Может ли оборотень быть вегетарианцем?
Нет.
Голова гудела, словно гонг под ударом колотушки, а во рту стоял железный, солоноватый привкус крови — судя по всему, его собственной. Туомас разлепил распухшие, спекшиеся губы и с наслаждением провел языком по свежей корочке ран. В ноздри ударил тяжелый запах земли и каких-то трав. Где-то неподалеку играла музыка — тяжелый, бьющий по синапсам рок, с которым сливались незнакомые ему голоса. Не двое, не трое — много больше. Затылком он чувствовал что-то мягкое, заплывший левый глаз было не открыть. Ветер едва ощутимо шевелил волосы…
Нет, не ветер. Туомас дернулся, несмотря на боль в подреберье, — и рука, теребившая его вихры, остановилась. Над лицом нависла бесформенная тень, и тут же над ухом раздался глубокий грудной голос:
— Хорошо же Борька тебя отделал… Заводится медленно, но потом, как ни старайся, не остановишь. Думать будешь в следующий раз, прежде чем лезть на рожон.
Рука вернулась на прежнее место. Туомас хотел спросить, какого черта им надо, а также на кого и зачем ему лезть, но язык не повиновался.
— Музон приглушите! — внезапно рявкнула женщина. — Полночь не за горами, балбесы.
Музыку тут же выкрутили в ноль, так что теперь Туомас расслышал и голоса, и лязг металла, и сдержанные смешки. Где бы он ни был, вокруг находилось не меньше десятка оборотней — и мужчин и женщин. Та самая Стая, о которой говорил доктор Герман.
— Смотри-ка, очнулся и ухом не ведет, — женщина рассмеялась. — Массажем наслаждаешься?
Туомас открыл глаза — левый тут же закрылся под тяжестью распухшего века — и скривился от боли.
— Нет, — честно ответил он, — не наслаждаюсь.
Рука отодвинулась; мягкое нечто под головой исчезло, и Туомас приложился затылком о твердый земляной пол. Не бетон и не дерево — что ж, и на том спасибо. Правый локоть отозвался болью, намекавшей на трещину или, хуже того, перелом, но Туомас запретил себе об этом пока думать.
— Давай, поднимай свою задницу, — уже не так ласково скомандовал женский силуэт. — Будем знакомиться как положено.
Взгляд никак не фокусировался — большое пространство вокруг, похожее на огромный зерновой амбар или манеж для верховой езды, заливал мягкий, приглушенный свет. Туомас медленно поднялся; влажная от земли рубашка холодила спину, затекшие ноги еле двигались в измазанных грязью джинсах.
Наконец глаза привыкли к сумраку, и он сумел оглядеться как следует. Он был в амбаре, который тянулся на сотню или больше метров, но казался узким из-за поглотивших углы теней. Под самой крышей ютились ряды маленьких окошек, за которыми чернела ночь; единственный свет исходил от ряда галогеновых трубок высоко над головой.
Взгляд Туомаса заскользил по стенам в поисках выхода; широкие, запертые на увесистую железную щеколду ворота он обнаружил в дальнем торце. С двух сторон от щеколды темнели массивные амбарные замки. Ледяной кулак, сдавивший внутренности, немного разжался, позволив сделать нормальный, хоть и болезненный вдох.
— Эй, ты вообще адекватный? Вали со своим дрочкометом отсюда!
Визгливый девичий голос словно взорвал пузырь, в котором Туомас видел и слышал только женщину рядом. Он с трудом сфокусировал взгляд на дальнем углу ангара, где сгрудилась остальная стая. Кричала действительно совсем девчонка — с коротким хвостиком набок и в вытянутой футболке, доходившей ей до колен. Она сидела на корточках рядом с большим мотоциклом без заднего колеса, с которым возился юноша-оборотень в кепке и перчатках.
Туомас проследил за взглядом девчонки и заметил неподалеку на стене мишень для дартса, похожую на распятого дикобраза, — так много в ней было дротиков.
— Пасть прикрой, мелюзга, — беззлобно бросил девчонке темноволосый мужчина с пригоршней дротиков в левой руке; длинная борода мешала определить его возраст. — Завтра привезу новую мишень вместо этого сита.
— А послезавтра что, новый глаз мне вставишь? — Девчонка выпрямилась, вытирая ладони о рваные джинсы. — Места мало?
— А ну, кыш! У нас новенький, а вы собачитесь, как дети, — Дарья чуть повысила голос, помешав длиннобородому продолжить спор, и повернулась к Туомасу. — Знакомься, это Черный, с мопедом возится Босой, а это Поджарая. Титьку недавно сосала, а туда же, чуть что — лезет в бутылку. Борю ты знаешь, вон там, с пивком, — Вшивый, а под окном — Штырь, никак свою погремушку не выключит. Однажды досидит до полуночи с ней — и прости-прощай, моя любовь.
Туомас не стал глядеть на лысого с пивом — они встречались совсем недавно, и на гладковыбритом лице Вшивого красовались оставленные его кулаками кровоподтеки. Штырь — тощий, вихрастый мужчина в очках — вскинул на Волчицу глаза и тут же вернулся к чему-то более интересному на экране ноутбука.
— Это все… клички? — Туомас не сразу нашел подходящее слово в лексиконе. — Вы скрываете имена?
Он огляделся и заметил еще несколько человек — их фигуры будто сливались с темнотой. Кажется, дальше от Штыря он разглядел уже знакомого Коротышку… Или кто-то назвал его Карапузом? Рядом с ним крутилась невысокая женщина в длинном балахоне; еще одна, сильно старше, устроилась на трехногом табурете и потягивала напиток из бумажного стаканчика.
— Карапуза ты знаешь, — махнула рукой Волчица. — Клуша, не мельтеши! А со стаканчиком — это наша Счетовод, ей палец в рот не клади — мигом облапошит. Кого я забыла?
Она замолчала, будто вспоминая. Туомас пригляделся и только сейчас понял, что мотоцикл, с которым возился Босой, стоит на широкой платформе, приподнятой над землей. Голова постепенно приходила в норму, зрение прояснилось; он увидел гидравлическую систему, прикрепленные к стене бобины с тросами и понял, как питерским оборотням удавалось каждую ночь сохранять одежду и другие вещи.
— Просто поднимаете к потолку, да? Хитро, — пробормотал Туомас под нос. — Здесь безопасно?
— Вполне. — Волчица, похоже, сочла его ремарку за комплимент. — Да, у нас тут все продумано. Когда руки не из жопы — несложно устроиться с комфортом. Тут и проводим все Луны, желающих навестить пока не нашлось. Кликуха, ты чего там шаришь?
До Туомаса донеслось жадное чавканье; он резко развернулся и увидел в ближайшем углу свою сумку в руках еще одного оборотня в потертой байковой рубашке; стоя на коленях, тот с упоением вгрызался в огромный кусок свиной шеи. Рядом валялся рюкзак, до которого сыроед пока не добрался.
Туомаса замутило. Заметив это, Борис быстрым шагом направился к мужику, поднял с земли рюкзак и наклонился, чтобы забрать остальное. Кликуха в ответ подхватил сумку с мясом и отпрыгнул в сторону, держа в зубах кусок шеи.
— До Луны сорок минут, Мишка, — донесся до Туомаса шепот. — Чего тебе приспичило сейчас-то? Давай сюда.
Но оборотень лишь отодвинулся еще дальше. Борис вздохнул и направился к Туомасу и Волчице.
— Извини, — громила чуть развел руками. — Мишка через такое прошел в Чечне… Видишь, мочки нет на левом ухе? Там и укусили его. По помойкам побирался, вечно голоден. Не лечится такое, не в этом мире.
Туомас моргнул:
— Но ведь оно сырое…
— Так и что с того?
Волчица наконец превратилась из неясного силуэта в женщину немного за тридцать в кожаных штанах и свободной толстовке с капюшоном, на пару сантиметров его выше — возможно, за счет сапог на каблуках. Широкое, но не расплывшееся лицо, блестящие смоляные волосы убраны в нехитрую прическу на затылке. Яркий макияж делал ее старше, но вместе с тем эффектнее. Она словно стягивала на себя все внимание, не давая отвести взгляд в сторону дольше, чем на пару секунд.
Вот тебе и патриархальная Россия, вот тебе и борщи с уборкой. Туомас в очередной раз велел себе забыть заученные в Турку стереотипы.
— Дарья, — женщина протянула ему руку и коротко улыбнулась. — Вот теперь все официально. Добро пожаловать в Стаю, Томми.
Большинство оборотней — Штырь так и остался сидеть с ноутбуком — отвлеклись от занятий и подтянулись ближе, формируя вокруг них с Дарьей и Борисом что-то вроде полукруга.
Инициация? Туомас не без усилия разорвал рукопожатие и невольно сделал шаг назад. Если он прямо сейчас спросит, кто из них укусил Игоря, проживет ли ближайшие полчаса, успеет ли выбраться отсюда? А если да — то куда бежать? Никто не строит ангары посреди ничего… Скорее всего, снаружи его ждет верная смерть.
— Я еще никуда не вступил, — глухо ответил Туомас, переходя на краткие фразы, чтобы не напутать с двойными смыслами. И ему не понравилась кличка Томми.
Кто-то негромко присвистнул, тут же раздалось шиканье. Борис тяжело смотрел куда-то мимо него. Дарья, напротив, улыбнулась еще раз.
— Не похоже, что у тебя есть выбор, — мягко возразила она и повернулась к Стае, будто вопрос был решен и продолжать разговор не было необходимости: — Замки проверили? Мусор выкинули? Платформу поднимите повыше, чтобы только одежду закинуть. Ну, живо! Чего вылупились, дел нет? Сейчас найду!
Туомас поморщился — все это напоминало какие-то стереотипные комедии про солдатскую муштру или школьный лагерь, где непременно есть громогласный начальник, или воспитательница, или даже повар, раздающий направо и налево указания любому, кто попадется на его пути. Он оглянулся, ожидая возражений, но произошло ровно обратное. Стаю как ветром сдуло, неподалеку остался лишь Вшивый — Туомас заметил, что плечо оборотня стягивала фиксирующая повязка. Авторитет Дарьи его поразил; он уже понял, что дело тут не в кулаках Бориса, а в чем-то посерьезнее. Но меньше всего Туомас хотел оставаться на ночь полнолуния с этими людьми, а уж тем более — отдавать им Игоря.
— Тебе что-то не по нраву у нас? — Дарья деловито сложила на груди руки. — Здесь нет других Стай, и мы не на смотринах. Как там у вас в Европах, не знаю, а тут у нас принято брать, что дают, — или проваливай из моего города.
Туомас лихорадочно перебирал свой запас русских слов, чтобы задать, возможно, единственно важный, но слишком деликатный вопрос. Дарья стояла подбоченясь и разглаживала песок под ногами каблуком. Борис отошел и вырвал, наконец, сумку у сожравшего добрую часть свиной шеи оборотня. Остальные суетились поодаль, старательно не глядя в сторону Волчицы и ее гостя.
— Ну что, язык проглотил? Не съедим мы тебя, — Дарья умудрилась произнести это без издевки. — Ты, залетный, зла не держи на пацанов. Сам знаешь, какой у нас норов, — только спичку поднеси.
Теперь она смотрела Туомасу в глаза спокойно, без вызова. Он составил было шутку о том, что оборотни, как и люди, все разные, но промолчал.
— В одиночку здесь не выжить. Город большой, людей много, ментов тоже. Полицейских, да, — она уловила тень непонимания. — Шаг влево или вправо, одна осечка — и ты труп. Поэтому держимся друг за друга как можем, Томми. Стая всегда за тебя, а кто ты без Стаи? Голь перекатная.
Туомас хотел ей верить. Согласиться для вида, только чтобы узнать имя… И что потом? Дарья права в одном: в полицию он никого не потащит, потому что никакого суда не будет — сразу казнь. Кто же все-таки напал на Игоря и как Дарья это позволила, с ее-то замашками? А если кто-то ушел в самоволку — каким вышло наказание?
Ему не давали покоя строки из «Пособия по выживанию…», где автор горячо предостерегал от сбивания в Стаю. Туомас оглянулся в поисках рюкзака, нашел его на песке под ногами у Дарьи и мысленно выдохнул.
Он просто не готов к такому решению. В конце концов, до леса рукой подать, как раз успеет… Или не успеет? Сердце колотилось как бешеное.
— Я… наверное, все же не готов сейчас…
Волчица проследила за его взглядом и недобро прищурилась.
— Брезгуешь, значит? — пробормотала она, поднимая рюкзак. — Ну-ка, что у нас тут?
На песок полетели телефон, смена белья и чистая рубашка, после чего Дарья достала книгу. Ее лицо внезапно перекосила чистая ненависть, а из горла вырвался животный рык. Она швырнула книгу вместе с рюкзаком к остальной куче и подступила к Туомасу вплотную.
— А ну, говори, зачем приехал? — негромко и зло спросила Дарья. — Живо!
— Что? — он опешил, пораженный напором. — Просто приехал.
Определенно был не самый подходящий момент рассказывать о смерти Найджела и его переписке с Анфисой.
— Как же, — прошипела Дарья. — Если ты сейчас же…
— Что, на раскол идет?
Незаметно для них обоих подошел Борис. Дарья вспыхнула, пнула кучу вещей Туомаса носком сапога и уже с какой-то другой эмоцией положила громадному байкеру руку на плечо, слегка поглаживая пальцами заметные под футболкой мускулы.
— Он просто новенький, это пройдет.
— Пройдет, — дружелюбно кивнул Борис. — Пошли, промочим горло перед Луной.
От попоек перед трансформацией книга тоже предостерегала, но Туомаса волновали другие вопросы.
— Я не буду вступать в вашу Стаю, — уже твердо сказал он. — Спасибо за приглашение, но нам не по пути.
— Не по пути? — фыркнула уже без особой злобы Волчица. — А ты думаешь, тебе предлагают выбор? Если проваливаешь завтра, то удачи, а если задумал оставаться — то придется остаться со Стаей. В этом городе у каждого оборотня только один путь — к нам. И малолетнего беспризорника это тоже касается.
Беспризорник? Туомас отчаянно пытался разбить слово на знакомые морфемы, но тут Борис пришел ему на помощь.
— Тот, в больнице, — детдомовский, наверное. Без родителей. Сбежал, ночевал не пойми где, вот и нарвался.
Туомас моргнул, соображая. Игорю некуда идти — социальные службы захотят вернуть его в приют, но теперь дорога туда ему заказана. Это верная смерть — для него и, может быть, для других детей. Доктор Герман не сможет держать его вечно.
— Значит, он должен прийти сюда? К человеку, который напал на него, разодрал на лоскуты и превратил в оборотня? Так, по-вашему? — Туомас отбросил всякое стеснение. — И на кого из вас он нарвался?
В ангаре стало тихо; никто из Стаи уже не притворялся, будто занимается своими делами.
Дарья разразилась хриплым, лающим смехом, который со скрежетом отразился от стен затухающим эхом. Борис не улыбался, лишь нехорошо прищурился и обернулся к остальным. В темноте Туомас не понял, к кому именно обращен взгляд великана.
Волчица, отсмеявшись, легко хлопнула Бориса по спине, возвращая к беседе.
— Да брось ты стращать, описается еще! — Она повернулась к Туомасу. — Ох, повеселил. А ты что думал, тут все от Святого Духа волками стали? Это Бориса еще в Афгане цапанули, да Люська с Урала уже с когтями приехала, а остальные? Тут у нас перекрестное опыление, мать его, как по учебнику!
Она сделала паузу, но никто не засмеялся.
— Бросай дурить, парень, — внезапно Волчица посерьезнела. — Зря болтать не стану, время на исходе, но покоя здесь не жди. Не вошел в Стаю по-хорошему, так другие тебе объяснят, почему это неправильный выбор, а ты еще пожалеешь, что не стал меня слушать. Это не угроза, это закон выживания, Томми. Все мы играем по чужим правилам — и не наш черед их менять.
— Ладно, завтра погутарим еще, — подытожил Борис. — Пошли, хряпнем по маленькой. От одного стопаря не развалишься.
— Давай в следующий раз, — бросил Туомас, понимая, что уходить ему сейчас не только некуда, но и времени уже не осталось. Выйдя за порог ангара, он окажется где угодно, но только не в безопасности.
Великан насупился, а за спиной у Дарьи уже маячили Вшивый с повязкой через плечо и еще пара оборотней.
— Что, не с руки провести с нами одну Луну? — обиженно протянул Вшивый, почесывая бинт. — И чем это мы не устраиваем господина иностранца?
Туомас повернулся, чувствуя нарастающее напряжение. К собственному удивлению, он не испытывал даже намека на раздражение — ему просто хотелось как можно скорее закрыть вопросы и уйти.
— Я не такой, как вы. — Нервы сдали, и он перешел на самые простые фразы. — Не привык быть в толпе. Не хотел никого обидеть.
В толпе раздалось недовольное бормотание.
— И чем же ты от нас отличаешься? — Волчица медленно обошла его кругом, облизывая ярко накрашенные губы. — Может быть, иначе воешь на луну? Или не хочешь вонзить зубы во все, что движется? Может быть, ты вообще не оборотень, а трусливая шавка?
Туомас молчал.
— По стопарику! — Борис внезапно хлопнул его по плечу, приобнял и потащил к дальней стене. — Отказ не принимается.
Борис подвел его к платформе с мотоциклом, которую уже приподняли на полметра от земли. Старую гидравлику явно содержали в порядке — механизм работал исправно, и платформа без труда поднималась под самый потолок.
— Случайно не опустится? — повернулся он к Борису, который откручивал пробку на литровой бутыли с прозрачной жидкостью.
— А кому он тут… — начал было Вшивый, но получил сильный пинок от Дарьи и заткнулся.
— Не опустится, — ответил за него Борис. — Приварено на совесть, подшипники скрыты вот здесь, в изгибе. Разве что электрика забарахлит, но мы коробку придумали прятать в землю, выкопали небольшой погреб рядом с опорой, всего ничего делов.
Туомас напрасно боялся, что придется пить дешевую водку. В бутыли оказалась вода — Штырь, отложив ноутбук подальше на платформу, добросовестно сполоснул всю стопку пластмассовых стаканчиков, а пили оборотни, если верить этикетке, вполне приличный коньяк, вот только наливали совсем не по пятьдесят грамм.
— Сорян, братан, стеклянные давно побили. — Борис плеснул по полстаканчика Туомасу и себе, потом передал остальным. — Давай, что ли, за знакомство.
Алкоголь приятно обжег горло. Туомас дождался, пока тепло разольется по всему телу, и только тогда опустил стакан. Голова стала легче.
Оборотни подтягивались ближе — до полуночи оставалось меньше получаса. Кто-то — вроде Вшивого и Карапуза, — опрокинув стакан, принялся стаскивать одежду. Рубашки и футболки кучей тряпья полетели туда же, где уже лежали ноутбук Штыря, пара рюкзаков и дамская сумочка.
Туомас не помнил и половины кличек — его зажали в тесное кольцо очень полная женщина, Черный и молодой парнишка, у которого косил левый глаз. Штырь и Борис пили умеренно, неподалеку вливал в себя стакан за стаканом Карапуз. Любители мотоциклов — совсем юная девушка и бандитского вида парень — сидели на платформе и потягивали неизвестно откуда добытое пиво. Дарья о чем-то шепталась в стороне с обильно накрашенной немолодой женщиной, о которой Туомас понял только, что она с Урала. Волчица время от времени оборачивалась на пьющих, каждый раз находя взглядом Туомаса.
— Ты на Дашку зла не держи. — Борис плеснул ему в стаканчик еще золотистого пойла. — Стае нужен вожак, а где вожак — там дисциплина. Тут иногда не разберешься — то ли взрослые люди, то ли детсад на даче.
Детсад Туомас перевел как «сад деда», но решил пока не уточнять, почему в саду так нужен контроль.
— Это я понимаю. Почему, например, вожак не ты? С твоим-то ростом…
Борис крякнул, торопливо осушил стакан и воровато оглянулся. Полуодетые оборотни разбрелись в стороны, и только Вшивый со своей перевязью тяжелым кулем сидел прямо на земле.
— Высоко метишь, смотрю…
Туомас потратил несколько секунд на расшифровку. В голове растекался алкогольный туман, не хотелось никуда идти и ни о чем думать — особенно о приближении полнолуния. Он ведь должен куда-то спрятаться… нужно поднять свою задницу и двигаться… но куда?
Ах да, надо что-то ответить.
— Никуда я не… метаю. Просто любопытно.
Борис недоверчиво прищурился. Где-то поодаль молодежь в одних трусах закидывала последние вещи на платформу и тщательно проверяла каждый сантиметр ангара.
— Был у нас… Вожак. С большой буквы мужик. Он и собрал нас всех, половину нашел по помойкам да из передряг вытащил. Технику безопасности эту чертову вдалбливал — чтобы держаться вместе, в город на Луну не соваться, мусор выкидывать всегда. Дашку и вовсе от смерти спас, каюк бы ей без него настал. Ну и привязалась она, хвостом за ним ходила. Так и повелось, что, если нет его на месте, она за главную.
— И куда делся ваш вожак?
— Ушел. — Борис опрокинул еще один стакан и отвернулся.
Ушел — значит умер? Туомас решил не уточнять.
— И это вся Стая?
— Вся.
— Откуда вы знаете, что нашли всех? Если какой бездомный болтается там…
— Тебя же нашли, — оборвал его Борис. — Так и остальных находим. Ты что, Дашку не слушал? Она тебе ясно сказала: выскочек у нас не любят, их всегда найдется кому приструнить, если мы этого не сделаем.
— И как… укоротят… нет, оборонят… ну, в общем, приструнят того, кто укусил Игоря?
Лицо уже сильно пьяного Бориса исказила судорога, затрещал зажатый в мозолистых пальцах стакан.
— Что, на посошок? — шатаясь, подошел Вшивый с пустой уже бутылкой в руках. — Ты ему про деда сказал? Чтобы не связывался?
— Дед? У которого сад? — язык заплетался. Туомас бросил взгляд на часы, прибитые к платформе, — без десяти полночь.
Из книги он знал, что пьяным превращаться не менее больно, чем трезвым.
— Что за сад? Я о докторе, — пояснил Борис, широким жестом стягивая футболку. — Мутный он, последний год все к нашим подкатывает — хочет какую-то дрянь опробовать. Вылечить обещает, мудень ученый. Вон, Карапуза недавно…
— Портки кто еще не снял? — зычный голос Дарьи, стоявшей посреди ангара в чем мать родила, прервал объяснения. — Поднимаю платформу, кто хочет — поедет до города с голой жопой!
Туомас резко отодвинул пустой стакан, пошатнулся и едва не упал. Первым делом убрал амулет в карман, туда же отправились часы. Его рюкзак кто-то уже закинул на платформу, которая медленно начала подниматься.
Кроссовки оказались полные песка, и Туомас, пытаясь их вытряхнуть, едва не рухнул. Непослушные пальцы с трудом расстегнули пуговицы рубашки. Внезапно Дарья оказалась прямо перед ним и без труда одолела ширинку на джинсах. Она пахла осокой и властью, влажным после дождя асфальтом и ледяным туманом, спустившимся с гор.
— Все будет хорошо, Томми, — промурлыкала хищница ему на ухо, пока Туомас выпутывал из носков пальцы ног. — Все у нас с тобой будет хорошо…
Но, несмотря на ее заверения, боль все равно пришла.
Туомас проснулся от неприятного зуда во всем теле. Потянувшись, он кое-как, превозмогая ломоту в мышцах, достал до самого уязвимого места — левой подколенной чашечки — и принялся остервенело чесать. Ногти немедленно забились чем-то раздражающе мелким, и, когда он поднес пальцы к глазам, оказалось, что это песок вперемешку с кожей. По ноге тихонько стекала кровь.
Чертов манеж.
Грудь сдавливало что-то тяжелое — кое-как скосив взгляд, Туомас увидел черное облако волос и окончательно все вспомнил. Волчица. Стая. Коньяк. Неудачная попытка вычислить, кто же укусил Игоря.
Последней каплей стало воспоминание о Дарье, со смехом раздевавшей его — пьяного и едва стоявшего на ногах — догола. Щеки ожег стыд, но еще большую досаду вызывало то, что он едва помнил что-то о прошедшей ночи.
Куда делись два месяца упражнений? Контроль разума над волчьим телом, умение видеть осознанные сны? Хуже того: он не только забыл проделать банальные дыхательные упражнения перед трансформацией, но и позволил себе напиться, словно грязный койот, несмотря на все предупреждения «Пособия по выживанию…».
Мочевой пузырь волка, так уж вышло, меньше мочевого пузыря человека. И оказаться с переполненным даже по человеческим меркам пузырем прямо перед превращением…
Хорошо еще, что коньяк, а не пиво. Туомас принюхался, но почуял лишь мшистые топи в ближайшем лесу, влажную кору и…
И кровь.
Хотя разум и покинул его ночью, тренировки все же не прошли даром — клочками, рваными обрывками черно-белой киноленты возвращались видения. Он чуть отодвинулся от сопевшей Волчицы, приподнял голову и тут же зажмурился — в глаза ударило солнце, и вовсе не из стеклянных сот, служивших окнами под самой крышей. Хотя центральная дверь по-прежнему оставалась надежно запертой на засов, в другой части ангара он увидел отверстый лаз наподобие кошачьей дверцы — такой, чтобы волк мог его открыть без помощи рук.
Провели! Память услужливо добивала новыми картинками — дорога среди высокой, по самые кончики ушей, травы. Развилка — тропа налево, к темнеющей сосновой массе, и тропа направо — к деревне. Навострившая хвосты стая, впереди — черно-бурая, массивная волчица с белой отметиной на хвосте. Стая разделяется — часть, и Туомас вместе с ними, бежит в сторону леса, а другая, во главе с Волчицей, устремляется к деревне…
Он приподнялся на локте и заметил рядом с храпевшим Карапузом несколько перышек — куриный или гусиный пух. Туомас едва сдержал крик, а следом — рвотные позывы.
Бежать, бежать немедленно из этого логова!
Он аккуратно отодвинулся от Дарьи. От Волчицы пахло тяжелыми духами и потом, а еще — удовлетворением, и Туомас не знал, насколько он сам принял в этом участие. Тоже ощущение не из приятных — мысль о том, что Дарья обвела его вокруг пальца, и о том, что, возможно, у них была животная случка в ночи, доставляла ощутимый дискомфорт.
Он осторожно перекатился в сторону, едва не врезавшись в валявшегося в паре шагов Вшивого. Пошатываясь на ватных ногах, Туомас добрался до платформы, пошарил вслепую на земле и без труда обнаружил самый обычный накидной крючок от крышки погреба. Одна кнопка — и платформа с грохотом заскользила вниз.
Оборотни зашевелились, но Туомас и не планировал уходить тайком. Запрыгнув на платформу, он быстро отыскал свою одежду и рюкзак и направился к выходу. Рука нащупала в кармане амулет — и Туомас решительно надел его на шею, словно связующий с прошлым обломок чего-то несбывшегося.
Мысленно он поклялся больше никогда не винить Найджела. Тот хотя бы не опускался до воровства деревенских кур. Хотя откуда Туомасу знать наверняка?
— Томми?.. — сонным голосом позвала Дарья, но он застегнул куртку, подхватил рюкзак и вышел из ангара в прохладное октябрьское утро, не без труда справившись с железной щеколдой в руку толщиной.
Наконец он смог разглядеть окрестности. Ангар стоял посреди огромного поля, точнее неухоженного пустыря между двумя частями соснового бора. Деревня, которую навестили оборотни ночью, едва виднелась на опушке. Над еще зеленой, но пожухлой травой стелился густой туман. Туомас надел часы — они показывали половину седьмого. Куда ни глянь, не видно tuskin mitään[22] — и даже лес и деревня могли оказаться лишь оптической иллюзией.
Он понятия не имел, куда идти.
Телефон, валявшийся на дне рюкзака, почти разрядился и не находил сигнал, но Туомас с помощью GPS худо-бедно определил свое местоположение благодаря заранее скачанным картам — к северо-востоку от города. Он прикинул, что идти придется не меньше полутора часов, и неожиданно порадовался возможности прогуляться в одиночестве и тишине, хотя утро выдалось холодным, а туман неприятно щекотал кожу над воротником куртки.
В носки закрался песок, что еще сильнее замедлило прогулку. Туомас дважды останавливался, тщательно вытряхивал кроссовки и даже протирал ноги влажной от росы травой — но в конце концов плюнул на эти попытки сберечь ноги, мозоли все равно заживут, а кроссовки так и так отправятся в утиль. Тропа, по которой он шел, едва виднелась — он сообразил, что Стая оставляла машины где-то в отдалении и добиралась до ангара пешком, чтобы не прокладывать заметную другим колею. Умно… но теперь мало что могло вернуть ему и без того слабое доверие к ним. Бегать ночью в деревню, непостижимо! Неудивительно, что им плевать на судьбу Игоря. Просто ждут, что мальчик станет одним из них, да и дело с концом. Да как их еще не перестреляли всех до единого?
Спустя час он вышел на обычную проселочную дорогу, где заметил следы от тяжелых шин на влажной смеси глины и песка. Кое-где ухабы доходили ему до колена. Туомас брел по грунтовке, не слишком надеясь кого-нибудь встретить в такую рань, но через двадцать минут за спиной послышался оглушительный шум и рядом притормозил пазик, в котором сидели только водитель и нахохлившийся сонный мужик в тяжелом бушлате.
— Ты чего, заблудился, что ль? Подбросить?
Туомас кивнул, радостно забрался в автобус и протянул водителю пятисотенную.
— Да ты шо, мужик, где ж я тебе столько сдачи-то найду? Первый рейс только! — водитель сокрушенно покачал головой и протянул деньги обратно. — Заглянешь другой раз — вернешь. Это вообще еще и за рейс не считается, просто я молоко парное своим отвозил.
Это поражало Туомаса в русских каждый раз — причем редко когда он угадывал заранее. Иногда они показывали себя прижимистее любого немца — высчитывали до копейки сдачу и не стеснялись намотать по рынку или магазину десять кругов в поисках размена или «где подешевле». А иногда в них просыпалось что-то похожее на совесть или щедрость — причем не личную, а такую глубинную, историческую, — и выходило, что все друг другу братья и помогать ближнему — долг каждого, а брать за такое деньги — большой грех.
Туомас лишь восхищенно поблагодарил, и в этот момент автобус накренился так, что он чуть не упал.
— Етитская сила! — смачно выругался водитель.
Мужик в бушлате проснулся и добавил пару матерных предложений.
— Говорил же Степанычу — засыпать надо, пока совсем не развезло. И вот нате — ночью дождь прошел, яма снова тут как тут — тудыть ее налево. Это еще хорошо, порожним ехал… А в прошлый раз пришлось тягач вызывать, никак не выходило иначе.
— Я посмотрю, — Туомас кивнул, чтобы открыли двери.
Переднее правое колесо автобуса почти полностью увязло в серо-бурой жиже. Туомас расправил плечи — тело все еще ломило после обращения, но он уже привык, что клин клином вышибают. Отличная русская поговорка. Водитель и мужик тоже вышли из автобуса и теперь лишь напряженно цокали языками.
— Думаю, не сдюжим мы тут втроем, Михалыч. Ты старый уже, с радикулитом. Парень вон… Эй, паря, ты что делаешь? Ты это…
Туомас, не обращая на них внимания, уже нашел точку опоры: на самом краю жижи торчала из земли верхушка огромного булыжника. Он скинул рюкзак и как следует уперся правой ногой — потом чуть качнул автобус назад. Потом еще раз.
Мужики, разинув рот, наблюдали за его попытками. Михалыч — тот, что в бушлате, — засмолил беломорину и крякнул, когда Туомас, у которого от натуги вздулись вены на висках, почти вытолкал автобус из грязи.
Еще один раз. Как следует.
— Парень, ты ведь не местный будешь. Из Питера? — заинтересовался водитель.
Туомас кивнул, переводя тяжелое дыхание и собираясь с силами.
— А ты к нам заезжай, тут у нас мужская сила всегда пригодится. Набрали бы таких, как ты, штук десять, и можно было б на охоту сходить. Волков развелось в последние годы — хоть скот не заводи. Через заборы лезут, собак дерут… да и курятники навещают, твари проклятые. А в милиции одно твердят — чтоб не браконьерствовали! Тьфу…
Туомас толкнул автобус так, что колесо наконец вылетело из ямы.
— Вот спасибо, добрый человек! — Водитель мигом плюхнулся за баранку. — Силища-то какая! А с виду вроде и не качок… А еще деньги мне совал — и не стыдно! Вон какую помощь оказал. Садись, домчу с ветерком прямо до электрички. Как раз следующая через двадцать минут.
Они понеслись по ухабам. Туомас сидел молча, делая вид, что приходит в себя, шумно выдыхая. Мужики его не трогали.
Только выходя, он как бы ненароком повернулся к водителю:
— А что, видели этих волков?
Тот скривился и поправил кепку.
— Да то-то и оно — только слышим. Да перья по всему поселку ветер гоняет. Кур иногда таскают, но это и лисы могут быть, водятся у нас рыжие бестии. Но воют знатно — иногда прям ноги в кровати леденеют. Ну, ты бывай, заглядывай.
Туомас кивнул и помчался хватать подплывавшую к платформе электричку. То есть не хватать — ловить, но ему было уже все равно.