Повелитель огня II

Глава 3

На укрощение ездового ящера у меня ушло минут двадцать. Стуш — гадёныш отказался объяснять, как это лучше сделать, заявив, что с гусаком надо обращаться, как с лошадью: так же залезать в седло и так же ехать. Однако оказалось, что не так. Но в итоге, несколько раз упав, я всё же взгромоздился в седло. Надо отдать должное ящеру, он меня ни разу не укусил, не лягнул, хотя по его виду казалось, что он очень хочет это сделать.

Он даже и не брыкался особо — лишь издавал какие-то недовольные хрюкающие звуки и резко двигался вбок, когда я пытался засунуть ногу в стремя. Но всё же я его оседлал и сделал небольшой круг по двору. В управлении действительно всё было, как с лошадью, тут продавец не обманул. Мне даже показалось, что немного легче, а вот сидеть менее удобно — трясло капитально. И это мы лишь прошлись. Я с грустью представил, каково будет на полной скорости.

Когда я закончил, наступила очередь Ясны. Та подошла к своему гусаку, взяла его за поводья, погладила по шее и с первого раза вскочила в седло. Посмотрела на моё удивлённое лицо и расхохоталась. Обманула, значит, когда сказала, что никогда раньше не садилась на этого зверя. Выходит, и князья на гусаках умеют ездить. Видимо, на всякий случай обучаются. И скорее всего, настоящий Владимир умел, так как очень уж быстро я справился с задачей.

Не слезая с животного, я отсчитал продавцу двести сорок печатей и спросил:

— А кормить их чем?

— Как и лошадь, — ожидаемо ответил Стуш. — Травой, сеном, овсом. Яблоки ещё очень любят и брюкву. И главное — поить их надо часто и воды давать много. Пьют они больше, чем лошади. И темноты боятся. Как солнце зайдёт, можешь даже не пытаться их заставлять куда-то идти.

А вот это было неожиданно: я покупал ездовых ящеров, чтобы путешествовать ночью, а они, оказывается, темноты боятся. Интересный нюанс. И деньги уже уплачены. Впрочем, на гусаке можно и днём ехать. От конных дружинников в случае чего можно убежать. Да и у огневиков серьёзные бойцы тоже только на лошадях ездят. Так что почему бы и не попробовать ехать днём? Главное — на путевых станах не останавливаться.

— И не забывайте всегда хорошо привязывать! — напомнил Стуш. — А если убегут, то возвращайтесь за ними сюда.

— Ты новых выдашь? — с усмешкой спросил я.

— Зачем новых? — удивился продавец. — Этих. Гусак всегда домой возвращается, ему здесь хорошо и не страшно. Если его хищники не задерут по пути, то он сюда вернётся.

А ведь хорошо устроено. Если гусак пугливый и не обученный, он рано или поздно всё равно убежит и вернётся к продавцу. А тот скажет, что не возвращался. Поди проверь? Они, в отличие от лошадей, все одинаковые. Самца от самки, конечно, отличить просто, но вот те же самцы между собой разве что размерами отличаются, и самую малость — цветом. Доказать, что это твой вернулся, будет непросто. Хороший бизнес: животное — бумеранг.

До дома Будуты мы доехали без приключений. Ему и Вупне наше приобретение решили не показывать. Мало ли, вдруг в процессе поисков огневики доберутся до пасеки? Зачем им знать, что мы теперь путешествуем с ветерком? Поэтому последнюю версту я преодолел пешком, прихватив вещи, купленные для Добрана, а Ясна с гусаками осталась ждать меня в небольшой роще у дороги.

— Брату твоему лучше, — первым делом сказала Вупна, увидев меня, входящего во двор. — Проснулся, похлёбки поел. Отваром его пою каждые полчаса. Но вставать не разрешаю. Это кажется, что силы вернулись, но лучше пару дней полежать.

— Неужели всё так плохо? — спросил я. — Завтра утром никак нельзя в дорогу отправиться?

— Отправиться можно хоть сейчас, но что ты будешь делать, если он опять в дороге упадёт? — философски заметила женщина, и ответить на её слова мне было нечего.

Я призадумался. Конечно, я допускал, что предприимчивые люди хотят оставить нас, чтобы взять денег за постой, но что, если дело было не только в этом? Что, если действительно идти было очень опасно для здоровья Добрана?

— А где Любор? — прервал мои мысли Будута, да так неожиданно, что я даже не сразу понял, при чём здесь Любор, и кто это вообще такой.

Но быстро сориентировался и ответил:

— Он отправился в Гардов. Нам очень нужно туда попасть. И побыстрее.

— Но Смыку рано в дорогу, — стояла на своём Вупна. — Я дам вам нужный отвар и настойку, они помогут держаться, но сил у него ещё нет. Его сильно зацепило чарами. Дай мальчику хотя бы два дня. Если его сейчас заставить идти, неизвестно чем это может закончиться.

Последнюю фразу Вупна договаривала, скосив взгляд на свою руку, за которую я успел ухватиться. И она меня не обманывала — Добрану действительно грозила опасность, если он как следует не восстановится. Вупна была в этом уверена.

Я крепко сжал ладонь женщины, посмотрел ей в глаза и сказал:

— Мне очень приятно, что ты так переживаешь за моего брата. Мне надо подумать.

— А чего во дворе думать? — спросил Будута. — Проходи в дом, налью тебе свежей медовухи, под неё и подумаешь.

Неплохая идея. Кружечка хорошей медовухи — а пасечник плохую не должен был делать — не помешала бы с дороги. Чтобы просто немного расслабиться и собрать мысли в кучу. Вообще, в этом мире медовуху делали неплохо, и делилась она на обычную и хмельную. Со второй можно было довольно быстро опьянеть — примерно, как с креплёного вина или портвейна в моём мире. А обычная, как правило, была по крепости чуть слабее привычного мне пива, и очень приятная на вкус. Чего не скажешь о местном квасе — он в большинстве случаев был таким ядрёным, что нередко пить его было не очень приятно, а после двух-трёх кружек я бы и за руль уже сесть не рискнул. Но простая медовуха не квас, руля у гусака не было, поэтому причин отказываться от предложения я не видел.

Как я и предполагал, напиток был хорош: вкусный, да ещё и прохладненький, из погреба. Я сделал глоточек и призадумался. Рисковать здоровьем мальчишки очень не хотелось, но терять два дня — тоже. За это время можно было добраться на гусаке до Грозовца. А за четыре дня — сгонять туда и обратно. Похоже, в сложившейся ситуации вариант у меня оставался один — я взял Будуту за руку и сказал:

— А как ты смотришь на то, что я оставлю у вас брата на четыре дня? Терять два я не могу, мне очень надо в Гардов, но за четыре, я успею дойти до города, сделать то, что мне нужно, и вернуться за Смыком.

— Оставляй, — ответил пасечник. — Мы за ним присмотрим, подлечим.

— Но будет ли он здесь в безопасности?

— А что с ним у нас может случиться? Ты же не в поле его оставишь. Лихие люди здесь не ходят. Здесь вообще мало кто ходит. Не переживай, всё будет хорошо. Вупна будет следить, чтобы ему не стало хуже.

И ведь не врал пасечник, и это подкупало. Безусловно, гарантий, что сюда не нагрянут огневики, не было, но в том, что Будута не собирался делать Добрану ничего плохого, я был уверен. И очень не хотелось терять два дня.

Да и, если уж на то пошло, без Добрана ехать в Грозовец было сподручнее. У нас было всего два гусака. Так-то можно было к Ясне мальчишку подсадить — они оба весили меньше, чем я один, но на скорости ящера это точно бы отразилось. Да и вообще путешествовать с ребёнком и без него — это совершенно разные вещи.

В общем, идея была заманчивая, и тут как раз пришла Вупна, тоже села за стол и спросила:

— Ну что ты решил, Долгой?

Я тут же накрыл её ладонь своей и произнёс:

— Хочу оставить у вас брата на четыре дня, а за это время сходить в Гардов. Твой муж сказал, что это безопасно.

— Совершенно безопасно, — подтвердила Вупна. — Мы за ним присмотрим, и я его полностью вылечу.

И тоже не соврала. Глупо было не воспользоваться ситуаций. Я допил медовуху и сказал:

— Тогда я сейчас быстро переговорю с братом, да поспешу.

— Ты собрался идти в ночь? — удивился Будута. — Может, останешься до утра?

— До ночи есть ещё время, — заметил я. — Если сейчас выйду, как раз засветло до путевого стана ещё успею дойти.

Я дал пасечнику двадцать пять печатей и ещё раз попросил получше заботиться о брате. Затем зашёл к Добрану, отдал ему одежду, объяснил ситуацию, напомнил, что для всех он сейчас — Смык, и пообещал через четыре дня за ним вернуться. После чего пошёл к Ясне.

До захода солнца у нас оставалось больше трёх часов, и всё это время мы гнали гусаков без остановки. Сначала было непривычно и тяжело, но к концу второго часа я приноровился, и стало казаться, что не так уж сильно и трясёт.

На ночёвку решили устраиваться, не дожидаясь полной темноты, чтобы не нервировать наших ящеров. К тому же теперь мы не могли разбивать лагерь где угодно — нужно было найти место возле какого-нибудь ручья, чтобы гусаки могли вдоволь напиться, а это — время. Когда подходящее место отыскалось, солнце уже было за горизонтом.

Но хоть мы и успели устроиться на ночлег, до того как наступила полная темнота, ящерам всё равно пришлось понервничать — они сильно напряглись, когда я подвёл их к костру и привязал к дереву буквально в пяти метрах от огня. Гусаки долго поглядывали на костёр с опаской, вертели головами, словно высматривали, куда бы убежать, несколько раз пытались это сделать, но в итоге смирились, успокоились и легли спать. Мы с Ясной тут же последовали их примеру.

Проснулись на заре, до восхода солнца от громкой трели какой-то птицы в соседних кустах. Птах надрывался так громко, что казалось, он поёт чуть ли не над самым моим ухом. Сказав спасибо живому будильнику, я напоил уже проснувшихся к тому времени гусаков и перевязал их в другое место — где было побольше травы, чтобы они поели. После чего мы с Ясной тоже быстро перекусили и отправились в путь.

Я рассчитывал преодолеть расстояние до Грозовца за два дня, но уложились чуть больше чем за полтора. Солнце находилось ещё довольно высоко над горизонтом, когда мы подъехали к этому городишке. И я мысленно похвалил себя за идею купить гусаков.

Найти дом дяди Ясны проблем не составило, всё же он был местным посадником — формально главным человеком в городе. Хотя после истории с Добраном, глядя, как огневики обошлись с его отцом — посадником Гардова, я понимал, что должность эта не такая уж и крутая по местным меркам. Впрочем, в отличие от Гардова, Грозовец был столицей удела, а дядя Ясны, соответственно, не городским посадником, а удельным. Не знаю, насколько это было весомее в глазах тех же огневиков, но дом Велигора Званимировича выглядел намного солиднее, чем у Гардовского посадника — практически замок на окраине города.

Правда, чтобы попасть в дом к дяде, Ясне пришлось поднапрячься. Мы на всякий случай не стали выдавать себя охране — мало ли какая сейчас политическая ситуация между Велиславлем и Браноборском. Возможно, напряжённая, и дядя Велигор не захочет подставлять своего князя и объявлять всем, что принял беглую племянницу. Как ни крути, а это конфликт. Браноборский князь Станислав и новый Крепинский князь Далибор однозначно потребуют от Велиградоского князя, чтобы он повлиял на своего посадника и тот вернул Крепинскую княгиню, как говорится, на родину.

По моему мнению, конфликта в любом случае было не избежать, но не стоило провоцировать его раньше времени, раскрыв факт прибытия Ясны в Грозовец. Имело смысл оставить Велигору Званимировичу самому решать, как и когда объявить, что он взял под защиту племянницу. При этом я допускал и вариант, что он не в силах противостоять Станиславу и решит прятать Ясну как минимум до того времени, как можно будет сообщить о её приезде без риска усугубить своё положение. Да и мой приезд светить не стоило — ещё проблем со Станимиром дяде Ясны не хватало.

В силу этих причин мы добивались аудиенции у Грозовецкого посадника как два брата простолюдина, и наши шансы попасть к Велигору Званимировичу были не то чтобы равны нулю, но около того. В итоге примерно через полчаса препираний, когда один из охранников демонстративно вытащил меч из ножен примерно на треть, давая понять, что нам лучше уйти, я сказал:

— Хорошо! Я не хотел до этого доводить, но если вы иначе не можете, то сейчас!

Привлекая таким образом внимание всех охранников, я принялся копаться в своём мешке. Найдя там документ на непонятном языке с большой печатью, обнаруженный при обыске огневиков, я достал его и продемонстрировал тому стражнику, что вёл себя наиболее агрессивно.

— Вы знаете, что это? — спросил я, оглядев всю стражу.

Риск, конечно, был — я показывал документ, о предназначении которого даже и не догадывался. Но я был на девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента уверен: никто здесь не знает, что это за документ. И другого варианта пройти в дом к Велигору Званимирочиву я не видел.

Охрана молчала, и тогда я повторил вопрос:

— Вы знаете, что это?

— Нет, — ответил наконец-то один из стражников.

— Ну а если нет, то как вы смеете держать нас здесь уже целый час? — уверенным тоном произнёс я. — Срочно ведите нас к господину!

Логики и здравого смысла в моих словах было ноль, но прозвучало серьёзно, и я очень рассчитывал на эффект, который должен был произвести неизвестный документ.

— Ладно, — «сломался» старший стражник. — Я доложу господину, что вы прибыли.

— Срочно доложи! — сказал я. — На счету каждая минута, а мы и так из-за вас уже полчаса потеряли.

— Сейчас доложу, — огрызнулся стражник и ушёл.

Минут через пятнадцать он вернулся и буркнул:

— Пройти к господину может кто-то один.

Разумеется, пошла Ясна. Буквально через десять минут после этого прибежал какой-то запыхавшийся мужик и тут же велел охране пропустить и меня. После чего поклонился мне и сказал:

— Прошу пройти со мной, господин!

Вот это уже другое дело, я удовлетворённо кивнул и отправился за мужиком. Тот проводил меня в дом, а там мы прошли через внушительный холл, поднялись на второй этаж и оказались в большом зале, где меня ждали Ясна и светловолосый худощавый мужчина лет сорока с коротко подстриженной бородой. Он был одет в дорогой, бархатный кафтан изумрудного цвета, расшитый серебром, белую шёлковую рубаху и тёмные порты, заправленные в мягкие кожаные сапоги с каблуками. Сомнений в том, что это — Велигор Званимирович, не было.

— Благодарю тебя, Владимир! — произнёс мужчина, когда я подошёл к нему. — От всего сердца благодарю, что спас нашу Яснушку! Уберёг сестрицы моей Добромилы кровинушку от позора! Вовек не забуду этого!

Всё это прозвучало как-то слишком уж пафосно и неискренне. А когда Грозовецкий посадник ещё и крепко меня обнял, это придало происходящему какой-то совсем уж театральный вид — будто передо мной разыгрывалась комедия. Только вот во время объятий Велигор Званимирович положил одну ладонь мне на спину, а другой коснулся шеи, создав таким образом тактильный контакт, и добавил:

— Никогда не забуду этого, Владимир! Век буду благодарен! Яснушка мне как доченька!

И когда он это говорил, я не почувствовал и намёка на ложь или неискренность. А вдобавок ещё и глаза у дяди Ясны заблестели от избытка эмоций. Он однозначно не врал. Но на всякий случай я решил удостовериться наверняка — вдруг контакта его руки с моей шеей было недостаточно. Я взял двумя руками ладонь Велигора Званимировича и, глядя ему прямо в глаза, произнёс:

— Ясна — прекрасная девушка, очень добрая и светлая, я не мог ей не помочь. И я надеюсь, теперь она будет в безопасности, и её никто не вернёт в Крепинск.

— В полнейшей безопасности! — заверил меня Грозовецкий посадник. — Я не дам её в обиду. Чермяне могут даже не пытаться требовать её выдачи. Теперь дом Яснушки здесь! И тебе я помогу добраться до дома. Это теперь мой долг.

И снова ни намёка на ложь. Если я не утерял свою суперспособность, то можно было делать однозначный вывод: дядя Ясны действительно рад нас видеть и собирается защищать Ясну и помочь мне. И это не могло не радовать. Хотя, конечно, чрезмерная, какая-то показушная радость смущала. Но, возможно, я уже просто стал дуть на воду, обжёгшись на общении с нехорошими людьми.

— Вы голодны? — этот вопрос Велигор Званимирович задал сразу мне и Ясне.

— Нет, — ответили мы разом.

— Тогда сейчас слуги отведут вас в опочивальни, там немного отдохнёте, пока они растопят бани. Пока будете мыться, подготовят вам одежду. Чувствуйте себя как дома! К ужину вас пригласят.

Я поблагодарил Велигора Званимировича и в сопровождении того же слуги, что привёл меня в дом, отправился в выделенную мне опочивальню. Там прямо в грязной одежде завалился на кровать и сразу же уснул — вымотали меня эти приключения порядочно. Сколько проспал — неизвестно, но когда проснулся от стука в дверь, почувствовал, что сил немного прибавилось. Теперь можно было и в баньку, водные процедуры на речках и озёрах — то ещё удовольствие, давно уже хотелось нормально помыться.

После бани, переодевшись в добротную дорогую одежду, я вернулся в опочивальню и там пробыл до тех пор, пока за мной не пришёл слуга, чтобы проводить к ужину. К этому времени я уже изрядно проголодался и с удовольствием отправился в трапезный зал.

Пришёл я туда последним — Ясна, Велигор Званимирович, его супруга и двое очаровательных деток: мальчик и девочка лет пяти-шести уже сидели за столом. И никто не ел, все ждали меня. Мне даже стало как-то неудобно, хоть моей вины и не было в том, что меня привели на ужин позже всех.

Дядя Ясны познакомил меня с семейством, и мы принялись ужинать, обсуждая произошедшее в Крепинске. Супруга Грозовецкого посадника — Радана оказалась милой, но совершенно неразговорчивой — за весь ужин она произнесла буквально несколько фраз, но зато почти всё время улыбалась, чем и подкупала. В основном разговаривали мы трое: я, Велигор Званимирович и Ясна.

Болтали допоздна. Сначала слуги увели спать детей, потом, извинившись, ушла Радана, а мы всё разговаривали и разговаривали. Ясна рассказала, как казнили её отца и другого дядю, как их всех предал Лютогост, как её насильно выдали замуж и как я выкрал её, не дав Станиславу над ней надругаться. Последнее в подробностях со смакованием деталей. Только про Добрана умолчала и про то, что я пользовался диким огнём — об этом мы с ней заранее договорились.

Дядя Велигор, узнавая подробности произошедшего в Крепинске, только и мог, что охать, ахать, да качать головой. Но всё равно просил рассказывать обо всех мелочах. Под конец ещё раз заявил, что Ясну в обиду не даст и организует моё возвращение домой.

— Благодарю тебя, Велигор Званимирович, — сказал я на это. — Но я не хочу создавать тебе лишних проблем. Я сам доберусь. А ты сильно выручишь, если одолжишь мне немного денег. Как только я доберусь до дома, вышлю их тебе.

— Да как ты можешь так говорить, Владимир? — искренне возмутился дядя Ясны. — Что значит, одолжить? Обидно слышать такое. Я так дам спасителю моей Яснушки всё, что ему нужно. Сколько надо денег? И когда ты собираешься в дорогу? Я велю подготовить повозку.

— Если дашь пятьсот печатей, это сильно поможет, — сказал я. — Отправляться планирую рано утром, на рассвете, не хочу терять времени. И повозка мне не нужна, на гусаке быстрее.

— Утром получишь деньги, — заверил меня Грозовецкий посадник, после чего посмотрел на часы и добавил: — Поздно уже, если собрался на рассвете выезжать, то надо спать идти.

— Надо, — согласился я, вставая из-за стола. — Спасибо тебе, за тёплый приём и за помощь!

После чего я посмотрел на Ясну, та выглядела растерянной.

— Что-то случилось? — спросил я Крепинскую княгиню.

— Ты уедешь на рассвете? — сказала та.

— Да. Ты же знаешь, что мне надо спешить. Так что давай прощаться.

— Сейчас?

— Я не хочу будить тебя ради этого на рассвете.

— А я хочу тебя проводить! — отрезала Ясна. — Прощаться будем утром!

— Ну утром, так утром, — согласился я. — Доброй всем ночи!

— И тебе доброй ночи, Владимир! — ответил мне Велигор Званимирович. — Я надеюсь, в моём доме ты сможешь отдохнуть, как дома.

Я вышел из-за стола и отправился в выделенную мне опочивальню. Придя туда и завалившись в кровать, пожалел, что вздремнул днём. Сна не было ни в одном глазу. Да ещё и мысли о Добране навалились. Теперь, когда я пристроил Ясну и одна проблема упала с плеч, можно было полностью сконцентрироваться на второй. Только вот что делать с мальчишкой, я так и не решил.

Сколько я так пролежал, пытаясь уснуть — неизвестно. Но в итоге сон начал меня одолевать, и я почти провалился в объятия Морфея, однако этому помешал щелчок. Негромкий, но отчётливый — словно одним металлическим предметом зацепили другой.

Я резко открыл глаза и медленно, не дыша, приподнялся на локте. Прислушался. Через несколько секунд звук повторился. Он шёл от двери, словно кто-то хотел вставить ключ в замочную скважину. Или уже вставил и пытался его провернуть. И через какое-то время провернул-таки — этот звук уже точно было трудно с чем-либо спутать. Сон как рукой сняло.

Осторожно встав с кровати, я быстро откинул одеяло, положил под него свёрнутую в рулон шкуру, лежавшую на полу, выровнял её так, чтобы было похоже на очертание тела. Подтянул подушку, накрыл «тело» одеялом, оставив верх немного сдвинутым — будто укрылся с головой. В темноте выглядело убедительно. Со стороны должно было казаться, что я лежу в кровати и сплю.

Затем я схватил меч и бесшумно подошёл к окну. Его закрывала плотная тяжёлая штора, за ней я и спрятался. Встал так, чтобы видеть кровать в просвет между складками ткани.

В этот момент ключ провернули в замке ещё раз. И снова наступила тишина. Примерно на минуту. А потом послышался скрип петель. Медленный, протяжный, еле слышный. Дверь начала открываться.

В комнату вошёл человек. Точнее, не вошёл — проскользнул. На какое-то время замер, словно осваиваясь, а потом быстрым шагом направился к кровати. Подошёл и сразу же без колебаний поднял руку, в которой что-то блеснуло: кинжал или меч. И ударил в район груди моей «кукле». До меня донёсся мягкий звук удара по ткани и скрип кровати. Тут же последовал второй удар — пониже, словно в живот. И снова лишь скрип кровати в ответ.

Незваный гость на мгновение замер — видимо, догадался, что к чему. Однако сделать он уже ничего не успел. Даже не повернулся. Я вышел из-за гардины в два шага. Меч лежал в руке уверенно. И действовал я без шума и без слов. И без сомнений.

Всего один удар — вбок, снизу, под рёбра. Чётко и уверенно, на автомате. Незваный гость не издал ни звука — лишь глухо выдохнул. Я вытащил клинок, колени несостоявшегося убийцы согнулись, и он упал вперёд — на кровать, лицом в одеяло, которое только что пытался зарезать.

И лишь после этого выдохнул я. И почувствовал, как бешено колотится моё сердце. Не от страха — от волнения. И ещё от злости.