Пособие по выживанию для оборотней

Глава 22. Перед рассветом

Туомас остался в ночной темноте на берегу Заячьего острова с непривычным ощущением, что Цербер с ним заодно. Вроде бы вслух Роман ничего такого не сказал, но на душе немного полегчало, и Туомас медленно двинулся в сторону «Горьковской». Через двое суток полнолуние, которое решит все вопросы хотя бы отчасти; возможно, он сумеет придумать, как одолеть Авенира в неравном бою за мальчика, но для начала хорошо бы вернуть доверие самого ребенка. В квартиру Туомас возвращаться не стал — в приемном покое его с радостью встретили фельдшеры, и ночь прошла незаметно в бесконечном движении каталок, влетающих на пандус машин скорой, передачи из рук в руки документов, вещей и людей.

С самого утра он первым делом, несмотря на свирепые взгляды Полины, заглянул к Игорю. Авенира в палате не было, но мальчик даже не посмотрел в его сторону и отвернулся, показывая, что не желает разговаривать.

— Я только хотел извиниться, — пробормотал Туомас, прикрывая дверь и возвращаясь в коридор.

Времени оставалось в обрез.

Кроме Игоря и полнолуния ему не давало покоя услышанное от Цербера. Туомас выполнял все поручения машинально, переваривая новую информацию. В Петербурге были волшебники — вряд ли такие же, как в детских книгах, но вполне способные управлять магией. Он ведь сам прошел сквозь стену и видел, как в бешеной пляске закручивались нити по одному только жесту Романа.

Магия существовала не только в Топях и в кабинете у Госпожи. Он ее видел, но был бессилен что-либо сделать, а значит, впредь стоило быть осторожнее. Ведьмы не дружат со Стаей, но Дарья не остановится ни перед чем. Туомас подозревал, что три поражения только раззадорили Волчицу. И над всем этим каменной вишенкой довлела отложенная на после полнолуния проблема с опекунством Авенира.

В обед Игоря не оказалось в палате — Герман забрал его на лечение, и, поразмыслив, Туомас решил, что имеет полное право наведаться к доктору прямо сейчас; в конце концов, он был единственным во всей больнице, кто знал правду о состоянии мальчика. В процедурной — смежной с кабинетом заведующего — всегда царила идеальная чистота. Здесь убирались трижды в день по особому графику, составленному лично Германом Николаевичем, и дважды проводили внеплановое кварцевание, даже если за сутки не было ни одного приема. Доктор Герман лечил собственноручно не только Игоря — несмотря на обилие задач, он с удовольствием и подолгу возился с ингаляциями и часто брался за малоприятную процедуру промывания загноившихся ран.

Игорь полулежал в большом массажном кресле у окна. Рядом стояли две капельницы, от одной из них к тоненькому локтю мальчика медленно капала светло-красная жидкость. Удивленный вторжением Герман Николаевич резко поднял голову, оторвавшись от журнала, который он перелистывал, но, узнав Туомаса, кивнул:

— Заходи, Том. Мы почти закончили.

Игорь молчал, упрямо глядя в окно, за которым не было ничего, кроме верхушек желтеющих деревьев. Туомас решил предпринять последнюю попытку:

— Я был неправ, Игорь. И… я не имею никакого права указывать, с кем тебе общаться. — Он сделал над собой еще одно усилие: — Отец Авенир совершенно прав. Прости меня.

Мальчик повернулся, недоверчиво моргая, и Туомас на мгновение поверил, что на этот раз сумел до него достучаться. Но тут вмешался доктор Герман:

— Простите, ребята, лирика потом. Давай, Игорек, мы тебе наложим повязку — и не чесать, как в прошлый раз! Я же все вижу!

— Очень жжется, — пожаловался мальчик.

— Терпи, дружок. Осталось немного. — Выразительный взгляд Германа, брошенный на Туомаса, заставил того промолчать. — Давай я тебя провожу до палаты, проверю диету на завтра. А ты останься, Том, поболтаем.

Пока заведующего не было, Туомас перешел из процедурной в кабинет и теперь бесцельно слонялся перед стеллажами, читая незнакомые заголовки на корешках книг. Его распирало от желания написать об Артели чудотворцев, о войне между кланами, он чувствовал себя исследователем, которому предстояло раскрыть огромное количество нового, — и вместе с тем Туомас не представлял, кто стал бы читать подобное. Кто бы позволил ему подобное опубликовать.

Точно не Цербер.

— Все-таки столкнулся лбом с Авениром. — Доктор Герман аккуратно прикрыл дверь и уселся за стол.

— Вряд ли он сам вам рассказал, — буркнул Туомас. — Но его угрозы очень серьезные. Игорь говорил с вами про опекунство?

Заведующий не торопясь снял очки и начал протирать их салфеткой.

— Для священника подобная затея окажется легче, чем для других, — нехотя признал он. — Думаешь, хочет украсть нашего мальчика?

— Он сам мне сказал.

Герман Николаевич задумчиво пожевал губу:

— Но у Игорька действительно нет семьи, Том. А ему паспорт скоро получать, не младенец давно. И если он сам согласится на батюшку в роли опекуна…

— Да он же оборотень! — заорал Туомас и тут же прикусил язык. — Простите, доктор Герман. Но вы представьте только…

— …а ты когда уже представишь, что все получилось и мальчик поправился, а? Набиваешься в друзья, а сам не можешь поддержать в такую минуту? — набросился на него заведующий. — Том, пойми, он сам сделал выбор. И ты можешь сколько угодно говорить, что, раз не было трансформации, Игорь не понимал, что именно выбирает, — но неужели после всей той боли он бы выбрал иное?

— Я выбрал иное, — Туомас покачал головой. — Я знаю, что это необратимо, доктор. И уважаю ваше желание помочь Игорю и всем нам. Но исхожу из того, что чудес не бывает.

Ему страшно хотелось каких-то гарантий. Волшебного слова, клятвы на крови, расписки, что доктор примет все меры безопасности. Взгляд упал на перекидной календарь — уже завтра! Внутренности заледенели, и Туомас не без усилия заставил себя выдохнуть.

Он уже получил ответ. Тягой к самоубийству Герман Николаевич точно не страдал.

— Вы ведь не станете попусту рисковать? — все-таки не удержался Туомас от вопроса, но получил в ответ такой свирепый взгляд, что виновато опустил глаза.

На этот раз заведующий не предложил ему выпить — но ведь и смена еще не закончилась.

— Видел, вы подправили расписание, как месяц назад, — Туомас на всякий случай продолжил тему полнолуния с другой стороны. — Жаль, что я не смогу присутствовать…

Доктор явно боролся с недовольством, но в итоге снисходительно покачал головой.

— Твое беспокойство меня трогает, Том. Жаль, что у мальчика никого нет, кроме трех странных мужиков, каждый из которых мало подходит на роль мамочки.

— Будь у него мамочка, он бы не оказался там ночью один, — возразил Туомас. — Что ему вообще было делать в таком районе ночью, вот чего я никак не могу понять…

Неожиданная мысль ударила его, прежде чем он договорил. Вчерашняя девочка тоже мало напоминала ребенка из обеспеченной семьи — и вряд ли она приходилась странному отравителю родственницей.

Бездомные дети, которых никто не хватится.

— Том? Все в порядке?

— Да-да, — Туомас торопливо кивнул.

Он уже решил, что ни с кем, кроме Цербера, не станет обсуждать это дело. Тем более ему все равно никто не верил. В одном доктор Герман прав — каждый из них, даже Авенир, действовал так, как считал лучшим для Игоря. Если Туомас не мог помешать оформлению опекунства или уговорить доктора Германа не полагаться на успех его лечения, то он все еще в силах оказать Игорю поддержку.

Самую обычную дружескую поддержку.

— Я тебя хотел предупредить, дружок, — Дарья больше не даст тебе спуску. Знаю из надежных источников. В лесах тебе не укрыться — отыщут по запаху и задерут. В живых оставлять не велено… Толку, правда, ноль — они же не соображают в волчьей шкуре, кого грызть, а кого нет, — но лучше на глаза не попадаться ни ночью ни днем. А тебе стоит подумать, чтобы ее злость не перекинулась на других. Принципиальность — дело хорошее, но иногда стоит думать не только о себе. Похоже, ты здорово наступил ей на мозоль…

А еще узнал о Найджеле то, что никто не хотел рассказывать.

Туомас молчал, только кивал.

— Вижу по глазам, что принял решение, — почему-то улыбнулся доктор Герман. — Тебе еще пара часов от смены осталась, да?

— Ага, — подтвердил Туомас, поднимаясь. — Вы как всегда правы, доктор. В первую очередь нужно думать о том, что нужно другим.

В дверь постучали. Заведующий озабоченно глянул на часы и внезапно кивнул в сторону процедурной.

— Давай-ка, дружок, выйди через ту комнату. Что-то я ничего хорошего не жду от этого визита, наверняка кто-то из администрации пожаловал — пусть видят, что я тружусь в поте лица, а не болтаю с санитарами.

Туомас усмехнулся — каждый в больнице знал, что заведующий второй хирургией проводит на рабочем месте намного больше времени, чем полагалось по штатному расписанию. Но видимость играла в России не меньшую роль, чем у него на родине, — просто весьма своеобразную. Он миновал темную процедурную, краем уха уловив, как доктор Герман открывает дверь, после чего вышел в коридор. В этот момент посетитель только входил в кабинет, и Туомасу на мгновение почудилось что-то знакомое в плешивом затылке, исчезнувшем через мгновение за дверью. Он остановился и принюхался: сквозь запах болезней и дезинфектанта, которые превратились в нечто постоянное и уже не вызывали никаких эмоций, он отчетливо различил тот самый запах, за которым брел несколько часов в ночи.

Полулысый Вадим в сером костюме, с ноги открывавший дверь в Ковен. Тот, кто сидел в машине перед его встречей с Цербером… Что он делает здесь, в кабинете доктора Германа? Туомас уже собрался ворваться в кабинет и потребовать ответов, но тут его заметила старшая сестра, и до самого вечера он уже не мог думать ни о чем, кроме процедур и каталок. Момент, когда визитер покинул кабинет заведующего, Туомас тоже упустил, а потом и вовсе о нем забыл — впереди ждала еще одна, самая сложная задача.

Сначала он хотел забежать в магазин и купить фруктов, но потом передумал. Все необходимое у Игоря и так было, а начинать беседу с подростком с подкупа сладостями, он уже знал, — так себе идея.

Им предстоял серьезный разговор.

После окончания смены Туомас убедился, что Авенир не появится на третьем этаже хотя бы в ближайший час. Сделать это оказалось проще простого, мог бы давно догадаться — больница жила сплетнями, и то, чего не могла знать санитарка Зина, все равно становилось ей известным в течение нескольких часов. Пациенты-старожилы, болтливые медсестры и даже гардеробщица составляли огромную сеть, по которой курсировало невероятное количество информации разной степени точности и важности. Сведениями делились не с каждым и не всегда бесплатно, но про батюшку можно было спрашивать смело и не сомневаться в достоверности — на сегодня Авениру предстояло два отпевания в больничном морге, и второе начиналось как раз через несколько минут. Туомас сдал в стирку заляпанный халат и сменил рубашку; в голове настойчиво звенела мысль о том, что на следующий день наступит полнолуние и ему необходимо тщательно выбрать место, где Дарья не сможет его выследить. Можно ли доехать на электричке так далеко? И хватит ли у Стаи мозгов не соваться в ангар в это полнолуние?

Игорь не сразу отозвался на стук, но Туомас терпеливо ждал снаружи, не переступая порога без разрешения.

— Заходи, — в голосе Игоря звучали усталость и разочарование.

Туомас осторожно проскользнул в палату и плотно прикрыл за собой дверь. Внутри мало что изменилось, разве что стопка книг, принесенных Авениром, громоздилась теперь на тумбочке рядом с кроватью.

— Как ты узнал, что это я?

— У святого отца дела, — пожал плечами Игорь. — Доктор Герман попрощался со мной до завтра. Но они все равно никогда не стучатся, так что…

— Все еще злишься на меня? — Туомас не рискнул садиться на край кровати и осторожно опустился в кресло у окна. — Я вот на себя — очень.

На щеках мальчика заиграл румянец. Он потянулся к тарелке, на которой лежало несколько мандаринов, и выбрал один, после чего протянул Туомасу:

— Хочешь?

Тот побоялся отказать и начал машинально чистить фрукт в ожидании ответа. Игорь помолчал, теребя одеяло, потом кивнул:

— Отец Авенир на тебя ругался. Потом, когда ты ушел. Мне очень хотелось с ним поспорить, а крыть было нечем.

Туомас молча возликовал. Хотелось поспорить!

— Я не мог при нем ничего рассказать тебе — ни про Стаю, ни про болотниц. Прости.

Он положил в рот дольку, и кислый сок обжег нёбо. Игорь, распахнув глаза, ждал продолжения молча, словно боялся, что Туомас опять попытается сменить тему. Но в этот раз тот хотел рассказать другу все — кроме беседы с Цербером и попытки отравить девочку.

Они проговорили несколько часов. Туомас в красках описывал Топи и болотниц, заранее предостерегая мальчика от возможной встречи с ними, потом — как бежал изо всех сил и еле успел спасти Майю. Рассказал про письмо от издателя и сразу же перешел к Найджелу и Стае.

— Они держали тебя взаперти два дня? Покажи мне книгу, пожалуйста.

Протягивая потрепанное «Пособие…», Туомас уловил виноватые нотки в голосе Игоря. Мальчик, науськанный Авениром, и не представлял, что у друга могла быть веская причина не появляться в больнице.

— Жаль, я совсем не знаю английского… — пробормотал мальчик.

Туомас мысленно похвалил себя, что не оставил книгу Игорю месяц назад — она бы сгинула в больничном мусоре.

— Спасибо Герману, — закончил рассказ Туомас, все еще с содроганием вспоминая двое суток в кладовке у Волчицы. — Он здорово мне помог.

— Он и мне поможет, вот увидишь! Остался один день!

Туомас уже успел перебраться на край кровати, и Игорь в разноцветной, купленной сестрами пижаме придвинулся ближе и протянул ему последнюю мандаринку. Эту они разделили пополам.

— Мне так жаль, что я не смогу быть рядом завтрашней ночью, — Туомас потрепал мальчика по вихрам. — Не то чтобы от меня был толк… Я пока еще не полностью себя контролирую в волчьем теле и не все потом помню. Но я вполне доверяю доктору Герману, он с целой Стаей управился.

— Но ты придешь утром, правда? Ты купил новый телефон?

— На первой же электричке примчусь, слово скаута, — пообещал Туомас, доставая из кармана новый смартфон. — Звони сразу, как будут новости.

Он не стал говорить о том, какую страшную боль, скорее всего, будет испытывать Игорь, и невольно подумал, какое объяснение придется изобретать для Авенира Герману — вездесущий священник точно заметит, что внешне здоровый ребенок за одну ночь превратился в почти инвалида.

— Он тебе сказал, да? — внезапно спросил мальчик.

В серых глазах мелькнуло знакомое виноватое выражение.

— Авенир? Про опекунство?

Мальчик кивнул — и этот жест многое сказал Туомасу безо всяких слов.

— Если ты не хочешь — ты не должен соглашаться. Слышишь?

— Но… — Игорь вскинул на него полные муки глаза. — Разве у меня есть выбор? То есть… эти службы так и будут за мной гоняться.

Туомас чертыхнулся. Улица или Авенир, который все же был по-своему добр к ребенку? Кто бы на месте Игоря выбрал первое?

Разве что отпетый атеист вроде него самого.

В мозгу мелькнула молнией слишком фантастичная картина — происходи все дело в Финляндии, Туомас сам без труда оформил бы опекунство. Да, он не женат и поэтому плохо подходит на роль усыновителя даже с точки зрения родной ювенальной системы, но опекуном быть вполне бы мог. Забирать Игоря из службы опеки, оставлять у себя в квартире с ночевкой — к горлу невольно подступил ком.

— Знаешь что? Если Герман будет не против, — Туомас задержал дыхание, просчитывая варианты, — ты можешь жить со мной. Достану подержанную машину, и уедем, всю Россию исколесим, пока тебе не исполнится шестнадцать. А если мне к тому времени дадут вид на жительство…

Он не успел договорить, потому что Игорь повис у него на шее:

— Правда? Правда, Том? Ты бы хотел этого?

Туомас расхохотался и потрепал мальчика по плечу.

— Конечно, сделаем свою Стаю. Звучит как план, а? А ты сомневался!

Они аккуратно спустили книжки Авенира на пол и устроили на двух тумбочках морской бой. Каждый раз, когда взгляд Туомаса падал на часы, висевшие рядом с экраном телевизора, сердце его сжималось от боли — он не хотел оставлять Игоря.

— Я ведь не должна жаловаться Герману, что вы тут бузите? — В дверь заглянула Полина, непривычно добрая в десятом часу вечера.

— Я сейчас ухожу, — умоляюще повернулся к ней Туомас. — Честное слово.

— Ага, как же, — нахмурилась старшая сестра, но дверь прикрыла.

— Она хорошая, — уловив его взгляд, Игорь скорчил смешную рожицу. — Только так хорошо притворяется сильной, что никто ее не жалеет.

Туомас кивнул — он и сам удивлялся, как Полина умудрялась оставаться на ногах после суточной смены, в течение которой успевала приглядывать за всеми пациентами и младшим персоналом, не останавливаясь ни на секунду.

— Я постараюсь завтра заглянуть, но мне надо… — он запнулся.

— …готовиться к полнолунию, — закончил за него Игорь.

— Точно, готовиться, — подтвердил Туомас. — А ты держись молодцом, слушайся Германа. Он дядька хороший, просто это я — Фома неверующий.

— Авенир тоже тебя так называет! — рассмеялся Игорь. — Говорит, ты никому кроме себя не доверяешь и поэтому всем мешаешь.

Туомас помрачнел, и мальчик поспешил загладить сказанное:

— Но он ничего не понимает, да?

— Он кое-что понимает, Игорь. Просто религия не дает ему понять больше. Но это еще может исправиться. А тебе пора отдыхать — завтра будет долгая ночь. Выспись как следует.

Поддавшись внезапному порыву, он наклонился и ласково убрал отросшие вихры со лба мальчика. Игорь широко распахнул глаза и моргнул.

— Только не пропадай больше, хорошо?

Сердце Туомаса сжалось, и он сильнее, чем когда-либо, захотел пренебречь всем и остаться в больнице на сутки. Но нет, нельзя. Герман Николаевич все продумал и обо всем позаботится… В кои-то веки он должен довериться другим и подумать о собственном спасении.

— Ни за что! — Отсалютовав Игорю, Туомас потушил свет в палате и вышел в коридор, снедаемый сильной тревогой.

От больницы Туомас несся бегом и успел на последнюю электричку в метро. Его переполняло счастье, остро смешанное с беспричинным, почти животным страхом. Он боялся всего сразу, но особенно — снова подвести Игоря. Мальчик доверял ему, и Туомас не имел права бросить его. Не сейчас.

В голове роилась сотня вопросов, мириады ситуаций, в которых он плохо понимал, как вести себя. Ему предстояло изучить огромный объем юридической информации — хотя бы для того, чтобы разобраться, до какого времени Игорь считается недееспособным с точки зрения закона. Нужно понять, как существовать в системе, где каждый месяц цифровизация захватывала все новый кусок общественной жизни: Туомас еще не привык, что в России бумажная волокита и бюрократия каким-то чудом уживались с невероятно прогрессивными сервисами вроде таинственного МФЦ, где милые женщины оформляли заявления на сотни видов государственных услуг одним взмахом пальцев над клавиатурой. Герман Николаевич сказал, что Игорю предстояло получить паспорт, а следовательно, стать видимым для системы. Паспорт еще не означает дееспособности и независимости… но это уже что-то. Им предстояло как-то протянуть до этого времени — и даже в свете оборотничества, существования кланов и магии Туомас понимал, что замахивается на очень рискованное предприятие.

Но отступить и тем более оставить мальчика на попечение Авенира казалось невозможным.

Добравшись до «Чернышевской», он с жадностью вдохнул неожиданно теплый ночной питерский воздух. Город не переставал удивлять своей переменчивостью — подчас Туомас был склонен согласиться с приезжими, которые начинали болеть и задыхаться в мрачной атмосфере, лишь усиливавшейся под гнетом сосредоточенности и нелюдимости жителей. Питерцы нелегко впускали кого-то в свой замкнутый, придавленный культурными и мифическими пластами мир.

Но в другие моменты Туомас не представлял, как можно жить где-то в другом месте. Петербург неуловимо напоминал ему Хельсинки и вместе с тем казался более глубоким и многогранным. Более цельным — и вместе с тем навечно расколотым.

Здесь было слишком интересно, чтобы покинуть магический город просто так, но ради Игоря Туомас приготовился попрощаться с ним надолго, если не навсегда.

Он бросил взгляд на часы и поднялся по лестнице, надеясь, что если у Майи и были клиенты, то они уже успели уйти. Он осторожно открыл дверь и едва не врезался в семейную пару. Майя, стоявшая чуть поодаль, открыла рот, но ничего не успела сказать — оба посетителя побелели как полотно, подхватили вещи и ринулись мимо Туомаса вниз по лестнице так, словно за ними по пятам гнался сам дьявол.

— Ты что, издеваешься? — Майя даже не стала дожидаться, пока Туомас закроет за собой дверь.

— Но…

— Ты собираешься оставить меня без заработка? — продолжала ведьма, наступая. — Думаешь заставить меня ходить по улицам и предлагать погадать на судьбу? Или покупать объявления в желтой прессе рядом со снятием порчи по фото? Ты мне так всех клиентов распугаешь! А-но-ним-ность, им важна анонимность.

Она устало прислонилась к стене:

— Если это просто месть за то, что я…

Ей не требовалось продолжать — Туомас и так отлично понял, что имелось в виду. Какая печальная ирония.

— Постой, — Туомас поднял руку. — Постой, я ничего такого не хочу. И никому мстить тоже. Мы договаривались до часу ночи, сейчас половина первого, и я подумал…

Он поймал себя на том, что мямлит, словно нашкодивший первоклашка.

— Да не подумал ты! — выпалила она в ярости. — Тебе плевать, что от меня сбегают люди, потому что ты следишь за ними на улицах! Потому что ты уже побил двоих — и теперь об этом все знают!

— Они чуть не разнесли тебе кабинет!

Майя, казалось, не желала об этом думать. Теперь, когда опасность миновала, память о ней услужливо стерлась, уступив место лишь тому факту, что по его вине она лишилась клиентов.

— Ты не имел права командовать, Том. Если я их не выгоняла…

— …то я должен был стоять и смотреть, как они громят здесь все? Как издеваются над тобой?

— Да! Чертов спасатель, да!

Они стояли в коридоре, не сводя друг с друга воспаленных глаз. Туомас в очередной раз понял, что какие-то нити при всех его усилиях у него не получится связать. Ему казалось, он каждый раз пытается сказать, как сильно любит ее и дорожит, — а вместо этого получалась полнейшая ерунда. Майя видела лишь непрошеное вмешательство в ее жизнь.

— Я съеду, — тихо произнес он, проходя мимо нее по коридору. — Послезавтра.

В конце концов, он не мог привести к Майе еще и Игоря. Это только его ответственность. Если ему нужна съемная квартира, сейчас самое подходящее время подыскать ее, а до этого момента он отлично перекантуется в дешевом хостеле, каких в Питере навалом.

И всегда есть дежурная кушетка в сестринской в отделении.

— Что? — девушка словно не расслышала его.

— Я съеду, — повторил Туомас, забивая очередной гвоздь себе в душу. — Прости, я и так слишком долго злоупотреблял твоим гостеприимством.

Он мысленно похвалил себя за то, что впервые правильно применил этот фразеологизм.

— Тебе неудобно — и я понимаю, что не выполняю своих обещаний. Поэтому как только вернусь из леса, соберу вещи.

Ведьма непонимающе моргнула, но ее злость неожиданно только усилилась.

— Это твой способ унизить меня, так? Показать, какая я дрянь — выгоняю человека, которого сама же и пригласила? Отлично, Том, браво! Я действительно чувствую себя полным ничтожеством.

На глазах у Майи выступили слезы. Больше всего на свете Туомас хотел обнять ее, попросить прощения — и чтобы все тут же наладилось. Но ее гнев был таким ощутимым, что ему не оставалось ничего другого, кроме как отступить.

— Ты не даешь мне ни единого шанса. Уверен, Госпожа продолжит посылать к тебе разных подозрительных…

Туомас так и не решил, стоит ли рассказывать Майе о том, в какой смертельной опасности она была накануне, — он боялся, что это снова будет выглядеть попыткой спасти ее, контролировать ее жизнь.

— Ты считаешь, я смогла бы прожить на те крохи, что подкидывает мне Ковен? — горько спросила Майя. — Ты издеваешься или так ничего и не понял? Ты распугиваешь обычных людей — тех, кого присылает Герман, например. И не только он. Они же там все общаются, сарафанное радио не заткнешь.

Туомас моргнул. Он уже и забыл, что это Майя познакомила его с доктором Германом, — и понятно, что их знакомство до этого было взаимовыгодным.

— А тот мужчина… ну, который угрожал на лестнице…

— Ты опять? — Майя не дала ему договорить. — Опять будешь шпионить? Я не собираюсь отчитываться, кто и зачем ко мне приходит. А об этом мужчине лучше забудь и, если увидишь, сделай вид, что ослеп. Эти люди могут очень, очень сильно осложнить тебе жизнь.

Туомас только развел руками. Они стояли в коридоре и шипели друг на друга, словно пара котов.

— Я не знаю, как все исправить, Майя, — пробормотал он, опускаясь у стены на пол. — Очень хочу, но не знаю. Ты мне очень дорога, и меньше всего я хотел тебя обидеть.

Ведьма молчала. Туомас судорожно рылся в памяти, выискивая слова, которые могли бы помочь, — но там были только пустота и беспокойство перед надвигающимся полнолунием. Ему казалось, что это последний шанс что-то наладить между ними, — но вместо этого пропасть лишь ширилась, не оставляя и намека на надежду.

— Думаю, нам стоит поговорить об этом завтра. — Ведьма повернулась, чтобы уйти в комнату.

Как бы не так! Отбросив все сомнения, Туомас вскочил и схватил ее за руку, притянув к себе.

— Том! — Майя попыталась вырваться, но против его силы у нее не было шансов. — Ты делаешь мне больно…

Туомас разжал пальцы, чувствуя себя последним мудаком. Прежде чем Майя успела что-то сказать, он хлопнул дверью, оставшись в комнате наедине с собственной совестью и дурными предчувствиями.