Пособие по выживанию для оборотней

Глава 27. Чужак

Он не подумал о том, как волк внутри — волк, который был им и которым был он, — отреагирует на световые линии силы, которые Туомас видел теперь безо всякого компаса и талисмана. Зверь с размаху влетел на нетвердую, пружинящую болотную почву и тут же сбавил шаг, нервно переступая с лапы на лапу. Зима подобралась вплотную, но осенние дожди и гнев Деда разбили тонкую корку льда, поглотив мелкие прогалины; облетевшие кустарники топорщились из-под воды корявыми застывшими щупальцами.

Световые нити — ложные и едва заметные истинные — тянулись через все Топи, но Туомас готовился идти вслепую: болото за ночь превратилось в затянутое чернотой озеро, и с каждой минутой исчезали последние островки суши. Бежать уже было нельзя, но плыть и сражаться без опоры под лапами казалось самоубийством.

Почувствовав нерешительность волка, Туомас представил, как мог, Госпожу, Дарью, Констанцию и постарался забыть о том, что и они пали жертвами чужого замысла.

«Это враги… понимаешь? Мы не можем сейчас остановиться. Времени слишком мало».

«Но они далеко, мы можем уйти. Впереди опасность. В воде — опасность».

«Да, там опасно. Но они хотят тебя уничтожить. Хотят подчинить».

«Их альфа хочет нас убить?»

«Их альфа — наш смертельный враг».

Волки не мыслят в категории смертельной вражды. Враг тот, кто зашел на твою территорию. Враг тот, кто мешает тебе заполучить самку. Враг тот, кто посягает на твою добычу. Но все это — сиюминутные проблемы. Убийство ради безопасности в будущем волкам незнакомо, иначе в стае не выживал бы ни один молодой самец.

Но Туомас продолжал посылать картинки в звериный разум, окрашивая их собственной ненавистью, пусть и испытывал ее к другим людям. До них он доберется позже. Сейчас необходимо остановить наводнение.

Волчья ярость едва не погубила их — зверь рванулся с места, не думая о направлении, передние лапы соскользнули с невидимой под водой кочки, и Туомас по самые уши ушел в воду, в отчаянии забарахтался, яростно фыркая, пока не поплыл. Линии никуда не делись; он направился к ближайшей и быстро ощутил под собой клочок суши.

Его движение мало напоминало бег; со стороны прыжки походили, должно быть, на судороги случайно угодившего в реку зайца-переростка. Находя под водой очередную прогалину, Туомас радостно делал несколько шагов, но земля каждый раз неожиданно обрывалась, передние лапы проваливались в воду, и он изо всех сил подбрасывал собственную тушу задними, в надежде на удачное приземление.

Иногда метод срабатывал. Чаще — нет.

Где-то впереди в темноте слышались далекие крики, плеск. Несколько раз над головой пролетела птица, едва не задев волчью макушку крылом. Туомас продвигался не быстро, уповая на то, что ведьмы шли пешком, а не вплавь — им, должно быть, приходилось еще тяжелее. Вскоре он уже едва доставал лапами до прогалин, даже когда находил их, — вода все прибывала. Небо прорезали молнии, дождь припустил с новой силой — за его шумом и пеленой воды Туомас не сразу разглядел перед собой темную массу двигавшихся к логову Деда волков. Значит, Госпожа шла впереди — с компасом, сотворенным с помощью гримуара Анфисы. За ней и остальным Ковеном послушным стадом тянулись волки, ведомые Дарьей. Туомас невольно восхитился отвагой впадающей в маразм старухи — находясь между молотом и наковальней, между болотницами и оборотнями, Госпожа, видимо, твердо верила в собственную неуязвимость.

Туомас двигался один — и двигался быстрее. Он постепенно нагонял Стаю; погода успешно скрывала его запах, но замыкавшие шествие волки начали замедляться. То один, то другой поднимали уши, замирая на секунду-другую, поворачивали морды, силясь в темноте разглядеть преследователя. Туомас не замедлял шага и налетел на ближайших к нему оборотней прямо посреди очередного прыжка, не рассчитав расстояние. Он плохо помнил, кто есть кто после единственного полнолуния среди Стаи, — тогда он превратился слишком пьяным. Ближайшая к нему поджарая, кажется черно-бурая, волчица с жалобным писком ушла под воду. Туомас двинул плечом следующего волка, тот отскочил более удачно и не пытался наброситься в ответ. Вытянув морду и оскалив передние клыки, Туомас рвался вперед, уже не слишком обращая внимание на магические линии.

Движение колонны замедлилось; волки впереди оборачивались и сопровождали его приближение коротким, отрывистым рявканьем. Туомас не знал волчьего языка — да и когда ему было научиться? Его звериная половина, распаленная образами скорой расправы, взяла на себя угрозы и бой; Туомас с запозданием сообразил, что сейчас уже не сможет, если захочет, остановиться.

Но пока волки расступались; кто-то в страхе сам прыгал в воду и пытался отплыть как можно дальше. Два или три раза жалобный вой и плеск заставляли шерсть на загривке Туомаса подняться дыбом; часть его хотела броситься на помощь, но он держался. Кого-то приходилось подталкивать в сторону. Туомас хотел дать им какие-то ориентиры, но никто из оборотней не умел видеть магические линии силы. И никто из них не был в расщепленном сознании. Постоянно приходилось напоминать себе, что перед ним волки. Огромные голодные волки, в которых нет ничего человеческого.

Дождь чуть поутих; возможно, чудотворцы сумели добраться до Деда с другой стороны болота, а возможно, Дед заметил, что наступление замедлилось, и слегка придержал коней — в последнее, впрочем, верилось с трудом. Большая часть Стаи разбежалась в разные стороны — перед Туомасом остались две туши; дальняя по силуэту могла быть только Дарьей, оскаленной темной массой, и неважно, находилась она под заклятием Госпожи или освободилась от него — Дарья была альфа-самкой, и сейчас Стая вышла у нее из подчинения из-за какого-то чужака.

Чужака, от которого давно стоило избавиться.

Ближе к Туомасу стоял Борис — серый с рыжими подпалинами, на фоне Дарьи он казался тяжеловесным и медленным, но Туомас не позволил себе обмануться. Борис оскалился; волки двинулись навстречу друг другу, медленно нащупывая лапами твердую почву.

«Не нужно его грызть… он в порядке, он свой…»

«Свой? Он из чужой Стаи. Ты сказал, он враг. Все здесь — враги».

«Да, но Борис… С ним можно полегче».

«Что такое “полегче”?»

Туомас с ужасом осознал, что не может объяснить. Таких категорий у волков не было, только «свой — чужой», вот и все. Своего загрызть до смерти можно лишь в крайнем случае; а вот чужаков надо сразу ставить на место и не щадить.

Туомас не успел придумать решение, Борис бросился на него с разверстой пастью, норовя зажать морду противника в клещи. Увернувшись, Туомас поскользнулся, но силовые линии где-то сбоку — периферийное зрение у волков оказалось не в пример лучше человеческого — помогли тут же нащупать новую точку опоры. Теперь пришел его черед нападать — инерция движения лишила Бориса равновесия, и Туомас немедленно навалился на него своим немалым весом. На какое-то мгновение Борис ушел под воду целиком, но тут же выкарабкался, выскользнув из-под Туомаса. Стоя друг напротив друга, волки какое-то время мерялись взглядами и скалились друг на друга. Наконец Борис чуть пригнул холку и потрусил в сторону, уступая противника Волчице.

Туомас остался один на один с Дарьей.

Поодаль угадывались человеческие силуэты — слышались негромкие вскрики. Дарья выглядела не лучше Туомаса: мокрая шерсть облепила туловище, беспрестанный дождь молотил по ушам и носу, хвост болтался из стороны в сторону жалкой метелкой.

«Я не хочу с тобой драться», — попытался сказать Туомас.

— Воу-вау-ву-у-у… — получилось у него.

Он понятия не имел, есть ли у этого смысл на волчьем.

За спиной Волчицы человеческая очередь пришла в движение; похоже, кто-то пробирался к ним. Госпожа? Констанция? Туомас хотел подождать, чтобы избежать ненужной схватки, но тут Дарья бросилась на него сама.

Она тоже не видела силовых линий, но была гибче и ловчее Бориса — даже промахнувшись с первым прыжком, она умудрилась приземлиться на твердую почву и тут же, развернувшись, вонзилась зубами Туомасу в бок. Боль пронизала тело и встала перед глазами розоватой пеленой; Туомас, разинув пасть, ринулся в ответную атаку; он зацепил клыками кусок кожи на ее холке и изо всех сил сжал челюсти. Дарья дернулась; рот у Туомаса наполнился слюной с явным солоноватым привкусом.

Вот и пройдена третья точка невозврата.

Ужас от этой мысли пронизал его с такой силой, что Дарья легко вырвалась и прыгнула на него, метя клыками в лапы; лишить соперника подвижности, превратить в калеку, который никогда не станет вожаком, — так поступают обычные волки в обычном мире, когда пытаются избавиться от конкурента. Ее челюсти щелкнули в миллиметре от его сустава; Туомас отпрыгнул и тут же ударил ее мордой в плечо. Дарья пошатнулась, заскребла задними лапами, потеряв опору. Он снова ухватил ее за холку в том же месте — пасть быстро наполнилась кровью, — потом придавил передними лапами, наваливаясь всем весом. Она уходила все сильнее под воду…

«Прекрати! Остановись, она же сейчас утонет!»

«Она враг. Она должна показать, что сдается».

Туомас попытался настоять на своем, но волк лишь сильнее давил на поверженную волчицу. Внезапно раздался щелчок, прямо у него перед носом вспыхнула искра — волк взвизгнул, зажмурился и отпрянул. Дарья, отфыркиваясь, с трудом выбралась на прогалину неподалеку.

— Шелудивый пес! — послышался женский окрик совсем рядом. — Думаешь, можешь мне помешать? Думаешь…

Туомас не мог говорить, да Госпожа и не ждала ответа. Остальной Ковен переминался с ноги на ногу, не решаясь продолжить движение без предводительницы; на шее Госпожи болталась мутная склянка-талисман, в кулаке старуха сжимала мешочек с бряцающими внутри костями или камнями. Амулет на шее Туомаса ощутимо потяжелел.

— Убирайся и жри падаль! — продолжала орать Госпожа. — Ты проклят, ты обречен на скитания! Проваливай, мразь! Тебе нет места среди нас! Тебе нигде нет места! Ты и все, кто тебе дорог, сгинули. Я заклинаю ветром и смертью, тебе не удастся…

Туомас прыгнул. Он собирался как следует припугнуть каргу, не более — даже волк не видел в пожилой женщине настоящего соперника, чтобы разевать на нее пасть и выпускать когти. Госпожа ахнула от неожиданности — похоже, амулет действительно защитил Туомаса от ее чар, — затем отшатнулась.

Вот только никакой земли там не оказалось.

Старуха с истошным воплем провалилась в болото. Туомас остановился. Одна из ведьм осторожно двинулась по кочкам на помощь, но верхушки ближайших кустарников неожиданно ожили. Госпожа в одно мгновение оказалась в коконе из ветвей, и, прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, спутанный клубок из коры, волос, тины и сучков, когда-то бывший главой Ковена, погрузился в пучину.

На болотах воцарилась тишина. Дождь, казалось, стих; до них не доносилось ни единого порыва ветра, ни крика ночной птицы. Наконец от застывших в ужасе женщин отделилась высокая, стройная фигура.

— Мы возвращаемся, — тихо, но твердо сказала Констанция. — Дальше твое дело, волк.

Туомас посторонился, насколько позволяла ширина прогалины. Ведьмы неуклюже, оскальзываясь на влажном мху, двигались мимо него к выходу из Топей. Туомас открыл было пасть, чтобы спросить, как они собираются найти выход без компаса, но передумал. Да и не смог бы он ничего произнести. Констанция не просила его о помощи, видимо, знала, как выбраться.

У него же действительно оставалось еще одно дело.

Туомас попытался прикинуть, сколько прошло времени, но мешали абстрактность понятия и тот факт, что он по-прежнему был страшно голоден. В животе урчало, и волк медленно двигался по болоту, следуя за запахом сородичей. Он должен их найти, должен собрать, иначе они придут в себя посреди Топей, без помощи, одежды и еды. Если Дед не откроет к утру проход через болото и не опустит уровень воды, многие могут запросто утонуть, не найдя выхода. Или умрут еще до этого.

Он блуждал долго, но никого не нашел. Запах быстро размывался в мелкой мороси, сменившей ливень. Небо на несколько минут очистилось, но его быстро затянуло низкими облаками. Туомас невероятно устал и еле плелся по все чаще проступавшим из воды кочкам и прогалинам. Стая разбежалась в разные стороны; признав поражение, он двигался почти вслепую туда, где должны были стоять чудотворцы.

Впереди замаячили деревья, донесся запах влажной коры и сладковатого гниения корней. Болото кончалось. Туомас брел на последнем издыхании, уже не думая о голоде, — лишь о том, чтобы добраться до твердой земли и рухнуть под ближайшим кустом до утра.

И в этот момент на него налетело нечто мощное как танк или огромный валун — черно-бурая масса сбила его с ног, и щеку немедленно пронзила острейшая боль. Челюсть свело судорогой. С трудом поднявшись, Туомас оглянулся, прихрамывая, — напротив стояла Дарья, лунный диск отбрасывал кровавые блики на ее клыки, в которых застрял клок шерсти.

Его шерсти.

По шее заструилась кровь; Туомас чувствовал эти пульсирующие горячие толчки, все тело напряглось в ожидании схватки. Он посмотрел на Волчицу — теперь, когда ею никто не управлял, он не видел в глазах Дарьи ничего, кроме ярости и жажды убийства. Он решил больше не искать мирных путей и полностью отдался на волю зверя.

Две глыбы схлестнулись в темноте, и Туомас пожалел, что не может отвести взгляд и вынужден снова смотреть на бой из первых рядов. Волчица все норовила напрыгнуть сверху, ухватить за бок или загривок, она припадала на задние лапы и передними била его, нанося глубокие рваные раны. Туомас, со своей стороны, пытался взять ее челюсть в захват — типичный прием альфы по отношению к молодняку в стае. Когда ему удавалось подобное, Дарья чуть приседала, будто собираясь признать его главенство, чтобы тут же вырваться и наброситься с новой силой. Она почти не уступала ему в массе, и все попытки Туомаса придавить ее к земле терпели неудачу.

С каждой атакой зверь, которым он был, Туомас-волк, терял остатки терпения. Его захваты оставляли на морде Дарьи кровавые полосы, но волчица продолжала борьбу. Волк перестал церемониться и теперь хватал зубами все, что удавалось ухватить, — сустав, хвост, бок. Дарья с каждой минутой из нашкодившей волчицы, из почти альфы, метившей на место вожака, превращалась… в добычу.

Волку удалось уложить ее на землю обманным движением передних лап и перевернуть на спину; он вонзил клыки прямо в нежное подбрюшье, и только теперь болота огласил истошный, полный безумной боли визг проигравшей Волчицы.

Туомас пытался отползти от этого растерзанного тела, пытался заглушить мысли о теплом свежем мясе и горячей струящейся крови, но каждый шаг назад встречал сопротивление.

«Нет, волки не едят своих… Нет, нам нужно убираться…»

«Голод… утолить голод. Голод — смерть. Мясо. Плоть. Нужно еще. Нужно все».

«Нет… уходи, ОСТАВЬ ЕЕ!»

Туомас наконец отполз от наполовину ушедшей под воду волчицы. Дарья не шевелилась. Заживают ли раны оборотней, когда они волки?

Он не знал. Внезапно на ум пришли выбитые неделю назад зубы — они снова были на месте. Возможно, Дарья…

Он прополз еще сотню метров, на каждом шагу отираясь мордой о мох и листву, пытаясь убрать с себя чужую кровь, забыть вкус чужой плоти, хотя и понимал, что это невозможно. Содеянное им необратимо.

Он рухнул на границе лесополосы и уже не мог пошевелиться — то ли потому, что приближались чудотворцы, то ли потому, что сил на это уже не осталось.