Самая опасная часть твоей жизни — первая Луна — окончена. Теперь наступает время самой раздражающей: проб и ошибок.
Туомаса разбудили назойливые, полузнакомые голоса где-то на грани сознания. Он закашлялся. Голоса становились громче. Открыв глаза, Туомас увидел рядом с собой на полу широкую полосу света, с которой почти сливалась обглоданная до белизны широкая кость. Желудок взбунтовался, язык обожгло желчью.
— …Вызвать полицию, но решил сначала вам. Да я даже признал его не сразу, подумал, бродяга какой забрел. Жильцы-то мне всю плешь проели за ночь, мол, в подвале дикие псы воют, — раздался короткий неприятный смешок. — Придумают тоже. Ну, я сказал, что сразу утром приеду, и вот — нашел его. Пригляделся — и что же это такое, госпожа Эрлунд! Голышом, на бетоне, весь перемазанный…
— Спасибо, господин Ресинен.
Ханна! Туомас приподнялся на локте, презрев невыносимую боль в каждом суставе, повернулся на бок, прикрывая бедром причинное место, и не без труда вскинул голову. Треугольник света заслонила фигура, потом вторая.
— Но вот я думаю — тут не полицию, тут медиков надо, — продребезжал Ресинен совсем близко. — Вы меня понимаете, госпожа Эрлунд? Тут профессионалы должны разбираться, а не мы с вами…
— Спасибо, господин Ресинен, — голос Ханны перешел в непривычно стальной регистр. — Я, к счастью, и есть профессиональный медработник. Мы сегодня же заберем вещи. Квартира скоро будет свободна.
— Конечно-конечно. — Ресинен подался назад. — После такого сами понимаете… Хорошо, если жильцы… Я, пожалуй, не буду мешать, лишние глаза ни к чему.
Когда его шаги исчезли за дверью, сестра опустилась на корточки рядом с Туомасом.
— Муру, что случилось? — Ханна осторожно провела пальцами по слипшимся взъерошенным волосам. — Что здесь произошло?
Туомас кое-как совладал с приступом надсадного кашля; в горле нещадно першило, родной и безопасный запах сестры смешался с отрыжкой и потом. На ум не пришло ни одной шутки, способной разрядить атмосферу. Больше всего на свете он хотел уткнуться лбом в ее зеленую футболку — и чтобы все оказалось неправдой.
— Ханни, кажется, у меня проблемы.
Сестра ждала в машине, пока Туомас кидал в сумку самое необходимое: смену белья, телефон с кучей пропущенных звонков и завернутую в пластиковый пакет армию кактусов. Все остальное легко поместится в пару коробок, которые можно засунуть на склад или даже в багажник до лучших времен. Он забежал в душ только на пару минут, и теперь с мокрых спутанных косм ручьями лилась вода. Собирался быстро, несмотря на ломоту в костях.
Почти с отвращением Туомас запихнул в сумку ноутбук, швырнул на стол ненужные теперь ключи и забросил на плечо рюкзак, из кармашка которого торчал корешок книги Найджела со вложенным внутрь конвертом из трейлера. Медленно спускаясь по лестнице, он благодарил небеса, что никого не встретил ни по пути, ни у выхода.
Скрежет когтей о камень… Темнота… Рвущаяся наружу песнь вечного одиночества… Светящийся диск прямо в голове, беспрестанно зовущий бежать, бежать наперегонки с ветром… Запах крови, запах смерти… Калейдоскоп серого перед глазами…
Туомас едва не скатился кубарем с лестницы, но в последний миг схватился за перила. Что это было? «Пособие по выживанию…» не предупреждало о скором безумии… он что, становится волком посреди бела дня?
Туомас кое-как доковылял до старенькой хонды, кинул вещи назад и едва не бросился прочь. Он знал, что будет дальше — то же, что и всегда. Ханна будет ждать ответа, любого, лишь бы правдивого.
Но именно правды она и не услышит.
«Бегство не выход», — шепнул голос в мозгу.
Вцепившись в ручку, словно альпинист на вершине Эвереста, Туомас сделал два шага на ватных ногах, кое-как втиснулся на переднее сиденье и пристегнулся. Сестра включила зажигание — хонда недовольно фыркнула и медленно тронулась с места. Спустя минуту ожила магнитола; Ханна резко выкрутила громкость в ноль, и мелодия тут же стихла после пары бравурных тактов.
Вот оно — началось. Туомас краем глаза следил, как сестра аккуратно съехала на автостраду, держа скорость чуть ниже потока. Когда нужный им поворот к центру остался позади и машина продолжила движение по трассе, он догадался, что они будут колесить вокруг Турку, пока не кончится бензин или пока сестра не услышит объяснений.
— Спасибо, что приехала.
Ханна нервно дернула плечами, словно такая мелочь не стоила упоминания. Туомас впервые заметил, что сестра стала копией их матери: невысокая, крепкая, с коротко стриженными жесткими волосами, Ханна одинаково четко и деликатно водила машину, ставила капельницу и сажала цветы в маленьком саду перед недавно купленным дуплексом.
Она смотрела прямо перед собой, держа скорость и полосу неизменными, и Туомас понимал: сестра винит себя. Она снова подвела маленького братца, бросила на произвол судьбы. Решила, что он уже большой мальчик и справится сам.
— Ты тут ни при чем, — из пересохшего горла вместо человеческой речи вырвалось хриплое карканье. — Ты ни при чем, Ханни. Не кори себя.
Последнее было лишним, он это понял по тому, как напряглись под футболкой широкие плечи, как дернулся от обиды подбородок — точная копия его собственного.
— А кто при чем, Муру? — Ханна смотрела только на дорогу. — Кто при чем? Что это за проблемы, из-за которых ты проводишь ночи голый в подвале и обмазываешься звериной кровью? Я сразу сказала Ресинену, что лопатка свиная, а то он чуть в обморок не свалился. Подумал, видать, ты людей в жертву приносишь, не иначе. А потом купаешься в крови невинных младенцев. Что тебя так мучает, Том?
— Зверь, — прошептал он едва слышно.
Сестра не расслышала:
— Что? Кто?
Машина вильнула в сторону, сзади раздался раздраженный гудок. Ханна сглотнула, извинилась и вернулась в правую полосу, пока Туомас боролся с приступом сухого кашля.
Он не хотел повторять, но пришлось:
— Зверь. Той ночью, в лесопарке…
«…меня укусил оборотень», — казалось бы, лучший момент, чтобы признаться, но слова не шли.
— Ты ведь знаешь, Муру, я пойму.
Да, он знал. За пятнадцать лет сестра ни разу его не оттолкнула: всегда протягивала руку помощи, всегда выслушивала, всегда понимала. Она первой узнавала о его подружках, о выпивке с однополчанами, о разборках со студенческим советом и унизительных проверках во время практики. Она всегда узнавала первой — и всегда была на его стороне.
Червячок сомнения подсказывал рискнуть.
— Так вот, в лесопарке… — начал он снова, но Ханна не утерпела.
— Ты все это выдумал в больнице, да? — спокойно уточнила она. — Аннита сразу поняла, что ты чего-то недоговариваешь. Не было никакого зверя, и нож ты не терял. Обещал молчать — ну вот, считай, не проговорился, я сама догадалась. Невелика трудность. Что происходит на самом деле, Том?
Туомас вытер лицо и сглотнул горечь, глядя на проплывавшие мимо ладные коттеджные домики.
На ум пришли строки из «Пособия…»: «Нет таких слов, чтобы близкие вам поверили, — только увидев трансформацию своими глазами, они убедятся, что вы говорите правду. Будьте милосердны, избавьте их от этого зрелища. Остаток своей жизни они будут готовы отдать что угодно, лишь бы вновь не стать свидетелем подобного ужаса».
А что, если свалить вину на психотерапевта: мол, она выписала неподходящие колеса, он принял лишнего, и его месяц колбасило так, что из дома было не выйти? Отличная идея, но Ханна — дипломированная медсестра высшей категории, ей не составит труда разоблачить эту аферу за пару минут.
Его сестра заслуживала лучшего, чем банальное вранье.
— Я не могу.
— Муру…
— Я не могу тебе сказать. Прости.
Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели — только этим Ханна и выдала свою боль. Такого удара в спину она не ждала. Туомас понял, что банальным «прости» здесь не обойдешься. Да и когда теперь доведется просить у нее прощения?
— Перекантуешься у нас, пока ищешь жилье, — ледяным тоном отрезала Ханна. — Скажем Уве, что тебя выселили за неуплату.
Туомас приоткрыл окно в надежде остудить горящие от стыда щеки. Хонда уже свернула в просвет между стройными рядами новеньких таунхаусов — свой дом, а следом и дети были для Ханны и Уве давней, самой желанной мечтой. Туомас до крови прикусил язык, затыкая зудящую совесть; все его силы отныне должны уходить на поиск нового места.
«Нового логова», — прошелестел в мозгу голос с легким английским акцентом.
Сестра припарковала машину у дуплекса и вышла.
— Скоро все наладится, обещаю. Это ненадолго, Ханни. — Он вылез следом за ней, старательно глядя под ноги.
«Ровно на четыре недели, если быть точным».
Следующий месяц Туомас занимался двумя вещами.
Во-первых, прибирал дуплекс Ханны и Уве. Каждый день, стоило им уйти на работу, Туомас драил все, что попадало под руку: раковину, обеденный стол, ванные комнаты и непременно отсек для мусора, где регулярно оставались мельчайшие крошки или капли. После первой Луны сверхчувствительность лишь усилилась — он упросил сестру купить моющие средства без отдушек, иначе после уборки его тянуло убираться снова. На все это уходило не меньше трех утренних часов, после чего Туомас включал ноутбук — и больше к нему не притрагивался.
Вместо этого он приступал к ежедневной рутине.
Приняв душ и продышавшись от запахов шампуней и мыла, Туомас осматривал ногти — и почти всегда решал их постричь. Затем он шел в ванную и брился, не особо переживая за аккуратность, равнодушно наблюдая за мгновенным заживлением порезов. Раз в три дня он брал ножницы и безжалостно кромсал отросшие на висках и лбу пряди, а каждые выходные стриг голову целиком. Получалось криво, но этого никто не замечал — на следующий день волосы отрастали на месячную длину.
Он каждый раз подолгу смотрел в зеркало, выискивая следы зверя — мельчайшие признаки того, что у тела теперь есть узурпатор, жестокий захватчик, который притаился внутри и выходит наружу только три ночи в месяц. Отсветы ламп становились желтыми крапинками на карих радужках, кустистые брови казались мазками шерсти, а веснушки сливались в природный окрас. Приподнимая губу, он искал малейшие намеки на вытягивание клыков — но зубы выглядели как обычно.
Под пристальным вниманием Туомаса волк отступал, прятался до поры до времени поглубже, отлично зная, что скоро придет его час.
Не представляя, что еще делать, он снова записался к психотерапевту. В отличие от разговора с Ханной, на приеме Туомас честно описал свои симптомы — беспокойство, что его укусил оборотень, потребность в мясе и потерю памяти в ночи полнолуния. О том, как его нашли домовладелец и сестра, он тоже рассказал, во всех подробностях — и специалист без раздумий взялась лечить его от «мнимой ликантропии». Погрузив Туомаса в легкий гипнотический транс, она заставляла вспоминать детские визиты в зоопарки, а еще настойчиво расспрашивала об отце, выискивая признаки пресловутого эдипова комплекса. Выписанные по его настоянию таблетки включали снотворное, потому что среди выдуманных проблем затесалась вполне реальная: каждую ночь Туомаса мучили кошмары.
Ему снился бег — слишком быстрый для человека, снились кровавые закаты в полях, укутанных ледяным туманом, и запах испуганной добычи. Его манила близость горячей, еще живой крови, из глотки рвались наружу неподвластные двуногому звуки. В других снах гнались уже за ним — и страх никогда не проснуться казался сильнее, чем страх кого-то поймать и сожрать. Над головой вздымались оголенные, черные стволы деревьев, грязно-серое небо сочилось дождем, и где-то далеко в ответ на вой Туомаса звучал такой же одинокий звук, потом еще один…
Стая?
Несколько раз он падал во сне с дивана в гостевой комнате; следом приходила Ханна и давала таблетку, после которой до утра снилась только темнота. «Пособие по выживанию…» предупреждало, что оборотни привыкают к любой дряни быстрее людей, и Туомас полагался в дозировке на сестру, отдав ей все выписанные пузырьки.
Бесполезные походы к психотерапевту быстро съели жалкие остатки денег. Когда Туомас опять оказался в кресле в окружении буйно цветущей герани и багровеющих фуксий, до полнолуния оставалась пара дней, о чем доктор не преминула завести разговор.
— Вы, конечно, помните, какой послезавтра день, Туомас?
Неистовый цветочный запах раздражал буквально каждую клетку его тела, свежая футболка липла к спине, пульс рванул в небеса — глубоко вдохнув, Туомас едва не вышел из кабинета навсегда и вместо ответа лишь хмуро кивнул.
— Я составила для вас небольшой гайдлайн. Так сказать, ориентиры, чтобы не заплутать на тропе, — доктор довольно улыбнулась. — Разумеется, никаких подвалов. Вы ведь живете у замужней сестры? Отличная новость. Близкие — самая сильная наша поддержка.
Туомас не стал упоминать, что у Ханны как раз грядет ночное дежурство. Впрочем, доктор и не ждала ответа, а с упоением продолжала расписывать стратегию.
— Поверьте, если у вас возникнет какое-то… кхм… неестественное желание, вам помогут. Таблетки еще остались? Примите перед сном одну и сразу ложитесь, не дожидаясь полуночи. Не будем искушать судьбу. Я уверена, что на Рождество вы уже сможете замечательно бодрствовать в кругу семьи.
Туомас едва не зарыдал от ярости при мысли о том, что прошедшее Рождество, прежде ничем не примечательное, скорее всего, было его последним праздником в кругу семьи, и потому слушал молча. Доктор Нуман подождала ответа несколько секунд и сняла очки.
— Вы ведь не планируете следовать ничему из этого? — мягко уточнила она, близоруко щурясь. — Туомас, я здесь, чтобы вы могли высказать все, что думаете на самом деле. Это не выступление почетного гостя, которое нужно дослушать, чтобы попасть на фуршет.
Она была права, сто раз права, но Туомас не знал, как объяснить то, чего не было и не могло быть в природе. «Знаете, ликантропия бывает не только мнимая?»
— Я надеюсь, ваши таблетки сработают, — выдавил он наконец.
— Но не верите в это, — беззлобно подытожила доктор. — Почему?
«Потому что трансформация отменяет все, что происходит в организме: срастаются переломы, заживают раны, действие лекарств исчезает, и женщины-оборотни, забеременев, никому об этом не говорят, потому что знают: ни один зародыш в утробе не переживет полнолуния».
Вслух Туомас ответил совсем иное:
— Потому что скепсис — мое второе имя, — прозвучало слишком по-детски, поэтому он добавил: — И потому что месяц назад ничего не помогло.
— Вы пили снотворное?
Врать нехорошо, особенно врачам.
— Нет.
— Ну, вот видите, — доктор Нуман, без очков похожая на беззащитного крольчонка, хлопнула в ладоши. — Фармацевтика порой творит чудеса, Туомас. Мой план вы знаете, а каков был ваш?
Она сумела застать его врасплох.
— У меня его нет.
— Я вам не верю. — Доктор надела очки, и крольчонок немедленно обратился в хищника. — Как вы готовились этот месяц, Туомас?
Что ж, на этот вопрос он хотя бы мог ответить честно:
— Много гулял.
Их взгляды на мгновение скрестились, лязгнула невидимая сталь. Туомас отвернулся первым, словно доктор Нуман действительно могла прочесть его мысли. Он в ужасе понял, что видит в ней если не врага, то кого-то чуждого и потому заведомо опасного, хотя самым страшным существом в кабинете был он сам.
— Что ж, — доктор поднялась, обозначив конец сеанса. — Главное — никаких прогулок послезавтра ночью, обещаете? Оставайтесь с близкими, не отпускайте их от себя, пока не уснете.
Врать нехорошо, но Туомас на этот раз не придумал ничего лучше, поэтому кивнул и вышел, зная, что больше сюда не вернется.
Утро Туомас посвятил выбору мяса. Как верно догадалась доктор Нуман, он составил кое-какой план и начал последний день с того, что купил в магазине десять килограммов отборной говядины и отнес в приготовленное для схрона место. К обеду туда добавились новая прочная цепь, сделанная на заказ, комплект сменной одежды, вода и полотенца.
Туомас действительно много гулял и во время прогулок изучил окрестности досконально. Таунхаусы продолжали строиться — центральная аллея по плану тянулась аж до границы с парком Нумменранта. Шагая мимо еще не застроенных участков, Туомас думал только об одном: никто не должен пострадать.
Для этого пришлось пренебречь добрым советом доктора и ни в коем случае не ночевать дома.
— Куда это ты? — пробасил с кухни здоровяк Уве, когда в одиннадцатом часу Туомас накинул куртку и уже стоял в дверях.
У зятя не было корочек универа, но за дурака Ханна бы не вышла. Туомас проглотил комок в горле.
— Прогуляюсь. Полчаса и назад.
— Кому заливаешь? — беззлобно бросил Уве. — Ханна беспокоится. Где тебя потом голого искать?
Туомаса захлестнула нешуточная паника: он думал, что ночь в подвале осталась между ним и сестрой.
— Мне надо выйти, Уве. Это быстро.
— Черта с два тебе надо. Выйди на террасу и продышись.
Уве вышел в коридор, и по его лицу Туомас понял, что дело дрянь. Лично на него, как он подозревал, Уве по большому счету плевать — но тот знал, как Ханна привязана к младшему брату. И вот теперь этот бык собирался совершить подвиг, который грозил обернуться трагедией.
— Не мешай, Уве. Прошу тебя.
— А то что? — поинтересовался тот и беззлобно ухмыльнулся, вытирая полотенцем огромные ладони.
Вместо ответа Туомас развернулся и открыл было дверь, но Уве схватил его за плечо и дернул обратно в прихожую.
— Я сказал, не мешай мне! — проревел Туомас и оттолкнул здоровяка, не особо надеясь сдвинуть двухметровую каланчу с места.
Однако Уве перелетел через вешалку, небольшой пуф и тяжело приземлился на ковер в центре гостиной. Туомас, не теряя времени, рванул прочь из дома.
«Пособие…» не соврало и здесь: его сила стала во много раз превышать прежнюю. Вспомнив, как стремительно двигался Найджел, Туомас припустил в сторону парка.
Над коробкой из-под пиццы роились мухи. Холодный воздух жалил обнаженную кожу, мышцы свело судорогой, и каждый вздох требовал невозможных усилий. Туомас помотал головой, пытаясь отделить сон от яви: если все прошло по плану, то он должен лежать на корнях деревьев или в низине, поросшей кустами созревшей голубики, никаких коробок из-под пиццы и уж тем более асфальта. Он ощупал тело, с трудом разминая одеревеневшие пальцы, — цепь пропала.
Наплевав на боль, Туомас поднялся. Вместо ласковых елей вокруг громоздились мусорные баки; ветер приносил обрывки непонятных слов — Туомас понял, что находится в десятке метров от стройки очередного таунхауса.
Цепь не выдержала. И мяса не хватило.
Голодный зверь вырвался и пришел в поисках добычи к самой границе поселка. Счастье, что никто не попался ему навстречу… или попался? Как понять, навредило чудовище кому-то или нет, если память милосердно отключалась во время превращения? Туомас несколько минут простоял над ближайшим мусорным баком, глядя на капли желчи, стекавшие с губ.
Сколько еще он будет испытывать судьбу, пока однажды не случится непоправимое?
Он прикинул время по солнцу — получилось около восьми утра. В «Пособии…» не было ни слова о том, когда именно происходит обратная трансформация, — Туомас поставил целью это выяснить. Он потянулся, чтобы почесать за ухом кота, сидевшего на краю ближайшего бака, но животное, выгнувшись дугой, оскалилось и зашипело, распушив хвост. Оба попятились, кот при этом соскользнул лапами с края бака и поспешно ретировался. Туомас потрусил обратно в глубь заказника, надеясь обойтись без встречи с какой-нибудь активной пожилой парой на прогулке.
Большинство домашних животных — рыбки не в счет — не выносят оборотней, особенно кошки и лошади. Неведомый автор «Пособия по выживанию…» опять оказался прав, а Туомас получил очередное доказательство, что его ликантропия вовсе не мнимая, как бы доктор Нуман ни верила в обратное.
Схрон остался на месте: Туомас в пару глотков опустошил одну бутылку воды, вторую вылил на полотенце, обтер все тело и надел чистое белье. Ногти он стриг накануне, но сейчас они выглядели так, словно это было пару недель назад. Цепь, как он и боялся, валялась недалеко от схрона: она все же лопнула. Туомас тщательно собрал обломки, ошметки пластика и кости, утрамбовал все в один пакет и на обратном пути поглубже закопал в одном из мусорных баков.
С каждым шагом к дуплексу Ханны его все сильнее охватывал стыд перед Уве. Ничего кроме добра тот ему не желал, но Туомас был уверен, что все же поступил правильно. Останься он дома — Ханна бы сейчас рыдала над растерзанным телом мужа; и кто знает, скольким еще в поселке он мог навредить. Туомас не видел смысла подбирать слова для объяснения, почему он так и не вернулся к полуночи; и теперь остался единственный вопрос: что делать дальше? Следовать указаниям из книги Найджела, который и сам оказался на это неспособен? Или остаться и ждать — недолго, — пока сестра не убедится, что несмышленыш Муру окончательно on kaikki muumit laaksossa[8] и не сдаст его в психушку?
«Пособие…» подробно живописало «почти обычную жизнь» для оборотня: дом на отшибе, подвал с комнатой безопасности, минимум общения с соседями, никаких подозрительных действий и, самое главное, ни при каких условиях не попадать в поле зрения полиции. Но у Туомаса не было ни денег, ни дома, ни работы — и потому выход оставался только один.
Банальное бегство.
Не дойдя до дуплекса сотни метров, он различил знакомые голоса. Ханна только вернулась с ночной смены и разговаривала с мужем у открытого гаража. Еле заметно пахло бензином. Туомас неслышно подошел ближе и прислушался.
— …Чокнутый совсем, Ханни! Ты бы видела, как он меня выщелкнул!
— И ты позволил ему уйти! — бушевала сестра. — Просто потому, что тебя неудачно толкнули? Тебя-то? Не придумывай!
Туомас не сдержал ухмылки. Уве — бывший боксер и дрался на ринге. Именно так, после очередного перелома, он и познакомился с Ханной. Каково такому здоровяку, как он, признаваться, что не слишком крепкий с виду шурин одним ударом уложил его на обе лопатки?
— Ты что, не веришь мне?
Ханна какое-то время молчала.
— Я тебе верю, милый. Ты пытался сделать что мог. Теперь надо его искать. Думаю, позвоним в полицию, хотя он совершеннолетний… Но если он все-таки тут рядом, в лесу, у них есть собаки, можно попытаться найти его. Я просто… я так боюсь за него.
— Ты говорила, что он ходит к психологу, — продолжал задумчиво Уве, не особо спеша на поиски. — Врал, да?
— Если бы, — тяжело вздохнула Ханна. — Он и правда ходит. Я же не дура, проверяла и с психологом созванивалась. Та, конечно, ничего не объяснила толком. Но подтвердила: весь этот месяц он приходил, всегда вовремя. Ох, Уве… что происходит с моим маленьким Муру?
За этой мольбой Туомас расслышал больше, чем Ханна осмелилась произнести вслух. После гибели родителей она заменила ему их как могла — и всегда считала, что на том свете будет отвечать за то, как ей удалось воспитать младшего брата. Сам Туомас, раз и навсегда порвавший с религией, не сильно верил в подобное сведение счетов на небесах — но уже давно не пытался спорить.
— Ханни, послушай, я понимаю, ты волнуешься — но ведь у нас были планы на этот год. Ты помнишь? Мы же хотели, мы мечтали… — остаток фразы заглушили всхлипы сестры.
Не выдержав, Туомас, шаркая как можно громче, показался в гаражном проеме.
— Даже я знаю, какие у вас планы, Уве. Я никак им не помешаю. Привет, сестренка.
Он подошел и коснулся ее влажной от слез щеки.
— Со мной все в порядке. Но Уве прав — так дальше дело не пойдет. Я сегодня же съеду. Кинь коробки с вещами в подвал — как устроюсь на новом месте, приеду за ними.
— На новом месте? На каком новом месте? — Ханна вцепилась в рукав его футболки.
Туомас хотел соврать, но не смог.
— Пока не знаю. Но ваш будущий малыш важнее тараканов в моей голове.
Все эти годы Ханна о нем заботилась — пришло время отдавать долг. Он направился в дом, отчаянно надеясь, что они окликнут его. Будут просить остаться, уверять, что он не причинит им ни малейшего беспокойства. Любая ложь, даже самая нереальная, — лишь бы знать, что им не все равно.
Но возражений так и не последовало.
Туомас побросал всю одежду, какая была, в спортивную сумку, написал доверенность на распоряжение его машиной, оставшейся в ремонте, и спустился в гостиную.
— Продашь ее, закроешь минус у меня на счету, а остатком распорядишься, как сочтешь нужным. — Он уже не слушал, что лепетала Ханна, старательно избегая встречаться взглядом с зятем. — Я буду звонить, обещаю. И ты звони. Просто не уверен, что останусь в городе.
Ему вспомнился Найджел, который покинул родную Англию, похоже, много лет назад и с тех пор скитался.
— Но твоя работа…
— Я фрилансер, — отмахнулся Туомас. — Розетка да интернет — вот и весь мой офис. Смогу работать откуда угодно. А специалистов со знанием русского не так много — может, переводами займусь. Для разведки НАТО.
Он усмехнулся и сунул в рюкзак ноутбук.
— Ты просто сбегаешь от проблем, — рассердилась Ханна. — Тебе нужно лечиться, Туомас. Лечь в клинику, у тебя депрессия и бог знает что еще. Эта дура в клиническом центре поставила неверный диагноз, поэтому ничего не помогло. Мы найдем другого врача, я переверну город вверх дном, если понадобится. Слышишь? Бегство не выход, Муру.
Туомас послушно кивал, забирая из ванной комнаты свои скудные пожитки. Сунув руку в рюкзак по локоть, он нащупал книгу Найджела и выдохнул с облегчением. Все было на месте — из того, что могло пригодиться в новой реальности.
Ханна, отлучившись на минуту, внезапно вернулась с небольшим конвертом и сунула ему в руки.
— Не смей возражать, Муру. Даже не смей — пока я не пожалела об этом.
На глаза навернулись слезы, и Туомас не сделал попытки их спрятать. Он крепко обнял сестру, кивнул Уве, хмуро следившему за каждым его шагом, и вышел на улицу. День обещал быть пасмурным и душным, но Туомаса это не слишком беспокоило.
К вечеру ему требовалось найти укрытие на ближайшие две Луны.