Предел. Воплощение

Глава 8. Встреча

«Когда все кричат «ты сумасшедший» — значит, ты уже на шаг впереди.»

Дисан Неистовый

— Твою ж налево! — невольно вырвалось от меня в ответ на голос.

— Не-не, мою налево не надо. Да и направо вниз тоже. Лучше бы обратно — к небу! — и эту фразу голос не оставил безответной.

Резко развернулся, оглядываясь.

И не увидел ничего, точнее — никого.

— Да тут я, справа от лестницы, — голос дал подсказку.

Выставив нож перед собой, осторожно направился к закутку, что и впрямь притаился между ступеньками, с которых недавно сверзился, и стеной, что уходила вдаль в коридоре слева. Или справа? Как стороны считать? А, не суть! Но как раз в самом коридоре и начинали висеть те кристаллы-светильники. Здесь же их не было, плюс свет распространялся оттуда сюда, потому в нише и царил практически непроглядный мрак для меня, потому и не приметил её вовсе. Опять внимательность меня подводит. Что-то с этим делать надо — с такой ею точно долго не протянуть на Испытании…

А глаза тем временем чуть привыкли к темноте ниши, и взгляд выхватил из неё сперва светлую макушку, а затем и бледное, практически белое лицо. Жуть! Встреть такое в обычной жизни в ночной темноте — точно поверишь в существование призраков, приведений. И по делам, по которым встал в ночную пору, уже и не нужно никуда идти — справишь их прям на месте.

Хм, а лицо-то знакомое…

Точно!

— Светлый! — последнюю мысль удивлённо и невольно произнёс вслух.

В ответ на это физиономия немного изменилась, кажется, это даже можно интерпретировать как «скривилась», а затем от неё же последовало:

— Да как же вы достали! Не светлый я! Миктлан! Имя моё — Миктлан!

Тут уже я не выдержал и вовсе в голос засмеялся. В ответ на меня уставились уже с некоторой обидой:

— Чё ты ржёшь, шрамолицый? Ща как встану!

Продолжая посмеиваться, выставил вперёд свободную руку в примирительном жесте:

— Погоди-погоди! — перевёл дух и продолжил: — Прости мою реакцию, о бледнолицый, но частично имя знакомо мне твоё. Встречал более длинную, полную его версию в одной из книг. Миктлантекухтли. Это на языке одного из мёртвых народов, мёртвых ещё во времена до Пришествия. Переводится как «властелин света смерти» или «сияющий владыка смерти». Ну и, понимаешь, я ляпнул «светлый», ты — в ответ своё имя. Свет и свет! Вот и не удержался на совпадении. Меня, кстати, Власт звать. Будем знакомы!

Хмурое лицо чуть разгладилось:

— Может и будем, Власт. А на каком это языке? Ну, Миктлантеку-что-там-дальше?

— Миктлантекухтли. На ацтекском. Около тысячи лет назад существовал такой народ, но даже не на нашем континенте. Далеко на западе, за океаном.

— Умный, что ль? И откуда ты такой? Вижу, что вродь наш, интернатский.

— Из «сжигающих» я. Имени Флаграна Сжигающего. А вот твой что-то не могу припомнить. Ещё на площади приметил тебя, но по нашивке не распознал из чьих.

— Из «несокрушимых». Имени Чака Несокрушимого.

— А-а-а! Это же про которого говорили: «Чак может убить одним ударом: первым и последним»?

— Да-да, он самый. Но у нас другое более популярное: «Рукопожатие Чака — это проверка на прочность твоего скелета». А у вас что в ходу было?

— Ха-ха! Тема! У нас-то? Хм… Пожалуй, «Горящие враги — лучшие факелы. Их крики — песня, что ведёт меня вперёд!».

После обмена этими цитатами почувствовал, как напряжение настороженности, витавшее в воздухе, разрядилось. Для обычного обывателя фразы-то простые, мало что значащие. А вот для нас — нет. Существовал в интернатской среде некий кодекс дружбы. Не все заведения стояли друг за друга горой, стеной. Некоторые — непримиримые соперники. Как, почему, из-за чего — истории эти зачастую утеряны в годах противостояний. В итоге выработалась своеобразная система «свой-чужой». У неё даже название собственное имелось. «Шёпот столовки». А так как обучение интернатское обязательно содержало предмет «Доктрины Первых», где зубрились эти самые цитаты, наставления великих Воинов и прочих вождей, то и кодекс построили как раз на них. Собственно, из-за посиделок в библиотеке его летописцем я и стал в нашем интернате. Обновлять его приходилось частенько! Союзы — дело весьма недолговечное.

— Что ж… Значит, союзники! — произнёс, окончательно опуская руку с ножом.

— Значит, да. — отозвался Миктлан, вроде бы тоже откладывая что-то в сторону, неразличимое во мраке.

— Раз с этим порешали, в таком случае несколько вопросов. Первый — действительно Миктлан? Второй — почему ты тут? Ну и третий — из-за чего не сто́ит вниз идти?

— Действительно, Миктлан, но можно просто — Микт. Но только не Миктя! А почему я тут? Да по той же причине, что и с тобой приключилась — неудачно вошёл. Сильно ногу повредил при падении, не ходок теперь совсем. Но шею не свернул — и то хлеб. А третий… Я тут уже прилично лежу. Успел всякого наслушаться. И если из коридора ничего примечательного не было, то вот оттуда… Кровь в жилах стынет от воя, что периодически доносится со стороны спуска.

— Вот оно как… Прилично лежишь, говоришь? Хм-м… А я в тот же проход на площади вошёл, что и ты. По времени… Да, где-то с полчаса как после… Потом столько же примерно до шахмат топал и там около часа. У тебя же наверняка не сильно больше времени занял путь сюда?.. — замолчал, видя, как удивлённо расширились глаза Микта. — Что-то не так?..

— Я только здесь валяюсь уже несколько часов. И по Лабиринту тоже несколько часов кряду бродил. А вот про шахматы не понял. Поясни?

— Про шахматы-то? Так Испытание же в комнате с развилками такое было! — теперь уже я удивился.

— Не, не было у меня никаких шахмат. С игрой знаком, видел пару раз, но не более. Комната с развилкой у меня была… А Испытание… Извини, не буду про него рассказывать. Но по времени оно немного заняло и не такое, как у тебя. Так что вот и получается по моим прикидкам, что прошло около часов десяти уже… А ты после входа в Лабиринт в какую из трёх сторон пошёл?

— Э-э-э, погодь! — притормозил я Микта, обдумывая его слова. — Почему трёх сторон? У меня два варианта было — налево и направо. Я направо выбрал. Как у входа, так и потом — после Испытания. Вот там уже три прохода было.

— А я — нет. «Нет назад. Нет в стороны. Есть только сквозь!» же. Так что, как вошёл, так прямо и пошёл по Лабиринту. После Испытания же только два варианта было. Там налево выбрал…

Умолкли оба, погрузившись в мысли. Не знаю, конечно, о чём там задумался Микт, а я вот пытался вспомнить, что ещё было в слухах о прохождении Испытания, связанного с Янтарным Лабиринтом, что оттуда совпадает с тем Лабиринтом Беспредела, в котором мы сейчас. И, кажется, что моменты с решениями, выбором очень похожи. И оба лабиринта реагируют на того, кто вступает в него — меняют свою конфигурацию, подстраиваясь под вошедшего, его сознание, знания. Если саму вариативность Лабиринта достаточно легко могу принять, то вот последнее пока не укладывается никак. Но факты говорят, что так и есть — раз Испытания у обоих индивидуальные оказались. Жаль, не догадался посильнее ударить по стене в нём. Вдруг сломал бы? Вдруг это зеркала такие? Хотя нет, не складывается. Стук-то был как по камню! Но и ещё есть одна непонятность — это какие-то игры со временем. Если для меня прошло около двух часов, а для Микта — все десять, то сколько же на самом деле?

— Власт! Эй, Власт! — раздался голос Микта. — Не хочу мешать твоим думам и Испытанию, но можешь мне немного пособить? Не хочу подыхать тут и так. Помоги ногу хоть немного замотать? Одному совсем несподручно, а так, может, смогу ещё немного побарахтаться.

Вынырнул из своих мыслей и уставился на светлого:

— Ты, похоже, не ногой ударился, а головой? Дай-ка посмотрю, заодно и удостоверюсь, что у тебя галлюцинации, связанные с восприятием времени.

— Ничего я головой не бился!

— Как не бился? Бился-бился! А иначе как объяснить, чего за ересь ты несёшь? Раз уж довелось встретиться, вместе дальше и пойдём! Сейчас только посмотрим, что там с ногой твоей, подлатать попробуем. Ты сам встать можешь? Надо бы тебя поближе к свету.

— Боюсь, что нет. Пробовал буквально перед твоим эпичным появлением — не вышло.

— Нет так нет. Сейчас подумаем, как тогда вытащить ко свету. Где там у тебя нога болит конкретно?

— Щиколотка, левая.

— Давай, я повыше возьмусь да выволоку тебя за ноги сюда? Подойдёт такой вариант?

— Погнали!

Сказано — сделано. Но тащить Светлого оказалось тяжелее, чем можно было предположить по его комплекции. Хорошо, что недалеко. Пару раз слышал скрежет зубов с его стороны — похоже, пострадал сильнее, чем говорил. В тусклом свете стало видно, что и лицо его ещё бледнее, чем казалось, а лоб покрывала испарина. Голова вроде без повреждений — не зашибся, а значит, временной парадокс может иметь реальное место. Если, конечно, он не в бреду, а это легко проверить. Спросил, выбрасывая в его сторону отогнутый вверх средний:

— Микт, а сколько пальцев показываю?

— Ах ты ж! Я ж запомню! — сердито пробурчал болезный в ответ.

— О, похоже больной не бредит. Голову всё же не зашиб! Хорошо-то как!

— Не зашиб! Я и раньше говорил это! Там рюкзак ещё мой возле стены, подтяни его тоже, пожалуйста.

Вернулся во тьму ниши, нащупал там искомый предмет, вытащил и его к свету, бросив рядом с телом страдальца.

— Что ж, больной, давайте приступим к ампутации! — осклабился я, присаживаясь возле пострадавшей ноги, вытаскивая нож и перехватывая его поудобнее. — Да не ползи ты от меня! Шучу я! Сейчас аккуратно штанину подрежу, посмотрим, что с ногой.

Микт чуть успокоился и перестал пытаться в ужасе отползти от меня, но настороженно смотреть не прекратил. Я же аккуратно поддел низ штанины, подсунул нож и сделал разрез сантиметров десяти. Твою ж! Постарался удержать выражение лица, но, кажется, не удался этот манёвр мне, потому как раздался вопрос:

— Всё настолько плохо?

Не зная, что ответить сразу, пожевал чуть губами, но произнес:

— Да Предел его знает. Я ж не лекарь, но выглядит паршиво. Распухла и отекла. Цвет тоже далёк от естественного — красный, прям как у вашего Чака! А ты ей вообще шевелить можешь? Пробовал?

— Да, пробовал, могу. Просто больно очень, но вряд ли перелом — скорее всего, растяжение сильное. С переломом доводилось сталкиваться. Там, правда, рука страдала, но и ощущения там совсем другие «радовали».

— Тогда сейчас понажимаю в паре мест, а ты скажешь, где больнее всего.

Но план потерпел неудачу — стоило лишь слегка коснуться, как в ответ раздался стон и всё тот же скрежет зубов.

— О-хо-хо, так дело не пойдет. Надо чем-то фиксировать лодыжку твою, но чем — ума не приложу. Нет у меня ничего подходящего.

— А что нужно-то?

— Какую-нибудь пластину небольшую, но жёсткую, лучше — две. Тогда шину можно попробовать наложить.

— В рюкзаке у меня, в боковом кармане блокнот-альбом для рисования есть. Взгляни, может подойдёт?

Открыл карман рюкзака в поисках озвученного, достал, в тусклом свете прочтя надпись на обложке — «Бестиарий», с весьма умело нарисованной картинкой Радужного Единорога. Насколько ж колоритная тварь! Блокнот оказался весьма толстенький, из грубой, скорее даже жёсткой бумаги — современной далеко до той, что была в прошлом. Но сейчас это очень даже хорошо — то, что нужно! Приподнял ногу пострадавшего, подсунув под икру рюкзак, чтоб щиколотка оказалась на весу. Достал одну из одёжек, к которой не так давно значки цеплял. Отпорол один кусок, скомкав из него плотный клубок, и протянул Микту:

— Держи, закуси.

Пока дожидался, чтобы тот сделал это, надрезал ещё в паре мест вещь, окончательно приводя её в негожий вид, но зато получая своеобразные завязки-шнурки, которыми и затяну потом самодельную шину. Сделал пару нетугих оборотов тряпицы вокруг лодыжки, чуть согнул блокнот и приложил его поверх неё, затем снова несколько оборотов тряпицы, уже более тугих. Пока проводил операцию, старался отрешиться от звуков, раздающихся со стороны головы Светлого. Проверил, чтобы между повязкой и кожей ноги проходил палец, после чего завязал импровизированные шнурки очередным хитрым узлом — рифовым. Почему именно им? Банальный «бант» не подходит — предстоят нам дальнейшие приключения, а этот узел может при движении развязаться в самый неподходящий момент. А двойная скользящая петля не подходит из-за материала шины — не эластичный он ни разу. Потому затянул покрепче выбранное решение и отчитался:

— Готово! Ты как там, живой ещё?

— Тьфу, — выплюнул повязку Микт, — Вроде да, но это не точно.

— Не-не, у нас с тобой план совершенно другой, а именно — превозмогать! А что и как — так сейчас дальше и решим. Перво-наперво нам бы раздобыть чего съестного-питьевого. Я надеялся, что после испытания-игры что-то получу, хоть какую-то награду, но — нет, ничего, вообще ничего. А Голос ведь говорил: «Награды достанутся достойным!». Тьфу! У тебя как, было что-нибудь?

— Не-а, после испытания облазил всю комнату, все стены простучал, да даже плитки пола пробовал разбить и отковырнуть! Но в итоге пустота. Из съестного, каюсь, уже тоже ничего не осталось. Кое-что с собой прихватывал на перекус, но за все прошедшие часы умял всё…

— Хех, значит, с нашей первоочередной задачей определились. А вот насчёт твоего «обратно, к небу» — тут у нас тоже неудача. Ты со своей травмой кое на что не обратил внимания. Ступеньки, с которых мы так впечатляюще навернулись, ведут в стену. Похоже, что проходы через пелену здесь исключительно односторонние.

— А ты прав, как-то не заметил я этот момент… Но тогда у нас остаётся только один вариант.

— Почему один? Два же! — поправил я Миктлана.

— Один! Коридор! Нечего вниз лезть. Ты-то меня хоть послушай! Не будь как та полоумная гильдейская!

Уже предчувствуя, что услышу в ответ, не удержался и спросил:

— Гильдейская, говоришь? Хм-м… А были у неё какие-то особые приметы?

— Да я толком и рассмотреть-то не успел её — уж больно шустрая! Но если за них сойдут чёрные длинные волосы да серебристый обруч на голове, то — вот.

Она!

Та самая, что так приковывала мой взгляд на площади.

Но что сподвигло её не послушать Миктлана и последовать вниз? Интересно!

И, словно отвечая мне, я, наконец-то, услышал то, о чём толковал ранее Светлый.

Из того самого прохода-спуска донёсся вой.

Вой, который, казалось, замораживал кровь в жилах.

Вой, который, казалось, отдаётся вибрацией в самих костях.

И стоило ему стихнуть, как Микт воскликнул:

— Вот! Это он самый! Ты всё ещё так хочешь сунуться в логово к твари, что так ревёт?

— Хочу!

— Да это ты головой ударился, когда упал!

— Ни разу!

— Тогда, быть может, ты — самоубийца?

— Ни в коем разе! Я вообще собираюсь жить вечно!

— Жить вечно? Точно сумасшедший! — тут раздался «шлёп» — это Микт приложился с размаху рукой по лбу.

— Нет-нет! Сейчас я и тебе докажу, что нам надо именно туда, — продолжил я гнуть свою линию.

— Ну-ну, давай, попробуй!

— Легко! Тогда по порядку. Первое — что мы видим слева? Лишь коридор, который тянется неизвестно насколько вперёд, в котором не видны какие-либо ответвления. Что мы видим справа? Правильно! Переход на следующий уровень Лабиринта!

— Допустим.

— Второе — что мы слышим слева? Ничего! А справа? Там же точно что-то есть!

— О-о-о! Я больше тебе скажу! Я даже знаю, что там! Зверь очуметь какого большого уровня!

— Во-о-от! И тут мы подошли к третьей и четвёртой причинам!

— Да неужели? И какие же они?

— Зверь. Живой. А значит что? Значит при должной удаче у нас появится еда!

— Предел, скажи, что я тебе сделал? За что ты послал мне этого полоумного? — на этих словах Светлый за голову схватился уже обеими руками.

— А, в-четвертых, мы же будущие Воины Предела! Неужто какая-то девчонка храбрее нас?

— Зараза! С козырей пошёл! Твоя взяла!

— Как это взяла, как это всё? Я ж ещё с десяток доводов придумал… — расстроился я.

— Стой-стой! Хватит! Я уже понял, что здесь случай запущенный. Остаётся лишь принять неизбежное. И теперь я гораздо лучше понимаю мудрость Чака: «Принять неизбежное? Я предпочитаю заставить неизбежное принять мои условия».

— Да? И какие же ваши условия? — поинтересовался я.

— Самая вкусная часть Зверя — моя!

— Э! А тебе не жирно ли будет?

— У меня организм молодой, растущий. И к тому же травма! Много питательных веществ для восстановления надо.

— А ты хорош, Предел тебя побери! По рукам!