Повелитель огня II

Глава 4

Меня страшно взбесило не столько само нападение, сколько то, что оно произошло буквально через пару часов после такого милого душевного общения. Понятно, что в моей ситуации расслабляться нельзя вообще нигде и никогда, но так хотелось хоть одну ночь провести как нормальный человек: не убегать, не прятаться, не защищаться. Но нет. У кого-то были другие планы. И нетрудно догадаться, у кого.

В доме Грозовецкого посадника организовать покушение мог в первую очередь он сам. Но вот только я не мог понять одного: Велигор не врал, когда говорил, что собирается мне помочь. Или врал? Но почему тогда я не почувствовал ложь? Мой дар перестал работать? Или существовали какие-то амулеты, способные его блокировать?

И, вообще, зачем ему нужно меня убивать? Чтобы я не мог уйти домой? Вряд ли. Какой ему от этого вред? По поручению Станислава или огневиков? Тоже маловероятно — они не могли знать, что я сюда приду. Или чтобы я не мог защитить Ясну? Снова нет — я утром должен был в любом случае уйти, оставив её здесь. Вопросов было слишком много, мысли и предположения роились в голове, как пчёлы в ульях-колодах у Будуты.

Но кто бы ни организовал это покушение и какие бы цели он ни преследовал, первым делом стоило найти Ясну и рассказать ей обо всём. Если покушались на меня, то, скорее всего, и она была в опасности. Но вот только как её найти в огромном доме ночью, не выдав себя? Та ещё задачка, но её в любом случае нужно было решать. И как можно скорее.

Тот, кто хотел от меня избавиться, сейчас, возможно, ждал возвращения наёмника с хорошими новостями, и у меня была возможность использовать это время, чтобы добраться до Ясны. Нужно было спешить.

Я подошёл к незваному гостю, вытащил из его руки кинжал, отложил в сторону. Перевернул тело, рассмотрел лицо. Оно было мне не знакомо. На всякий случай проверил пульс. Он не прощупывался. Не удивительно — ударил я хорошо.

Промелькнула мысль: а может, стоило допросить? Но её я отогнал. Чтобы допросить, нужно было сначала обезвредить. А где гарантия, что у меня бы получилось? А если бы даже и получилось, то каковы шансы, что бесшумно? Вполне могла завязаться драка со всеми вытекающими. В том числе и с прибытием охраны или заказчика. Ненужный риск.

Да и вообще, хорошо думать задним умом. В момент покушения было не до того. Я убил нападавшего, вообще не раздумывая — на рефлексе, следуя чувству самосохранения. Что сделано, то сделано.

Так как часов в опочивальне не имелось, я выглянул в окно. Заря ещё не начала проявляться, значит, было часа три. Плюс-минус. Я уложил наёмника в кровати так, словно он спит, укрыл его одеялом, чтобы казалось, будто это я, взял меч и осторожно покинул комнату. В коридоре никого не было. Совсем тусклые светильники его едва освещали, и я пошёл чуть ли не на ощупь.

Направился в сторону лестницы, добрался до неё, глянул вниз — никого. Даже охраны. Видимо, она вся снаружи. Спустился. Прислушался. Откуда-то сбоку слева, из узкого коридора, доносились едва слышные звуки. Пошёл на них.

Коридор оказался довольно длинным и окончился дверью. Она была слегка приоткрыта, из щели бил яркий свет и доносились глухие звуки — удары, скрипы, шорканье. И ещё в нос мне ударил сильный запах дрожжей. Похоже, за дверью находился стряпенная, и там кто-то месил тесто, чтобы утром поставить на стол своим господам свежий хлеб.

Я осторожно приоткрыл дверь шире и заглянул внутрь. Угадал — стряпенная. Просторное помещение с большой русской печью в углу. У окна стоял широкий стол, на котором была рассыпана. У стола — девушка в белой рубахе и переднике, рукава закатаны, руки в тесте по локоть. Хлебница, так здесь называли, тех, кто выпекает хлеб, была полностью погружена в свою работу, поэтому даже не заметила, как я вошёл. Я же быстро подскочил к ней и, одной рукой прикрыв ей рот, другой прижал к себе.

— Тихо! Не кричи и не дёргайся! — велел я девушке. — Я не причиню тебе зла!

Хлебница замерла. Я осторожно развернул её, убрал руку, закрывающую ей рот, и, глядя её в глаза, спросил:

— Знаешь, кто я?

— Ты гость господина, — ответила девушка.

— Молодец. С кем я приехал, знаешь?

— С госпожой Ясной.

— Ты знаешь, в какой опочивальне она ночует?

— Знаю.

— Сейчас ты меня проводишь к ней. Хорошо?

Хлебница кивнула.

— По пути не делай глупостей. Мне от тебя нужно всего лишь, чтобы ты меня проводила к Ясне.

Ещё один кивок, похоже, девчонка попалась смышлёная.

Мы покинули стряпенную, вышли к лестнице, поднялись на второй этаж, прошли по тёмному коридору чуть ли не до самого конца и оказались у двери, за которой предположительно должна была спать Ясна.

— Открой дверь и позови её, — шёпотом сказал я хлебнице.

— Я? — удивилась та.

— Да. Если ты ошиблась, и там кто-то другой, то извинишься, и всё. А если там не Ясна, и позову я, то, боюсь, по-тихому уйти не получится.

Спорить девушка не стала и осторожно толкнула дверь. Ожидаемо оказалось заперто. Я постучал. В ответ тишина. Постучал сильнее. Примерно через полминуты послышался звук поворота ключа, после чего дверь слегка приоткрылась.

— Кто здесь? — донёсся до нас недовольный голос Ясны, и я подумал, что при случае стоит ей объяснить, что подобные вопросы следует задавать через закрытую дверь.

— Госпожа, не гневайся! Это Жула… — начала было хлебница.

— Ясна, это я, Владимир! — перебил я девушку. — Можно войти?

— Входи, — послышалось из-за раскрывающейся двери.

Я вошёл в комнату, толкая перед собой хлебницу. Ясна стояла сонная, удивлённая, в ночной рубахе — длинной, шёлковой и очень тонкой, чуть ли не прозрачной.

— Что случилось, Владимир? — спросила Крепинская княгиня. — Зачем ты привёл сюда эту…

Ясна запнулась, пытаясь понять, кого же я привёл.

— Она помогла мне найти твою опочивальню, — сказал я. — А случилось то, что меня пытались убить.

— Она? — удивлённо спросила Ясна, уставившись на хлебницу и, похоже, частично ещё пребывая во сне.

Жула тут же отрицательно завертела головой, а я сказал:

— Ясна, пожалуйста, проснись! У нас мало времени.

— На что мало времени?

— Не знаю пока на что, но мало. Просыпайся и быстро одевайся!

Повернувшись к Крепинской княгине спиной, чтобы не смущать её, я обратился к хлебнице:

— Ты знаешь, где спит господин?

— Знаю. В своей опочивальне, — ответила девушка и, немного подумав, добавила: — Если не остался сегодня у госпожи.

— Будем надеяться, что сегодня ему не до госпожи. Показать сможешь?

— Смогу.

— Не надо показывать, — сказала Ясна, и голос её уже звучал иначе, видимо, проснулась-таки полностью. — Я знаю, где находятся господские покои, пусть только объяснит, какая дверь дядина.

— В самом конце коридора, справа, — произнесла хлебница. — Слева — детские и нянек, а справа сначала опочивальня госпожи, а потом господина.

— Найдём, — уверенно сказала Крепинская княгиня и добавила: — Я готова.

— Найди что-нибудь, чем можно связать девчонку и заткнуть ей рот, чтобы не шумела, — попросил я Ясну.

— У тебя в руке меч, — заметила та. — Это лучшее средство, чтобы заткнуть рот.

— Это не наш метод, — возразил я. — Она ничего плохого нам не сделала.

Ясна — дитя своего времени — на это лишь пожала плечами и принялась рвать простыню на полоски. А вот бедная Жула от страха стала белой как мел.

— Но если ты нас обманула, то я вернусь и убью тебя, — сказал я хлебнице, связав её и уложив на кровать.

— Я не обманула, господин!

— Проверим.

Я запихал девчонке в рот кляп, и мы с Ясной покинули комнату.

— Ты думаешь, это дядя велел тебя убить? — спросила меня шёпотом Крепинская княгиня, как только мы оказались в коридоре.

— Я думаю, что в его доме ничего не происходит без его ведома, — ответил я. — Но если это не так, то мы всё выясним.

— Он не мог. Он ведь сказал, что хочет тебе помочь. Он так искренне это говорил.

— Искренне, — согласился я. — Поэтому я пока его ни в чём не обвиняю, но хотелось бы разобраться. И как ты понимаешь, до утра ждать не стоит.

— Понимаю, — сказала Ясна и отправилась искать господские покои — так в этом мире называли ту часть дома, где располагались спальни хозяина и членов его семьи.

Дом всё ещё спал. Ясна шла первой, почти не дыша, боясь неудачно наступить, чтобы пол не скрипнул слишком громко. Я шёл следом и очень надеялся, что Грозовецкий посадник у себя — не хотелось ловить его у жены и таким образом перебудить семью, а то и весь дом.

Мы дошли до лестницы и поднялись на третий этаж. Нашли нужную дверь — дубовую, окованную железом, массивную. Хоть она и открывалась внутрь, выбить такую, не перебудив весь дом, было невозможно.

На всякий случай я толкнул дверь — не открылась, что, впрочем, было ожидаемо. Тогда я постучал. Негромко. Никакой реакции на это не последовало. Постучал ещё — посильнее. После чего за дверью послышался шум. Через несколько секунд с той стороны до нас донёсся приглушённый недовольный голос:

— Кого там ещё принесло?

Мы не ответили, надеясь, что любопытство одержит верх над Велигором Званимировичем, и тот откроет дверь. Не одержало. С той стороны снова послышалось недовольное бурчание:

— Скордяй, ты?

Я ткнул Ясну в бок, давая понять, что надо что-то отвечать.

— Это я, дядя, — сказала та. — Ясна.

Дядя на это ничего не ответил, но через несколько секунд раздался скрежет проворачиваемого ключа. Дверь начала открываться.

— Что тебе ну…

Договорить Велигор не успел — я ударил по дверному полотну ногой. Прямо в район ручки и изо всех сил. Дверь с грохотом распахнулась внутрь, и я тут же заскочил в комнату. Грозовецкий посадник, отлетевший вглубь своей опочивальни, сидел на полу с перекошенным лицом. В одной рубахе, но с мечом в руке — не выронил, когда падал. Он попытался подняться и рефлекторно выставил вперёд клинок, ожидая нападения.

Я не стал медлить и ударил своим мечом точно по его лезвию. Велигор не удержал оружие, оно вылетело из руки и скользнуло по полу под скамью. Посадник замер, приподняв руки, словно готовился отражать ими новый удар.

— Владимир! — донёсся сзади недовольный голос Ясны.

Видимо, она не верила, что её дядя причастен к покушению на меня, и рассчитывала, что разговор с ним будет проходить в другом ключе. Но в другом бы не получилось, и я это прекрасно понимал. Ну и, в конце концов, если Велигор Званимирович не был причастен к покушению, он бы меня простил за такое начало разговора, так как нёс всю ответственность за происходящее в его доме и за попытку убийства Велиградского княжича в том числе.

Но пока Велигор сидел на полу и растерянно смотрел на меня. Не испуганно, а именно растерянно, словно не мог понять, что происходит.

— Зачем ты это сделал⁈ — грозно спросил я посадника, решив не заходить издалека.

Тот округлил глаза и завертел головой, отрицая своё причастие к чему бы то ни было.

— Зачем ты это сделал⁈ — повторил я вопрос, приставив остриё меча к горлу Велигора, и слегка надавил. — Третий раз спрашивать не буду. Нет у меня времени на долгие разговоры.

— Я ничего не делал, — ответил посадник, но по его бегающим глазам без всяких суперспособностей было видно, что он врёт.

Но видно было мне, не Ясне. Та снова возмутилась:

— Владимир! Не надо! Он не виноват!

— У тебя был шанс сохранить себе жизнь, — спокойно сказал я Велигору, игнорируя Ясну, и сильнее надавил мечом на горло.

Грозовецкий посадник невольно отшатнулся и завалился на спину, но «колоться», похоже, не собирался. Я наступил ему на грудь — терять уже было нечего — и под очередной возмущённый крик Ясны надавил остриём клинка так, что тот скользнул по шее Велигора, оставив неглубокий порез.

— Надеюсь, ты расстаёшься с жизнью не просто так, а ради чего-то значимого, и о твоих детях есть кому позаботиться, — произнёс я.

— Я сделал это ради них, — прохрипел посадник, схватившись рукой за порез на шее.

— То есть, ты подтверждаешь, что приказал убить меня? — спросил я. — Память вернулась?

— У меня не было другого выхода.

— Дядя! — воскликнула Ясна за моей спиной. — Как же так?

— Прости, — ответил племяннице Велигор. — Но я пошёл на это и ради тебя.

— Как ты мог? — голос Ясны срывался от обиды, бедная девочка, похоже, никак не могла поверить в предательство последнего близкого ей человека, и её можно было понять.

Посадник на это ничего не ответил. Я присел на корточки и, не убирая меча от шеи, схватил его левой рукой за горло и сказал:

— Смотри мне в глаза! Отвечай правду! И тогда у тебя останется шанс сохранить себе жизнь. Зачем ты это сделал, ведь ты же обещал помочь мне добраться домой?

— Когда я это обещал, я ещё не знал, что вы унизили и избили Станислава, — ответил посадник. — Я думал, вы просто сбежали.

— А какая разница? Твою племянницу хотел изнасиловать и обесчестить старый упырь, не всё ли равно, просто она сбежала или избив насильника?

— Разница большая. Если бы Ясна просто сбежала, я бы смог её защитить.

— Уже Ясна? — с издёвкой спросил я. — Уже не Яснушка, не кровинушка?

— Кровинушка, но ты же сам видел, кто такой Станислав!

— Видел. Он обычный человек. По крайней мере нос у него ломается, как у обычного.

— Он не обычный, — возразил Велигор. — Обычный не захватил бы Крепинск и не казнил Любомира и Радомысла! Станислав жестокий и беспощадный. И очень коварный!

— А ты не коварный? Хотел убить меня в своём доме, после того как пообещал помочь.

— У меня не было другого выхода. Если бы Станислав узнал, что ты гостил у меня, и я тебя отпустил, он убил бы меня и мою семью. Я обещал тебе помочь до того, как узнал, что ты избил Станислава и забрал его княжий перстень.

— Врёшь! Ты перед тем, как мне идти спать, об этом говорил, — заметил я. — К этому моменту ты уже всё знал про Станислава.

— Нет! Не вру! — стоял на своём Велигор. — А перед сном я просто уже не мог ничего другого сказать, ведь я тебе уже пообещал помощь, когда не знал подробностей вашего побега.

И ведь действительно не врал. Ни разу не соврал за время всего нашего разговора. Либо я почему-то не ощущал его лжи, хоть и держал за горло.

— Выходит, Станислава ты боишься, а моего отца нет? — сказал я. — Ты думаешь, он бы тебе это всё простил?

— Он бы не узнал, — ответил Велигор.

— Я бы рассказала! — со злостью произнесла Ясна, наконец-то взявшая себя в руки.

— Ты бы об этом не знала, — возразил ей дядя. — Все бы думали, что Владимир ушёл рано утром.

— Он не мог уйти, не попрощавшись со мной!

— Не мог, — подтвердил я. — Но они бы тебе соврали, что ушёл. И ты бы поверила, ведь представить, что они меня убили, ты бы просто не смогла.

— Не смогла, — согласилась Ясна и снова обратилась к родственничку с прежним вопросом: — Как ты мог, дядя?

— Пойми, Яснушка, у меня не было выбора, — ответил Велигор. — Станислав не пощадил бы меня, если бы я оставил тебя здесь.

— Ты собирался меня ему отдать? — в ужасе воскликнула Крепинская княгиня, до которой наконец-то дошло, какие перспективы перед ней маячили. — Но он хотел надругаться надо мной!

— Но это лучше, чем если бы он пришёл сюда и убил всех, и тебя в том числе, — возразил Велигор. — Я просто пытался нас всех спасти!

— Хреновый из тебя спасатель, — заметил я. — Да и врун тоже неважный.

— Я не вру! Ясне лучше вернуться. Её побег в той ситуации был большой ошибкой!

— Большой ошибкой было думать, что ты мне поможешь! — заявила Ясна.

— Я помогу! Помогу вернуться! Я попрошу Станислава не наказывать тебя. Я умею уговаривать!

— Ты сможешь использовать свой навык переговорщика, когда будешь просить браноборского насильника не наказывать тебя за то, что мы с Ясной были здесь, и ты нас принял, позволил нам отдохнуть в твоём доме и дал пять тысяч печатей в дорогу, — сказал я.

— Но я не давал вам пять тысяч печатей, — удивлённо произнёс Велигор.

— Это я немного забежал вперёд, — пояснил я. — Дашь.

— Но у меня нет столько, — сказал Грозовецкий посадник, и я тут же ощутил то, что уже и не рассчитывал ощутить — наглую, неприкрытую ложь.

И это не могло не радовать. Выходит, моя способность работала, и не было никакого защитного амулета у Велигора. Он действительно не врал ни вчера, ни сейчас во время допроса. Вчера он собирался мне помочь, а сегодня искренне верил, что вернуться в Крепинск для Ясны — лучший выход. Он не обманул меня, а просто переобулся в воздухе, когда я уже начал ему доверять. Стоило учесть на будущее, что и такое бывает.

Хорошо, что я не убрал руку, а продолжал держать её на горле посадника во время всего разговора. А то так бы и думал, что мой уникальный навык дал сбой. Впрочем, стоило ещё раз проверить.

— Если я оставлю тебе жизнь, ты будешь ещё пытаться меня убить? — спросил я.

— Нет, — ответил Велигор. — Ни за что.

Ни малейшего намёка на ложь.

— Ещё ты должен пообещать мне, не доносить Станиславу о нашем визите как минимум в течение пяти дней.

— Обещаю! Не донесу!

Меня как волной накрыло — врал Велигор. Но этому вранью я был рад, оно ещё раз доказало, что мой навык работает.

— Владимир, — неожиданно произнесла Ясна. — Я хочу тебя попросить.

— О чём? — спросил я.

— Убей его быстро. Не хочу, чтобы он мучился. Он поступил нехорошо, но он мамин брат.

— Да с чего ты взяла, что я буду его убивать? — удивился я.

— А ты не будешь? — не менее моего удивилась Крепинская княгиня.

— Нет, не буду. Я не настолько кровожаден, чтобы так мстить. Ему от Станислава достанется — мало не покажется.

— Но если ты оставишь его в живых, он расскажет про нас.

— Чтобы про нас никто не рассказал, надо убить и твоего дядю, и всю его семью, и половину слуг — нас здесь почти все видели. Поэтому обойдёмся без мокрухи.

Последнее слово, невольно вырвавшееся у меня, Ясна явно не поняла, но кивнула, соглашаясь со мной. А я тем временем обратился к «гостеприимному» хозяину дома:

— Вставай и одевайся! Сейчас ты отдашь мне пять тысяч печатей, и не вздумай ещё раз сказать, что их у тебя нет. А затем ты нас проводишь.

— Докуда? — поинтересовался посадник.

— До Велиграда! — огрызнулся я. — Хватит задавать вопросы! Одевайся!

Пока мы разговаривали, за окном начало светать, не стоило дальше терять время. Велигор оделся и скрепя сердце залез в тайник, находившийся в опочивальне. Достал из него два мешка, каждый размером примерно с двухлитровую банку и сказал:

— Вот: тысяча печатей и тысяча золотников. Больше у меня нет.

— Больше у тебя есть, — усмехнулся я. — Но не бойся, не буду я выгребать твой тайник под ноль.

На самом деле, больше мне было и не нужно. Чтобы добраться до Велиграда, пяти тысяч должно было хватить с запасом. И мне сильно повезло, что у Велигора в тайнике оказались золотники, каждый из которых по достоинству равнялся четырём простым печатям. Потому как весили мешки примерно по три килограмма, и будь в наличии лишь обычные печати, мне пришлось бы таскать с собой примерно пуд денег.

Решив вопрос с финансами, я связал руки Велигора за его спиной, и мы покинули опочивальню и направились во двор — в конюшню, где ночевали гусаки. Разумеется, это всё не прошло мимо взора охраны. Но так как я вёл Грозовецкого посадника, прижав к его горлу лезвие своего клинка, никто нам вопросов задавать не стал.

— Мы поедем на лошадях? — спросила Ясна, когда мы пришли в конюшню.

— Нет, — ответил я. — На гусаках. За нами точно будет погоня, и я хочу от неё наверняка оторваться. Но начнём мы свой путь на лошадях и втроём.

После этого я объяснил суть своего плана Ясне и Велигору: мы втроём на лошадях отправляемся в путь, гусаков ведём с собой. Если за нами не увязывается погоня, если в течение нескольких часов мы не замечаем, что за нами кто-то идёт, то мы отпускаем дядю Ясны и лошадей и на гусаках продолжаем путь. Крепинской княгине этот план понравился, Грозовецкого посадника никто не спрашивал, таким образом, план был утверждён.

Я усадил Велигора, не развязывая ему рук, на лошадь, вывел во двор, там он приказал охране не преследовать нас, и мы вышли за ворота. На улицах ещё не было народа, и мы вполне могли покинуть город незамеченными.

Правда, на выходе из Грозовца наш караван несказанно удивил стражников, охранявших городские ворота, но этим ребятам посадник тоже дал указание не преследовать нас и ничего не предпринимать. Конечно, я не верил, что все эти указания будут выполнены, но мне было нужно не так уж и много — чтобы совсем по пятам никто не шёл.

Через пару часов после выхода из города я заметил недалеко от дороги густые заросли орешника. Остановил лошадей, достал карту. Если она не врала, то нигде поблизости не было ни населённых пунктов, ни путевого стана. То, что надо.

Я привязал коней и гусаков к стоящему на обочине сухому дереву, стащил Велигора с лошади, поставил его на ноги и сказал:

— Пойдём!

— Куда? — испуганно спросил Грозовецкий посадник.

— К тем кустам.

— Пощади!

— Я не собираюсь причинять тебе вреда.

— Владимир, сделай это так, чтобы он не мучился, пожалуйста! — подлила масла в огонь Ясна. — Всё же он брат моей мамы, и раньше был хорошим человеком.

После этих слов Велигор побледнел и застыл на месте.

— Я не собираюсь никого убивать! — психанул я. — Сколько можно вам это повторять?

— Пощади! — взмолился дядя Ясны.

— Быстро иди к кустам! — заорал я, доставая меч из ножен. — Или действительно пришибу!

— Пощади! — снова завопил Грозовецкий посадник, но к кустам потащился.

Когда мы дошли до них, я сказал:

— Я понимаю, что ты первым делом сообщишь Станиславу о том, что мы у тебя были. Помешать этому я не могу. Убью тебя — чермянам обо всё расскажет твоя жена. Поэтому я не буду ни убивать тебя, ни говорить, чтобы ты молчал. Мы поступим иначе. Я сделаю тебе выгодное предложение. Ты не будешь говорить Станиславу о нашем визите два дня. Всего два дня. Это немного. Можешь отправить неспешного гонца в Браноборск или Крепинск, или сам отправиться к Станиславу — дело твоё. Но он не должен узнать, что мы были в Грозовце, до утра послезавтра. Если так произойдёт, я забуду, что ты хотел меня убить. Если нет, если ты проболтаешься раньше, то я тебя убью при нашей следующей встрече. Ты можешь подумать, что не так уж много у нас шансов ещё раз встретиться, но я бы на твоём месте не рисковал. Я убью — рука не дрогнет. Ты меня понял?

— Понял, — ответил Велигор.

— Ну и вот ещё что…

Недоговорив фразу, я резко нанёс дяде Ясны хороший хук прямо в висок. С разворота, да ещё и кулаком, сжимающим рукоять меча. Велигор «поплыл», а я, отбросив меч, добавил ему хорошим апперкотом снизу в челюсть. Грозовецкого посадника аж немного подбросило, и он ушёл в нокаут, рухнув на травку.

— Спасибо тебе, Владимир, — произнесла подошедшая Ясна. — Хорошо, что он ничего не почувствует, когда ты его…

— Да не собираюсь я его убивать! — перебил я девчонку, психанув. — Сколько уже можно тебе об этом говорить? И он очень даже почувствует, как у него будет голова болеть, когда он очнётся. Но мы к этому времени должны быть далеко от этого места.

Сказав это, я перетащил Велигора в кусты и уложил так, чтобы его не было видно с дороги.

— Может, связать? — предложила Ясна.

— Вообще-то, ты не хотела, чтобы он помер, мучаясь, — с сарказмом сказал я. — А если мы его свяжем, то его ожидает именно такой расклад. Звери разрывают своих жертв не особо нежно, знаешь ли.

— Я просто переживаю, что он поднимет шум.

— В ближайший час не поднимет, а то и дольше. Но нам и часа хватит. За нами явно следует отряд. Думаю, они вышли примерно через полчаса после нас и идут на расстоянии версты, боясь приблизиться настолько, чтобы оказаться обнаруженными. Если я прав, то через полчаса они пройдут это место, двигаясь за нами. Надеюсь, что дядю твоего не заметят. Поэтому, когда он очнётся, ему часа два придётся идти пешком до ближайшего населённого пункта. А когда он до него доберётся, мы уже будем далеко.

— Дальше поедем на гусаках? — спросила Крепинская княгиня.

— Да, — ответил я. — Лошадей какое-то время поведём с собой, а потом отпустим. Пусть погоня думает, что твой дядя с нами, до тех пор, пока не обнаружит его. Но в любом случае им нас не догнать. Так что всё будет хорошо, не переживай.

— Хорошо уже не будет никогда, — вздохнув, произнесла Ясна.

— Будет, обязательно будет, — пообещал я и, усмехнувшись, добавил: — А у нас с тобой появилось ещё кое-что общее.

— Что?

— У каждого из нас есть дядя — упырь, готовый ради своих интересов, нами пожертвовать.

— Но у тебя ещё есть родители, а у меня нет никого, — сказала Ясна, и её глаза заблестели. — Только Званушка, но она маленькая и очень далеко.

— У тебя ещё есть я! — заявил я и, поняв, что это может быть истолковано не совсем верно, добавил: — Ты мне теперь как сестра, и я тебя в обиду не дам.

— Как сестра? — переспросила девчонка, как мне показалось, с некоторым разочарованием в голосе.

— Как сестра, — подтвердил я и крепко обнял Ясну.

Она прижалась ко мне и тяжело вздохнула. А я погладил её по волосам и сказал:

— Всё будет хорошо. Вот увидишь.