сбылась ее мечта о жизни в элитном доме, наличии дорогой бытовой техники и поездках за границу — она была абсолютно счастлива!

А я тем временем, допивая уже пятую чашку индийского чая, или, как его называли в народе, «индюшки», слушала рассказ своей второй подруги, Веры. Я искренне была рада ее видеть. Если честно, я уж и не надеялась, что когда-то снова ее встречу. У Веры была другая мечта: она хотела поступить в институт и работать учителем. Замужество она не ставила во главу угла.

— В общем, — продолжала Вера, — мы с Власом повстречались полгода и решили: чего дальше тянуть? И в сентябре того же года расписались. Свадьбу играть не стали — не на что было. Так, узким кругом в общаге посидели. Ты, как в институт свой поступила, пропала куда-то, мы с Лидой и Андрюшкой тебя искали, да так и не нашли… Мне Лида потом звонила, говорила, что ты учительницей в школе работаешь. Коллеги, значит! Здорово! Мы с ней сначала просто переписывались, а потом, как ей телефон провели, она номер написала.

— Разминулись как-то, — пробормотала я, не придумав ничего лучше. Впрочем, опасаться разоблачения вряд ли стоило: спустя двадцать лет никто и не вспомнит уже, почему я не выходила на связь. Настоящая Дарья Ивановна в это время, наверное, училась на первом курсе педагогического института и осваивала методики Макаренко, Ушинского и прочих… А бывшая продавщица Галочка тем временем, уволившись из ненавистного магазина, наконец училась наслаждаться жизнью… Но Вере это знать ни к чему.

— А чего-ты фамилию-то не поменяла? — нарочно перевела я тему разговора, вспомнив надпись под дверным звонком на входной двери. Ее я заметила аккурат когда мимо меня бодро прочапала соседка с ароматно пахнущим помойным ведром. Если и в здешней квартире кто-то возжелает готовить рыбу, мне, пожалуй, придется сваливать из дома до вечера. Помню, когда я работала в «Магните», то старалась выбежать пулей из магазина хотя бы на десять минут, пока кто-то из товарок разогревал в микроволновке рыбу, заботливо принесенную из дома на обед.

— А! — весело махнула рукой Вера. Она, кстати, довольно сильно изменилась. Из «заучки в очках», как ее частенько называла острая на язык Лида, правда, за глаза, а не в лицо (втайне она побаивалась серьезную подружку) Вера превратилась в ухоженную, самодостаточную и образованную женщину. Круглые уродливые большие очки, делающие ее похожей на стрекозу, она заменила на другие — маленькие, легкие, изящные и придающие моей подружке некий шарм. — Там такая история! Я тебе сейчас расскажу! В общем, Власик-то мой тоже Злотниковым оказался, представляешь! Та еще умора! А я и не знала! Ну Влас и Влас… Как-то не удосужилась в его паспорт заглянуть. А он — Злотников Влас Ефремович! И фамилию менять не пришлось! Я потом всем в шутку рассказывала, что я была Злотниковой, а в замужестве стала Власовой… В общем, пришли мы тогда с ним в ЗАГС заявление подавать. А там дама такая сидит, солидная, лет шестидесяти, с прической высокой и в длинном платье. Она и спрашивает нас: «Что, товарищи, второй раз женитесь?» Мы друг с дружкой переглянулись, ничего не понимаем. А она паспорта нам под нос с фамилиями тычет. Ну я тогда, собственно, и узнала, что фамилии у нас одинаковые. Посмеялись мы и приняли это как знак судьбы: мол, быть нам вместе до конца дней.

— А не родственники вы случаем? — полюбопытствовала я, очень довольная, что и у второй моей подруги в личной жизни все сложилось благополучно. — Слышала, бывали такие случаи. Влюбляешься, например, в парня, а потом выясняется, что он твой сводный брат, а ты — ни сном, ни духом… Ты бы выяснила на всякий пожарный…

— Да не, — опять беспечно отмахнулась Вера. — Злотниковых в Союзе — пруд пруди, меньше, конечно, чем Ивановых, Петровых и Сидоровых, но все же не такая уж и редкая это фамилия. Нет, мы точно не дальние родственники. У Власика моего родня из Сибири, там про нашу с тобой тьму-таракань, где мы выросли, и не слыхивали. В общем, поженились мы с ним, нам комнату в коммуналке дали, на Кирова, бывшей Мясницкой. С того завода мы вместе ушли, устроились на другой, поближе к дому.

Улицу Кирова я хорошо помнила. Названа она была в честь Сергея Мироновича Кирова, убитого, как считается, выстрелок в затылок в Смольном в тридцатых годах. Переименовали Мясницкую в улицу Кирова на основании того, что для захоронения на Красной площади тело убитого Кирова было провезено по Мясницкой улице. Правда, в народе поговаривали (да и поговаривают до сих пор, надо сказать), что на самом деле Кирову убит был по приказу Сталина. Кто-то даже сочинил частушку: «Эх, огурчики да помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике…» Считается, что в девятнадцатом веке эта улица была одной из главных улиц Москвы — одной из первых она получила электрическое освещение. По этой улице, которая, кстати, теперь снова носит наименование «Мясницкая», мы нередко прогуливались втроем с Лидой и Верой, уплетая за обе щеки эскимо и беззаботно болтая о наших девичьих делах… Тогда, конечно, эти дела нам казались самыми значимыми в жизни.

— Прожили мы там год всего, — сказала подружка, — а потом у Власа мать заболела, и пришлось в Горький возвращаться. Там я и в педагогический поступила, следующим летом. Отучилась, в школу на работу пошла, ребятишек учить. Сразу мне и классное руководство дали…

Я заметила, что голос Веры как-то погрустнел. Неужто и ее семейная жизнь не обошлась без трагедий?

— А потом? — осторожно спросила я.

— А потом поняла, что все не то, — пояснила подружка. — После Москвы — вообще не то. Ни размаха, ни масштаба. Ты же знаешь, я к роскошной жизни никогда не стремилась, но вот к жизни в большом городе привыкла как-то. В Москве столько всего было: и выставки, и концерты… Пока с Владом за его мамой ухаживали, вопрос о переезде даже не возникал, а потом, как ее не стало, больше уже ничего и не держало, ни мужа, ни меня. Он тоже по столице скучал. Решили с Власом, что всеми правдами и неправдами будем перебираться в большой город — не в Москву, так в Ленинград. В Москве, конечно, нас никто уже не ждал, да и комнату нашу на Кирова другим отдали. Через знакомых я вышла как-то на РОНО в Ленинграде, ни на что особо не надеялась. Но тут удача внезапно подвернулась, когда я уже совсем руки опустила — дали место в школе, комнату вот выделили.

— Здорово! — выдохнула я, обрадованная, что ничего плохого не случилось. Значит, подружка моя всего-навсего просто скучала по большому городу, а посему они с мужем решили перебраться в Ленинград.

— Влас на завод «Красный Выборжец» пошел работать, на Выборгскую сторону — продолжала Вера и с гордостью добавила: — Теперь он — начальник цеха. Второй год уже тут живем. Дочурка вот у нас родилась, Лида, ровесница Лидиного Тимоши. В честь нее и назвала.

Завод «Красный Выборжец» тоже мне был хорошо знаком. Когда-то давно, в середине восьмидесятых, я ездила в гости к однокласснице, которая жила на Кондратьевском проспекте, рядом с кинотеатром «Гигант». Позже, в девяностых, его закрыли и на его месте открылось казино «Конти». Однако я знаю, что по привычке многие старожилы до сих пор называют это здание «Гигантом».

— Так, собственно, мы и очутились тут, — подытожила Вера. — А то, что тебе тут комнату выделили, меня, если честно, не очень удивило: у нас тут целая квартира преподавателей, даже ученые есть! Кто в школе работает, кто в институте преподает, кто в НИИ трудится… Агафья Кирилловна вон черчение преподавала, пока на пенсию не вышла, я — географии детишек учу, старичок Лаврентий Павлович химикаты какие-то полезные в своем институте разрабатывает… Мы его за глаза «Берией» зовем… Да не, ты не подумай, человек он отличный, просто имя и отчество забавным образом совпали, бывает… А Антонина Семеновна, которая в дальней комнате живет — известный, между прочим, историк и доктор наук, ее даже на телевидение приглашают выступать. Она про каждую улицу Ленинграда может кучу всего интересного рассказать!

Тем временем из прихожей послышались звуки открываемой двери, топот и шум голосов.

— Народ домой потихоньку возвращается! Ладно, — Вера деловито хлопнула ладонью по столу. — Посидели — и будет! Пойдем, мешать не будем. Я тебе комнату твою покажу.