Пособие по выживанию для оборотней

Глава 3. Первая Луна

Что-то коснулось его лица. Холодное и липкое. Туомас моргнул раз, другой — и ничего не увидел. Он лежал в кромешной темноте на груде каких-то обломков. До лба снова дотронулось что-то липкое; Туомас в ужасе понял, что это его собственная рука. Он закричал, забился, словно пойманный в сети лосось. Рядом что-то звякнуло, заскользило и обрушилось. Он инстинктивно заслонил голову — боль тут же вернулась с новой силой, по локтю ударила деревяшка, потом еще одна. Снова стало тихо.

Осторожно перекатившись на бок, Туомас попробовал встать. Стоило перенести вес тела на руку, как запястье будто подломилось, — он охнул и несколько минут баюкал ноющий сустав, прощупывая косточки в поисках перелома. Вторая попытка — и Туомас застонал от боли во всем теле, на глазах выступили слезы. Перекатившись на другой бок, он снова попытался подняться, но боль лишь усилилась — атаковала резкими волнами при любом, даже слабом движении, даже пальцами ног. Распластавшись на пыточном ложе, Туомас повернул голову, и его вырвало.

Утерев локтем губы, он понял, что лежит абсолютно голый. Его бросило в жар, затем в холод, к горлу подступила паника.

Глаза постепенно привыкали к темноте: Туомас разглядел потолок, совсем близко, — он лежал в маленьком помещении, забитом мусором. Моргнул несколько раз, и, несмотря на адскую боль во всем теле, боковым зрением уловил что-то похожее на полоски света вдалеке. Не пытаясь подняться, он пополз в эту сторону. Наконец макушка уперлась в невидимую преграду, зато высоко над головой Туомас отчетливо различил два маленьких окна с плотно задернутыми жалюзи.

Он поднес пальцы к лицу и теперь смог их рассмотреть — перемазанные засохшей кровью, с обломанными ногтями и свежими шрамами поперек ладоней. Но самое страшное — кровь была повсюду. Некстати вернулось обоняние, и в ноздри ударил кислый резкий запах исторгнутого желудком. Туомас дрожал в сильнейшем ознобе; от страха в голову не лезло ничего, кроме желания поскорее убраться отсюда. Как он оказался в этом месте и почему ничего не помнил об этом?

Его как будто уронили с четвертого этажа и собрали заново.

Он аккуратно потянулся, насколько позволяло пространство, ощупал тело в поисках ран и, не найдя никаких повреждений, приступил к армейской разминке в положении лежа. Руки повиновались свободно, ноги затекли, а сведя лопатки, он заорал в голос и тут же заткнул себе рот кулаком: от солоноватого привкуса на языке подступила тошнота. Туомас прислушался, не явится ли похититель на крик, — но никто не отозвался. Он подождал пару минут и вернулся к проверке. Медленно двигая каждым суставом, искал растяжения или переломы; и все же, несмотря на сильнейшую боль, тело казалось здоровым и отзывалось беспрекословно.

Темнота постепенно отступала: прищурившись, Туомас разглядел свисавшие с потолка клочья разодранной обшивки. Может быть, шумоизоляция? Помещение мало напоминало квартиру. Пальцы нащупали слева что-то округлое, гладкое и деревянное, похожее на ножку стула. Туомас чуть потянул — и тут же в сантиметре от его лица с грохотом рухнула тяжеленная столешница. Он дернулся в сторону и пребольно ударился плечом о новую преграду.

Вспоротый потолок и полоски света — отличная новость: кажется, его не похоронили заживо!

Последним, что Туомас помнил, была ссора с бродягой у себя дома. Черт его дернул пригласить ненормального в квартиру! Они вроде подрались… Или нет, или почти? Но этот псих согласился свалить и свалил… верно?

Прошла целая вечность, пока он кое-как поднялся, боясь опереться на что-либо, кроме собственного тела. На уровне глаз мелькнуло нечто похожее на выключатель; Туомас нажал его, но вместо света вызвал к жизни лишь слабую искру от измочаленных ошметков проводки. Убедившись, что сумеет устоять еще несколько секунд, он потянулся и изо всех сил дернул за веревку от жалюзи, едва не оборвав ее вместе с карнизом.

В лицо ударил яркий солнечный свет. Туомас крепко зажмурился, спасаясь от рези, а когда решился взглянуть через растопыренные пальцы, то опешил от увиденного.

Он оказался не в подвале и не в забитом мусором гараже, а всего лишь в трейлере — доме на колесах. За окном качалась на ветру высокая трава, скрывая окрестности до самого горизонта. Но главным зрелищем для Туомаса оказалась не местность, а царивший внутри невероятный разгром.

Должно быть, когда-то в трейлере было уютно, но сейчас здесь не сохранилось ни единого целого предмета: кровать над водительской кабиной выпотрошена, от матраса и подушек остались лишь клочья пуха и ошметки наволочек. Шкафы и ящики зияли развороченным нутром, посуда перебита. Обшивку на стенах и двери покрывали глубокие неровные царапины, похожие на следы звериных когтей.

Или тупой бензопилы.

Туомас обернулся и охнул — в пятку впился осколок стакана. Он медленно наклонился, осторожно вытащил стекло, но пока ковылял на полусогнутых до разбитой душевой кабины в дальнем конце трейлера, порез успел затянуться. Туомас потрогал небольшой розоватый рубец — все, что осталось от раны, — и не поверил глазам. Смахнув клочья кожзама, он осторожно присел на шершавое деревянное сиденье недалеко от рухнувшей столешницы и огляделся еще раз.

Возле душевой валялось что-то знакомое; приглядевшись, Туомас опознал в ошметках свою домашнюю футболку и джинсы. Чем сильнее он вглядывался, тем хуже ему становилось. Вперемешку со рваньем, осколками и щепками на полу валялись обглоданные до белизны кости — при виде их живот скрутило спазмом, и только серия глубоких вдохов смогла побороть новый приступ. Что здесь произошло, пока он был в отключке?

Незнакомца звали Найджел… Англичанин, без адреса и родных. И что-то там еще было странное. Остановился на пороге, повернулся… что-то сказал на прощание, но Туомас не помнил ни единого слова.

«Мобильник!» — внезапно осенило его. Он ведь держал его в кармане, потому что собирался вызвать полицию… Где он теперь?

Туомас присел на корточки, несмотря на ноющие колени, и тщательно оглядел фургон. Узкий проход по центру перегородила едва не похоронившая его столешница. Чтобы здесь хоть что-то найти, по-хорошему надо сначала вывалить наружу битую посуду, тряпье и прочий хлам. Мобильника очень не хватало, но Туомас не мог преодолеть естественную брезгливость — рыться в обглоданных костях было выше его сил.

Больше всего на свете он мечтал о душе и глотке чистой воды.

Туомас выглянул в окно и решил, что близится полдень: солнце припекало вовсю и уже скрылось от его взгляда прямо над крышей трейлера. Вокруг не нашлось ни единой целой тряпицы, чтобы прикрыть наготу. Он поднял жалюзи на втором окне и понял, что трейлер стоит на парковке в полном одиночестве. Оставалось уповать, что на стоянке некому будет обвинить его в нарушении общественного порядка.

Он дернул за дверную ручку и похолодел.

Трейлер был заперт снаружи.

Конечно, идиот, это же похищение! Туомас в панике подергал ручку еще, но тщетно. Оглянулся в сторону кабины водителя, но там стояла глухая стена. Изрезанная, как и все вокруг. На Туомаса топорщились вздыбленные клочья звукоизоляционного материала, несколько треснутых пластин от обшивки валялись на полу с глубокими вмятинами, похожими на след огромных челюстей.

Он сглотнул, ощущая чудовищную жажду: горло будто терзала песчаная буря, при каждом вдохе раздирая слизистую. Туомас оставил попытки сломать замок и тщательно ощупал поверхность двери, пока не увидел ее: рядом с ручкой, скрытая под обрывками синтепона, торчала небольшая защелка. Он не без труда ухватил головку скользкими пальцами. Раздался щелчок, и дверь медленно открылась — Туомас был свободен.

Он высунулся по пояс, с наслаждением вдыхая чистый воздух. Оглядевшись, Туомас убедился, что на парковке никого, выскочил наружу и подбежал к кабине водителя.

Свежая трава приятно щекотала затекшие босые ступни.

Дверь, к его изумлению, была лишь неплотно прикрыта. Туомас забрался на водительское сиденье, закрылся и пожалел, что нельзя зашторить лобовое стекло. Он вгляделся в узкое зеркало над приборной панелью, но от вида капель засохшей крови на волосах его замутило. На сиденье рядом лежали стопка поношенной, но чистой одежды, две полуторалитровые бутылки с водой и пакет, в котором по форме угадывались сэндвичи. Голод скрутил желудок в петлю Мебиуса, горло пересохло, но Туомас заставил себя первым делом прочесть текст на листке, лежавшем поверх всего добра и вырванном, похоже, из его собственной записной книжки.

«Представляю, каково тебе сейчас, Том. Многое стирается из памяти, но свою первую Луну я никогда не забуду. Удивлен, как мне удалось выжить, ведь под рукой не было ни книги, ни того, кто бы дал мне по затылку и отвез в подходящее место.

Трейлер, который ты, без сомнения, ободрал до неузнаваемости, принадлежит мне. Это мое единственное имущество, и прежде я никогда не рисковал запираться в нем. Но ты не внял моим предостережениям, так что пришлось выбирать между своим убежищем и машиной. Не хочу думать о том, чего будет стоить отдраить его и устранить все повреждения.

Да, Том, если ты все еще не догадался, то разгром учинил ты сам. Разумеется, ты этого не помнишь — на то, чтобы после превращения оставались хоть какие-то воспоминания, уходят месяцы тренировок. Сейчас тебе очень плохо, потому что твои кости в течение ночи дважды претерпевали чудовищные трансформации: вытягивались, ломались, срастались заново. Твои органы тоже. Ты голоден, и тебя мутит. Мне уже приходилось помогать молодым волкам — поверь, я очень хорошо понимаю, каково тебе сейчас.

От твоей одежды остались одни лохмотья, поэтому я приготовил чистую смену. Впереди еще две Луны, прежде чем проклятый диск начнет убывать. Послушай меня хотя бы на этот раз: не выходи из трейлера и не привлекай внимания. Под сиденьем в сумке-холодильнике лежат остатки сырого мяса — большую часть ты сожрал ночью, и остаток ничтожно мал, но он поможет продержаться. Перед полнолунием сними одежду, иначе лишишься ее — другой смены я не приготовил. Я вернусь, когда приду в себя, мы сможем поговорить, и я постараюсь ответить на твои вопросы. Теперь, надеюсь, я смог тебя убедить в реальности случившегося.

Мне действительно очень жаль, что мы встретились тогда, в лесопарке. Я не успел добраться до убежища и понадеялся, что ночью никому не придет в голову разгуливать рядом с кладбищем. Я ошибся — и поэтому твоя жизнь теперь изменится навсегда.

Она уже изменилась.

Надеюсь, до встречи. Заклинаю: ни шагу наружу!»

Туомас перечитал письмо трижды, отказываясь верить. Оглядел себя, ощупал — но заляпанное кровью тело отзывалось лишь ноющей болью в каждом суставе. Жадно выхлебав половину бутылки, он набросился на сэндвичи.

Ему придется провести еще одну ночь среди того, что творилось за стенкой? Немыслимо.

Успокоив урчавший живот, Туомас перечитал послание Найджела еще раз. Неужели… Он не мог поверить, что все происходит на самом деле. Что подобное вообще возможно.

Из всех людей на этой проклятой планете такое случилось именно с ним. Если верить письму, теперь он обречен на вечное одиночество и постоянный страх встретить кого-то в полнолуние на своем пути. Никакой семьи, никаких друзей — только бегство и прятки, жалкие попытки обмануть судьбу.

Закрыв глаза, Туомас вцепился пальцами в слипшиеся волосы и завыл, охваченный отчаянием.

Найджел так и не появился.

Остаток дня пролетел быстро: после еды Туомас задремал, привалившись головой к дверце кабины. Во сне он бежал: мелькали деревья, по лицу безжалостно хлестали мокрые ветки — он несся наперегонки с ветром, пригнувшись к земле и слушая звуки, о которых прежде и не догадывался. Резкий гудок впереди заставил его споткнуться; дернувшись, Туомас больно приложился виском о защелку ремня безопасности и проснулся.

Багровый круг расплывался над самым горизонтом, стекая по кромке леса. Туомас доел остатки сэндвичей и вылез наружу, по-прежнему голый — переодеваться в чистое без душа не имело смысла. Ломота в теле отступила, покрытая кровавой коркой голова нестерпимо чесалась; обломанные ногти успели отрасти, а стричь их было нечем.

Он добрался до знака парковки недалеко от фургона, пытаясь определить, в какой стороне находится Турку. Никаких признаков жизни или указателей он не увидел, но где-то вдалеке, за толщей травы, изредка слышался гул проезжавших машин — возможно, там проходила региональная трасса. За парковкой никто не ухаживал. Да что там, Найджел, наверное, сам установил этот знак. Англичанин мог увезти его хоть за сотню километров от города!

Солнце садилось, уступая место ночной прохладе; Туомас поежился, пересек парковку и нашел узкую, еле заметную в бескрайнем травяном море гравийку. Ему отсюда не выбраться — гравийка уводила с парковки на юг, а машины двигались… где?! На севере? Он прислушался и растерянно завертел головой. Паника нахлынула безжалостным приливом, в висках застучало. Медленно дыша, он присел на корточки, тщательно вслушиваясь и надеясь уловить хоть что-то в легком колыхании вокруг.

На островах всегда слышен шум моря. Сколько ни иди — оно всегда рядом, служит незримой, но отчетливой границей тесного мирка его детства. Если долго идти, непременно выйдешь к берегу. Здесь же Туомас чувствовал, что окончательно потерялся.

Без связи, без еды, без…

Он бросился обратно к трейлеру. Фургон стоял на парковке давно — колеса увязли в земле, трава оплела уже тронутые ржавчиной диски. В бардачке он нашел ключи, водительские права на имя Найджела Уотерби, выданные в Осло четыре года назад, и несколько монет по паре евро. В самой глубине валялся вскрытый, пожелтевший почтовый конверт — в нем лежали помятое письмо и какая-то безделушка. Мобильника в бардачке не было. Заведя двигатель, он проверил уровень бензина и включил отопление. Когда кабина прогрелась, солнце прочно увязло в топкой линии горизонта — часы на приборной панели показывали половину восьмого.

Туомас перечитал письмо сумасшедшего еще раз. У него нет связи, но что мешает просто выехать на трассу и рвануть до ближайшего поселка?

Он вдохнул и мысленно начал загибать пальцы:

yksi: у него нет документов;

kaksi: он за рулем чужой машины;

kolme: весь в крови и без одежды;

nelja: фургон внутри разворочен так, словно там совершили с десяток ритуальных убийств, и повсюду разбросаны обглоданные кости.

Один патруль на его пути — и он за решеткой. Найджел уж точно не придет ему на выручку. Ко всему пережитому не хватало только Ханне хлопотать о его освобождении — ее вера в брата не переживет такого удара.

Туомас глянул под сиденье и убедился, что сумка-холодильник на месте. Вздохнул, нашел в бардачке замусоленный карандаш, расчертил свободное место на листе на две половины и начал выписывать за и против.

Главные доводы против обращения в бешеного зверя — логика и здравый смысл: так не бывает, оборотней не существует.

Хватало и доводов за: развороченный трейлер, ломота в теле, которая прошла слишком быстро, слишком острое обоняние, слишком быстрое заживление любой раны, отсутствие воспоминаний о прошлой ночи, лохматые патлы до плеч и сантиметровые ногти.

Если он не стал оборотнем, то что все это значило?

Мысль о том, чтобы вернуться в фургон, сжимала его внутренности клещами. Уж лучше идти по дороге до шоссе, которое должно быть где-то там, но Туомас не понимал, как будет доказывать собственную нормальность и непричастность к чему-то ужасному, учитывая его внешний вид.

Он допил остатки воды из первой бутылки и решительно вытащил сумку из-под сиденья. До полуночи осталось всего ничего. Некому оглушить его — часы пробьют двенадцать, дурная шутка окончательно станет шуткой, а с утра он уж как-нибудь найдет способ добраться до дома. Настроение немного поднялось при мысли, что эту ночь он проведет в кабине, в тепле и покое.

Пятка коснулась чего-то ледяного; нагнувшись, он обнаружил, что вместе с сумкой вытащил из-под сиденья небольшой предмет. Включать свет в кабине не понадобилось — Туомас узнал бы свой армейский «Гербер» на ощупь из сотни ему подобных. Его снова прошиб холодный пот при виде нового неопровержимого доказательства правоты Найджела.

Но, возможно, британец подобрал нож после схватки, когда Туомаса увезли в больницу? Мозг отчаянно цеплялся за последнюю тончайшую логическую нить.

В половину двенадцатого, заглушив двигатель, Туомас выбрался наружу, постоял немного перед трейлером, вдохнул и резко распахнул дверь. В следующий миг он швырнул внутрь сумку и отпрянул, сраженный запахом тухлятины и рвоты. Он продолжал стоять голышом на пороге, пока не замерз окончательно; вдохнул еще раз и еще, словно надеясь скопить немного чистого воздуха в легких, забрался внутрь и решительно задвинул защелку.

В фургоне стоял полумрак; через маленькие окошки проникало слишком мало света. Туомас передвигался медленно и осторожно, тщательно высматривая битые стекла. Он нашел в раковине будильник, поставил так, чтобы видеть из любого угла трейлера, и начал прибираться, складывая мусор, кости, обрывки одежды и самые крупные осколки в одну большую кучу посреди развороченной душевой кабины. Когда легкие уже было лопались от натуги, он заставил себя вдохнуть — и едва не бросился наружу от мерзостной вони, хлынувшей в нос.

Чем ближе к полуночи, тем чаще Туомас поглядывал на треснувший циферблат. Он не верил, что «карета станет тыквой» по русской присказке; фраза была аллюзией на сказку о Золушке, для которой в полночь все хорошее тоже обычно заканчивалось. Он не верил, но поймал себя на том, что смотрит на будильник почти неотрывно.

Десять минут до двенадцати. Туомас прислушался к ощущениям, но тело ничем не выдало грядущих перемен и казалось совершенно здоровым.

Пять минут. Он на всякий случай отошел подальше от набитой стеклом душевой и прикрыл болтавшуюся на одной петле дверцу.

До полуночи оставалось две с половиной минуты, когда тело пронзила боль, схожая с зубной, — такая же острая и невыносимая. Его кости вырывало из суставов и ломало без намека на анестезию. Он рухнул на колени, теряя равновесие, и тут спину выгнуло дугой с такой силой, что из глаз покатились слезы. Послышался треск, и Туомас понял, что это лопается его кожа.

Его разбудил нещадно бивший в глаза солнечный луч. Туомас лежал на полу среди груды обломков. Он хотел встать, чтобы прикрыть жалюзи, но тело ему не повиновалось. Боль пробивала каждый сустав, жажда раздирала горло, липкие от крови и пота пальцы сводила судорога. Помня о запасе воды в кабине, Туомас решил не тратить время на жалость к себе и резко встал; сражаясь с головокружением, он потянулся к окну, опираясь на чудом уцелевший кухонный уголок, и задернул покосившиеся жалюзи. Неподалеку валялась разодранная в клочья сумка-холодильник, а пол усыпали обглоданные дочиста кости.

От его жалкой попытки навести порядок не осталось и следа. Собранную в душевой кучу разметало повсюду, а сам душ, вырванный из стены, валялся в другой части трейлера, словно сброшенная после линьки змеиная шкура. Царапины на двери и стенах стали глубже: в паре мест толщины обшивки и корпуса едва хватило, чтобы сдержать его.

Нет, не его. Бешеного зверя, который теперь будет красть из его жизни три ночи каждый месяц.

Как такое вообще возможно? Как его угораздило вляпаться в такое дерьмо?!

Сколько времени понадобится Найджелу, чтобы добраться до стоянки? Почему англичанин не явился накануне? Где он сам провел эти ночи, есть ли у него схрон, чтобы достать одежду и помыться?

Туомас присел на краешек ободранной скамьи. Сердце колотилось, по шее и вискам стекали струйки пота. Туомас осторожно прислонился к тому, что когда-то было спинкой, и закрыл глаза, но стало только хуже. Он мгновенно перенесся в ту ночь в пустом доме недалеко от старого маяка. В окна бился штормовой ветер, натужно скрипели доски на открытой веранде. Маленький Том, натянув одеяло до подбородка, сидел на кровати и не понимал, почему родители до сих пор не вернулись с прогулки. Ему так страшно, а рядом никого нет…

Туомас открыл глаза, прогоняя морок, провернул защелку замка и выбежал из трейлера, оставив дверь открытой. Он понял, что больше не может ждать. Внутри словно вертелась без остановки огромная шестеренка, утыканная шипами. Туомас разрешил себе лишь пару глотков воды из второй бутылки — остаток ушел на лицо и руки. Тошнотворный запах никуда не делся, вымыть голову он тоже не смог, но понадеялся найти на ближайшей заправке бесплатный туалет и привести себя в более-менее пристойный вид.

Он переоделся в оставленную Найджелом одежду — потертые синие брюки и рубашку-поло. И то и другое было немного велико, но Туомас не мог отвлекаться на мелочи — его заполняло отчаяние. Глубоко под сиденьем нашлись его собственные кроссовки; сквозь бешенство и безнадегу проступало что-то сродни благодарности к старому оборотню: на месте трейлера могла быть его квартира, а на месте костей… Туомас до крови прикусил язык, прогоняя лишние мысли, выгреб из бардачка деньги и старый конверт и распихал по карманам брюк. Письмо Найджела он сложил в карман рубашки.

«Эта книга поможет вам выжить в первую Луну» — только сейчас до него дошел истинный смысл фразы.

Туомас включил зажигание, чтобы проверить часы на приборной панели — до полудня оставалось немногим более часа. Заглушив машину, он вернул на место ключи и запер кабину. Живот крутило от голода, пары глотков оказалось недостаточно для утоления жажды, к тому же кружилась голова, а к горлу то и дело подступала паника. Масштаб грядущих перемен не поддавался анализу — он должен съехать? Бежать из города? Сколько времени это займет и как найти столько денег, если от заначки, считай, осталось лишь воспоминание, а новой работы в таком состоянии ему не найти?

Мысли одна другой хуже путались, сбивались в болезненный ком. Макушку нещадно пекло июльское солнце, на глаза от яркого света наворачивались слезы, но Туомас упрямо двигался в сторону найденной накануне гравийки, держа в карманах стиснутые до боли кулаки.

После суток босиком ногам в кроссовках быстро стало тесно и жарко; отсутствие носков обещало скорые и болезненные мозоли. Ах да, про мозоли можно ведь больше не переживать? Миновав парковочный знак, Туомас шагнул на заросшую тропу и обнаружил по обе стороны пересохшие, поросшие репьем канавы. Над кромкой леса понемногу сгущались дождевые тучи; ветер усилился, травяное море нервно колыхалось в предчувствии непогоды.

Туомас не успел пройти и сотни метров, как услышал далекий сигнал полицейской сирены; медленно двигаясь по гравийке, он не сразу понял, что с каждой секундой звук приближался. Еще минута — и он уже смог различить среди шелеста травы методичный хруст резины по мелким камням.

Вместо того чтобы броситься навстречу спасителям, Туомас невольно шагнул назад, в заросли. Несмотря на прохладу, по спине заструился пот. Внутри словно боролись два разума: животный и человеческий. Там, где здравый смысл умолял обратиться за помощью к себе подобным, инстинкты кричали о бегстве и поиске укрытия.

Когда над зеленью появилась плывущая в его сторону мигалка, Туомас уже скорчился на дне ближайшей канавы, дрожа от страха и бешенства.

Он не позволит зверю управлять собой!

Полицейская машина, урча и переваливаясь в заросшей колее, проползла мимо Туомаса и остановилась точно у знака парковки. Воздух вокруг потеснил тяжелый бензиновый шлейф. Из машины вышли двое — Туомас не рискнул поднять голову, поэтому считал голоса и шаги. Точно, двое. Он стиснул зубы: ну почему, почему его тело отказывается просто выйти навстречу служителям правопорядка? Он ведь ни в чем не виноват!

«Но у тебя волосы в крови, трейлер полон отпечатков, а в кармане — письмо, доказывающее связь с Найджелом…»

Полицейские прошли к фургону, и ветер донес до Туомаса обрывки разговора:

— Номера совпадают… Уотерби, его трейлер.

— И какого лешего он шлялся голым во Вьенола?

Судя по звуку, один из копов дернул за ручку двери:

— …открытой? Что за хрень?! Ты только посмотри…

До Туомаса донеслись пиканье рации и возбужденное описание обстановки, слишком хорошо ему знакомой.

— Да, приобрел полгода назад… — докладывал кому-то один из патрульных. — Нет, километров десять будет. Отпечатки уже в базе, да.

Туомас перестал сопротивляться. С каждой секундой идея выйти навстречу копам казалась все более суицидальной. Он осторожно повернулся на корточках, разминая затекшие колени; ветер и высокая трава служили неплохим укрытием.

Полицейские продолжали обсуждение:

— Но тот чувак утверждает, что целился в зверя. Нет, человека, говорит, не видел.

— Все они так говорят. Ночь, темно, испугался — и привет.

— С одного выстрела уложил. Темно, как же…

Дальше Туомас уже не слушал. По спине, надежно укрытой травяным покровом, пробежала болезненная судорога. Голова закружилась; он глубоко вдохнул, потом медленно, на три счета, выдохнул. Еще цикл, и еще. Наконец глаза снова различили бурый глинозем на дне канавы и перепачканные носки кроссовок; он медленно опустился в грязь и пополз, не отрывая взгляда от прошлогоднего сена вперемешку с илом.

Найджел мертв, потому что Туомас выжил.

С полчаса он двигался в сторону шоссе вслепую — то на четвереньках, то вприсядку, не рискуя подниматься выше травы. Когда судорога сводила колени, делал перерывы и потихоньку полз дальше. Гул машин становился все ближе; в каждом громком звуке Туомасу мерещился полицейский патруль, а у самого съезда на трассу он разглядел из-за кустов шиповника фургон с надписью: «Судмедлаборатория».

Перепачканный глиной, он взобрался по склону, дополз до шумоотражающей стены вдоль трассы и смог перевести дух. Из набежавших туч зарядил мелкий дождь. Туомас запрокинул голову и жадно ловил ртом редкие капли. На другой стороне дороги он заметил указатель на Вьенола, тот обещал десять километров до съезда, до Турку — еще пятнадцать. Помянув Найджела недобрым словом, он спрыгнул с дорожной насыпи обратно в низину и двинулся в сторону города.

Skeida!

Ярость к Найджелу сменялась стыдом и обратно. Чертов англичанин мог бы соблюдать правила из собственной книжки и не шляться по городу в полнолуние. Мог бы найти себе подвал, вместо того чтобы кидаться на Туомаса посреди парка.

Но вместе с тем он пытался его предупредить. Лишил себя вещей и убежища, отдав новоявленному оборотню трейлер на растерзание. Сделал все, чтобы, если один из них попадется людям на глаза, это оказался он сам, а не Туомас.

И теперь Найджел был мертв.

Дождик иссяк так же быстро, как начался. Спустя полчаса снова припекало солнце; Туомас до крови стер обе ноги, расчесал корни слипшихся волос и едва не свалился от теплового удара, когда в конце концов вышел к автобусной остановке. Пригородный автобус ехал полупустой. Туомас отдал за билет всю найденную в бардачке мелочь и притворялся спящим на заднем сиденье, пока не уснул по-настоящему, едва не пропустив нужную остановку.

У подъезда он невольно оглянулся, словно надеясь увидеть за кустами сирени неотступную тень пугливого бродяги, но никого не заметил, зато не сильно удивился, найдя свою квартиру незапертой.

Первым делом Туомас тщательно проверил замок, зашторил окна, забрался под горячий душ и простоял с полчаса, запретив себе думать о чем-либо. Нельзя не думать о белом слоне, если тебя попросят, но можно отключить мозг полностью. Душевая быстро наполнилась паром. Туомас уперся лбом в прохладный кафель и безучастно смотрел на розовую кожу в тех местах, где еще недавно зияли кровавые мозоли. Он позволил каплям молотить себя по спине, пока не исчезли все ощущения, кроме бесконечных уколов водяных игл.

Опустошив холодильник, Туомас по-прежнему ощущал дикий голод. Он поставил на зарядку валявшийся на полу мобильник, открыл ноутбук и пробежал глазами криминальную сводку: о трейлере не было ни слова, и лишь одна локальная газетка мельком упоминала о несчастном случае, жертвой которого стал бродивший в ночи «иностранец-нудист».

Найджел погиб…

…а ему предстояло выдержать еще одну ночь полнолуния.

Туомас вытряхнул на стол добычу из трейлера, скатал одежду Найджела в рулон, вынес на помойку вместе с остальным мусором и сбегал в супермаркет за месячным запасом кофе и полуфабрикатов. Он по-прежнему не разрешал себе ни думать, ни останавливаться, на автомате заполняя минуты рутинными делами. Душ, еда, уборка и сон — таков был план, но на полпути к кассе он вернулся и все же закинул в тележку пять килограммов сырого мяса.

Доверху нагруженные пакеты грозились лопнуть от перевеса, пока Туомас медленно поднимался на четвертый этаж. К несчастью, непрошеные мысли немедленно заполонили разум.

В квартире оставаться нельзя! Бежать, бежать как можно дальше…

Но куда? Без машины, с кусками сырого мяса в руках?!

Бежать, бежать немедленно!

Совсем рядом раздалось оглушительное тявканье. Туомас пошатнулся, из пакета вывалились коробка наггетсов и банка тушенки. Он поднял глаза и увидел соседку снизу — из рук тепло одетой дамы в круглых очках рвался лохматый грязно-бурый пудель, немолодой, но совершенно невоспитанный.

— …Так себя вести, Конни! — хозяйка что-то выговаривала рвущейся к Туомасу псине. — Ты напугал молодого человека, негодник.

Не в меру общительный Конни преодолел последние ступени и внезапно взвизгнул в полуметре от Туомаса, а затем метнулся обратно к хозяйке. Дама удивленно охнула, когда пудель дернул ее в противоположную сторону. Пока Туомас подбирал полуфабрикаты, глупое животное, поджав хвост и дрожа всем тельцем, прижималось к стене, и никакие попытки хозяйки сдвинуть его с места не помогали.

— Конни, да что это с тобой! Извините, он так легко возбуждается, — пояснила хозяйка Туомасу. Тот торопливо кивнул, подхватил пакеты и поспешил наверх, пока у собаки не случился инфаркт.

Псы не выносят запаха волка…

Мясо не влезло в холодильник, и Туомас оставил его лежать прямо у двери. До ночи оно не успеет испортиться.

Туомас перечитал записку Найджела, потом отыскал «Пособие по выживанию…» и просмотрел главу о том, как следует готовиться к Лунам. Каждый новый совет вызывал у него поток ругательств. Что делать человеку без дома с оборудованной комнатой безопасности в подвале и без денег, чтобы купить и отдать на растерзание зверю очередной трейлер?

Сидеть и покорно ждать, пока его тоже пристрелят?

За окном постепенно темнело, а решения не было даже близко. Хорошо, что он так и не позвонил Найджелу за прошедший месяц, иначе полиция вышла бы на него в считаные часы. Но его отпечатки по всему фургону…

Вариантов оставалось немного: свалить как можно дальше от города или прятаться в подвале собственного дома. Оценив время, Туомас понял, что вариант остался только один.

При мысли о том, что кто-нибудь, услышав его вой, решит спуститься в подвал, волосы на затылке вставали дыбом. Но часы показывали уже половину двенадцатого, откладывать дольше было нельзя.

В хранилище под лестницей он снял с велосипеда тяжелую цепь — во время учебы у него увели два подряд, и для третьего Туомас купил самое надежное крепление из возможных. Металлические звенья оплетал прозрачный силиконовый шнур, а полутораметровой длины хватало, чтобы обмотать оба колеса и сиденье. Сняв цепь, он поднялся за пакетом с мясом и оставил квартиру незапертой, не рискуя брать с собой ключ.

Нашарив в темноте выключатель, Туомас разочарованно оглядел подвальное помещение. Здесь хотели разместить прачечную, но жильцы предпочли ходить в общественную через дорогу — рассчитанная на три дома сразу, она обходилась гораздо дешевле. Домовладелец предлагал оборудовать в каморке хранилище для лыж, но идею отложили до зимы, так и оставив бетонную коробку пустовать.

Идеальная комната безопасности — если бы не пять этажей по три квартиры над его головой.

Туомас прикрепил цепь к заваренной водопроводной трубе. Подачу воды в несложившуюся прачечную давно перекрыли, так что поломка не грозила потопом. После этого он запер дверь изнутри на задвижку, обмотал велосипедный шнур вокруг талии и защелкнул.

Из одежды на нем осталась только длинная старая футболка — спускаясь по лестнице в таком виде, Туомас искренне радовался, что никого не встретил. Он стоял босиком на бетоне, переминаясь с ноги на ногу в ожидании полуночи — телефон и часы остались в квартире, так что призрачные секунды до катастрофы лихорадочным пульсом отдавались у него в висках.

Сколько еще?..

На третью ночь превращение оказалось не менее болезненным, чем на вторую.