Пособие по выживанию для оборотней

Глава 6. Pietari

Отдавая паспорт с новенькой туристической визой на три месяца, Татьяна рассказала Туомасу анекдот: «Как определить, где кончается Россия и начинается Финляндия? Очень просто — как только исчезает разбросанный мусор».

Туомас натянул дежурную улыбку, когда она пожала ему руку на прощание:

— Это все вранье, Том. Прикол такой. Но ты поймешь, гарантирую.

Слово «прикол» пришлось гуглить уже в поезде — утреннем и потому полупустом «Аллегро». Оказалось, то же самое, что шутка. Взгляд Туомаса рассеянно скользил по экрану, пока палец бездумно жал кнопку «Следующий» в программе для изучения слов. Он не открывал ее ни разу, с тех пор как закончилась практика в консульстве. Все выражения казались знакомыми, но Туомас не позволил мозгу обмануть себя: в реальной беседе окончания будут комкаться, глаголы — выпадать, а сленг и междометия легко сведут с ума даже опытного слависта.

Его надежды попрактиковаться на сотрудниках таможни не оправдались. Неразговорчивые русские ходили по вагону, едва обращая внимание на пассажиров. Скучающая девушка-пограничник (пограничница? пограничка?) в серой форме молча проставила ему въездной штамп. Детина в зеленом прошествовал мимо с огромной овчаркой, даже не повернув головы. Почуяв Туомаса еще в дверях, псина заскулила, так что усиленному допросу подвергся не слишком трезвый пожилой мужчина, сидевший прямо у выхода и тащивший через границу пять килограммов финской картошки (зачем?). На этом инцидент и закончился.

Но Татьяна оказалась права. Когда финская Вайниккола осталась позади и поезд медленно потащился по приграничной зоне, Туомас в какой-то момент понял: он в России. Ни мусора, ни табличек, ни знаков — но осознание было ясным и мгновенным.

«Так поражает молния, так поражает финский нож», — вспомнилась цитата из мистического романа Булгакова. За время учебы Туомас прочел не так уж много русской классики, предпочитая живое общение печатному слову, но этот роман запомнился балом у Сатаны и единственной цитатой, где упоминались финны. Молнии никакой не грянуло, но ясное небо заволокло серой пеленой облаков; деревья плотнее сомкнули строй и приосанились, словно пограничная служба придавала им какие-то особые, насыщенные цвета. Кроны гнулись на неслышном за двойным остеклением ветру; Россия-матушка встречала непрошеного гостя строгим, подозрительным взглядом.

Туомас не мог ее в этом винить, поэтому достал из рюкзака книгу, купленную накануне, — роман «Сибирь» Уллы-Лены Лундберг, писательницы, как и он, родом с Аландов. «Сибирь» вышла лет десять назад, но Туомас все равно решил прочесть и хотя бы со слов Уллы-Лены попытаться представить бескрайние и смертельно холодные просторы на востоке России. Десятки и сотни километров без единой живой души — самое место для опасных изгоев вроде него.

«Аллегро» начал торможение задолго до того, как вдали показалась платформа Финляндского вокзала. Туомас не мог не заметить иронию — вокзал в Хельсинки никогда не носил имени, связанного с Петербургом. Еще во время практики в посольстве он понял, что русские обожают очереди, поэтому ничуть не удивился, когда попутчики выстроились в проходе минут за десять до прибытия. Как будто выйти в числе последних неспортивно или попросту глупо. С грохотом выгружались на пол чемоданы, мусор заталкивали в микроскопические урны под окнами, мерная тишина во время движения сменилась гулом малознакомой речи — слишком быстрой и громкой.

В груди ледяным комом нарастала паника. Наконец очередь разделилась на два хвоста и медленно поползла к выходам из вагона. Туомас подхватил рюкзак, вытащил из чемоданного отсека сумку с походным снаряжением и вышел на платформу, с трудом веря, что отъехал от финской границы всего на сотню километров.

Санкт-Петербург — по-фински Пиетари — встретил его по-осеннему: сентябрьское солнце еле проглядывало сквозь торопливо бегущие легкие облака, собиравшиеся где-то у горизонта в плотную сизую рябь. Туомас поежился и застегнул джинсовую куртку, стоя посреди платформы и глядя на блестевшую после дождя поросль между путями. Шум вокруг усиливался. Туомасу непрестанно приходилось уворачиваться от спешащих пассажиров; у стены вокзала невозмутимо стояла новая пограничная смена, ожидая, когда человеческий поток наконец иссякнет.

Поток при этом тянулся вовсе не в сторону вокзала: не дойдя буквально десятка метров до центрального здания, люди почему-то резко сворачивали и один за другим скрывались за распахнутыми чугунными воротами, больше похожими на подъезд для разгрузки спецтранспорта. Туомас позволил толпе подхватить себя и направился следом.

За воротами он различил среди гомона и шарканья знакомые слова:

— Такси! Кому такси! Такси недорого!

Туомас шагнул в сторону, выбиваясь из потока людей, и достал из кармана рубашки главную драгоценность — адресованный Найджелу выцветший конверт с письмом Анфисы. Он не рискнул показывать текст Татьяне и расшифровывал убористый, плотный почерк сам, чувствуя себя Шерлоком Холмсом с его пляшущими человечками. Письмо пролежало в бардачке не один год — проживает ли неведомая Анфиса по прежнему адресу? Туомас изо всех сил сопротивлялся панике, но с каждым шагом она все крепче захватывала разум.

— Такси недорого!

«Никогда не бери такси у бомбил в аэропорту и на вокзале, Том. Они заломят втридорога, потому что ты иностранец, и еще неизвестно, куда отвезут. Вот, я запишу тебе несколько телефонов — это надежные сервисы».

На прощание, держа паспорт с новенькой визой, Туомас переспросил у Татьяны про «бомбил» и почему «заломят», а сейчас достал из кармана куртки телефон и бумажку с номерами… после чего сообразил, что его сим-карта в России не работает. Сигнала не было, он не подумал о том, чтобы включить роуминг перед отъездом. Без смартфона в эпоху соцсетей Туомас обходился прекрасно, а вот без мобильной связи в чужой стране ощутил себя беззащитным дурачком, вышедшим на лед по весне.

Прямо перед ним вырос широченный таксист-бомбила и буквально распахнул объятия, преградив Туомасу проход. Вздохнув, он нырнул под рукой у мужика, отошел подальше, поставил сумку на землю и достал карту Петербурга, купленную в Хельсинки. Еще в поезде Туомас не поленился отыскать на ней Финляндский вокзал и тот пер… — что значит «пер.»? Он хотел спросить у Татьяны, но забыл — однако на карте эта улица тоже значилась «пер.», поэтому Туомас остался в недоумении. Зато название успел заучить наизусть.

— Сапреный… нет, Саперный, — пробормотал он и, глядя на карту, понял, что нужное место совсем рядом.

Только реку перейти.

Не удержавшись от злорадной ухмылки в сторону таксиста, Туомас подхватил сумку и двинулся к площади — даже не глядя в карту, он понял, что это должна быть площадь Ленина, потому что в центре стоял памятник с кепкой и простертой рукой. Кепка и рука — значит, Ленин, а что кепка в кармане — это несущественная деталь. Площадь искрилась в редких проблесках солнца, игравших на брызгах воды из фонтанов. На скамеечках лениво полулежали горожане: кто-то откровенно прикорнул, прижав к себе рюкзак или сумку, кто-то читал, кто-то вполглаза следил за бегавшими наперегонки детьми. С афиш обжигала суровым взглядом прильнувшая к скрипке Ванесса Мей.

Туомас медленно двигался к набережной, жадно вглядываясь в лица и фигуры, проплывавшие мимо. Никто не косился в его сторону, никто не показывал пальцем: «Смотрите, оборотень!» — ведь вокзалы и придумали для того, чтобы люди уезжали и приезжали, когда им вздумается. Тревога постепенно отступала; Туомас еще раз печально взглянул на экран, выключил бесполезную трубку и убрал в рюкзак, не забыв проверить наличные и ноутбук.

«В России воруют не больше, чем везде, — пожала плечами Татьяна, даже не оскорбившись на вопрос. — Но не искушай, да не искушаем будешь».

Подобной строки в Новом Завете не было, но Туомас улыбнулся и «закрыл тему» — выражение ему страшно нравилось, хотя вслух звучало не особо вежливо.

Он хотел прочесть название широченного моста, по которому шел, но проход для пешеходов оказался узким и пыльным — на таком карту не развернешь, — а навстречу как раз маршировала рота молоденьких солдат в зеленой форме, так что Туомас двинулся им навстречу. Зато на середине два крыла моста соединялись площадкой — там можно было остановиться и окинуть взглядом акваторию. Солнце милостиво соизволило вернуться, чтобы он в полной мере насладился величием бывшей имперской столицы.

Туомас подошел к ограждению и замер — Петербург показался ему огромным. Он стоял в том месте, где Нева делилась на два рукава и оттого казалась еще необъятнее. Куда ни глянь — дворцы и купола, чуть поодаль — блестящий шпиль с ангелом и крестом, а совсем рядом, по правую руку, — старинный военный корабль.

Сойдя с моста, Туомас понял, что за спиной остался тот самый крейсер «Аврора». Во всем вокруг чувствовалась история, и он сомневался, что к этому когда-нибудь можно привыкнуть. И уж тем более чувствовать себя в городе-музее как дома. Как они тут живут вообще? Он еще раз сверился с картой — предстояло пройти шесть кварталов и повернуть налево. Солнце скрылось, пространство прямо перед ним погрузилось в тень. У ближайшего перекрестка дежурила полицейская машина, неподалеку стояла еще одна. Туомас поспешил миновать мрачное гранитное здание, чем-то напоминавшее мавзолей, и несколько минут и поворотов спустя оказался на площади с большой желтой церковью в центре, обрамленной пышными липовыми кронами.

С каждым шагом он все меньше верил, что решился на подобную авантюру — поехать в чужую страну к незнакомой женщине лишь затем… чтобы что? Рассказать ей о смерти давнего знакомого? Она может просто не пустить его на порог.

Отбросив эти мысли, Туомас повернул еще пару раз, прежде чем оказался на искомой улице, и первым делом подошел к табличке с адресом.

«Переулок» — вот что значило таинственное «пер.». Kuja, маленькая улица. Здание на углу, несмотря на помпезный вид, оказалось обычным детским садом. Туомас двинулся дальше, рядом с каждым номером проговаривая русские числительные, и, дойдя до нужного, застыл второй раз за последний час. Анфиса жила не в доме — она обитала во дворце.

Небольшое здание цвета свежего коралла выделялось богатым убранством и суровыми бородатыми атлантами по обе стороны от входных дверей. Туомас отошел на пару шагов и запрокинул голову, балансируя на краю пешеходной части, — все пять этажей, не считая полуподвального, нависали над ним высокими оконными рамами, обрамленными лепниной, резными балконами, причудливыми завитками. Буквально каждый сантиметр здания говорил о том, что здесь просто не могли жить простые люди.

Кем была Анфиса на самом деле? Потомком императорского рода, аристократкой в пятидесятом колене? Или родственницей кого-то из высших советских чинов, благополучно переживших сталинские чистки? Только теперь он заметил, что, кроме двух парадных дверей с атлантами, в центре здания располагался проезд с решеткой, распахнутой настежь, — сквозь него Туомас увидел еще один вход, совсем не такой вычурный. На душе немного полегчало.

Рядом с каждым входом был домофон; на табличках у парадных дверей Туомас не нашел номера нужной квартиры, так что медленно двинулся во внутренний двор — и тут ему снова повезло. Коричневая дверь распахнулась прямо перед ним, пожилая женщина, окинув Туомаса суровым взглядом, пропустила его внутрь, не сказав ни слова. Он не успел рассмотреть на табличке нужный этаж, поэтому начал подниматься по темной лестнице, на каждой площадке вглядываясь в тусклые цифры.

Все заранее заготовленные фразы, которые он с таким усердием составлял в поезде, улетучились. Вернулось косноязычие первых месяцев изучения русского. Что говорить сначала? Представиться? «Я от Найджела?» А если откроет не Анфиса? Если она уже давно тут не живет?

— Извиньите, извиньите… — бормотал Туомас вступление к любому из вариантов. Извиниться за беспокойство — самое главное.

Вот она, тридцать пятая. Чуть дрожащим пальцем он ткнул в звонок и сделал шаг назад. В глубине квартиры тренькнуло два раза, после чего наступила тишина. Переминаясь с ноги на ногу, Туомас поправил рюкзак и решил было позвонить еще раз, когда дверь беззвучно приоткрылась — ровно на длину блеснувшей цепочки.

— Извиньите, я…

— Убирайтесь! — громким шепотом выпалил женский голос по ту сторону. — Прочь отсюда!

Туомас опешил — женщина говорила так, словно знала его, но этого не могло быть. Дверь захлопнулась.

— Стойте! Стойте, ождите! Не надо! — знакомые слова беспорядочно посыпались из него. — Анфиса, Анфиса! Подождите!

Где-то этажом ниже раздался скрип — крики явно привлекли внимание соседей.

— Анфиса! — отчаянно выпалил Туомас.

Дверь приоткрылась снова. Лязгнул замок, мягко стукнула снятая цепочка. Из темного проема к нему вышла женщина в брюках и переднике; лицо незнакомки скрывал натянутый до носа капюшон безрукавки, надетой поверх рубашки с закатанными до локтя рукавами.

— Кто вы такой? — тихо спросила она.

— Я… — Туомас набрал в легкие воздуха; сердце бешено колотилось, рубашка под курткой прилипла к спине. — Я ищу Анфису.

Незнакомка чуть подняла голову, и он понял, что говорит с совсем молодой девушкой, младше его лет на пять. Она не могла быть Анфисой из письма.

— Тетя два года как умерла, — глухо ответила девушка и, помедлив, приоткрыла дверь шире. — Заходите.

Туомас шагнул в темноту, словно приговоренный — на эшафот.

За порогом царила кромешная тьма. Хозяйка отступила вглубь, превратившись в неясный силуэт. Туомас прикрыл за собой тяжелую дверь с массивной бронзовой ручкой. Длинный коридор тонул в полумраке, но волчье зрение все же имело свои преимущества: прищурившись, он легко разглядел слева в стенной нише деревянный двустворчатый шкаф, упиравшийся в антресоль под самым потолком. Туомас не считал себя коротышкой, но высота стен его поразила — он не встречал в Финляндии ничего подобного! Для каких великанов строили эти дома?

— Обувь лучше оставить здесь. Проходи на кухню, — произнесла девушка, как ему показалось, немного удивленно и пошла вперед, указывая дорогу.

Туомас аккуратно оставил кроссовки на коврике, прислонил рядом рюкзак и шагнул в одних носках в темноту, из которой немедленно донеслось угрожающее шипение. Он снова прищурился — из-за корзины с торчавшими ручками от зонтов яростно блестели два желтых глаза. Топорща усы, кот выгнул спину и с явным намеком царапнул по паркету передними лапами.

— Пимен, ну это просто невежливо, — донеслось из дальнего конца коридора. — Гость есть гость, ничего не попишешь.

Зачем что-то писать, Туомас не понял, но, судя по ощерившейся морде, у кота на этот счет имелось другое мнение. Туомас чуть пожал плечами.

— Извините, — пробормотал он и засеменил дальше по коридору.

Деревянный пол чуть поскрипывал при каждом шаге — Туомас будто играл на половицах едва уловимую и довольно приятную старинную мелодию. На пути к кухне он миновал четыре глухо запертые двери по правую руку. На каждой Туомас не без труда разглядел полустертые рисунки мелом, но не смог понять их смысл. Кто еще жил в квартире Анфисы? Ее семья? Девушка назвала ее тетей — может быть, наследница? Увлекшись, Туомас едва не запнулся о клубок телефонных проводов, спускавшихся прямо с потолка.

Обогнув высокую стремянку, Туомас едва не влетел в зеркало: света, поступавшего из кухни, скрытой за поворотом, как раз хватило, чтобы он не впечатался в него лбом. С каждым шагом прибавлялись запахи; он различал и запах кошачьей шерсти, опилок, обветшавшего дерева, и легкий душок канализации, но над всем этим царил запах незнакомых ему цветов и розмарина. Переступая порог небольшой сумрачной комнаты, Туомас ожидал увидеть заставленный горшками подоконник или пучки засушенных трав — но в кухне не было ничего этого. Запахи пронизывали воздух, набивались в носоглотку, но их словно оторвали от источника. У левой стены ютилась небольшая газовая плита, рядом с ней — эмалированная раковина, а над ними — ряды уютных деревянных полок и шкафчиков. Все идеально прибрано, ни одного лишнего предмета и никаких растений.

Его визит застал девушку с веником в руке. Она стояла посреди кухни и растерянно смотрела на рассыпанную по полу соль. Туомас все сильнее ощущал неуместность и бессмысленность этой встречи. Анфиса умерла, и все ответы умерли вместе с ней.

— Садись, чего зря стоять? — Девушка отставила веник в сторону, словно передумала убирать соль, и достала с подоконника бутылку с водой. — Заварю нам чаю, и расскажешь, как тебя сюда занесло. И при чем тут тетя Анфиса.

Туомас послушно занял место за столом. Еле слышно прошествовал мимо кот — огромное темно-серое облако с пушистым хвостом. Он презрительно обошел гостя по широкой дуге и примостился на подоконнике. Только сейчас Туомас понял, почему в кухне так сумрачно в середине дня — одну из форточек с наружной стороны заклеили плотной пленкой, а полупрозрачный тюль глушил солнечный свет.

— Меня зовут Туомас, — чувствуя себя глупо, он повторил первую фразу, которой обучали на курсах русского. — Я из Финляндии.

Девушка чиркнула спичкой, и под большим металлическим чайником вспыхнуло голубое пламя. Убавив огонь, она вытерла руки о широкий фартук и кивнула.

— Долго пришлось учиться?

Этот вопрос ему задавали и прежде, в основном приятели.

— Два с половиной года. А как… тебя зовут?

Чертова вежливая форма! Кто, когда и кому может говорить «ты» и «вы», сбивало с толку всех в его группе — и в итоге Туомас так и не понял до конца, почему уважение к незнакомцу не равно уважению к ребенку и как отличить, с каким из старших родственников уместна фамильярность. Поэтому еще в поезде решил, что будет всем говорить «вы», на всякий случай.

Но с девушкой из квартиры Анфисы у него само собой вырвалось «ты». Туомас приготовился обойтись без чая, если его выставят за хамство прямо сейчас, и стиснул в кармане письмо Найджелу. Вместо этого хозяйка обменялась странным — он был готов поклясться! — взглядом с недовольно фырчащим котом, еще раз вытерла руку и протянула ему.

— Майя.

Его пальцы попали в капкан из широких серебряных колец; Туомас не успел моргнуть, как девушка уже отвернулась, чтобы насыпать в пузатый фарфоровый заварник каких-то трав из жестяной банки. По комнате поплыл запах мелиссы и багульника, было и что-то еще — неуловимое, но волчий нюх не обманешь.

Все в этой кухне, в этой девушке и ее коте выбивалось из привычного мира. Призывно засвистел чайник: из носика фонтаном рвались вверх струи пара. Туомас поднялся, чтобы помочь, и тут же замер — Пимен одним прыжком оказался прямо перед ним и яростно зашипел.

— Эй… Я не…

— Все хорошо, — нервно бросила Майя коту и залила кипятком чай. — Видишь, все в порядке?

Туомас уселся обратно, не зная, что ответить. Поставив накрытый вязаной салфеткой заварник в центр стола, Майя чуть отодвинула стул и устроилась напротив Туомаса. Казалось, она не замечает, что разносит по полу соль.

Туомас так и не мог разглядеть ее лица как следует: специально или нарочно, Майя села спиной к окну и не сняла надвинутого на лоб капюшона. Ее наряд — хлопковая рубашка, широкие домашние брюки и передник — в окружении сильных травяных запахов делал хозяйку квартиры похожей на лесную фею, заглянувшую в городские владения.

— Откуда ты знаешь о тете Анфисе? — Майя разлила чай по фарфоровым чашкам и наконец подняла на Туомаса глаза.

Серые, очень глубокие серые глаза. Он уже в который раз за день растерял запас русских слов. Хороший же из него ученик, первый диплом на курсах! Значит, в тепличных условиях болтать легко, даже если это консульство, а в поле, да без подсказок, — сразу on tuppisuuna[15]?

Злость помогла справиться с волнением.

— У меня был знакомый… друг, — он понадеялся, что Майя сочтет оговорку простительной для иностранца. — Найджел.

Ему показалось, или Майя чуть вздрогнула, стоило только услышать имя? Он сильнее сжал в кармане письмо и сделал глоток: чай был горячим и горьким. Что за траву она заварила? Мелисса и багульник перебивали остальные запахи, но вкус… в составе было что-то еще, придававшее колючую горечь.

Туомас решил не показывать письмо.

— Его звали Найджел, и он… рассказывал мне про Анфису. Совсем немного, — быстро уточнил Туомас, чтобы избежать возможного допроса с пристрастием. — И теперь, когда его… когда он умер, я приехал, потому что… потому что не знал, как ей сообщить.

Вроде получилось внятно, пусть и не гладко. Майя задумчиво подула на свой чай и тоже сделала глоток. Что ж, напиток не отравлен… Туомас рассеянно отпил еще, стараясь не морщиться.

— Ты проделал долгий путь, из другой страны, — пробормотала Майя себе под нос, — только чтобы сообщить о чужой смерти?

Она ему не поверила. Еще бы. Туомас едва ли не хмыкнул — он бы и сам не поверил подобной глупости.

— Мне показалось, — кстати, отличная фраза на любой случай, — что они хорошо знали друг друга. Были друзья, ystävät[16].

— А вы с этим Найджелом? Тоже были друзьями?

По спине струился пот от чая и расспросов. Получалось сомнительно: если Найджел и Анфиса близко знали друг друга, почему Найджел не сказал своему другу Туомасу, что она уже два года как умерла? Туомас не слишком надеялся, что иностранство (есть такое слово?) его прикроет, — Майя уже заметила, что он неплохо говорит по-русски и вполне понимает все, что слышит.

— В некотором роде. Отчасти. Не очень близкими.

Ну все, ему конец. Теперь она пришпилит незваного гостя к стене, превратит в мышь и позволит коту Пимену растерзать на месте за вранье и вторжение. Майя действительно поднялась, но лишь для того, чтобы поставить на стол стеклянную сахарницу.

— Забыла предложить, — она виновато пожала плечами. — Редко пользуюсь.

Туомас машинально бухнул в чашку три ложки с горкой, и новый глоток показался ему блаженством.

— Тетя об этом Найджеле со мной не говорила, — внезапно продолжила Майя. — Но все равно спасибо, что сказал. У нее было мало друзей.

В переводе на человеческий: «У нее вообще не было друзей, и черт знает, откуда ты выдумал этого Найджела». Потеряв надежду расспросить кого-то, кто знал Найджела, Туомас не стал заморачиваться с оправданиями. Пусть Майя считает его лжецом, который зачем-то приперся в чужую квартиру.

Надо вежливо допить чай и убираться, пока она не вызвала полицию. Он бы на ее месте точно вызвал.

Туомас как раз составлял в голове подходящую фразу, чтобы отблагодарить за гостеприимство, когда тишину прорезала настойчивая трель дверного звонка. Пимен зашипел и спрыгнул с подоконника. Майя резко встала из-за стола; капюшон безрукавки сполз на затылок, и вместо лесной феи Туомас увидел смертельно напуганную девушку с волосами цвета каштанового меда, густыми бровями и длинными ресницами в пол-лица.

— Прямо день открытых дверей. — Майя поправила капюшон и, проходя мимо, пробормотала Туомасу: — Посиди здесь, пожалуйста.

Он расслышал в этой просьбе невысказанное «посиди тихо» и подчинился. Пимен, недовольно топорща усы, подобрался к самому углу и улегся на пол; пушистый хвост темно-серой метлой елозил туда-сюда по паркету.

Звякнула цепочка, зашуршала дверь. Туомас против воли напряг слух и тихонько отодвинул от себя чашку, чтобы ненароком не задеть. Майя делала все молча, а значит, открывала знакомому — спустя мгновение он в этом убедился по тому, с какой фамильярностью мужчина обратился к девушке:

— …надо успеть к вечеру. — Голос был хриплым, пропитым и недовольным. — И не вздумай брать у них денег.

— Я не спрашиваю про деньги, они… — возразила Майя, но визитер не дал ей договорить:

— Знаю я ваши неспросы! Зубы мне не заговаривай, тащи свои порошки, и чтобы к вечеру все было готово.

Спустя мгновение она появилась в кухонном проеме. Туомас как раз поднимался со стула, чтобы преподать грубияну пару уроков вежливости, но Майя бросила на него умоляющий взгляд, открыла один из ящиков над плитой и достала небольшой холщовый мешочек. Туомас несколько раз сжал и разжал пальцы, вовремя вспомнив о дыхательной практике. Он гость, и не его дело лезть в чужие отношения.

Отсчитав несколько завернутых в пергамент порций — Туомас принюхался, но ощутил лишь едва уловимый запах тмина, — она убрала мешочек обратно на полку и вышла. Пимен неслышно двинулся следом.

«Это хамство. А девушка там одна, пока кто-то просиживает штаны», — нашептывал внутренний голос, игнорируя медленные вдохи строго через нос.

Голос Майи из коридора окончательно разбил концентрацию Туомаса:

— Вот здесь все написано, дозировка и порядок приема.

— Давай сюда! — Судя по звукам, мужчина едва ли не вырвал пергамент у нее из рук. — Ты даже дома с этим капюшоном ходишь, такая уродина, что ли?! И смотри мне — если не сработает…

— Сработает, — голос девушки чуть дрогнул. — А не верите, так зачем берете?

— Не твоего ума дело, шарлатанка доморощенная.

До Туомаса донеслось еле слышное шипение. Похоже, кошачий рыцарь решил вступиться за хозяйку.

— Это еще что за страшила? — мужчина хрипло гоготнул. — А ну-ка, иди сюда…

Послышались глухой удар, визг, полный боли, и крик Майи:

— Не смейте!

Туомас больше не медлил. Он резко вывернул в коридор, не давая противнику времени подготовиться, умудрился не запнуться о провода и лестницу, после чего отодвинул Майю в сторону и заслонил собой. Татьяна не раз говорила, что русские уважают силу; он не собирался проверять это утверждение в первый же день после приезда, но так уж вышло.

В дверном проеме, самодовольно скалясь, маячил невысокий коренастый тип в кожаной куртке поверх мятой рубашки в полоску. Туомас ожидал увидеть бандита из плохих голливудских боевиков, но мужчина оказался гладко выбрит, без разбитых костяшек и золотых коронок.

— Ишь ты, хахаля, что ль, завела себе? — Он смерил Туомаса презрительным взглядом. — Защитничек, значит, нашелся. Ну давай, посмотрим…

Туомас не стал слушать дальше, сгреб полосатый воротник правой рукой и сделал шаг вперед, чтобы не осквернять квартиру… этим, как его… вражьим духом (мысленно он похвалил себя за то, что не спал на лекции про былины и русские сказки).

— Убирайся отсюда, — не слишком заботясь о том, чтобы сгладить акцент, процедил Туомас в лицо, с которого мигом слетела ухмылка. — И чтобы больше я тебя здесь не видел.

Последнее было лишним, но он не удержался — именно так говорили на прощание бандитам хорошие парни в боевиках. Если бандиты оставались в живых, само собой.

Он вытолкнул мужчину за порог, не рассчитав силы, — тот спиной влетел в дверь квартиры напротив и кулем осел на пол.

— Skeida! — сквозь зубы выругался Туомас, прикрыл дверь, не забыл надеть обратно цепочку и приготовился сам оказаться за порогом.

Майя несколько секунд смотрела куда-то мимо него, в потрепанную мягкую обивку, а может быть, на небольшой соломенный венок с тремя колокольчиками, висевший точно по центру. Пимен тщательно вылизывался.

— Что ж ты наделал… — пробормотала Майя, тяжело вздохнула и внезапно кивнула в сторону кухни. — Давай начнем заново, что ли?

Так Туомас опять оказался за столом: свежезаваренный чайник попыхивал ароматным паром без намека на горечь, рядом с сахарницей как-то незаметно возникли пряники и розетка с клубничным вареньем. Майя деловито убрала с пола соль одним взмахом веника, налила Пимену в миску молока и уселась на прежнее место.

— Ты можешь мне сказать, зачем хотел видеть тетю. Кроме меня, у нее никого не было… так что, если смогу — помогу. Но сразу говорю — до тети мне далеко, как до… В общем, я мало что умею.

Туомас потянулся за пряником, но отдернул руку. Смысл откладывать неизбежное? Так он ничего не выяснит. Он достал из кармана письмо и протянул Майе.

— Я нашел это в машине Найджела после того… после того как. Я не смог разобрать слова, поэтому не знаю, кто они были друг другу. Но это единственный адрес в Петербурге, который у меня был.

Девушка взяла письмо, кинула на него хмурый взгляд и принялась читать. Туомас хотел попросить делать это вслух, но вместо этого взял пряник, чтобы заесть волнение. Если Анфиса обсуждала с Найджелом его превращения, если…

Впрочем, оба уже мертвы. Никому не будет вреда, если Майя прочтет письмо тети. Подвеску из конверта Туомас оставил при себе.

— Тут много всего, — дочитав, Майя отложила письмо. — Они… Похоже, они давно знали друг друга.

— А ты — нет? — Туомас решил идти напролом.

Девушка покачала головой, под глазами явственно проступили тени. Что бы там, в письме, ни говорилось, судя по всему, это далось ей с трудом.

— Письму, — Майя повертела в руках конверт, прищурилась, чтобы разглядеть выцветший почтовый штемпель, — уже четыре года. Тогда же она написала и моим родителям в Мурманск.

— Родителям?

— Моя мама ее сестра. Тетя Анфиса написала им четыре года назад, что умирает от рака и ей нужен уход. Что если я приеду, то… — Майя с тоской оглядела кухню. — То квартира останется мне.

Туомас моргнул. Девушка совсем не походила на счастливую хозяйку огромной квартиры в самом центре мегаполиса. Он с трудом представлял, где находится Мурманск, но предположил, что заработать на такое жилье было почти невозможно.

— Ты правильно поступила, — вырвалось у него.

Майя с вызовом подняла на него глаза.

— Правильно, что приехала и помогала ей, — уточнил он, — не потому, что квартира. Когда человек умирает, вещи теряют смысл. Стены, которые должны защищать, деньги, которые должны помогать, — все это большой самообман. Иллюзия силы. Человек — очень хрупкое существо.

Теперь она смотрела на него иначе; осторожно откинула капюшон и прищурилась, хотя солнце светило ей в спину. Бледное лицо покрывали едва заметные пятна, словно от загара; узкие губы сложились в полоску, светлые брови и ресницы придавали ей сходство с полярной птицей — и только большие серые глаза искрились жизнью и болью. Кажется, она его поняла, несмотря на исковерканные акцентом обрубки фраз.

— Как тебе чай?

— Спасибо. — Туомас обнаружил, что чашка уже опустела, и без спросу долил еще. — Очень вкусно.

Майя кивнула. У ее ног, мурлыча, терся Пимен.

— Надолго задержишься? В каком отеле остановился?

Туомас моргнул; увлеченный фантазиями о том, как явится к неведомой Анфисе и наконец-то сможет поговорить о единственно важной для него проблеме, об отеле он и думать забыл.

— Нигде.

Майя наклонилась и взяла кота на колени. По-прежнему мурлыча, Пимен поднялся на задние лапы и потерся мордочкой о ее щеку. Казалось, между этими двумя происходил какой-то диалог.

— Если тебе все равно… — девушка запнулась. — Тут есть свободная комната. В ней, правда, мало мебели…

— Тебе нужно вызвать полицию.

— Что? — Майя испуганно моргнула.

— Если этот человек явится снова. Или кто-то другой. Не открывай дверь и вызывай полицию. Хорошо?

Туомас понимал — ей попросту страшно оставаться одной. Кто бы ни был этот визитер — он вряд ли оставит ее в покое. Он пугал Майю настолько, что она была готова впустить в свой дом первого встречного. Но Туомас на роль встречного подходил отвратительно и представлял для хозяйки квартиры не меньшую опасность.

— Только на пару дней, пока не решишь, что делать дальше, — Майя никак не отреагировала на вопрос. — Это бесплатно. Ты мне помог сегодня, так я смогу тебя отблагодарить.

Она подвинула к нему письмо.

— Спасибо, что дал прочитать. Оставь себе, пожалуйста. Пойдем, покажу комнату — тогда и решишь.

Туомас последовал за ней. Паркет, поскрипывая, мягко пружинил при каждом шаге. Комната оказалась первой по коридору от входной двери; Майя нажала на массивную латунную ручку и шагнула через порог. Туомас, подхватив рюкзак, осторожно последовал за ней и замер, завороженно глядя перед собой.

В комнате сохранилось старое — неужто с царских времен? — витражное окно, и свет, проходя через разноцветные кусочки стекла, заполнял пространство тончайшей эфирной тканью, которая ложилась на стены и пол, сливаясь в единый искрящийся покров. За центр притяжения взглядов соперничала изразцовая печь до самого потолка, покрытая бронзой или краской с золотистым отливом. У самой печи прямо на полу расположилась кровать — если такого громкого слова заслуживали два толстых матраса, завернутые в темную простыню. Слева от себя Туомас обнаружил небольшой деревянный стол, стул и за дверью — тумбочку для вещей.

— Здесь никто не жил, — будто оправдываясь, пояснила Майя. — Когда-то у тети была кладовка, но она давно разобрала вещи. Наверное, кто-то из знакомых ночевал, но это было еще до меня. Как тебе?

Туомас открыл и закрыл рот. Снова открыл. Майя улыбнулась, явно довольная его реакцией, и вышла в коридор, затворив дверь. Он плюхнулся поверх одеяла, прикрывавшего матрасы, вытянулся во весь рост и уставился в потолок — голову переполняла сотня мыслей, среди которых не было ни одной, похожей на план действий. Все, что он представлял по пути в Петербург, перевернулось с ног на голову.

Что делать дальше? Нет никакой Анфисы, нет никого, кто бы знал Найджела. Пусть он однажды услышит, что там, в письме, — это уже никак не поможет. Перекантоваться в этой волшебной комнате — почему бы и нет, побудет пару дней вышибалой, но что потом?

«Бежать!» — прохрипел внутренний голос. На край света, в Сибирь, как и задумывалось.

Но он будет опасен и там.

«В Сибири очень мало людей. Найдешь безопасное место вдали от городов и дорог».

Но что дальше?

На этот вопрос ответа не было. Туомас достал из рюкзака ноутбук, поставил на зарядку. Денег, выданных сестрой, ему хватит на какое-то время, но…

Ханна! Он впервые за несколько дней вспомнил о ней. Нужно позвонить… хотя ее телефон могут прослушивать. Написать эсэмэску? Написать сообщение в одном из мессенджеров с ноутбука? Включать мобильник со старой симкой может быть опасно, если полиция действительно решила найти его. Значит, нужно купить новую, русскую. Вряд ли межгосударственные связи такие тесные, что его засекут.

Сначала симка, потом все остальное. Туомас подхватил рюкзак, оставив ноутбук на зарядке, и вышел — с кухни доносились запахи корицы и мяты с ноткой имбиря. И кажется, шиповника. Запахи казались как обычно сильными, но неожиданно приятными.

— Я скоро вернусь! — крикнул он, перешагнув порог квартиры, и сбежал по лестнице.

Интересно, повезет ли ему дважды проникнуть в подъезд без ключей? Сомнение запоздало мелькнуло, когда Туомас уже сворачивал из арки в переулок… этот, как его… Саперный. Он сделал себе мысленную пометку спросить у Майи, что это значит.

Дойдя до конца переулка, он спохватился, что понятия не имеет, какие в России сотовые операторы и как их искать. По счастью, сразу за углом он определил по витрине телефонный салон, где продавец — тощий, вертлявый юноша — аж глаза вытаращил, когда очевидный иностранец заговорил на правильном русском, четко обозначив проблему.

— Наверное… э-э-э… у нас есть несколько тарифов «все включено», вот, есть пять гигабайт…

Туомас молча извлек из кармана кнопочную «Нокиа» — и юнец скис окончательно.

— М-да, хм… Наверное, столько гигабайт вам не нужно.

На том и порешили — через несколько минут в руках Туомаса оказался телефон с работающей симкой, пятью тысячами рублей на счете и абонентской платой в каких-то пять евро в месяц. Напевая себе под нос припев из Kuolema tekee taiteilijan[17], он вернулся той же дорогой и застыл перед запертой дверью в подъезд.

Впрочем, дверь тут же — подозрительно быстро — открылась, и наружу выглянула старуха в наброшенном прямо поверх халата советском toppatakki[18] (как же оно по-русски?) и войлочных тапочках. На левом запястье болталась на шнурке деревянная клюка.

— Куда это? — подозрительно зыркнула она, когда Туомас попытался просочиться внутрь. — К Анфискиной приживалке небось? Нехорошая там квартирка, ох, нехорошая. Ходят всякие. Попомни мои слова…

— Доброго дня и вам, — пробормотал Туомас и оставил старуху удивленно таращиться ему вослед.

Пока он медленно поднимался, сами собой возвращались недавние подозрения. Ведь ходят, действительно ходят… и не то чтобы хорошие люди, судя по всему. Квартира подозрительная? Старухе виднее, она, может, родилась в этом доме и еще родителей той Анфисы застала. Чем же Майя занимается, что ей нужен вышибала? Готова бесплатно пустить на постой первого же встречного иностранца…

Словно в подтверждение самых мрачных предположений, уже на втором пролете он расслышал негромкую речь — это Майя стояла на пороге квартиры и наставляла кого-то.

— Обязательно на рассвете, это очень важно. В природе это время самого глубокого убывания силы, до того как солнечные лучи снова придадут энергии. Придется поставить будильник, а лучше не один.

Она сменила рубашку на блузку, но лицо все так же скрывал плотный капюшон безрукавки. Заслышав шаги, Майя умолкла.

На лестничной площадке, со страхом наблюдая за его приближением, стояла пожилая пара — женщина поддерживала мужа, опиравшегося на костыли; в свободной руке она держала объемистую авоську с чем-то явно тяжелым. Из-под простого темного платка выбивались седые пряди.

Туомас остановился за пару ступеней, и Майя поспешила разрядить обстановку:

— Это ко мне, не беспокойтесь. Идите осторожно, тут все никак освещение не починят.

— Спасибо, дочка, — тихо ответил старик. — Вся надежда на твое лекарство, доктор Герман о тебе хорошо отзывался. «Золотые руки» — так и сказал.

Туомас посторонился, пропуская стариков. Вот, значит, какие нынче наркоманы! Он не мог и представить, чтобы подобная пара могла прийти за чем-то незаконным.

— Прости, — буркнул он, снимая кроссовки. — Я не хотел причинить неудобств.

Свет от тусклой лампочки прямо над ними отбрасывал тени, похожие на ветви деревьев. Майя дождалась, пока Туомас разуется, и поманила за собой в ближайшую к кухне комнату.

Он остановился на пороге и схватился за косяк, застигнутый врасплох приступом головокружения. В ноздри ударила столь сильная какофония запахов, что Туомас подумал, будто сходит с ума. Он пошатнулся, не зная, сможет ли вообще сделать еще хоть шаг вперед. Майя, обернувшись, заметила его нерешительность:

— Туомас? Том?

— Я… Запах, очень сильный запах, — все, что он смог из себя выдавить.

Из глаз брызнули слезы, в носу щипало так, словно туда впрыснули перец.

— Сейчас!

Майя метнулась куда-то в сторону, звякнуло стекло, и донесся плеск воды. В руку ткнулся стакан.

— Залпом!

Туомас хотел спросить, что именно ему предстоит выпить, но резь в носоглотке не утихала, и он послушно выпил чуть солоноватую холодную жидкость. Туман перед глазами постепенно рассеялся, хотя запахи остались: словно кто-то поставил между ним и содержимым комнаты многослойный фильтр. Туомас кашлянул пару раз и оглянулся.

Насчет оранжереи он почти не ошибся, хотя живых растений в комнате было не так уж много — большая их часть помещалась в двух широких поддонах на подоконнике. В центре стоял круглый деревянный стол, накрытый темно-зеленой тканью с бахромой по краям. На нем Туомас без особого удивления разглядел небрежно сложенную колоду потрепанных карт и мешочек, в котором по очертаниям угадывались кости.

— Уже можешь спрашивать, — пробормотала Майя у его плеча.

Еще недавно он покрутил бы пальцем у виска и съехал, предоставив странную хозяйку квартиры ее судьбе. Но нынешний Туомас уже не знал, чему верить. Или, правильнее сказать, во что?

— Ты… — начал он и сделал паузу, не зная, какое слово подойдет лучше.

— …ведьма, — закончила за него Майя. — Обычная ведьма.