Привет магия! Маг чак-чак. Книга вторая. (Гильмутдинов Ирек) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 18

Глава восемнадцатая.

Сражение и последствия.

Зал встретил нас ледяным дыханием веков.

Мы не рассыпались по углам, не стали искать ловушек поодиночке — шли единой группой, плечом к плечу, по самой середине зала, где каменная плитка была протоптана до зеркального блеска бесчисленными шагами тех, кто приходил сюда до нас.

И вот он — трон.

На нём сидел мужчина — или то, что когда-то было мужчиной. Его костяные пальцы, прозрачные, словно выточенные из застывшего дыма, лежали на подлокотниках. Глаза — две щели в высохшей коже — смотрели в никуда. Он не дышал. Не шевелился.

Мы встали в шаге от него, всматриваясь в черты лица, ища хоть какое-то движение.

Тишина.

— Э-эм... — внезапно кхыкнул Грохотун, его голос, обычно громкий, теперь звучал приглушённо, будто он боялся разбудить мертвеца. — Гляньте-ка, народ...

Мы обернулись.

За нашими спинами стоял ларец.

Не просто ящик — шедевр древних мастеров, покрытый рунами, которые переплетались с золотыми прожилками, словно корни деревьев, впивающиеся в камень. И что важнее всего — он был открыт.

Мы подошли ближе, заглянули внутрь.

Три Зерна Возрождения.

Но не одинаковые — каждое отличалось.

Одно переливалось кроваво-багровыми оттенками, словно внутри него билось крошечное сердце. Второе мерцало холодной синевой, напоминая застывшую молнию. Третье было чёрным, настолько глубоким, что взгляд тонул в нём, как в бездне.

— Ничего не трогать, — мои слова прозвучали резко, словно удар хлыста.

Жизнь научила меня: халявы не бывает.

За всё в этом мире приходится платить. Иногда — сразу. Иногда — спустя годы. Но счёт всегда приходит.

И я не собирался подписывать его, даже не прочитав условий.

Вот вам реальная история из жизни. Как-то раз я спросил мать о судьбе Маринки Косолаповой — той самой «первой красавицы с нашего двора», золотой медалистки и недосягаемой принцессы школьных коридоров. Я ожидал услышать историю успеха. Вместо этого мне открылась современная трагедия, достойная пера Достоевского.

Её отец, Николай Никифоров, в прошлом завсегдатай пивных ларьков, совершил, казалось бы, невозможное — продал последнюю «копейку», открыл табачную палатку, затем вторую, третью... Так алкогольная безнадёга превратилась в солидный капитал. Они переехали в элитный квартал, где ковры в подъездах стоили дороже, чем вся их прежняя квартира.

Но злой рок уже точил своё лезвие.

Для Марины деньги стали наркотиком раньше, чем настоящие наркотики. Сначала — брендовые сумки и iPhone последней модели, затем — клубная жизнь с её эфемерным блеском, а после — белая смерть, что въедается в вены быстрее, чем богатство — в душу.

Отец бросал её в лучшие реабилитационные центры Европы, но каждый раз она срывалась — как Икар, не способный отказаться от солнца, даже зная, что оно растопит его крылья.

Развязка наступила неожиданно.

Оказалось, в прошлом Косолапов кинул на крупную сумму одного бизнесмена. Тот — слабый сердцем — не выдержал и оставил сиротой сына.

Мальчик вырос красивым, умным и беспощадным. Он нашёл Марину. Влюбил её в себя. И методично разрушал — пока она не прыгнула с шестнадцатого этажа в объятия бетона.

Узнав правду, Николай Никифоров не произнёс ни слова. Просто схватился за грудь — и присоединился к дочери.

Мораль?

«Месть — это блюдо, которое подают холодным... Но едят его всегда горячим — прямо из сердца врага».

Вот такая вот история. Да, случилось не со мной, но умные учатся на чужих ошибках. Как говорит один хитрый народец из моего мира.

С тех пор я не верю в «халяву»?

— Приветствую вас, искатели приключений и дармовой силы, — раздался за спиной голос, словно скрип ржавых петель. Он вибрировал в костях, заставляя кожу покрыться мурашками. — Перед вами Скверноликий — древнее существо, рождённое из скверны забытых клятв.

Я медленно обернулся, за мной остальные.

Тот, кто сидел на троне из чёрного базальта, чьё полупрозрачное тело переливалось, как застывший дым. Теперь восседал ровно, а его глаза — две угольные щели — смотрели сквозь нас.

— Э-эм... Здорова, мужик! — я махнул рукой, стараясь звучать непринуждённо, хотя каждый нерв в теле кричал об опасности. — Я Кайлос, а это мои друзья. Как погляжу, скучновато тут у тебя. Мы это…пройдём, ладно? Ты можешь даже не вставать, мы сами найдём выход.

Тишина.

Затем — сухой, ломающийся звук, похожий на треск старых костей.

Он пытался засмеяться.

— Хе-кхе-кхе...

Кашель сотряс его тело, и на мгновение я подумал, что он рассыплется в прах. Сколько веков он просидел здесь, в этом склепе? Гномы явно не навещали.

— Никуда вы не пойдёте, — прошипел он, и его голос стал резким, как лезвие. — Сначала вам предстоит пройти испытание.

— Слушай, ты чего злой такой? — я притворно вздохнул, роясь в сумке. — Давай я тебе вкусный пирожок дам?

— Погоди, Кай, ты ж сказал, ничего не осталось? — Бренор нахмурился, его пальцы сжали рукоять меча.

— Да ты посмотри, как он исхудал! — я продолжил копаться в рюкзаке, разыгрывая спектакль. — Ему бы поесть нормально. Погоди, надо порыться получше, глядишь, что-нибудь да найду.

— Извини, мужик, нету пирожков, — я развёл руками. — Может, ты пирог с курагой будешь? Или бутерброд с колбасой?

Тишина.

Затем — взрыв.

— ХВАТИТ!

Его крик ударил в нас, как волна, едва не сбив с ног. Стены задрожали, а из-за колонн вышли шестнадцать воинов. Которых там не было секунду назад.

Грохотун бы почуял. Значит, они не мертвецы. А это было куда хуже. Потому что мертвецов можно убить, отрубив головы. А этих… наверное, тоже можно. Ладно, время покажет.

— Э-э-эм...

Проклятье, вот же пристало это его долбанное «Эм-м-м», дурацкий гоблин.

— Это, вроде как... не совсем честно, — процедил я, окидывая взглядом ряды противников. — Нас пятеро. Вас — семнадцать.

В ответ раздался хриплый смех, на этот раз менее рваный, более звонкий — будто древний механизм, наконец смазанный кровью, начинал работать исправно. Оживает, зараза.

— У каждого из вас будет свой бой, — провозгласил Скверноликий, и его голос обрёл странную мелодичность. — Если, конечно, справитесь с моими слугами... Но не будем забегать вперёд.

Он театрально поднял костлявую руку, и песочные часы из чёрного камня материализовались в воздухе.

— Минута на приготовления. Затем... начнётся веселье.

Пауза.

— О, и ещё кое-что: если умрёте в испытание — умрёте навсегда.

М-да, вот это поворот.

Ему действительно смертельно скучно, раз он затеял этот макабрический спектакль. Мог бы просто размазать нас по стенке — но нет, устроил целое представление.

Что ж, понять можно — сидеть веками в этом склепе, слушая, как шепчутся колонны, должно быть то ещё удовольствие.

— Начинаем!

По мановению его руки одиннадцать воинов растворились в воздухе, словно их и не было. Оставшиеся шестеро мгновенно окружили нас — и в тот же миг пространство взорвалось.

Мир раскололся, перегруппировался — и вот я уже стою один посреди бесконечного кладбища, лицом к лицу с собственным кошмаром.

***

Вейла замерла. Мир в мгновение ока изменился, теперь она стояла во дворе дома резиденции Кровавой Луны. Обращённая в волчицу, она начала принюхиваться, и тот запах, что она уловила, заставил её дрожать.

Дверь дома открылась, и из неё, степенно вышагивая, вышел Харроу, глава стаи. Её глава, которого она предала.

Вслед за ним вышли её родители. Выглядели они ужасно, с пустыми глазницами и окровавленными руками, с пальцев которых на землю капала кровь.

Вейлу окутал страх, она была не в силах пошевелиться. Она была так напугана, что её обращение рухнуло, и теперь она стояла голая перед ними, стараясь прикрыться руками. Она пыталась вернуть себе облик волчицы, но способность обращения её не слушалась.

Когда Харроу остановился в трёх шагах, а её родители встали по бокам от него, то они заговорили хором, голосом, полным укоризны.

— Мы продали тебя этому господину, потому что ты слабая. А что сделала ты? Тварь неблагодарная. Предала его! Из-за тебя умерли все, кто считал тебя семьёй. Какая же ты всё-таки слабая! Как и твоя дочь. Она хотя бы приносит пользу семье, а ты тварь…

— Я не… — она было сделала попытку оправдаться, но пришлось закрыть уши руками.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — орали они. — Как же мы презираем тебя. Слабачка, неблагодарная подстилка.

Харроу, стоявший всё это время молча, лишь довольно скалился.

Тень Вейлы ползла к ней, щёлкая зубами в такт словам семьи. Девушка, продолжая сжимать голову руками, как вдруг ощутила боль — пальцы на её руках отрастили когти и впились в кожу.

— «Да... это они. Эти ублюдки, что продавали меня и мою дочь. Вот только я не они и такой никогда не стану. И да, я не предавала стаю».

— Это не вы, вас здесь НЕТ!

Вейла обратилась и рывком вонзила клыки в призрака Харроу, и тот взвыл, рассыпаясь пеплом.

***

Грохотун замер. Он оказался в родной пещере, что была его домом.

Стены, испещрённые детскими царапинами, потолок, чёрный от копоти костра, что горел здесь десять лет без перерыва.

Пусто. Ни братьев, ни сестёр. Только он… Нет. Не он.

Перед ним стояло его отражение — размытое, маслянистое, с глазами, как две провалившиеся в никуда дыры.

Тень тыкала толстым пальцем ему в живот, и каждый удар отдавался болью, будто кто-то ворочал раскалённый уголь внутри, при этом оно бормотало. На забытом языке. Том самом, что он начал шептать во сне, после того как проглотил горошину.

Большой Пуф отступил на шаг. Ещё один.

И вдруг — понял.

Слова прорезались сквозь пелену, будто нож сквозь гнилую ткань.

— «Ты — всего лишь сосуд. Скоро ты станешь одним из нас», — зловеще шептала теневая копия.

Страх. Он охватил его, сжал глотку, отнял голос. Тело онемело, будто залитое свинцом.

Но потом — жар. Горошина внутри проснулась, запульсировала, разливая силу по жилам.

Язык вернулся.

— «Она прорастёт скоро... Ты станешь дверью для нас», — не умолкала тень.

Грохотун взревел — нечеловечески, по-гоблински — и вонзил кинжал в копию самого себя.

Лезвие вошло без сопротивления, будто в воду, но он ловил, цеплял, вырывал — и достал.

Горошину.

Аналогичную той, что проглотил сам. Раздавил зубами.

— Моя горошина — не твоя!

Тень взвыла — высоко, тоскливо — и схлопнулась, как пустой мешок.

В тот же миг мир померк, а он снова очутился в склепе.

Кайлос, Бренор и Криана стояли с широко раскрытыми глазами, будто только что вынырнули из ледяной воды.

Вейла лежала на полу, свернувшись калачиком, её стоны резали тишину.

Он бросился к ней, забыв про всё, и начал гладить загривок — медленно, осторожно, как брат, как друг, как тот, кто понимает.

***

Бренор толкнул дверь.

Тяжёлые дубовые створки скрипнули, словно вздохнули под грузом невысказанных упрёков. В доме стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь прерывистыми всхлипами, доносящимися с кухни.

Он замер на пороге. За столом сидели все. Мать. Брат. Сестра, вот только отца не было.

Их взгляды впивались в него, полные немого укора, будто он был не сыном, не братом, а чужим, пришедшим поживиться их горем.

Мать подняла лицо. Красные, опухшие от слёз глаза, платок, сжатый в дрожащих пальцах.

— Где отец? — Он понимал, приключилась беда, и, судя по лицам, винят его.

Отец умер. И умер он из-за тебя! — её голос дрогнул, но не от горя — от ярости. — Как ты мог так поступить? За что ты так поступил с ним? С НАМИ?!

Бренор ощутил, как земля уходит из-под ног.

— О чём Вы, матушка? — он медленно покачал головой, пытаясь собрать мысли воедино. — Меня не было столько дней... Как я мог...

— Ты помог человеку лишить наш народ силы! Ты принял зерно Возрождения, что не предназначалось тебе — гному без дара! — её крик взметнулся, как пламя. — Отца вызвал к себе король! Приказал ему убить себя, чтобы смыть позор! Чтобы наша семья могла жить дальше!

Она встала, опёршись руками о стол, и Бренор увидел — её ногти впились в дерево, оставляя кровавые борозды.

— Но как жить, когда твой сын — предатель всего гномьего народа? — её шёпот был страшнее крика. — Как ты, тварь, с этим жить будешь?!

— Я никого не предавал! Зерно я заслужил, убив монстра вот этими руками! — его собственный голос прозвучал чужим. — Я не понимаю, о чём ты...

— Отец умер из-за тебя, а ты СМЕЕШЬ оправдываться?!

Тишина.

Бренор снял шлем. Медленно. Торжественно. И встал на колени.

— Я не предатель рода нашего. — его слова звучали тихо, но с железной уверенностью. — Я — Бренор Бессмертный. Я тот, кто будет стоять на защите своего народа до конца времён. Пока мой дар возвращает меня к жизни.

Он поднялся. Надел шлем. Тот самый, снятый с мёртвого орка.

— А ты, — его голос загремел, как обвал в глубинах гор, — кто бы ты ни был, покажись. И давай сразимся в честном бою.

Образы задрожали. Поплыли. Исчезли.

На их месте осталась лишь Тень, которая затряслась и растворилась, оставив на полу ржавый меч.

Детский. Тот самый, с которым он когда-то играл во дворе.

***

Лейра Вейсгард стояла перед Каэльдрисом Вейлорном, Главой клана Чёрного Полумесяца, известным в тёмных кругах как Лунный Палач. Её тонкие эльфийские черты, унаследованные от далёкой прародительницы, казались ещё более острыми в тусклом свете факелов. Разбавленная эльфийская кровь текла в её жилах — недостаточно, чтобы претендовать на благородство, но достаточно, чтобы придать движениям змеиную грацию.

— Поздравляю, сестра, — произнёс Каэльдрис, его голос напоминал скрип стали по камню. — Ты почти прошла все испытания. Остался последний — после него ты станешь полноправной Тенью клана. Той, перед кем будут трепетать и короли, и простолюдины.

— Укажите цель, — ровно ответила Лейра, склоняясь в почтительном поклоне. В её позе не было ни капли страха — только холодная решимость, выкованная годами тренировок.

— Полпатио. Купец с улицы Звено Ирейя.

Ни один мускул не дрогнул на её бесстрастном лице.

— К завтрашнему утру он умрёт, — твёрдо заявила та, кого вскоре нарекут Дочерью Ночи.

— Ступай, — отмахнулся Каэльдрис, его жёлтые глаза (наследие тёмной крови) сверкнули в полумраке.

Четыре часа Лейра провела, затаившись в шкафу в комнате девушки. Дома, в котором гостила не раз.

Она знала свою цель очень хорошо, а ещё лучше знала ту, в чьём шкафу сейчас пряталась, ожидая, когда придёт жертва.

В детстве они были не разлей вода. Когда мать Лейры умерла, именно Савина, дочь Полпатио, рискуя гневом отца, подкармливала её, приносила тёплую одежду зимой, дарила книги. Никто — никто в её жизни не был так добр к ней.

А теперь она должна убить её отца.

Старика, который, несмотря на возраст дочери, каждую ночь приходил пожелать ей спокойной ночи.

Идеальное место для того, чтобы выполнить задание. В этот момент его охрана всегда ждала внизу.

Юная убийца дрожала.

Там, в родовом поместье клана, она была непреклонной, железной, лишённой слабостей.

Здесь же, в этой знакомой комнате, пахнущей лавандой и детством, всё, чему её учили, рассыпалось в прах.

Чувства, которые она считала давно похороненными, поднялись из глубин души, сжимая горло, затуманивая разум.

Кинжалы в её руках — ещё не познавшие вкуса крови — внезапно показались непомерно тяжёлыми.

Впервые за долгие годы Лейра Вейсгард не знала, сможет ли выполнить приказ.

Савина вошла в комнату, её движения — усталые, размеренные, привычные. Она медленно сняла дневное платье, обнажив бледную кожу, испещрённую едва заметными шрамами детства. Ночная рубашка, тонкая, почти прозрачная, скользнула по её плечам, словно второе дыхание.

Полчаса спустя пришёл её отец. Полпатио.

Старый купец, сгорбленный под грузом лет, переступил порог с мягкой улыбкой, готовый пожелать дочери добрых снов.

Он не заметил Тени в углу, что выбралась из шкафа.

Когда Савина уснула, а Полпатио развернулся, чтобы уйти, Лейра нанесла удар.

Быстро. Тихо. Совершенно.

Лезвие скользнуло по горлу, как капля дождя по стеклу. Ни крика, ни хрипа — только глухой стук падающего тела.

Лейра не успела его поймать. Она была слишком мала, слишком легка, чтобы удержать этого седого великана.

К несчастью, звук разбудил Савину.

Девушка вскочила на кровати, её глаза — широкие, непонимающие — устремились к Лейре, потом к отцу, лежащему в луже крови, потом снова к Лейре.

Времени на раздумья не было.

Лезвие вновь блеснуло, на этот раз — в направлении Савины. Но... Она не умерла. Не упала. Не закричала.

Девушка сидела с перерезанным горлом, и кровь хлестала из раны, заливая ночную рубашку, простыни, одеяло. Её бездонные очи не отрывались от своей убийцы.

Затем губы дрогнули.

— Ты убила меня просто так... — шёпот был влажным, кровавым, но чётким. — Тебе понравилось?

Лейра отпустила кинжал. Он упал на пол со звоном, который казался оглушительным в этой внезапной тишине. Она попыталась сделать Шаг в тень — но тени отвернулись от неё, как от прокажённой.

Сердце сжалось, как в тисках. Ком в горле рос, давил, душил. Она стояла безоружная перед умирающей подругой и понимала — это не просто убийство. Это предательство. И это повиснет мёртвым якорем на её душе, этот образ… Она никогда не простит себе того, что только что сделала.

Девушка с зияющей раной на шее изогнула губы в неестественной улыбке, бледные пальцы с аристократической грацией поманили убийцу ближе. Алые струйки стекали по её шее, образуя на ночной рубашке причудливые узоры, напоминающие экзотические цветы.

— Я всё понимаю, дорогая, — прошептала она хриплым, но удивительно чётким голосом, — У тебя не было выбора.

Лейра, словно загипнотизированная, сделала шаг вперёд. Холодные руки обняли её с почти материнской нежностью, пальцы впились в спину, оставляя кровавые отпечатки на чёрном одеянии убийцы.

— Ты сделала это так... профессионально, — продолжила Савина, её дыхание пахло медью и смертью. — Помнишь, как я хрипела? Как пузырилась кровь у меня во рту?

Лейра резко вырвалась из объятий. Слёзы, горячие и солёные, оставляли на её щеках светлые дорожки среди засохшей крови.

— Прости! Прости меня! — её голос сорвался на визгливый шёпот, полный отчаяния.

Мёртвая девушка вновь притянула её к себе, ледяные губы коснулись уха:

— Не жалей о содеянном, подружка. Жалость — удел слабых. А ты... ты сильная.

— Я не хотела, я испугалась, я... — начала Лейра, но голос предательски дрогнул.

— Но сделала, не моргнув и глазом, — перебила её Савина. Её пальцы впились в запястья Лейры, оставляя синяки. — Стояла и смотрела, как я бьюсь в предсмертных конвульсиях. Тебе понравилось, да? Ты всегда завидовала мне. Моему отцу. Моему богатству.

Лейра резко оттолкнула призрака прошлого, глаза вспыхнули яростью:

— Да! Ты имела всё, а я продавала себя грязным старикам, чтобы не умереть с голоду! Хотела бы ты оказаться на моём месте? Когда тебя лапают вонючие старцы, а ты не можешь даже пискнуть, потому что не ела три дня? Сдохни! Сдохни и не смей меня судить!

Савина рассмеялась — звонко, жутко, неестественно. Её голова склонилась под неестественным углом, когда она поднялась с кровати. К ужасу Лейры, в её руках материализовались те самые кинжалы Теней, что секунду назад лежали на полу.

Мгновение — и ледяное лезвие вошло юной убийце между лопаток, точным ударом, повторяющим её собственный почерк убийцы. Губы Савины вновь прильнули к её уху:

— Хочешь силу, подруга? Такую, что даже этот выскочка Кайлос будет ползать у твоих ног? Такую, что никто — слышишь, НИКТО — не сможет тебя обидеть?

Дочь Ночи почувствовала, как тёмная энергия разливается по венам, заполняя каждую клеточку её тела. Кровь во рту стала сладкой, как нектар.

— Х-х-о-чу... — прошептала она, чувствуя, как реальность расползается на части.

— Да будет так, — ответила Савина, растворяясь в воздухе, оставляя после себя лишь запах разложения и тихий смешок. А Лейра Вейсгард пала на колени, чувствуя, как новая сила — тёмная, всепоглощающая — наполняет её, стирая последние остатки человечности.

***

Грохотун, Вейла и Бренор резко отпрянули в сторону — перед ними тело Крианы растворилось в тенях, словно дым на ветру, а по залу разлился леденящий хохот Скверноликого.

Последним во власти Теней оставался Кайлос. Его лицо искажала улыбка — жуткая, неестественная, от которой у наблюдающей троицы кровь стыла в жилах.

— Что с ним не так? — проговорил гоблин, но никто ему не ответил, потому как они сами задавались этим вопросом.

***

Образ матери Евгения Курникова, с лицом, расползающимся как воск, шагнула к нему. Её пальцы, длинные и костлявые, протянулись к его лицу.

— «Ты недостоин даже могилы», — прошептала она его же голосом.

— Ты не она. Мама никогда так не разговаривала, — усмехнулся я.

— Ну серьёзно, Скверноликий или кто там прячется под её маской, это уже было. Скучно. Червяк, кстати, куда круче тебя справился. Тебе бы у него поучиться, как жути нагонять. Он реально крут. Я прям ему поверил. Правда, есть загвоздка, мы их всех убили. Ну да ладно, придумаешь что-нибудь.

— Эй, погоди, ты куда собрался? Мы же даже толком не поговорили. Блин, ну чего ты так сразу? Давай лучше ты мне Наташку покажешь. Как она…

Тень взвыла и рассыпалась, оставив после себя запах гари.

Мир померк, и я вновь оказался в склепе.

— Всем здрасте, я снова с вами. Как у вас дела? А чего вы такие все мрачные? Мне вот опять сон про маму решили втюхать. Я просил про… А вообще неважно. Так, а? Стоп. Где Криана?

— Похоже, не прошла испытания, — ответил Бренор, поднимаясь с корточек. Похоже, Вейлу сильно плющило. А он и гоблин всё это время пытались её успокоить.

— М-да. Не скажу, что удивлён, но чего-то такого я и ожидал. Наверняка поддалась уговорам. Жаль, мне она очень нравилась, — я повернулся к Скверноликому.

— Что дальше делать будем? Как пугать станешь?

— Сражаться, — ответил он, поднимаясь с трона и хватая огромную секиру, слегка светящуюся зелёным светом.

Хозяин этого склепа не стал тратить время на болтовню, а, прыгнув к нам, с ходу нанёс удар. Я отпрыгнул, уворачиваясь от секиры, но волна чёрной энергии, что хлынула следом от оружия, снесла меня и мой щит из молний.

Я, кувыркаясь, отлетел метров на пять, при этом больно приложившись коленом.

Стиснув зубы, я выставил руку с кольцом и скастовал заклинание «Retia Electrica» — сеть окутала его, но тут же спала под дикий хохот.

Ничего, ещё посмотрим, кто кого.

— Слабак, — новый взмах, но в этот раз я был готов и выставил стену из тьмы, и вот тут он впервые не засмеялся. Вместо смеха я наблюдал, как он кривиться от увиденного. Его волна не сдвинула мой щит и на миллиметр.

— Маг тьмы, значит.

— Не только, — усмехнулся я и ударил «Fulmen Nox» и не одним, а сразу пятью заклинаниями подряд. Его скелет от молний тьмы местами треснул, а сам он пошатнулся. В этот момент со спины прыгнул гоблин и вонзил свой «меч» ему в голову, но пробить не смог и сейчас откинутый летел в сторону трона. Он так сильно приложился, что потерял сознание.

— Ты чего детей обижаешь? Он же маленький, а ты вон какой здоровый.

«Tempestas Fulguris» — с закопчённых сводов склепа на стеклянную макушку обрушился яростный шквал молний, языки пламени которых били без передышки, ослепляя и опаляя воздух. Пусть удары и не оставляли серьёзных ран, я отчётливо ощущал, как с каждой секундой он слабеет, напрягая последние силы, чтобы сдержать неумолимый натиск стихии.

Резкий взмах секиры — и я отшатнулся, потеряв концентрацию, а в следующий миг его хриплый голос прокричал древние слова заклятия: «Echo Mortuorum» — «Эхо погибших».

Следом я увидел, как внутри его скелета появились лица, сотни лиц безмолвно кричавших, охваченных ужасом, тех, кто не прошёл испытание.

И тут — голоса. Голоса тех, кого мы любили.

Они звучали так реально, будто души умерших прорвались сквозь пелену миров. Шёпот матери, умоляющей остановиться… Голос брата Сигарда, зовущего сложить оружие… Рыдания дочери Вейлы, вождя гоблинов, взывающего к миру…

Сердце сжалось, разум затуманился — но я знал правду.

Это была иллюзия. Иллюзия, которая должна была сломать нас.

Но мы не имели права поддаться.

«Женечка, перестань, признай поражение, ты слаб, а он даст тебе силы. Ты сможешь ходить», — доносился до меня голос матери.

— Нет, ну серьёзно, перебор, — последние прозвучавшие в голове слова вызвали смех. — Знаешь, с испытаниями у вас так себе. Вам бы нанять что ли кого.

— На вот лучше это попробуй: «Contactus Noctis». Семь чёрных нитей ударили в него, закутав, как мумию. Превратив их в жгуты, начал стягивать его и тянуть из него энергию, а мой источник стремительно восполняться. Куда быстрее, чем это мог сделать мана-кристалл.

— Какой «жирный» попался нам босс подземелья, — оскалился я, вкладывая больше энергии в заклинание. — И где только так отъелся?

Что примечательно. Сколько бы я не тратил, энергия тут же восполнялась.

Скверноликий, собрав силы, окружил себя барьером из теней, и мои жгуты оборвались. Печально, я прям чувствовал, ещё немного, и он сольётся. Совсем чутка не хватило.

Его тело засияло ярким зелёным светом, а факелы, висевшие на стенах, дрогнули. Похоже, эти колонны не только красивы, но ещё и служат источником подпитки. Какой хитрец. Я вот свой мана-кристалл не достаю, дерусь честно. Фу таким быть.

«Fissura Oblivionis» — потрясая секирой прокричал рейд босс склепа.

В полу стали появляться разломы, из которых вырывались тысячи руки тех, кто пал в битве со своими страхами и не только. Они хватали за ноги Бренора, за лапы Вейлу, что никак не могли пробраться к нашему зеленокожему спутнику и хоть как-то ему помочь.

Меня, кстати, они не могли сцапать, мой барьер из тьмы им не обойти. А ещё я заметил, как этот нехороший дядька сконцентрирован. Или я много энергии забрал у него, либо оно даже для него являлось слишком мощным заклятием.

Пришлось ударить тьмой чистой, той самой, от которой маги сходят с ума.

Зачерпнув энергии от всей души из источника, сформировал кулак из тьмы и нанёс апперкот. Руки, что вырывались из пола и тащили в бездну моих друзей, испарились, а сам владелец склепа, оторвавшись от земли, сейчас сидел на пятой точке и мотал головой.

— Школа русского бокса. Как тебе ударчик? Это вам не с трансгендерами драться, — от перенапряжения проговорил я это на русском. Если честно, я вообще не понял, причём тут бокс, куда я ходил всего пару месяцев, и уж тем более, причём тут трансгендеры.

Он поднялся, направил на меня секиру:

— Я не признаю никого, кроме женского и мужского пола, — ответил он, чем ошарашил меня больше, чем я себя. Дальше, окутав себя барьером куда более мощным, начал готовить заклинание.

Судя по играм, пройдённым мною, если выдержим третью стадию, то победим, о чём я сообщил нашим.

— Народ, соберитесь, кастует что-то жёсткое. Выдержим — победа за нами.

Бренор ловко подхватил Вейлу, убрал подмышку меч, подхватил за шкирку гоблина и спрятался за троном. Логично, его трон должен быть непростым и явно выдерживать любую атаку. Но это не точно.

Вообще могли бы мне помочь, но… Ладно. Им и вправду лучше спрятаться.

«Imago Profana» — передо мной появилась Криана в своём родном обличии, только её зеницы слегка отдавали зелёным светом.

— Кай, милый, хватит сопротивляться. Тебе не победить Скверноликого никогда. Лучше присоединиться к нам. Мы с тобой обретём такую силу, о которой никто и помыслить не мог. Я стану твоей, и только твоей. Ты же этого хочешь, я знаю. Иди ко мне. Обними меня.

— Не-а, спасибо. Мне ещё таверну открывать, да сокровищницу надо построить, чтобы как Скрудж МакДак в золоте купаться. Оставь это могущество себе. А девушку я себе получше найду. Ты слишком старая для меня.

«Gladius Nox» — меч, возникший в моей руке, взлетел и, не встретив сопротивления, пробил сердце Крианы, или как там её звали на самом деле.

Женщина растворилась в воздухе, словно дым, а Скверноликий внезапно материализовался в десяти шагах от меня. Его горящие глаза расширились от немого потрясения — казалось, он отказывался верить в то, что только что произошло.

Мои друзья, всё ещё притаившиеся за троном, судорожно вцепились в его гранитные подлокотники. Видимо, они уже простились с мыслью, что я Устою.

Но я устоял.

Та-дам. Третья стадия пройдена.

Скверноликий швырнул секиру на плиты пола и медленно, словно айсберг, двинулся ко мне.

— Ближе не подходи, — я резко поднял руку, — я парень нервный, да и ты мне их здорово попортил. Могу нечаянно намагичить чем-нибудь увесистым.

Он замер в трёх шагах.

— Кайлос, — его голос прозвучал неестественно мягко, — я предлагаю тебе выбор. Несметная сила, способная сокрушать горы одним движением. Все знания заклинаний твоего мира. Или, если пожелаешь, — золото, которого хватит на десять жизней. Ты победил. Ты заслужил награду.

Он кивнул на ларец, и тот подлетел к нам, зависнув в воздухе перед мной, сверкнув ослепительным сиянием.

— Золото! — рявкнул Грохотун, не в силах сдержать алчного блеска в глазах.

— Силу, — прогрохотал Бренор, зажимая гоблину рот ладонью.

— Бери знания, — Вейла ловко увернулась от мозолистой руки.

Я медленно покачал головой.

— Спасибо. Но оставь это себе.

И тут случилось нечто, чего я никак не мог предвидеть.

Скверноликий рухнул на колени. Его тело затряслось, плоть начала перетекать, как расплавленный воск. За минуту из чудовища с горящими глазами он превратился в… обычного человека. Ничем не примечательного мужчину лет сорока, чьё лицо казалось до боли знакомым — словно из моего прошлого мира.

— Благодарю тебя, Кайлос. — Его голос больше не звучал как скрежет стали. — Я, Тайко Ливандус, не забуду этого.

И прежде, чем я успел что-то ответить, он исчез. Вместе с ларцом.

Чёрт бы с ним.

— Эй, славные бойцы, — я обернулся к трону, — ещё дышите?

Троица осторожно выбралась из укрытия. Грохотун потирал поясницу, Бренор хмуро осматривал зал, а Вейла пожимала плечами.

— Мы… победили? — недоверчиво пробурчал гном.

— Вроде да. Но нас ждёт кое-что ещё. — Я указал на зияющий в стене проход, за которым виднелась узкая лестница, уходящая вверх.

Мы двинулись туда, не оглядываясь.

И когда моя нога коснулась первой ступени, я тихо произнёс:

— Это ещё не конец.

— «Это не конец», — прошептал ветер.

Конец второй книги.