Пособие по выживанию для оборотней

Глава 25. Превращение

Пока добрались до дома, уже стемнело. Туомас заново сложил сумку, сверился с расписанием поездов, гадая, стоит ли рисковать и садиться на электричку южного направления или лучше добраться до Финляндского вокзала. Решил действовать по обстановке, смотря что расскажет Герман и сколько времени на это уйдет. Прикинул маршрут — до выхода оставалось полчаса, но голова шла кругом, и Туомас планировал поработать над письмом для Цербера в метро. Кинув ноутбук в рюкзак, он сложил вещи в коридоре и прошел на кухню попрощаться.

Из-за угла до него донеслись незнакомые слова. Осторожно приоткрыв дверь, Туомас увидел ведьму в непривычном одеянии: белоснежный фартук поверх длинного платья цвета теплой карамели. Майя кружилась по кухне, держа одной рукой веник, а другой — пучок ароматных трав: мелисса, чабрец и, кажется, вербена. На столе в глубокой чаше лежали неочищенные орехи, а рядом горка сушеных дубовых листьев. На подоконнике рядом с небольшой вычищенной тыквой горела самодельная свеча; ее пламя отражалось в желтых кошачьих глазах разлегшегося на батарее Пимена.

— Уже уходишь? — заметив Туомаса, Майя отбросила в сторону веник и сунула руку в карман передника.

Кажется, он впервые видел ее дома с включенным мобильным телефоном. Ведьма пару секунд смотрела на экран и с недовольным видом убрала телефон обратно.

— Что это? — Туомас очень хотел узнать, чьего звонка она ждет, но переборол любопытство. — Осенняя уборка? Хеллоуин?

Майя подняла на него глаза и улыбнулась:

— Сегодня особая ночь, Том. Будем встречать Самайн.

— Ну я-то его встречу, как обычно, волчьим оскалом. А ты… вы… поедешь в Ковен?

Ведьма вместо ответа еще раз проверила телефон.

— Самайн — ночь великой силы. В этот день восстают духи и мы чествуем умерших. Грань между мирами истончается, очень легко пересечь ее — в обе стороны. Конечно, раньше я бы пошла в Ковен… но не сейчас.

Туомас ощутил неожиданную легкость:

— Думаю, поеду прямо от Германа в лес.

Майя бросила на него испуганный взгляд.

— Я заеду попрощаться, обещаю. — Он подошел к ней вплотную. — Даю мое нерушимое оборотническое слово. Не веришь? Погоди…

Он метнулся ко входной двери, вытащил из рюкзака «Пособие по выживанию…» и шлепнул на кухонный стол. Майя тем временем, тихо ругаясь под нос, не сводила взгляд с экрана телефона.

— Вот. Оставляю под залог. Ждешь звонка?

— А? — Ведьма рассеянно сунула гаджет обратно в карман передника. — Да. Мне должны позвонить… Я попросила кое-что проверить. Ты точно уже уходишь? Может быть, подождешь немного?

Туомас покачал головой:

— Не буду тебе мешать готовиться к празднику. До завтра.

Ему показалось, что Майя хотела сказать что-то еще, но он уже вышел на лестничную площадку и медленно побрел вниз.

Адрес, данный Германом Николаевичем, находился на «Ладожской» — станция прочно ассоциировалась у Туомаса с нападением на Игоря. Но вместо покосившихся деревянных домов по соседству с кладбищем указанную на бумажке улицу застраивали с расчетом на состоятельных покупателей — влажно поблескивал новенький асфальт, рядами топорщились двухэтажные таунхаусы и дуплексы, хотя, судя по вывескам о продаже, некоторые до сих пор стояли незанятыми. Туомас не без удивления шел среди элитной малоэтажной застройки, прокручивая в голове недописанное письмо Церберу. Вдоль чугунных заборов, за которыми угадывались маленькие садики, тянулась пешеходная зона, освещенная красивыми шарообразными фонарями на витых столбах. Кое-где в окнах горел свет; звучала музыка, надрывно лаяла собака — жизнь продолжалась, несмотря на все, что случилось за последнюю пару дней.

Доктор Герман поджидал Туомаса в небольшом сквере, через который почему-то не тянулась привычная вереница мам с колясками и младшеклассниками, несмотря на подходящее для прогулок время. У импровизированных ворот маячили несколько тонированных джипов — на других машинах в этом районе ездить, похоже, было зазорно.

— Садись, — доктор Герман указал Туомасу место рядом с собой на скамейке.

Они сидели перед пустой детской песочницей, где чудом пережил непогоду чей-то куличик.

— Спасибо, что пришел. Много времени я у тебя не отниму. — Доктор упорно не смотрел в его сторону. — Как я уже не раз говорил, для меня лечение и наука неразделимы, Том. Пока не изобрели лекарства от всех болезней, медикам есть к чему стремиться. Мы даем клятву Гиппократа, мы обещаем спасать и отступаем, когда не можем ничего поделать. Каждый раз мы утыкаемся в стену, которую нельзя преодолеть. Мы говорим себе, что наука еще не достигла нужных высот. Но меня никогда не устраивала такая формулировка. И когда Найджел Уотерби принес ко мне умирающую Дашку, я впервые понял, что цель не так уж недостижима.

Туомас промолчал, ожидая продолжения.

— Найджел тоже понял, что я понял, — недобро ухмыльнулся доктор. — Поэтому предупреждал обо мне всех новеньких в Стае. И Дарья, похоже, до сих пор это делает, вот же умница, — лучше бы в другом пример брала. Ну да неважно. Этой осенью я получил сразу два подарка судьбы, от которых нельзя — понимаешь, нельзя! — было отказаться. Сначала ты. Нежелающий примкнуть к Стае, готовый работать, пусть и отчаявшийся. И сразу же — Игорек, лучик света в нашем темном царстве…

— Не смейте!

— Ты обещал выслушать. — Герман Николаевич поднял руки, словно сдаваясь на милость победителя. — Ты отказался отпустить его к Даше, Даша решила прикрыть Карапуза, и я понял, что это мой единственный шанс. О Найджеле решил тебе не говорить, а то, глядишь, и помирились бы с ней, оплакивая сообща. Наконец-то получить доступ к крови оборотня, да еще в самом начале выработки ликантропина. Ты понимаешь, какой переворот в науке я смогу совершить со всеми данными, что собрал за этот месяц? Со всеми замороженными тромбоцитами и лейкоцитами, со всей плазмой, которую удалось заготовить?

— Так вы просто использовали ребенка для своих целей? Выкачивали плазму и кровь? Вы не собирались его лечить!

Туомас был готов разорвать доктора на куски.

— Да, признаю. Но Игорь таким образом не ушел навсегда — он внес неоценимый вклад в науку будущего. Его кровь, возможно, спасет миллионы жизней, Том. Понимаешь? Миллионы страдающих перестанут страдать. Сотни умирающих выживут!

— Вы еще ничего не добились. Я бы его забрал и подготовил к полнолунию. Ваша сотня умирающих будет однажды — если будет. А Игорь жил бы сейчас! Слышите? И это ваша вина!

— Моя вина? — Герман Николаевич грустно хмыкнул. — Моя вина лишь в том, что я добился этого месяца, Том. Вырвал его с боем, и тебя, кстати, тоже. Потому что они не хотели оставлять тебя в живых. Кто им помешал? Я. Я сказал, что надо дождаться полнолуния. И это я в последний момент сказал при Авенире, как меня раздражают его постоянные визиты к ребенку, — и тогда он забрал мальчика к себе в часовню. А они… Они велели оставить его на отделении, понимаешь? Прямо среди этих гангренозных бабок и дедков. Но я решил, что лучше один священник, чем мои — МОИ — бабки! И наш хитрец в рясе перехитрил сам себя… Что ж, не я тому виной. А про тебя я сказал, что ты якшаешься с Цербером и сейчас нельзя возбуждать в нем лишние подозрения. Тогда тебя оставили в покое. И если бы сегодня…

Туомас мысленно складывал услышанное — кто такие эти «они»? — и решил постепенно вывести к ним разговор.

— Если бы сегодня что?

— Если бы ты не начал говорить о доказательствах, тебе дали бы спокойно уехать, Том. Я просил об этом. Но с этими людьми нельзя спорить слишком долго — это может стоить жизни.

— Дали бы мне уехать? Кто именно? Госпожа?

Герман Николаевич с минуту смотрел на него словно на умалишенного. Потом мягко улыбнулся:

— А ты так ничего и не понял, мой юный интурист. Какая жалость.

От удара по затылку потемнело в глазах. Туомас попытался встать, но, не сделав и шага, рухнул доктору прямо под ноги.

Туомас пришел в себя в полутемном помещении, где царил холод. Он сидел на чем-то твердом — стуле или коробке — и не мог пошевелить ничем, кроме шеи. По ногам сквозило. Глаза постепенно привыкали к сумраку; рядом кто-то двигался. Ему показалось, он расслышал негромкий стон, но все тут же стихло. Туомас втянул носом воздух и ощутил знакомый запах. Он снова позволил оглушить себя.

От удара по уху в голове зазвенело.

— Очнулся, голубчик. Что ж, раскрывай зенки и давай знакомиться. Напоследок.

Даже не открывая глаз, Туомас по запаху узнал полулысого бандита, депутатского помощника. Значит, Герман…

Перед глазами мелькнула памятная доска в коридоре отделения. И как он раньше не додумался, что никакой депутат не мог облагодетельствовать хирургию без личного знакомства с заведующим?!

Viittusaatana!

— Да-да, твой доктор очень хотел заниматься исследованиями. Не иначе, Нобелевку жаждет получить. Ну а мы сделали так, чтобы ему не мешали, и за это доктор платил совсем небольшую по нынешним временам цену. И не забывал снабжать нас информацией.

Туомас моргнул. Вадим склонился над ним в своем неизменном сером пиджаке.

— А что… — Пересохший язык с трудом ворочался во рту. — Что же твоя хозяйка не пришла… чтобы…

— Хозяйка? — Вадим удивленно поцокал языком, потом прищелкнул в воздухе пальцами. — А-а-а, ты, видать, решил, что за всем стоит карга? Ну ты и убогий, даром что иностранец. Бабушка нам здорово подсобила, это правда, — и волков на поводок взяла, и девчонку обуздала. И Дедовых упыриц припугнула немного. Но чтобы хозяйка? Это ты мимо хватил!

Бандит буквально лучился от удовольствия. Помимо сквозняка, где-то в помещении притаилось открытое окно — морозный ветерок едва заметным прикосновением шевелил волосы на затылке Туомаса. Верный путь к побегу, осталось только…

Туомас осторожно пошевелился, но вышло не очень. Он сидел на стуле, крепко привязанный, — щиколотки, запястья, торс и даже плечи стягивали стальные пруты. Скосив глаза вниз, Туомас различил массивную цепь — та, обвиваясь вокруг его ног и поясницы, тянулась прямо к бетонной колонне. Чесались виски и грудь; вытянув, насколько возможно, шею, Туомас заметил тонкие проводки, которые тянулись от небольшого прибора, стоявшего рядом с колонной, к его телу, и его охватила паника.

На полу, у его ног, лежала Майя.

Вадим просиял еще сильнее:

— Мы решили не полагаться на случай. Поэтому ты обязательно превратишься и обязательно ее съешь — другого мяса здесь нет. Кстати, за вещи можешь не переживать, они уже на дне Оккервиля, бульк — и все. Волки, я слышал, воду не жалуют? Цепь тебя вряд ли удержит, ну да это меньшее из зол. С учетом всего, что случится в эту ночь в городе. А миостимулятор не даст тебе войти в пранаяму или какую-то другую шивасану, чтобы сохранить сознание. Дарья старухе рассказала, что ты вроде как умеешь мозги включать даже с хвостом. Могла и приврать — мозгов у тебя не шибко, раз ты так и не понял, что старуха давно и бесповоротно пляшет под нашу дудку.

— Дудку? — слова тяжелым комом ворочались во рту. — Чью дудку?

Кляпом его не заткнули — значит, кричать бесполезно. Туомас облизал пересохшие губы. Левая сторона затылка ныла — видимо, туда и пришелся удар. Он хотел потянуть время, стараясь не думать о Майе — так близко, на расстоянии вытянутой руки, беспомощной и беззащитной. Пожалуйста, еще немного голливудской злодейской болтовни — и тогда он успеет придумать, как им отсюда выбраться.

— Э, все тебе расскажи. Но раз уж начали… — Вадим театрально бросил взгляд на часы. — Сегодня мы покажем колдунам, кто хозяин в этом городе. Думали, будут из-за кулис дергать за ниточки, думали, что всех запугали. Как удачно ты все-таки приехал к нам, Туомас Эрлунд. Добавил игре остроты. Даже Цербера приручил!

— Кто… кто вы такие?

— Мы? — бандит мерзко ухмыльнулся, растянув тонкие губы почти в мультяшной улыбке. — Обычные люди. Нормальные. Не такие особенные, как вы, — уж чего нет, того нет. Никаких этих ваших суперспособностей. Но я слышал, мозги возмещают их отсутствие. А еще ты хотел спросить, почему мы вас обоих просто не кокнули, — что ж, придется вам самим додумать ответ. Давай, бывай. До полуночи осталось часа полтора, а самое интересное — уж прости — покажут совсем не здесь.

Лысый склонился над прибором, еле слышно щелкнул тумблером, откланялся и исчез. По ту сторону невидимой в темноте двери лязгнул амбарный замок.

Полчаса спустя Туомас осознал всю тщетность попыток вырваться из плена и уж тем более обрести необходимое для медитации равновесие. На самом деле, горько ухмыльнулся он про себя, они могли бы и не заморачиваться с миостимулятором — само присутствие рядом Майи, да даже любого беззащитного человека, делало невозможным какое-либо спокойствие.

Но миостимулятор не давал забыть — или забыться. Первый разряд тоненькими иглами пронзил кожу спустя минуту после исчезновения Вадима. Не столько от боли, сколько от шока Туомас дернулся, едва не повалившись вместе со стулом. Зазвенела цепь, стальные прутья вгрызлись в плечи и запястья. Туомас перестал дергаться и замер, отсчитывая про себя секунды. Где-то спустя полторы минуты разряд повторился; так Туомас понял, что три или четыре электрода они прикрепили ему на грудь, еще по два — по бокам на уровне печени, по одному — под каждой коленной чашечкой. Разряды жалили, словно оводы; кожа под присосками после каждого раза нестерпимо чесалась, а когда зуд проходил, разряд повторялся снова.

Убедившись в равномерности подачи напряжения, Туомас попытался с ней синхронизироваться. Три счета — вдох, двадцать счетов — большой вдох, девяносто счетов — разряд, задержать дыхание. Три счета — вдох…

— Том…

Майя пошевелилась, попыталась встать, но тут же рухнула обратно. Ее лодыжки стягивала толстая бечева; обернутая несколько раз вокруг ног, веревка тянулась выше, удерживая руки ведьмы за спиной. Майя, в отличие от Туомаса, лежала на бетонном полу в одном платье, и, хотя сквозняк исчез с уходом бандита, даже в кромешной темноте он видел, как она дрожит от холода и страха.

— Майя, ты…

— Забудь обо мне, просто не думай. Все будет хорошо, — у ведьмы стучали зубы. — Т-ты… сможешь. Сможешь удержаться.

— Майя, ты…

— Сегодня Самайн, ночь наивысшей силы. Сегодня твоя душа сможет встретить дух волка, вы сможете…

Где-то совсем близко послышался шум, и в помещение влетела огромная птица. Пролетев над самой головой у Туомаса, пернатый визитер опустился на пол напротив Майи.

— Что…

Птица внезапно открыла клюв, и оттуда, к ужасу Туомаса, донеслись чудовищно искаженные, но вполне различимые слова:

— Твой последний шанс, Майя. Этой ночью Ковен восстанет в огне прежней славы, и дела наши превзойдут прошлые деяния. Следуй за нами, и да будут прощены и забыты обиды и ошибки. Сегодня ночь искупления и ночь победы. Следуй за моим посланцем немедля!

Майя молчала, не отрывая взгляда от птицы.

— Что это за тварь? — прошептал Туомас.

— Это Клавдий, козодой Госпожи. Ты мог его видеть, то есть слышать… когда приходил в Ковен.

— Не медли, девчонка! Это твой последний шанс!

Козодой, издав пронзительный звук, похожий на плач и набат одновременно, сорвался с места и закружил по комнате, будто в поисках выхода.

— Убирайся! — пробормотала Майя. — Прочь, пошел прочь!

— Он что, не видит, что ты…

— Ш-ш-ш! — оборвала она его, напряженно следя за полетом. — Молчи.

— Ты об этом пожалеешь, девчонка, — внезапно неестественный голос, вырывавшийся из клюва, заговорил почти вкрадчиво. — Впрочем, все, что нужно, мы от тебя получили. Возможно, ты уже не можешь к нам присоединиться. Какая жалость. Ко мне!

Козодой немедленно рванулся в сторону, до Майи и Туомаса донеслось хлопанье крыльев. Их обдало едва заметным ветерком, и все стихло. Пришел очередной разряд, и Туомас, потеряв счет и концентрацию, дернулся от внезапной боли.

— Она не может видеть его глазами, — торопливо пояснила Майя. — Но все слышит.

— Что все это значило? Куда она звала тебя?

Ведьма в растерянности покачала головой:

— Не знаю. Хотя погоди… Тот человек, что меня похитил, говорил что-то про…

— …что самое интересное сегодня происходит в другом месте, — вспомнил Туомас.

И тут Майя закричала.

— Помогите! Помогите нам! — она надрывалась, захлебываясь слезами, но голос лишь отдавался от стен полуподвала, и, куда бы ни выходило окно, услышать было некому.

— Майя, что происходит? Ты поняла, что задумала Госпожа?

— Вот для чего они так хотели тетин гримуар… Вот откуда эти речи про былое величие. — Майя всхлипнула. — Сегодня ведьмы попытаются захватить Топи, Том.

— Что?! Дед их не пропустит.

— Они сделают это руками оборотней, Том. Ты ведь понял, что Госпожа управляет Дарьей? Нет? Она снабжает ее приворотными порошками уже который год, поэтому все волки ходят у Волчицы по струнке, сражаются за ее внимание. Госпожа полностью ими управляет, хоть в волчьем, хоть в человечьем обличье. И благодаря зелью тети Госпожа укажет оборотням тропу к сердцу Топей — сотворит им такой же путеводный амулет, как тебе сделала я. Они лишены разума, поэтому ими легко управлять, как вот этим козодоем. Том, ты понимаешь, что это значит?

Туомас хотел кивнуть, но его тут же ударил новый разряд. Он глубоко вдохнул, но быстро сбился со счета.

— Дед не станет это терпеть, — неумолимо продолжила Майя. — Пакт нарушен, он будет защищаться в полную силу и сразу нанесет удар. Начнется наводнение.

— Но дамба…

— Дамба защищает город от обычной воды, но от волшебства Водяного нет спасения. Когда-то наводнения были обычным делом, и не все из них были следствием погоды. В прошлом веке чудотворцы договорились с Дедом, что Топи никто не тронет. После краха Союза это обещание подтвердили. А сегодня…

— Цербер… Роман так это не оставит.

— Да. Артель придет, — горько покачала головой Майя. — И значит, они погибнут.

— Кто?

— Стая. Может быть, кто-то из чудотворцев, которые будут сдерживать наплыв воды. А тем временем Ковен доберется до Деда и сразится за его царство. Будут смерти, Том. Начнется хаос, эвакуация людей из города… Будет ужас, ужас!

— Но зачем… — Туомас перестал что-либо понимать. — Зачем Госпоже весь этот кошмар? Она надеется одолеть Деда в бою? Зачем ей топить город ради куска болота?

Майя попыталась сесть, но связанные ноги не давали ей перевернуться на бок.

— Это не Госпожа, Том. То есть да, это она отправит Стаю. Сегодня Самайн — она чувствует, что такой шанс нельзя упускать. Но она такая же обманутая жертва, как и остальные. Она понятия не имеет про наводнение. Ей оно не нужно, оно нужно им.

— Им?

— Тем, кто послал этого громилу. Тем, кто заставил доктора Германа отпустить ночью Игоря со священником. Они дали ему завершить исследование, а после этого решили попробовать. Сначала маленький хаос в одной больнице. Сегодня — потоп.

— Но…

— Дослушай! — Майя перешла на шепот: — Все наши знают о чудотворцах. О некромантах. Оборотнях и болотницах. Цербером пугают непокорных. Но про этих… не знает никто. О них не говорят вслух. В них никто не верит, вот только они существуют на самом деле.

— Кто они? В чем их сила? Что они такое могут? Этот, в костюме, сказал, что они…

Ведьма словно сняла с языка его слова.

— Они обычные люди, Том. Которым надоело, что магия где-то в чужих руках. Им не хочется, чтобы чудотворцы решали, кому выделять кусок на болоте, а кому нет. Им не хочется, чтобы утопленниц забирал Дед, а родители не могли приходить на их могилу. Им не хочется, чтобы ведьмы наживались гаданиями и порошками на чужих болезнях. Им не хочется, чтобы где-то среди них неузнанными ходили смертельно опасные волки в человеческом обличье. Они не хотят нас терпеть, Том. Их сила в том, что их большинство. Пока о нас знают очень немногие, и больше всего на свете они не хотят быть раскрытыми прежде времени. Сначала врага надо ослабить — заставить уничтожить друг друга. Чудотворцы разделаются со Стаей и выдадут себя. Их выследят, найдут по адресам или номерам машин. Дед утащит сколько-то под воду. Госпожа разберется с болотницами, в такую ночь им с Констанцией это по силам. Ну, а с Госпожой и так можно справиться, в конце концов, что может одна старуха против мужчин, наделенных властью? А у них большая власть, Том, — и они хотят еще больше.

Туомас собирался что-то спросить, но прибор выдал очередной разряд тока; он расслабил мышцы, надеясь пережить приступ как можно быстрее, но вместо этого тело пронзила новая спираль боли: стальные прутья впились в кожу, и Туомас не сумел удержаться от крика. До полуночи оставалась какая-то пара минут — трансформация уже началась.

— Том, ты должен справиться, — в голосе Майи прорывались рыдания. — Ты обязательно справишься!

Туомас совершенно не был в этом уверен. Присоски миостимулятора отлетели первыми, спина выгнулась дугой. Он пытался шептать слова из обычной вечерней медитации, которую считал самой эффективной:

— Я есть воздух… я есть земля… я есть небо… я часть всего, и я суть ничто… я суть дыхание… я суть тишина…

Боль затмевала все. Одна за другой лопались стягивающие тело прутья, с жутким свистом разлетаясь по углам комнаты, но цепь пока еще удерживала Туомаса на месте. Он постарался наклонить голову и увидел, как по щекам Майи льются слезы. С громким треском подломилась одна из ножек стула; Туомас рухнул всей нарастающей массой на пол и даже не почувствовал этого. Бетон холодил кожу — там, где еще оставалась кожа, но с каждой секундой человек уступал место зверю, и тянулись, перекручиваясь, мышцы, перед глазами стояло желтое марево — зрачки меняли форму, уши вытягивались, челюсть свело в бесконечной боли — прямо сейчас безо всяких щипцов ему одновременно выдирали и вкручивали заново все зубы.

Туомас еще никогда не пробовал удержаться в сознании во время самого превращения — слишком невыносимыми были мучения. Он уже не видел Майю, но держал перед глазами ее образ, ее слезы и молчаливую готовность принять свою судьбу.

Возможно, она и была готова — но не Туомас. Тело горело в агонии, и он постарался принять это как данность.

— Моя жизнь — суть бесконечное колесо страданий. Мой разум свободен, когда мое тело в оковах боли. Боль — ничто, лишь мысль имеет значение…

Туомас думал, что говорит вслух, но по испуганному взгляду Майи понял, что речевой аппарат уже претерпел изменения. Возможно, он выл или хрипел — это не имело значения. Она его не слышала, не понимала ничего из того, что Туомас хотел или мог сказать.

Он снова начал считать, уставившись нечеловеческими, чужими глазами в точку — туда, где крепилась к бетонной колонне цепь.

Yksi, kaksi, kolme… Каждая цифра давалась все труднее, сознание обрывалось, уступая черноте, наполненной злобой и голодом. Nelja, viisi, kuusi… С каждым счетом Туомас уже не верил, что сможет вернуться, — но возвращался, упрямо не спуская глаз с тяжелого замка.

Заклацали, заскребли по бетону когти. Майя, не сдержавшись, испустила полустон-полукрик и неуклюже поползла в темноту, подальше от него, пока не уперлась во что-то и не замерла. Туомас не двигался, заставляя волка смотреть строго на колонну; отнялся не только язык, он уже не помнил ни слов, ни цифр, поэтому начал представлять их в виде огромного огненного табло.

Волк рвался наружу, подавлял его разум, постепенно заполняя каждый уголок сознания. Комнату захлестнул низкий, прерывистый вой — Туомас понял, что воет он сам, потому что цепь не пускает его туда, где забилась среди пустых коробок и старой мебели Майя, только это уже не Майя, а мясо, пропитанное кровью и жизнью, которую так хочется побыстрее отнять.

НЕТ!

Он поднялся на четыре лапы, неуклюже балансируя в кольце из металлических звеньев, обвивавшихся вокруг тела. Когти царапнули по полу раз, другой… Туман перед глазами постепенно рассеялся; теперь он ясно видел новым звериным зрением все, каждый уголок комнаты — и маленькое окно под самым потолком, в которое протиснулась бы разве что уродливая птица Госпожи.

И может быть, Игорь… Где-то внутри безо всякого прибора полоснуло болью, притупившей и голод, и злость.

Туомас начал отсчет заново.

Yksi.

Медленно переставляя лапы, он приблизился к колонне вплотную, обходя ее так, чтобы держаться подальше от затаившейся Майи. Цепь, обмякнув, свободно волочилась за ним по полу.

Кaksi.

Туомас нагнулся и пополз на брюхе, мотая мордой из стороны в сторону. Железо неприятно холодило и чесало брюхо; притаившийся зверь попытался рвануться наружу, но Туомас резким рывком бросился вперед, вырываясь из объятий бесполезной цепи.

Кolmе.

Он медленно, поджав хвост, развернулся и посмотрел Майе прямо в глаза. Она должна понять, что он не опасен. Пока. Сейчас. Еще несколько мгновений.

Игорь. Он не смог его спасти, он позволил ему умереть.

Майю он не погубит. Она — все, что осталось дорогого в этой жизни.

— Том? — еле слышно прошептала ведьма. — Том, ты… это ты?

Туомас опустился на пол и на брюхе пополз в ее сторону, не переставая считать. Майя, с усилием сглотнув, повернулась к нему спиной — даже не видя ее лица, Туомас представил, как она в ужасе зажмуривается, каждую секунду ожидая, что волчья пасть сомкнется на ее шее. Он осторожно, не с первой попытки перегрыз веревки, связывавшие ее руки, потом ноги. Сделал шаг назад, хотя зверь, почуяв живую плоть так близко, едва не погрузил его во тьму очередным рывком.

— Я знала… — прошептала Майя. — Знала.

Она с трудом поднялась на ноги, держась за ближайшую колонну, и сунула руку в карман передника в поисках телефона. Разумеется, Вадим позаботился и об этом, но ведьма лишь пожала плечами.

— Я заказала анализ… крови с того ватного тампона, в операционной, — она по-прежнему говорила шепотом, словно боялась разбудить спящего внутри Туомаса хищника.

И совершенно напрасно, но он не мог сказать ей, что хищник никогда не спит, ведь зверь — это он сам. Его неотделимая часть, его суть.

— Никаких лекарств, ничего. Наверное, Герман тебе рассказал, если вы виделись… что все это был обман.

Майя сглотнула:

— Ты можешь предупредить их, Том. Знаю, они тебе не друзья… но ведь столько людей погибнет, если Дед разозлится.

Где-то в отдалении завыла сирена скорой, за ней еще одна и еще. Потом все стихло.

Майя снова порылась в кармане и, к удивлению, Туомаса, достала знакомый ему талисман. Вытянув вперед дрожащие руки, она с трудом дождалась, пока он просунет морду в веревочный круг, и тут же отпрянула.

— Ты сможешь пройти через Топи, и ведьмы не достанут тебя. Ты был прав — эта вещь принадлежала не тебе. Талисман тетя сделала для Найджела, когда он еще жил здесь. Ковен… Госпожа ему угрожала, да и с тетей обращалась плохо. Я переделала его для тебя — теперь защита действует в полную силу. Особенно в эту ночь.

Не дожидаясь его ответа, Майя с трудом дохромала до двери и дернула за ручку. Все силы Туомаса уходили на то, чтобы стоять не двигаясь.

— Замок… Они заперли нас с той стороны, — в отчаянии прошептала ведьма.

Продолжая беззвучный счет, Туомас оглянулся. Зверь оскалился, на пол потекла слюна; Майя глубоко вздохнула и задержала дыхание, зная, что бежать некуда. Волчье зрение превращало помещение в какой-то зал кривых зеркал… вместо теней ему мерещились ожившие существа, ползущие по стенам. Туомас задрал морду и увидел рядом с открытым окном, в которое вылетел козодой, еще два, разделенные небольшой деревянной рамой. На мгновение вернулась ясность сознания, и пришла мысль, что, возможно, их заперли в полуподвале одного из пустующих таунхаусов.

Проследив за его взглядом, Майя метнулась в сторону, схватила отломанную ножку стула и швырнула прямо в стекло. Послышался звон, осколки рассыпались по полу. Она подхватила следующую, подтащила какие-то коробки и остервенело заколотила по раме, прикрывая локтем лицо. В подвал ворвались свежий ночной ветер и далекие звуки очередной сирены. Деревянная рама, не выдержав, треснула посередине и вывалилась наружу. Проем все еще оставался узким, но теперь у Туомаса появился шанс.

— Поспеши! — крикнула Майя и едва успела отшатнуться, когда волк прыгнул, оттолкнувшись от сложенных в углу мешков с бетоном, протиснулся в отверстие, не обращая внимания на кровавые следы там, где в шкуру впивались осколки стекла, и рванулся навстречу ночной мгле.