Поступь молодого бога

Глава 8

Через неделю. Сиракузы.

— Па! Там боги живут, да? — Ил прилип взглядом к горизонту, где перед нами во всей своей неимоверной красоте предстал вулкан Этна, укрытый белой снеговой шапкой.

— Эта гора стала причиной многих бед, сын, — сказал я. — Шестьдесят лет назад она выбросила такой столб раскаленного пепла, что небо потемнело, а земля перестала давать зерно(1). Голод стронул с места многие народы. Мы и сейчас едва оправились после всего этого ужаса.

— Разве не боги сделали это? — удивленно посмотрел на меня сын.

— Может, и боги, — пожал я плечами, — но почему именно огнедышащие горы начинают извергаться, мы до конца не знаем. Кстати, Неаполь стоит рядом с точно такой же горой.

— Долго нам еще плыть до Сиракуз? — спросил царевич, который не мог отвести взгляда от вулкана.

— Полдня, — ответил я.

Небольшая по меркам Пелопоннеса крепость — абсолютно неприступная твердыня для этой части света. Замок заботливо обнимает южную оконечность острова Ортигия, спрятав ото всех его главное сокровище — источник воды. Можно было бы, конечно, весь остров обвести стеной, да только проку от этого нет никакого. Да и дорого очень. Потом обнесем, если нужно будет.

Лагерь войска построен на Ортигии. Вместо палаток уже возвели добротные казармы, кузни и склады. А вот сам город — на сицилийском берегу. Идеально ровные улицы только намечены. Домов в Сиракузах — кот наплакал. Незачем здесь еще жить купцам и ремесленникам, слишком беден пока этот край.

За пять лет Хрисагон завоевал восточную треть острова, от Мессинского пролива до пролива Мальтийского. Мы никуда не спешим, с методичностью часового механизма переваривая один род сикулов за другим и пригибая их под царское ярмо. Можно было бы пройти кавалерийским наскоком от восточного берега до западного, залив тут все кровью, но так я поступать не стал. Это большая война с непонятным исходом и с неизбежным появлением партизан. Так что, один год — одна военная компания — один род. Те, кого покорили первыми, уже вполне приспособились. Они получили хороший инструмент и полностью избавлены от войн с соседями. Именно они служат проводниками мягкой силы, делая сопротивление остальных все более и более вялым. По острову уже пошли слухи, что жизнь под рукой царя царей не так уж и плоха, и это дало свои плоды. Слабый род сиканов, который пришельцы сикулы почти уже сбросили в море, сам попросился под мою руку и был принят в подданство на льготных условиях. Пять лет без налогов, железный инструмент в рассрочку и высокие закупочные цены на их шерсть. Ждем эффекта, новости тут идут небыстро, в основном с купцами, украденными невестами и пастухами, цепляющимися языками при перегоне скота.

Мы причалили в Большом, южном порту. Эта гавань не имеет цены.Сюда зайдет корабль с любой осадкой, хоть океанский лайнер, и прямо сейчас я вижу там исполинских размеров зерновоз, который загружают ячменем первого урожая. Это тот самый корабль, который я показывал Одиссею, и который он раскритиковал. Пригодился вот. Он спокойно заходит в афинский Пирей, в Энгоми и в Александрию… тьфу, ты! В Пер-Месу-Нейт! В Дом сына богини Нейт. Так и знал, что египтяне его как-нибудь коряво назовут. А куда деваться? Это город Рамзеса. Как хочет, так и называет.

— Государь! Царевич! Прошу!

Хрисагон, с золотым ожерельем трибуна на шее, встречает нас в порту. Он склонил голову, а вслед за ним склонила голову когорта, построенная для встречи.

— Пожалуйте в свои покои? — вопросительно посмотрел на меня Хрисагон, показывая в сторону замка.

— Пройдемся пока, — покачал я головой. — Покажи мне здесь все. Я тут давненько не был.

— Конечно, господин, — оскалился Хрисагон. — С чего желаете начать?

— С каменоломен, — хмыкнул я. — Хочу увидеть, как вы все там устроили.

Латомия, самое жуткое место античных Сиракуз, пока что не очень-то и жуткое. Здесь, прямо на территории города, есть прекрасный известняк, и добывают его открытым способом, незатейливо зарываясь вглубь. Небольшой карьер уже ушел в землю метра на четыре. В его стенах вырезаны пещеры, в которых и живут каторжники: пленные, воры и пойманные моими патрульными пираты. Одни отбывают пятилетний срок, а другие, выселенные из Ассирии крестьяне, получают пайку за свой труд и ночуют в собственных домах, с женами и детьми. Приготовленные блоки поднимаются блочной конструкцией. Убежать отсюда нельзя. Наверх ведет одна-единственная лестница, вырубленная прямо в скале, и заканчивается она у ворот башни, которую охраняют лучники. Вот так, дешево и сердито.

— У нас тут полный порядок, государь, — оскалился гордый собой Хрисагон.

Работа кипит. Огромный кусок скалы украсили десятками шурфов, куда забили деревянные клинья. На ее вершине горит огонь, в котором калят булыжники. Горячая вода — главное при добыче камня. Без нее никак.

— Готово! Кипяток тащите! — заорал бригадир каторжной команды. Есть у нас и такие. Мы их и кормим лучше, и даже платим немного.

Деревянные ведра зашипели, запузырились от брошенных в воду раскаленных камней, а потом худые, грязные мужики полезли к линии разлома, аккуратно поливая каждый клин. Теперь нужно немного подождать. Дерево расширится, и тогда…

— Поберегись! — заорал бригадир. Раздался отчетливый хруст, и каменный бок весом в несколько десятков тонн упал, подняв тучу пыли.

— Я буду разворачивать второй легион, — сказал я Хрисангону, слушая перестук молотов. — Считаю, что ты достоин должности начальника штаба всего войска. Уж слишком много у нас разбросано когорт и сотен по разным землям. А еще конница разрастается, флот, артиллерия. Сиятельный магистр Абарис не справится один. Ты его правой рукой станешь.

— Служу ванаксу! — гаркнул тот, поедая меня выпученными от усердия глазами.

— Если согласен, сдашь войско трибуну первой когорты, — сказал я ему, — а потом поедешь в Энгоми.

— Осмелюсь спросить, государь, — замялся вдруг Хрисагон. — А разве не здесь второй легион будет стоять?

— Да зачем он тут нужен? — усмехнулся я. — Одного трибуна оставим с когортой. Дадим ему конную алу на двести мечей, и хватит. Будет в поход ополчение брать. Есть ведь надежные роды?

— Есть, государь, — уверенно кивнул Хрисагон. — Уже есть.

— Гражданские дела примет новый игемон, — сказал я. — А делами военными будет ведать трибун. Каменоломни, подати, продажа зерна и шерсти, все эти заботы ни к чему воину.

— Вот как? — задумался Хрисагон. Он здесь что-то вроде сатрапа или стратега византийской фемы. У него и гражданская власть в руках, и военная. Отличное сочетание, весьма способствующее пополнению семейного бюджета. Ну, по крайней мере, так говорят донесения Кассандры.

— Остров Сикания, Мальта и Карфаген войдут в диоцез Запад, — продолжил я. — Его возглавит викарий Корос, мой верный слуга.

— Как прикажет государь, — гаркнул Хрисагон, но без особенного веселья в голосе.

Он толковый вояка, но засиделся и здесь, врастая корнями в эту землю. У него завелись делишки с главами родов и купцами с Кипра. По слухам, не брезгует он и сидонцами без патента, имея с них свой интерес. Наверное, я излишне придираюсь к людям. В Вавилоне и Египте взятки почти что узаконены, а меня почему-то напрягает, когда люди получают неплохую зарплату, и у меня же воруют. Вот поэтому и приходится тасовать своих слуг, выжимая их по максимуму. У нас ведь обязательный срок службы пятнадцать лет. Через три года наступает выслуга у Хрисагона и еще у пары тысяч воинов первого призыва. Я пригоню на Сицилию отставников, и всех их нужно будет наделить землей. А где ее взять? Придется подвинуть местных жителей, где же еще? Мне вообще не нужно будет здесь войско. Легионеры придут и возьмут свою землю сами. И они же будут охранять ее для меня, отбивая от чужаков. Бесплатное двухтысячное войско, преданное лично мне и моей семье.

— Государь! — запыхавшийся гонец склонил голову и протянул кожаный тубус. — Купцы из Иберии в порту встали. Они письмо тебе везли. Вот оно!

— «Семь раз и семь припадает к стопам господина покорная служанка его Феано, — прочитал я. — Сделай милость, не оставь нас. Большая война идет. Если ты не поможешь, все рухнет. Одиссей наше серебро хочет, много войска набрал. И Тимофей мой набрал тоже. Спаси, молю.»

— Завтра мы уходим в Иберию, — повернулся я к Хрисагону. — Отбей сообщение в столицу, чтобы не ждали.

В то же самое время. Энгоми.

В покоях, где ткут царица и ее дочери, непривычно светло. Здесь сделаны огромные окна, едва ли не три локтя высотой, а все для того, чтобы великая госпожа не слепла, пытаясь собрать неимоверно тонкий узор в свете масляных ламп. Когда холодает, окна закрывают свинцовыми переплетами, куда вставлены небольшие кусочки стекла. Оно пока мутновато, но это все равно лучше, чем привычный тусклый свет. Царь Эней лично приказал прорубить здесь окна, когда увидел, как его жена пытается разглядеть вытканный ей самой рисунок.

Креуса, Кассандра, Клеопатра и Береника заняты благородным трудом, как и пристало царственным особам. Пустая болтовня не мешает тонким пальчикам бойко бегать по станку, рождая истинную красоту. Ведь эти женщины не какие-то там служанки. Кто даст рабыне пурпурную и золотую нить, жемчуг и бирюзу? Лучшие ткани, расшитые камнями, создаются именно в таких домах, женщинами, рожденными в знатнейших семьях. Их мастерство — повод для законной гордости матерей. Они хвастаются этой работой друг перед другом, повышая котировки дочерей на рынке невест. Царевна, не умеющая соткать одежду своему мужу, — такая же невозможная вещь, как и рыбак, не умеющий ловить рыбу.

— Дочери мои, достаточно на сегодня, — сказала вдруг Креуса, и Клеопатра огласила комнату довольным воплем. Береника, напротив, подняла на мать непонимающий взгляд. Солнце было еще высоко.

— Но почему, матушка? — просила она. — Я еще цветок не закончила. Мне четыре ряда пройти осталось.

— Пойдем играть! — Клеопатра нетерпеливо потянула сестру за руку. — Ну, пойдем же! Маме с теткой посекретничать надо. Что ж ты непонятливая такая!

Девочки вышли, а сестры погрузились в неловкое молчание, прерываемое лишь шелестом нитей, прибиваемых гребнем к краю готового полотна. Кассандра сидела совершенно спокойная, а вот Креуса, напротив, кусала губы, не зная, как начать разговор.

— Скажи, сестрица, — произнесла она, собравшись, наконец, с духом. — Жизнь у моего господина опасная. Он великий воин, но мало ли чего… Скажи, если я останусь вдовой, ты поможешь мне?

— Кому??? — вскинула бровь Кассандра. — Тебе? Нет, не помогу.

— Но почему? — Креуса так растерялась, что у нее челнок выпал из рук. — Я ведь сестра тебе? Почему не поможешь?

— Потому что ты дура, — скучным голосом пояснила Кассандра. — Хитрая, продуманная и хорошо выученная нашей матерью дура.

— Да как ты смеешь? — лицо Креусы покрылось багровыми пятнами. Тем не менее она быстро взяла себя в руки и спросила. — За что ты меня так, сестра?

— А как еще можно назвать бабу, которая идет в спальню к мужу, а сама промеж ног пасту из толченых фиников и листьев акации засовывает?

— С чего ты это взяла? — побледнела Креуса.

— Птичка на хвосте принесла, — бросила Кассандра. — Не хочешь больше детей? Боишься, что Ила даже новорожденный брат обойдет? Или собственные сестры? Или того хуже, что кто-то из зятьев царем станет?

— Ты что-то знаешь? — едва сдерживаясь, спросила Креуса.

— Я знаю, и ты знаешь, — ответила ей сестра, снова прибивая гребнем пройденный ряд нитей. — Только ты думать совсем не хочешь. Или ты не слышала, что наш государь напропалую молодым трибунам и вельможам отказывает, когда они прошение о женитьбе подают?

— Слышала, — бледными губами прошептала царица. — Да кто же из них? Тот, кто ближе всех к нему? Тарис?

— Может, и Тарис, — пожала пухлыми плечами Кассандра. — А, может, вовсе и не Тарис. Его тебе могут показать, как приманку. Как тех детей от рабынь, которых теперь жрецы бога Диво растить будут. Он тебе, сестрица, ложный след бросил, чтобы ты ноги до задницы стерла, за каждой прачкой приглядывая.

— Уверена? — задумалась Креуса, в голове которой промелькнул целый калейдоскоп из фактов и случайных слов.

— Уверена, — ответила Кассандра. — Ванаксом будет Ил. Тебе муж в этом поклялся. Ты забыла?

— Я всегда чую, когда меня обманывают, — нахмурилась Креуса. — Тут что-то не так. Подвох какой-то.

— Был бы подвох, — лениво ответила Кассандра, перекусывая нить, — твой муж Ила не таскал бы за собой. Посадил бы его в своей комнате и дал волю делать что хочет. А он даже в университет его с собой берет. Он воина из него настоящего делает. Твои ошибки исправляет. Твои, сестрица!

— Мои? — вскинулась Креуса. — Ты еще скажи, я виновата в том, что моего сына в захолустье сослали.

— Ты, конечно, — изумленно посмотрела на нее сестра. — А кто же еще? Кто подучил слуг перед ним стелиться? Кто мальчишку в каменную статую превратил? Не ты ли? Государь по полгода дома не бывает. То воюет, то с другими царями договаривается. Он тебе наследника доверил, а ты что из него сотворила? Да он без отца и года не проправит. Или враги убьют, или воины на копья поднимут, или богатые семьи из него своего слугу сделают. Вот супруг твой и отправил его к деду, чтобы он хоть там мужской жизни хлебнул. Не тащить же ребенка на войну.

— Я настоящего владыку делала из сына, — всхлипнула вдруг Креуса. — А он отослал его… У него словно камень в груди вместо сердца.

— Тебя сама Великая Мать благословила, — укоризненно покачала головой Кассандра. — У тебя любовь в семье была, а ты растоптала ее. Не хочешь даже своему мужу дитя родить. Грех это великий перед лицом богини.

— А если опять дочь будет? — с тоской посмотрела на нее Креуса. — Тогда что?

— Да ничего! — заорала вдруг Кассандра, едва не запустив в сестру челноком. — У меня вот и того нет! Не дала богиня женского счастья! А он и эту дочь любить будет! Так, как Клеопатру любит с Береникой! Слепая ты гусыня! Да я правую руку отдала бы, чтобы меня так в детстве любили! Отец меня по голове за все время два раза погладил, а на руках и вовсе не держал ни разу. Да если бы царь Эней захотел твоего сына подвинуть, он бы десяток жен себе взял! А он не взял! Потому что тебя любил, дура! А теперь не любит! Боится он тебя! Боится, понимаешь!

Креуса всхлипнула, положив челнок на колени, и застыла, обдумывая сказанное сестрой. Осознание придавило ее словно каменной плитой, так, что по щекам царицы ручьем потекли слезы. А она… а она не имела сил даже для того, чтобы утереть их. Ей в этот момент просто жить расхотелось.

— Ты спросила, помогу ли я тебе, — продолжила Кассандра. — Помогу, если поможешь себе сама. Ты служишь своему сыну, а должна служить мужу. В этом и есть твоя ошибка. Взгляни на себя его глазами и верни все назад, как было. То, что вы начали спать вместе, пока что значит немногое, поверь. Ты не наложница, чтобы ему с тобой хорошо в постели было. Ты царица. Ты такая же власть, как диойкет, легат или глава любой из гильдий. Исполни свой долг, сестра. Ты ведь когда-то понимала, что это такое, а потом словно прокляли тебя.

— Почему раньше не сказала? — тихим, бесцветным голосом произнесла Креуса, слабость которой уже прошла. — Почему все видишь и молчишь?

— А ты спрашивала? — зло, почти не глядя на сестру, ответила Кассандра, работая челноком с каким-то остервенением. — Ты вообще, готова слушать была? Ты же ослепла от любви к сыночку своему. Вспомни, с чего этот разговор начался. Благодари богов, сестрица, что я не спросила, какая именно помощь тебе от меня понадобилась. Потому что, боюсь, после этого ты на Милос поехала бы, на вечное поселение. Я на измену не пойду, так и знай. А помощь… Я тебе сегодня и так помогла. Если сделаешь так, как я сказала, все само собой наладится.

— Я часто Дардан вспоминаю, — Креуса улыбнулась вдруг бледными губами. — Мне там так хорошо было, как никогда больше. Все мечтаю вернуть то время.

— Нельзя его вернуть, — жестко ответила Кассандра. — И не было бы никакого Дардана. И Троя бы тоже не уцелела, кабы не Эней. Пепелищем суждено было стать стране Вилуса. Весь западный берег Арцавы, где наш народ живет, оказался бы под данайцами. Наша участь в лучшем случае — в бесплодных пустошах жить и медленно от голода умирать. А в худшем наши мужи погибли бы, а мы рожали бы детей тем, кого ненавидим. Я двоих женихов потеряла в той войне. Забыла? Твой муж — бог, я в это всем сердцем верю. Он и есть Серапис, сын Посейдона и Нейт, только человеком притворятся. Он послан в этот мир, чтобы от Хаоса его спасти, а ты вон чего затеяла…

— И ничего я не затеяла, — поджала губы Креуса. — Помощью твоей хотела заручиться, если с господином моим что-то случилось бы. Вот и все.

— Конечно, — равнодушно кивнула Кассандра. — Я именно так и подумала. Пойду я к себе, сестра, глаза что-то устали, и поясницу ломит. Ты ведь даже массажистку из Пилоса продала. Подумаешь, она дитя понесла от твоего мужа. Зато как она спину разминала! Как разминала! Я потом летала просто. Прибила бы тебя, стерва ревнивая!

Настойчивый стук в дверь заставил обеих женщин в недоумении повернуть голову. В комнату вошел Тарис и низко поклонился.

— Простите, царственные. Я по долгу службы кражу льна расследую. Может, слышали… Так вот, там дело совсем не во льне. Там все гораздо хуже…

1 Речь идет об извержении вулкана Этна 1226 года до н.э., доказанного геофизическими данными. Оно привело к «вулканической зиме», что имело катастрофические последствия для сельского хозяйства и скотоводства. И это событие, несомненно, стало одним из триггеров Коллапса Бронзового века. Также есть мнение, что более поздний многолетний голод в Египте при фараоне Мернептахе тоже опосредованно связан с этим извержением. Нарушилась циркуляция воздушных масс, и в верховьях Нила не выпали необходимые для разлива дожди.