Обалдевая от произошедшего, я вместе с невесть откуда нарисовавшимся бывшим супругом поднялась на свой этаж и открыла входную дверь, сказав:
— Проходи, гостем будешь!
— А может, и не только гостем? Ну согласись, нам ведь есть что вспомнить! Три года вместе прожили, пока у тебя характер не испортился… — осклабился новый старый знакомый, с шумом плюхнул на пол туристическую сумку, из которой жутко воняло рыбой, и предпринял попытку меня приобнять.
Я аккуратно, но твердо сняла со своего плеча волосатую длань с кривыми пальцами и ногтями с «трауром» и, поморщившись, сказала: — Не трогай, а то, не ровен час, заразишься от меня плохим характером. Снимай ботинки и в комнату проходи, Никита. Сумку здесь оставь, у меня на рыбу аллергия. Тапки извини, не предложу. Не рассчитывала я сегодня гостей принимать, не запаслась… Сама только недавно переехала…
— Аллергия? — снова изумился бывший, о существовании которого я пять минут назад вообще не подозревала. — А раньше вроде не было аллергии никакой! Что с тобой случилось такое? Курить бросила и на рыбку аллергию заимела? А? Где гальюн-то? Пиво наружу просится.
— Сама в шоке, не было аллергии, и вдруг появилась. На тебя, наверное, — не удержалась я от сарказма. — Туалет — прямо по коридору и направо. Рядом — ванная. Полотенце третье слева от входа. И на зеркало не брызгай.
Что-то недовольно бормоча себе под нос, бывший супруг удалился в ванную. А я тем временем, порадовавшись, что никто из соседей его не видел, и никому ничего не надо объяснять, пулей метнулась к себе в комнату и наспех оглядела ее. Не то чтобы мне хотелось произвести впечатление на незваного гостя, скорее, просто не хотелось, чтобы он увидел что-то из моих личных вещей. А еще я на всякий случай быстренько переложила несколько бумажных купюр, которые нашла в плаще настоящей Даши, из комода себе в карман платья. Кто его знает, этого Никиту…
Присев на краешек кровати, я задумалась. Так, кажется, придется смириться с тем, что некогда в жизни моей названой сестренки-близняшки произошли перемены, и она сделала не очень хороший выбор. Если она действительно прожила целых три года с этим приматом, который сейчас громко рыгала и сморкался в ванной, я искренне ей соболезную. Час от часу нелегче. Теперь к проблемам в школе, которые, кажется, у меня только-только стало получаться разгребать, добавились еще проблемы в личной жизни. Точнее, не у меня, а у Даши. Надеюсь, там, откуда я уже в четвертый раз прилетаю в СССР, у меня все еще есть мой любимый и долгожданный муж. Кажется, пора прекращать постоянно прыгать назад в СССР, а то, не ровен час, он о чем-то догадается…
Значит, когда-то настоящая Дарья Ивановна Кислицына не очень хорошо вышла замуж. Что ж, такое бывает. Ничто на свете не может гарантировать на сто процентов, что ты не ошибешься в своем спутнике жизни. И дело даже не в том, что люди с возрастом полнеют и лысеют. Уверена, что будь этот Никита приличным человеком, моя близняшка Даша из СССР любила бы его и с лысиной, и с пузиком… В конце концов, все в возрастом теряют привлекательность. И разве лысина для мужчины — это недостаток? Побрился налысо и ходишь себе дальше, брутальный и красивый. Девушкам нравится, на шампуне экономишь, да и в ванной волос меньше… А пузико? Ну некоторым нравится полнота. Уютно, тепло. Прижмешься — и отопление можно не включать…
А если серьезно, то, кажется, дело дрянь. Мечтам об уютном вечере в обнимку с интересной книжкой Жюля Верна сегодня не суждено сбыться. Уж не знаю, откуда взялся этот Никита, но, по-моему, наглость для него — второе счастье. Он, похоже, слишком буквально понимает поговорку: «Чувствуйте себя, как дома». Не ровен час, в трусах ходить скоро по квартире начнет, с этого станется. И почему, кстати, он — Кислицын? Если я когда-то сглупила и выскочила замуж за Гвоздика, то должна была, как и большинство женщин, взять фамилию мужа? Кто он, откуда, надолго ли приехал? И как бы поскорее его выпроводить?
Пока я размышляла, входная дверь в комнату открылась, и на пороге появился Никита. Я заметила, что он не только умылся, но даже зачесал остатки волос с боков на лысину и успел побрызгаться вонючим одеколоном «Шипр», от запаха которого я немедленно начала кашлять. Точно таким же одеколоном пользовался мой бывший сосед по коммуналке, поэт-неудачник.
— У Женьки одеколон взял в поездку, — будто прочитав мои мысли, сказал Никита и огляделся вокруг: — Слушай, а хорошую тебе комнатку-то дали… Самые что ни на есть расписные хоромы… А осталась бы со мной — так и квартиру получили бы лет через пять. Проворонила ты, Дашка, свое счастье. Так что хавать-то будем? Жрать хочется, аж живот к спине прилип.
Сказать бы пару назойливому посетителю пару ласковых слов и выпроводить его на лестницу пинком под одно место, да, боюсь, силенок у меня не хватит. Вдруг еще с кулаками полезет? А призывать на помощь соседей я не хотела. Да и соседи — такие себе помощники. Влас, Верин муж, несмотря на то, что заводской рабочий — интеллигент до мозга костей, даже матом никогда не ругается. Женщин и пенсионеров тоже не попросишь. Остается одно: изображать прохладную вежливость и выпытать хоть что-то, после чего мне станет понятна причина внезапного появления Никиты на пороге моей квартиры. Точнее, квартиры, в которой я пока живу. Никакая она, конечно же, не моя…
— С Женькой мы друзья — не разлей вода, — сообщил Никита мне «радостную» новость, по приятельски плюхаясь на диван. — Вместе когда-то работали. Он, кстати, до сих пор в издательстве своем горбатится корректором. А мог бы тоже, как я, серьезными делами ворочать. Чайничек-то поставишь хоть, бутеров наделаешь? Жрать охота, говорю.
— А ты где горбатишься? — полюбопытствовала я, проигнорировав вопрос про ужин. Если поговорка: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» верна, то с мужем мне в первый раз, кажется, не повезло…
— Совсем у тебя башка прокисла, — с горечью хамски констатировал бывший. — Я ж тебе рассказывал, я большими делами занялся. Серьезные дела, не то что у тебя — журналы заполнять да пионеров гонять…
— А чего гостиницу не снял? — спросила я, начиная уже потихоньку закипать. — Если серьезными делами ворочаешь. Сейчас уже октябрь, белые ночи давно закончились, туристов меньше. Снял бы себе какую-нибудь комнатенку и делал там свои дела…
— Я же говорю, — Никита придвинулся ближе и снова сделал попытку меня приобнять. — Чувства у меня к тебе. Хоть и дурная ты у меня, но тянет к тебе, понимаешь.
Я инстинктивно отшатнулась, почувствовав запах перегара и нечищенных зубов и чуть не врезала незадачливому Ромео оплеуху. За пару лет жизни с приличным, работящим, вежливым и интеллигентным Гошей я уж и забыла, каково это, когда тебя ни в грош не ставят.
— А не пойти бы тебе на… (в голове всплыло неприличное слово, но его я говорить не стала) Московский вокзал? — предложила я, вставая и отходя в дальний угол комнаты. — Там и сможешь переночевать. А завтра утром обратно в Москву поедешь…
На комоде рядышком стояла ваза, оставшаяся от предыдущей соседки. Ее-то я и схватила, приготовившись обороняться от назойливого бывшего. Честно говоря, я рассчитывала, что он испугается и чуть поумерит свой пыл. Однако наглец, кажется, и не собирался останавливаться. Более того, он, демонстративно скинув дырявые носки, растянулся на диване.
— А никуда я не пойду, — заявил он мне, взбивая старенькую подушку, и демонстративно растянулся на кровати. — На гостиницу у меня денег нет. А обратный поезд у меня только через недельку. На вокзале столько времени жить неудобно. Хочешь — вызывай милицию. А что ты скажешь? Я — твой муж, хоть и бывший. У нас даже фамилии одинаковые. Скажу, что приехал помочь тебе, поддержать после развода, а ты на меня с кулаками кинулась. Видишь, фингал у меня небольшой? Скажу, что ты поставила. В общем, дела мне кое-какие надо порешать. Связался я с очень серьезными людьми, Дарья, и я им денег должен.
— Как это? — спросила я.
— Так это, — вздохнул бывший, мигом погрустнев. — Товара набрал у барыг, перепродать хотел. Поперся в общагу студенческую, там ребята как раз «стипуху» получили. Хотел толкнуть вещи поприличнее: футболки, джинсы, очки, даже жвачки… А там проверка нагрянула. Я пацанчику какому-то на хранение сумку оставил, а сам бежать. Договорились, что потом вернет. У студентов-то под кроватями шариться не будут. А я — человек незнакомый, меня бы в коридоре с сумкой точно тормознули.
— А дальше? — поторопила я нового знакомого.
— А дальше его и след простыл, — мрачно ответил Никита. — А деньги за товар надо вернуть. Там на полтыщи деревянных товара наберется.
В этот момент он уже не выглядел так нагло. Бывший Дашин супруг напоминал, скорее, моего подопечного Серегу Лютикова из шестидесятых, который когда-то серьезно проштрафился. Помочь бы ему, да как?
«Стоп, Галочка-Даша!» — осадила я себя. — «Ты по крупинкам выдавливала из себя синдром спасительницы, так не дай сейчас ему тебя целиком и полностью захватить. Неясно, что это за Никита, но он, судя по всему — взрослый работоспособный мужик, вот пусть сам и решает свои проблемы».
— Мне бы недельку где-то перекантоваться, Дашка! — уже по-другому, жалостливо попросил Никита. — Я тебя не стесню. А спать на полу могу… Да не бойся ты, силком тебя не трону. Дура ты просто, своего счастья не понимаешь. Хочешь в разводе сидеть — ну и сиди, пока все остальные замуж выходят. Ну недельку хотя бы… Ну будь человеком… Ты же такая красивая, хорошая, добрая… — и он снова потянулся ко мне ручищами.
На этот раз я не стала миндальничать, а просто шлепнула мужика по рукам и велела:
— Ты, кажется, жрать хотел? Пожалуйста. На кухне ведро нечищенной картошки, лука, на столе стоит чайник. Чисть картошку, набирай воду, ставь чайник, разогревай сковородку.
Будь моими гостями Лида с семьей, я бы, конечно, ничего подобного говорить не стала бы. Напротив, я бы суетилась вокруг лучшей подруги и ее родных, пытаясь быть гостеприимной хозяйкой. Но напрягаться ради этого мутного типа мне совершенно не хотелось, как и оставлять его одного в своей комнате. А посему я отправила его на кухню, наплевав на то, что скажут соседи, а сама направилась к телефону и набрала знакомый номер.
— Алло! — услышала я в трубке знакомый бас.
— Артем! — обрадовалась я. — Это Даша. Позови маму, пожалуйста.
— Привет, Даша! — бодро ответил старший сын Лиды. — Рад тебя слышать. Ты ленинградка теперь, значит… Сейчас. Мама, это тебя!
Почему-то все дети от мала до велика упорно не хотели называть меня «тетей». Просто по имени меня звал и Артем, и сосед по коммуналке — маленький Егорка, который, конечно же, теперь уже не был маленьким. Может, и правда права была мудрая Катерина Михайловна, и у меня есть способности к педагогике? Раз дети ко мне так тянутся.
— Алло! — прощебетала Лида. — Здорово, Дашка! Ну наконец-то позвонила. А то больше недели от тебя ни слуху ни духу. Я уж думала, ты совсем там с ума сошла… Да шучу, шучу! Как у тебя там дела? Сколько дымовух пионеры уже устроили?
— Пока парочку, — улыбнулась я. Знакомый веселый тон подруги передался и мне, и настроение стало чуточку получше. — Тут это… бывший мой внезапно объявился.
— Гвоздик, что ль? — удивилась Лида. — Погоди немного, Дашка, у меня сгущенка варится. Щас убавлю… — И чего он?
— Какой гвоздик? — теперь уже мой черед настал удивляться.
— Гвоздик, хахаль твой бывший, муж то есть, — частила Лида. — Или ты фамилию его позабыла? Никита Гвоздик. Он же фамилию твою после свадьбы взял, чтоб не дразнили. Эх, жаль я тебя от свадьбы с ним тогда не отговорила… Помнишь, мы как-то гулять пошли вчетвером? Я, Андрей и ты с ним. Так он тогда отказался тебе газировки в автомате купить. Сказал, что дома в кране вода тоже течет, и бесплатно.
— А ты слышала о нем что-нибудь? — аккуратно стала я задавать наводящие вопросы. Да уж, фамилия у Никиты под стать настоящей Гале. Представляю, как хохотали бы сотрудницы ЗАГСа, если бы мы с ним в действительности подали заявление на брак. Пряник и Гвоздик…
Спустя пять минут выяснилось следующее. В самом начале семидесятых, когда Даша Кислицына преспокойно работала учительницей русского языка и литературы в московской школе, однажды вечером заявился в гости к поэту Жене некий юноша по имени Никита. Никита был не особо красив и уже тогда начинал лысеть, работал простым сотрудником котельной, но был вежлив, знал наизусть тысячи стихов, умел, что называется, «лить в уши» и каким-то образом все же сумел втереться в доверие к Даше. А еще он очень хотел стать журналистом и учился в литературном институте.
Поначалу Даша воспринимала Никиту просто как приятного собеседника, из уважения позволяла иногда себя провожать и принимала скромные букетики, которые парень регулярно приносил ей, приходя в гости к Жене. А потом она как-то сама не заметила, как вышла за Гвоздика замуж. Наверное, ей просто надоело в девках ходить. Все вокруг женились, рожали детей… Говорят же, что женщины любят ушами. А вешать на них лапшу Никита умел…
— Хорошо же все сначала было, да? — частила Лида в трубку.
— Да-да, конечно, — торопливо согласилась я. — А потом, ты же помнишь…
— Ха! — воскликнула подружка. — Еще как помню! Ты же к нам на ночь глядя прибежала.
Как выяснилось, ничего необычного в истории Даши не было. Вежливый и обаятельный Никита оказался просто лентяем, под стать моему бывшему — Толику. Может, это его кармический близнец? Из котельной он ушел, правда, формально продолжал там числиться, чтобы ему не пришили статью за тунеядство. Поначалу Никита перебивался случайными заработками, или «шабашками», как он их сам называл, но потом забросил и их и твердо вознамерился стать поэтом.
— Послушай мои стихи, Дарья! — встречал он вечером жену, у которой после шести проведенных уроков и внеклассного часа уже отваливался язык.
— Ты на работу устроился? — устало вопрошала жена. — Оформлен в котельной, а работает за тебя другой. Я вон объявление видела у подъезда: дворник требуется. Может, сходишь?
— Опять ты все о мирском, — супруг морщился и уходил в комнату к поэту Жене…
Дальше — хуже. Никита связался со спекулянтами. Не впечатлила его даже история бывшего мужа Дашиной соседки Анечки, который отбывал наказание в местах, не столь отдаленных, за сбыт поддельных купюр. После того, как кубышка с заначкой опустела, он начал выносить из дома вещи, чтобы продать.
От прежней галантности супруга не осталось и следа. Манеры его стали хуже, чем у самого отбитого портового грузчика. Он мог громко рыгнуть на людях, в хлебном магазине запросто почесать зад вилкой для хлеба, совершенно перестал за собой следить, а уж в употреблении матерных слов тот самый портовый грузчик и вовсе не мог соревноваться с Дашиным супругом. А потом Никита подсел на игру в карты и начал проигрывать все, что можно.
Как-то раз Даша застала мужа за попыткой вынести телевизор, на который она целых два года откладывала со своей учительской зарплаты. Ее терпение иссякло, и она встала в дверях, не давая мужу выйти. Однако Никита, весящий больше центнера, легко отбросил пятидесятикилограммовую супругу. Испуганная Даша выскочила в коридор, муж-картежник бросился за ней. Шедший из кухни в комнату подросток Егорка кинулся ей на помощь, но легко был отброшен в сторону. Остановить Никиту удалось только Митричу, новому Анечкиному мужу, отчиму Егорки. Невозмутимый и немногословный Митрич, который мог за день сказать всего три-четыре слова, моментально скрутил негодяя и силой заставил того поставить телевизор на пол в коридоре.
— Урод! Еще раз тронешь женщину — убью. Пшел вон отсюда! — мрачно сказал он, превысив дневную норму слов, потом снова установил телевизор на тумбу в Дашиной комнате и позвал учительницу: — Пойдем, Дарья, у нас пока отсидишься. А там что-нибудь придумаем.
— Пойдем-пойдем, мама как раз ужин приготовила, с нами поешь, — поторопил Дашу Егор.
Униженный Никита злобно посмотрел на жену и ринулся на улицу, пообещав «еще вернуться вечером, чтобы поговорить». Однако та уже решила: «La commedia e finita». Когда поздно вечером картежник заявился домой, его ждал сюрприз в виде плотно запертой на новый замок двери и сумки с вещами, стоящей у порога. Даша, успокоенная Анечкой, Егором и Митричем, заботливо и аккуратно уложила туда все: и бритву, и трусы, и даже тапочки. А Митрич, проникнувшись сочувствием к несчастной учительнице, мигом поменял дверной замок и раздал всем жильцам, кроме Никиты, новые ключи. На ночь Даша уехала к своим друзьям — Лиде и Андрею.
Разозленный Никита начал орать и пинать ногами створку двери, но совершенно напрасно. Ему никто не открыл. Довольно скоро приехала вызванная соседями милиция и загребла дебошира в обезьянник. А поскольку Никита не был прописан в этой квартире, то он вполне справедливо получил законные пятнадцать суток, которые отрабатывал, уныло подметая пыльные московские улицы. За это время Даша Кислицына уже успела наведаться в ЗАГС и подать заявление о разводе.
Детей у пары не было, поэтому развели Кислицыных довольно быстро. К счастью, делить имущество не пришлось. Поживиться Никите после расторжения брака было нечем: скромное учительское барахлишко в виде пары платьев и туфель и стопки книг его не интересовало, а к телевизору Митрич ему строго-настрого и с добавлением нескольких непечатных выражений и вовсе запретил приближаться. Поэтому выпихнутому за дверь обратно в маменькину квартиру Гвоздику досталась только Дашина фамилия, с которой он и решил не расставаться.
Надо же, а я ничего этого не знала. Честно говоря, я ни разу даже не заглянула в свой паспорт после очередного возвращения в СССР.
— Значит, снова объявился Гвоздик этот, будь он неладен? — зло сказала Лида, закончив историю, которую настоящая Даша, конечно же, и сама знала. — И чего ему надо?