Продавщица 4: А с платформы говорят…

Глава 16

Незаметно, в учительских хлопотах и заботах, пролетел еще один месяц, и наступил холодный ноябрь. Стало совсем скучно и грустно. Ноябрь, признаться — самое нелюбимое мною время года. Вроде и пора золотой осени, воспетая Пушкиным, прошла, и зима еще не наступила. Этакое грязное межсезонье, которое в Москве переносится гораздо легче. Небо в Ленинграде — мутно-серое, под ногами — грязь… Лишний раз даже выходить из дому не хотелось. Спору нет, Петербург, он же Ленинград — самый красивый город мира, только не в ноябре. А если быть совсем уж честной, то я, будь моя воля, добровольно отправлялась бы в спячку с ноября по март, чтобы не видеть всей этой серости.

Световой день сократился до нескольких часов, и я, по уши загруженная работой, едва успевала увидеть кусочек светло-серого неба, улучив минутку для прогулки во время обеденного перерыва. Кажется, теперь я начала понимать, почему большинство начальников-мужчин — или седые, или лысые. Поседеть и полысеть при такой нагрузке и ответственности — плевое дело. Я, признаться, и сама нет-нет, да и осматривала собственную шевелюру на предмет наличия седых волос. Пока, тьфу-тьфу, все было в порядке, и моя грива меня вполне устраивала.

В школе все более-менее налаживалась, и я сама не заметила, как постепенно вошла в роль завуча. Вилена Марковна, по всей видимости, получила хороший жизненный урок и перестала цепляться к ученикам не по делу. Костю же она предпочитала вежливо не замечать, даже на уроках ни разу не вызывала. Парень, безумно довольный тем, что от него наконец отвязались, молча сидел на задней парте с той же длинной прической и читал параграфы.

Историю с ушами школьники обсуждали еще где-то пару недель, а потом все забылось, даже прекратились паломничества желающих посмотреть чудо чудное — заграничные ушные протезы. Случилось новое ЧП — пятиклассник Илья, которому я недавно одолжила ботинки, на спор съел пять шоколадок «Аврора» и угодил в медпункт, мигом покрывшись крапивницей с головы до ног. У него открылась аллергия. А посему тема для школьных сплетен разом поменялась.

Впрочем, все обошлось. Медсестра Томочка, в очередной раз ничему не удивившись, встретила бедолагу в медпункте, сделала ему промывание желудка, угостила пионера антигистаминным и отправила домой. С тех пор у Ильи, кстати, напрочь пропала тяга к сладкому. Даже при виде простецких ирисок «Золотой ключик» он морщился.

Надо сказать, что кое-какие перемены в жизни Кости Заболотного, вмиг ставшего школьной легендой, все же произошли. Решив помочь влюбленной в него соседке по парте, которую Костя абсолютно не замечал, я как-то раз «случайно» закрыла их вдвоем в классе часа на два. В этот день им обоим выпало дежурить. Что у них там произошло, я не знаю. Может быть, за два часа общения вспыхнула какая-то искра или еще что, но со следующего дня Костя и его соседка были неразлучны. А чемпионка по гиревому спорту Мила теперь ходила мрачнее тучи. Ей ничего не обломилось.

Я же, в свою очередь, была очень довольна, что помогла будущей свекрови… К наивной улыбчивой девочке с косичками, которая со временем превратилась в полную интеллигентную даму, маму моего будущего супруга, я относилась с огромной симпатией. Свекровь никогда не лезла в наши отношения с Гошей, не заявлялась на порог, не устраивала проверок, не учила жизни и не заявляла: «А вот у нас в СССР трава была зеленее, вода жиже, а арбузы слаще!». Вместе со своим мужем Константином Петровичем, в двадцатых годах двадцать первого века уже ставшим солидным грузным мужчиной, она перебралась из городской квартиры на дачу и зажила там в свое удовольствие.

Неожиданно нарисовавшийся на горизонте мой бывший супруг Никита Гвоздик так же быстро пропал, как и объявился. Наверное, он впечатлен был внушительным ростом и солидной густой бородой моего «жениха» Макса. Тот на прощание придержал героя-любовника за локоток в прихожей и ласково, не повышая голоса, сказал:

— Еще раз возле Даши увижу — бо-бо будет, понял, поэт? И морду тебе разукрашу. Профукал женщину — отвянь. В Москве себе девок ищи, им свои памфлеты читай. Понял?

— Понял! — пискнул еще не так давно бравый и наглый бывший супруг, вырвал руку, подхватил сумку и был таков. Готова поспорить, что путь от моего дома до Московского вокзала он проделал со скоростью мирового чемпиона по бегу Усейна Болта — наверное, опасался, что Макс его догонит и исполнит обещанное.

Еще с недельку я приближалась к дому с опаской: не объявится ли где неподалеку этот Гвоздик? Из нашего непродолжительного общения я сделала вывод, что он — тот еще наглец. Если бы не Макс, пришлось бы мне целую неделю делить с бывшим супружником свою служебную комнатку, пока тот скрывался от спекулянтов.

Однако все было спокойно. Назойливого бывшего и след простыл. Наверное, сейчас в Москве где-нибудь сидит смирненько «на хате» у какого-нибудь своего друга и высунуть нос боится. Связываться со бандитами — дело опасное, те за потерянный товар и башку проломить могут… А полтыщи деревянных в семьдесят пятом году — большие деньги, несколько месячных зарплат рядового советского труженика.

Надо отдать должное моему товарищу Максу: вел он себя крайне деликатно. После того, как мы «погудели» у меня дома вместе с Ирой и Лехой, который к тому времени уже стал ее мужем, и еще парочкой каких-то незнакомых ребят, он не стал пытаться «выйти из френдзоны», а продолжил относиться ко мне просто как к хорошей подружке. Мы иногда по-простецки забегали друг к дружке в гости, ходили в кино, а недавно сбылась моя давнишняя мечта, которую я не успела осуществить во время своего прошлого путешествия: я, потягивая коктейль вместе с «Зингером» в «Сайгоне», увидела самого Гребенщинкова.

— Это Гребень, — небрежно махнув рукой, сказал Макс, когда, спев пару песен, будущий легендарный исполнитель, одетый очень оригинально — в большую рубашку на манер балахона и с фенечками на шее и руках — присел к нам за столик.

— Борис, — симпатичный парень с небольшой щетиной и небрежно взлохмаченными волосами доброжелательно кивнул, ослепительно улыбнулся и пожал мне руку.

— Даша, — немного смущаясь, сказала я…

Тут музыканта кто-то окликнул, очевидно, кто-то из знакомых, и Борис отошел за другой столик. Он сидел, улыбаясь, шутя и непринужденно общаясь с компанией неизвестных мне парней и девушек, а я задумчиво глядела ему вслед… Пройдет тридцать и больше лет, и преданные любители «Аквариума» будут приезжать с других городов и даже стран куда угодно, только чтобы послушать своего любимого «Гребня». Он, конечно же, постареет, пополнеет, поседеет, успеет несколько раз жениться и развестись, уже постоянно будет носить очки и бандану, но останется таким же легендарным…

В нашей коммунальной квартире все было по-прежнему. Лаврентий Павлович по-прежнему трудился в НИИ и разрабатывал какие-то свои химикаты, в которых я ровным счетом ничего не понимала. По химии у меня в аттестате была «тройка», нарисованная учителем из чистой жалости. Хоть убей, но я не понимала, что такое «валентность»…

Антонина Семеновна готовила к выпуску издание своей очередной книги про тайны Ленинграда, Вера с Власом работали, а Лидочка училась в школе и в свободное время беззаботно играла во дворе. Игры дворовой детворы были самые что ни на есть распространенные, знакомые каждому ребенку семидесятых: казаки-разбойники, салки, пятнашки, «вышибалы», «горячая картошка», «съедобное — несъедобное», «десяточка» — это когда десятью разными способами пытаешься словить мяч, отскакивающий от стены…

Пацаны рубились в «ножички» — чертили на земле круг и с помощью броска «отвоевывали» себе новые территории. Как ни странно, с ножиками ходили почти все мальчишки, и ни у кого это не вызывало удивлений или опасений. А уж полазать по стройке — и вовсе излюбленное занятие пацанов… Стройки в нашем районе было навалом. Удирать от сторожа, бегущего за тобой с битой — конечно, то еще удовольствие, но почему-то пацанов тянуло на стройку, как магнитом.

А еще у каждой уважающей себя девчонки имелась резиночка. Нет, не яркая резинка для волос, а самолично сшитая большая резинка, сшитая из маленьких. У меня тоже в свое время была такая резиночка, сшитая из резинок от старых детских колготок. Игра в «резиночку» требовала определенной физической подготовки, хоть и казалась на первый взгляд простой. Две девочки, стоя на некотором расстоянии друг от друга, держали на ногах резиночку, а третьей предстояло через нее прыгать. После каждого прыжка резиночка поднималась чуть выше. Заденешь при прыжке — уступаешь ход следующей, а сама встаешь держать резинку, и так по кругу. Особо прыгучие девчонки могли подпрыгнуть чуть ли не выше своего роста… Мне, признаться, этого никогда не удавалось.

Накатывало, конечно, иногда желание тряхнуть стариной и попрыгать вместе с девочками во дворе, но я, конечно, себя сдерживала. Можно себе представить лица пятиклассниц, когда на прогулке в школьном дворе завуч Дарья Ивановна возжелает к ним присоединиться вместо того, чтобы отчитывать старшеклассников, курящих за школой. Эх, правду, видимо, говорят: «Нет ни одного ребенка, который не хотел бы снова стать взрослым, и ни одного взрослого, который не хотел бы снова стать ребенком»…

Правда, с каждым днем все больше холодало, и детворы во дворе становилось все меньше. Вот скоро начнутся настоящие холода, выпадет снег, зальют хоккейную «коробку» во дворе, наступят каникулы — и настанет пора баталий. Все пацаны от мала до велика стащат с антресолей свои коньки и клюшки, любовно сдуют с них пыль и выскочат во двор играть в хоккей. Мобильных телефонов и планшеты еще не придумали, игровые компьютерные клубы — тоже, «видаков» почти ни у кого нет… О навороченных приставках детвора и не слышала. Поэтому ребятня просто ходила друг к другу в гости — играть в настольные игры, клеить модельки машин и смотреть детские передачи… Лидочка, например, почти ежевечерне забегала ко мне с кружкой чая и пакетом ирисок, запрыгивала на диван, и мы почти до поздней ночи читали с ней «Тома Сойера», пока сердитая Вера не загоняла девочку домой.

Несмотря на то, что сейчас, во время своего четвертого путешествия в СССР, я жила в своем любимом городе, я очень скучала по Москве: катку возле ГУМа, прогулкам по Красной площади, набережной Москва-реки… А как красиво украшали Москву к Новому Году! До сих пор нет-нет, да и вспомню, как зимой пятьдесят шестого года мы с моим тогдашним молодым человеком Ваней выписывали пируэты на катке… Ваня лихо рассекал по льду на мощных «Норвегах», а я, взяв его за руку, скользила за ним на своих «Снегурках»… Как тепло было в объятиях этого простого заводского парня молоденькой хрупкой Даше…

Но это все было больше двадцати лет назад. А сейчас я, взрослая, зрелая и вполне самодостаточная женщина с кучей забот, проблем и обязанностей, сосредоточенно шла по Литейному проспекту, направляясь к Мариинской больнице. В эту больницу больше месяца назад попала с переломом наша учительница Власта Матвеевна — строгая, высокая дама, преподававшая алгебру и геометрию. Уж и не знаю, почему, но Власта Матвеевна пользовалась у наших учеников огромным авторитетом. Ее и любили, и уважали, и одновременно боялись.

Нет, Власта Матвеевна, в отличие от некоторых советских учителей, никогда не повышала на учеников голос, не обзывала их, не унижала и уж тем более не била указкой по рукам. Однако она могла утихомирить целый класс орущих и дерущихся подростков, попросту строго нахмурив брови. Что же касается оценок, то тут Власта Матвеевна была и строга, и справедлива. Распространенной «болезнью» многих учителей той поры, любящих ставить двойки по преподаваемому предмету из-за плохого поведения на уроке, она не страдала, и оценивала исключительно знания.

А когда мой одноклассник Сеня Зайцев заболел и провалялся дома целый месяц во время третьей четверти, Власта Матвеевна ходила к нему домой каждый день после уроков и объясняла сложный материал, чтобы ученик не отстал. Надо сказать, что парень не забыл ее доброту. Сеня, получив по окончании десяти классов золотую медаль, после вручения аттестатов преподнес Власте Матвеевне огромный букет роз и поцеловал руку, невольно заставив строгую учительницу смахнуть слезу.

В нашей школе она проработала почти до двухтысячного года, пока силы ее не оставили совсем, и она не засела дома, выходя оттуда только раз в пару недель… Думаю, что секрет любви к учеников к самой строгой школьной преподавательнице был прост — к каждому ученику вне зависимости от внешнего вида и успеваемости она относилась с уважением и обращалась исключительно на «Вы», даже если это был пятиклассник. Порой забавно было наблюдать, как высоченная Власта Матвеевна отчитывает за невыученный параграф какого-нибудь лопоухого малыша, а тот одновременно и стыдится, что не подготовился к уроку, и гордится, что ему «выкают»…

К сожалению, в палату к Власте Матвеевне меня не пустили.

— Карантин, — лениво жуя яблоко, сказала мне в регистратуре суровая служащая. — Объявление висит. Читать, женщина, надо… И передачи сейчас не берем. Говорю же: краснуха у нас. Через месяцок приходите…

Расстроившись, я уже хотела было идти домой, как вдруг услышала знакомый голос:

— Здравствуйте! Мне бы Прянику пакет передать…

Я обернулась и заулыбалась. Да неужели мне так повезло? Нет, ошибки быть не может!