Призрачный отель II. Куклы Маэстро

Глава 26

Мой взгляд невольно упал на Маховую башню. Сооружение — стариннее не придумаешь.

Заброшка? Н-ну, с учётом того, что в крепостных башнях в принципе никто никогда не жил — можно и так сказать. Под башней, опять же, наверняка есть подземный ход. А то, что присутствия пленённых душ я не чувствую и призраков, за исключением двух-трёх праздно шатающихся пустышек, не вижу, может быть результатом блокировки, которую поставил Маэстро.

Ким нифига не торопился, приехал только через десять минут. Зато с двумя шавухами, одну из которых протянул мне.

— Держи подгон. — Ким плюхнулся рядом со мной. — Надеюсь, что-то срочное?

— Почему надеешься? Спасибо. — Я взял шаурму.

— Потому что по голосу было не похоже, что тебя тут пожиратели на части рвут, и я решил, что заеду за обедом. А приличную шаурму, на мой вкус, только в одном месте продают. Пересечение Кирова с Николаева, знаешь?

— Знаю. И что, прям рекомендуешь?

— Ты кусай.

Я откусил. Кивнул:

— Неплохо.

— То-то и оно. Ну, раз ешь, значит, и правда пожара нет. Зачем на сотовый звонил?

— Слушай, — не выдержал я, — да что у вас у всех за пунктик такой, с сотовыми? Как будто Стивена Кинга читаешь. Там тоже, если кто-то телефон в руки берёт — это целая драма на четырнадцать страниц. У меня мама, знаешь, тоже не подросток, но кроссворды уже лет десять как на планшете разгадывает, а батя троллит новичков на форуме рыболовов так, что его стабильно раз в месяц банят.

Я почему-то ждал от Кима агрессивного наката в духе «вот сам доживи до моих лет!», но — нет. Ким только усмехнулся.

— Тут дело не в возрасте, Тимур. Дело в самоуважении.

— Чего?..

— Того. Вот ты носишь у себя в кармане устройство, по которому в любую секунду тебя могут дёрнуть. Тому, кто звонит, не важно, чем ты занят: ешь, работаешь, любовью занимаешься. Может, гениальная идея в голову пришла. И тут — звонок. Людей сильно избаловала эта возможность — в любой момент до кого угодно достучаться, выдернуть, заставить с собой разговаривать. И ходят все, как на поводках. Привыкли, что их в любой момент дёрнуть могут.

— Ну, вообще-то, бывают важные ситуации.

— Конечно, бывают. Только в жизни таких ситуаций может быть две-три, по-настоящему важных. А ты из-за них соглашаешься всю дорогу носить ошейник.

— Да ну тебя, блин. Утрируешь.

— Нисколько. Смартфон — это ещё грустнее. Это ошейник с двумя поводками. За один дёргают все, кому не лень, а за другой — ты сам, но зато каждые пять минут. Как тут удержаться, когда весь мир так и пляшет вокруг тебя, стараясь развлекать. Раньше это только князьям да царям доступно было — шута держать. А теперь любой дурак может. Из обходчиков смартфон только у Кондратия. Знаешь, почему?

Я пожал плечами.

— Подарил один добрый человек, отказаться неудобно было. Кондратий приловчился новости читать, но и то плюётся. Газеты, говорит, лучше.

— Пока новость в газете появится, она уже прокиснет десять раз.

— Зато, небось, там только важное. Без всяких трогательных котиков.

— Ну окей, допустим. До сих пор вам и без смартов нормально было. Но времена-то меняются! И лучше это понять поздно, чем никогда. Сейчас, когда вся эта фигня с Маэстро творится, нам обязательно надо держать связь! Чтобы иметь преиму…

— Маэстро с пожирателями лишены возможности держать такую связь, — перебил Ким, глядя перед собой. — И преимущество, о котором ты говоришь, иллюзорное. Вот ты вызвал меня сейчас. Зачем?

— Ну, я знал, что ты эту улицу патрулируешь. Хотел рассказать новости про Маэстро, поделиться своими соображениями. Одна голова хорошо, а…

— Ты знал, что я патрулирую эту улицу. Мог подождать, увидеть мою машину, махнуть рукой. Я бы обрадовался и с удовольствием тебя подобрал. Мы бы всё обсудили по пути. Но ты выбрал дёрнуть поводок… Да успокойся, я понимаю, что для тебя это — норма жизни. Вижу, что ты не из тех, кто за своими хотелками других людей не замечает. Я на тебя не злюсь, но предупреждаю: позвонишь ещё раз, не будучи объятым пламенем — добавлю твой номер в чёрный список.

Я поперхнулся и закашлялся. Ким дружелюбно похлопал меня по спине. И так же дружелюбно закончил:

— А потом тебя все обходчики заблочат. Год будешь злиться, психовать. А потом в один прекрасный момент вдруг поймёшь, что за весь этот год ровным счётом ничего такого важного с тобой не случилось. Я имею в виду, настолько важного, чтобы трезвон устраивать. И со всеми нами ты всегда встречался, когда было нужно. Никуда не опоздал, ничего не упустил. Ты думаешь, мы закостенели? Не видим, что происходит, не понимаем?.. Нет. Наоборот: мы видим и понимаем больше других. Просто в силу накопленного опыта. Мы многое пережили, нам есть, с чем сравнивать. И мы видим: это время такое наступило, когда люди начали бояться молчать. Они боятся быть наедине с собой. Потому и кричать стараются как можно громче, думают, что миру без их крика будет худо. Про ретриты с цифровыми детоксами, думаешь, я не слыхал? Ещё как. Богатые люди платят большие деньги за то, чтобы у них кто-нибудь телефон отобрал на недельку. И когда отбирают — вдруг оказывается, что без телефонов жить можно, и жить хорошо. И мир не развалился за неделю без твоих цифровых криков.

— Ну, ты фаталист, — покачал я головой. — А может, стоит потерпеть неудобства? Ради того, чтобы, может, однажды кому-нибудь жизнь спасти, быстро приняв информацию?

Ким молча улыбался и смотрел на меня, держа в руке наполовину съеденную шаурму.

— Если бы, например, у Ромео и Джульетты были сотовые — трагедии бы не случилось, — привёл я, как мне казалось, терминальный довод. — Сколько всякого дерьма с людьми происходило просто из-за того, что не было возможности моментально обменяться информацией!

— И что?

— Не понял вопроса.

— Ну, что бы было, если бы у Ромео и Джульетты имелись сотовые? Мир лишился бы прекрасной истории любви, величайшей трагедии. Не извлёк бы из неё никаких уроков. Он получил бы скучную историю о двух подростках, которые валяются на диване, каждый в своём доме, и переписываются о том, как на них давят невыносимые предки. И, скорее всего, в финале этой истории они бы всё равно сговорились роскомнадзорнуться одновременно. Ты ещё скажи, что если бы Господь повесил на древе познания добра и зла камеру с датчиком движения, то мы бы сейчас жили в раю. Самому-то не смешно?

Смешно мне не было. Наоборот — я злился. Хотелось кричать, доказывая, что Ким не прав! Миллион доводов можно было бы привести. Но я взял себя в руки. Хрен с ними, с чудиками. Пока жареный петух не клюнет, всё равно не поймут ничего.

— Ну ладно, поболтали — будет. — Ким оторвал зубами кусок от шаурмы. — Так чего там насчёт Маэстро?

Переключившись на конкретику, я быстро забыл про мировоззренческие расхождения. Рассказал про допрос Маэстро, про создавшуюся патовую ситуацию.

— Если его отпустить — он и правда не успокоится. — Ким смял и запулил в урну бумажную упаковку от шаурмы. — И тут не в математике дело, это он так говорит. Те души, которые сейчас в плену, ни в чём не виноваты, согласен. Но в чём виноваты те, которые будут страдать, если вы отпустите Маэстро? В таких ситуациях мы говорим о судьбе. И о том, что, пытаясь изменить судьбу, человек всегда делает только хуже.

— Значит, нужно прикончить Маэстро, даже если он не расколется, и забыть о тех пятерых?

— Они не забудут.

— В смысле?

— Не думай плохо о людях, с которыми работаешь, Тимур. Вы соберётесь в кафетерии и почтите погибших. Бусины на ваших чётках — это память о ваших победах, они всегда при вас. Но и память о ваших поражениях остаётся. Без физического воплощения, но для вас она не менее материальна, чем курган в Реадовском парке. Я знаю, о чём ты думаешь, Тимур. Ты разочарован. Надеялся, что наш мир, в отличие от человеческого, справедлив, что здесь нет места боли и страданиям, что зло всегда терпит сокрушительное поражение. Увы, это не так. У нас есть лишь одно преимущество. Мы на триста процентов уверены в том, что делаем по-настоящему важное дело. И что без нас миллионы душ будут обречены. Пойдём, прокатимся.

Я тоже доел шаурму и выкинул упаковку. Мы подошли к пустому месту у дороги, переместились в призрачный мир. Перед нами оказался фургон.

Сели, Ким запустил призрачный движок. Поехали по Большой Советской.

— Судьба — удобное оправдание, если ничего не делать, — буркнул я.

— Это да.

Проклятый Ким не возражал, когда я ждал от него возражений, и не соглашался, когда я не ждал ничего, кроме согласия. Это вымораживало, и очень хотелось ему врезать.

— Мы можем хотя бы попытаться найти эти души⁈

— Можем. Пытаемся.

Я обернулся, посмотрел на уменьшающуюся башню.

Ким вздохнул.

— Маховую проверяли. Вообще все башни перешерстили. Ну и в принципе заброшки, какие нашли-вспомнили, тоже… Мы верим в судьбу, Тимур, но на жопе ровно сидеть не приучены. Не у тебя одного душа болит, поверь. Куда мне ехать?

— Почему ты меня спрашиваешь? — удивился я. — Я-то про башню думал. Но, раз говоришь, её проверяли, уже без разницы. Других мыслей у меня нет.

— А я тебя не про мысли спрашиваю. Я спрашиваю, куда мне ехать?

— Издеваешься, что ли? Говорю же — мне пофиг.

— Мне тоже. Так куда?

— Ну, езжай направо.

Ким покорно свернул на Тухачевского.

— Дальше?

— Да я откуда знаю⁈

— Предположи.

— Ну, давай налево.

Ким повернул на Докучаева. Собственно, это была уже не дорога. Фургончик крался по придомовой территории. Слева мелькнула табличка, сообщающая о том, что здесь расположилось федеральное казначейство. Ким остановился, повернул голову вправо. Я проследил за его взглядом.

Возле нежно-зелёного трёхэтажного строения кружили, будто танцуя вальс, двое пожирателей.

— Они чуют смерть, — спокойно сказал Ким. — Пошли.

Мы покинули фургон и направились по бетонной дорожке к пожирателям. Те мигом остановили танец, зависли, уставившись на нас.

— Пост принял, — крикнул Ким. — Свободны. Оба.

— Ты — тварь! — прошипел один из пожирателей. — Скоро вы все будете ползать перед нами на коленях!

— Ага, я себе уже коврик для пилатеса присмотрел. Чтоб колени не болели. Пошли вон, сказал, пока не прикончил обоих!

Пожиратели, горестно завывая, улетели.

— Вот примерно так выглядят нормальные отношения с этой братией, — прокомментировал Ким. — А теперь — ждём.

— Чего…

— Всё, дождались. Забирай.

Возле стены дома образовался пожилой мужчина. На нём был парадный отутюженный мундир с множеством орденов, на голове — фуражка. Стоял он по стойке смирно, будто принимал парад.

— Здравия желаю, — вырвалось у меня.

Я и сам непроизвольно вытянулся. Если бы мог, в эту секунду променял бы свои дреды на какую-нибудь уставную стрижку. И голову бы прикрыл — к пустой-то руку не прикладывают.

Ветеран окинул меня задумчивым взглядом, улыбнулся.

— Да вольно уже, — сказал глухим добродушным голосом. — Ну… Всё, стало быть? Последняя станция?

— Почти, — улыбнулся я в ответ. — Осталась пара формальностей. Едем с нами.

Кивнув, душа направилась к фургону. Мы с Кимом пошли следом.

— Вот поэтому Кондратий так удивился, когда ты услышал зов, — сказал Ким негромко. — Тогда, возле «чайника». Это — нам свойственно, обходчикам. А ты только что выполнил нашу работу. Ты знал, куда ехать, потому что слышал зов.

— Да я ж от балды сказал!

— Это поначалу так кажется. По первости все думают, что от балды, понимать начинают потом. Я понимал, откуда зов, и проверял тебя. А ты безошибочно привёл к нужному месту. Может быть, ты работаешь не там, где нужно? Подумай, Тимур. Я ни к чему не принуждаю, просто не надо зацикливаться на одном. Пробовать себя в разных областях — это нормально и правильно, иначе ты не узнаешь, где по-настоящему нужен.

— Не соблазняй. У проводников есть кое-что такое, чего нет у обходчиков.

— И что же это?

— Печеньки, — сказал я и, обойдя ветерана, открыл перед ним боковую дверь.

Ким присвистнул.

— Ну, тут крыть нечем, тут ты прав. Кондратий — мужик рукодельный, но по части плюшек Мстиславе Мстиславовне равных нету.

Я катался с Кимом по городу до самой ночи. Несколько раз дёргался позвонить Вадиму, узнать, что там с Алиной. Но вспоминал разъяснения Кима и убирал телефон.

Если бы случилось что-то непоправимое, Вадим наверняка нашёл бы способ сообщить. А раз не сообщает, значит, всё нормально. Ну, насколько оно вообще может быть нормально.

— Что там у тебя? — спросил Ким после того, как я в очередной раз сунул телефон в карман.

Я хотел отшутиться, но почему-то рассказал правду. Давно заметил, что с видящими это получается само собой — при том, что с Олегом, например, я проработал бок о бок без малого семь лет, а Кима и остальных знаю чуть больше месяца. Олегу я ни за что не признался бы, что вызвал врача к пустышке, которая шпионила за нами и о каждом шаге докладывала Маэстро. И не из-за насмешек или презрения, просто Олег меня бы не понял. Не смог бы понять.

А у видящих насмехаться над новенькими в принципе не очень принято. Профессия сложная, опасная, каждый человек на вес золота. На тупорылый стёб попросту времени не остаётся.

Ким выслушал меня молча. Своё отношение к моему поступку не выразил никак. Просто спросил:

— Где она живёт?

Услышав ответ, молча выкрутил руль в нужную сторону.

В этот раз мне повезло — подошёл к подъезду одновременно с женщиной, ведущей на поводке собаку. Женщина открыла кодовой замок ключом-таблеткой. На мои дреды посмотрела неодобрительно, но спрашивать, в какую квартиру направляюсь, не стала. Свернула в межквартирный коридор первого этажа, я поднялся на второй этаж.

Остановившись перед дверью Алины, прислушался. Тишина, никаких звуков. Хотя, возможно, это из-за плотной двери. Тронул кнопку звонка. Не откроет — тогда пройду сквозь дверь. Может, Вадим её вообще в больницу отправил, и в квартире нет никого.

Но за дверью послышались шаги. Осветилось крошечное окошко глазка. Я шагнул назад — чтобы лучше было видно.

Через несколько секунд лязгнула задвижка. Алина открыла дверь. Молча отступила с порога вглубь квартиры.

Я вошёл. Алина тут же вернула металлическую задвижку на место. Посмотрела на меня.

— Что?

— Да ничего. Зашёл спросить, как ты.

— Больничный на неделю. Две пригоршни лекарств. Потом надо будет врача вызвать, он телефон свой оставил.

Голос звучал глухо и устало.

— А. Ну, хорошо, выздоравливай. Я, собственно, только поэтому пришёл.

— А почему не позвонил?

— У меня телефона твоего нет. А если бы и был — ты что, к незнакомым номерам подходишь?

— Номера нет, — повторила Алина. — А адрес есть.

— Ну, адрес я в отделе кадров спросил. Пойду. — Я взялся за задвижку.

Алина положила ладонь мне на руку. Прямо посмотрела в глаза.

— Почему?

— Что?

— Почему ты меня спас? Ты ко мне приходил сегодня днём, теперь я в этом уверена. А потом появился врач.

— Не понимаю, о чём ты.

— Всё ты понимаешь. — Алина стиснула мою руку на задвижке. — Думаешь, я совсем дура, да?

Ну, вообще-то именно так я и думал. Плюс помутненное сознание — был уверен, что о первом моём визите Алина не вспомнит. Но говорить девушке, что считаешь её дурой — это даже для бессмертного перебор.

— Я всё знаю, — объявила Алина. — Врач сказал, что меня загипнотизировали. Я делала плохие вещи, и не только я. Этот урод гипнотизер многих держал под воздействием. Но теперь его арестовали.

— Ну, раз врач так сказал, значит, так оно и есть. Слушай, я пойду…

И тут в дверь позвонили. Требовательно, по-хозяйски.

— Эдик, — упавшим голосом сказала Алина. Умоляюще посмотрела на меня.

Я покачал головой.

— В шкаф прятаться не буду, не надейся.