Помню, как донес Лин Чжэна до подножия Стены, куда спустились мастера, одетые в форму школы Белого Тигра. Помню, как сам, отдав Лин Чжэна мастерам, упал, и меня подхватили чьи-то руки.
Дальше все было как в тумане — какой-то шатер, куча раненых вокруг, какие-то люди, снующие туда-сюда. Запомнился Чоулинь, сидящий рядом, потом меня перенесли в другое место, где уже не было людей, а вскоре появилась и Линфей. Это были отрывки воспоминаний, когда ко мне приходила ясность, в остальное же время я страдал, словно от лихорадки — бредовые сны с фрагментами моей старой и новой жизни, какие-то отрывки жизней демонов, видения с гробницей — все перемешалось в жуткую фантасмагорическую кашу.
Энергия Кассиана, после боя переполнившая мое и без того измученное тело, была чужеродной — она жгла меня изнутри, вызывая эту болезнь. Чтобы переработать её, нужно было усилие воли и энергосистемы — но последняя не восстанавливалась, а только сильнее нагружалась. Это был замкнутый круг — ци было слишком много, и не было никакой возможности от нее избавиться; просто мысль об этом причиняла адскую боль и отключала сознание.
Не знаю, чем руководствовались лекари, вливая в меня эликсиры в первый же день — те лишь еще сильнее наполнили меня энергией и усугубили и без того хреновое состояние. Хотя можно догадаться — может, увидели внешние признаки истощения и начали лечить, не разбираясь с тем, что внутри — слишком много больного народу было у них.
Пару раз передо мной мелькало хмурое, бледное лицо Лин Чжэна — тот говорил что-то ободряющее. Он попытался залезть в мою энергосистему, и я не помню точно, что это было — только золотую вспышку и грохот вокруг. Как я узнал позже, я чуть не прибил его, еще не восстановившегося, выбросом энергии, когда он попробовал заглянуть внутрь. Ну и разнес тот шатер, где лежал — хорошо, что меня забрали из общего лазарета, а то убитых бы точно прибавилось. Однако спасибо ему: после этого мне стало полегче, и спать я стал без кошмаров.
Спустя неделю, меня снова отнесли — в этот раз несли долго и далеко. Сам я, естественно, время не отслеживал, а узнал об этом впоследствии. Но хорошо помню, как очнулся от знакомого голоса:
— Давай, мелкий, глотай. В-о-о-от, молодец… — с отеческой заботой говорил голос, а потом обратился к кому-то: — Я же говорил! Способ безотказный. Спирт унюхает — сразу пить начнет, рефлекс! Я видел его первые артефакты: трезвый такое точно не сделает! Благодаря мне, между прочим, на путь истинный встал и пить бросил! Серьезно говорю!
Что-то обжигающее хлынуло в горло. Я закашлялся, слезы выступили на глазах, но по телу тут же разлилась волна… блаженного онемения. Боль — та всепоглощающая, не оставляющая ничему другому места, боль — отпустила. Мгновенно. Как будто вырвали больной зуб. Мир стал ватным, тихим, безмятежным. Я не чувствовал ни энергоканалов, ни ци, ни кругов — ничего. Абсолютная, нирваническая пустота.
— Хагг…ард? — произнес я, с трудом фокусируя взгляд, и обомлел. Где тот вечно всклокоченный ворчун в потрепанной одежде? Передо мной стоял респектабельный богатый человек: борода заплетена в косы и украшена золотыми бусинами, волосы аккуратно уложены, на носу изящное пенсне в золотой оправе, а одежда выглядит так, словно он только вышел от портного, а не находится у Стены. Наверно, продолжаю бредить…
Мои раздумья прервал голос бородача:
— … Кажется, пришел в себя. Керо, мы сейчас убежим, а ты считай до десяти и выпускай всю силу, что можешь, — запнувшись о мой непонимающий взгляд, объяснил: — Это очень серьезное обезболивающее, и второй раз его лучше не пить. Выпусти всю энергию, пока действует, потом полегче будет.
А я ведь ему в тот момент поверил…
Убедившись, что адепты убегают — вместе с Хаггардом был Чоулинь и еще двое, — кажется, я иногда вырывался во время приема лекарств — вот и несли меня с запасом людей, на всякий случай. Так вот, убедившись, я досчитал до десяти и выпустил всю энергию во все стороны разом — создал технику «продвинутого создания рун» и начал насыщать через десяток нитей окружающий воздух и землю энергией. Не формируя руны, без какой-либо цели, просто изливал энергию. Без обезболивающего о таком способе стравить энергию я и мечтать не мог.
Спустив всю энергию, почувствовал, словно оказался на небесах — такое блаженство испытало мое перегруженное тело. Каждая клеточка тела словно вздохнула и расслабилась после того, как долгое время находилась в крайнем напряжении.
К сожалению, длилось это недолго — как только обезболивающее перестало действовать, я почувствовал, словно по каждому энергоканалу прошлись наждачной бумагой, а потом залили кислотой пополам с жидким раскаленным металлом.
На следующее утро я проснулся от собственного хрипа. Горло пересохло, будто я не пил воды несколько лет. И туман бреда и ватное блаженство исчезли. Тело ныло, энергоканалы пылали при малейшей попытке пошевелиться, но я чувствовал, что уже полностью в сознании. Использовать ци было все еще немыслимо больно, но дышать, видеть, слышать, а главное, думать — я мог.
— Сколько… времени прошло? — мой голос звучал чужим, осипшим.
Ответил не Чоулинь, дремавший в углу на складном табурете. Ответил громкий храп у моих ног: «Бууу-лб-плб! Хррр… »
Я приподнялся на локтях. На полу, растянувшись у моих ног и похрапывая так, что дрожали стены палатки, лежал крот. Тот самый магмовый крот. Только теперь он был размером с доброго теленка. Его полупрозрачное тело светилось мягким оранжевым светом, как печь.
— Ничего себе, дружище, — хрипло рассмеялся я. — Раскормил тебя Хаггард, а?
Увидев рядом глиняный кувшин, я жадно схватил его и сделал три огромных глотка. На четвертом, когда ощутил жжение, поперхнулся, скривился и выплюнул:
— Тьфу! Это что еще за гадость⁈
Чоулинь вздрогнул, проснулся, и потянулся так, что кости затрещали. Он посмотрел на кувшин в моей руке.
— Лекарство, — пожал он плечами, расплываясь в улыбке. — Для заживления каналов. Что-то там на папоротнике и целебных кореньях, наверное. Хаггард оставил. Говорил, после его «мертвецкого обезболивающего» без этого не восстановишься.
По его лицу и блеску в глазах было понятно: здоровяк изо всех сил сдерживается, чтобы не схватить меня в свои медвежьи объятия и не переломать ребра в припадке радости. Трогательно, конечно… И страшновато.
— «Что-то на папоротнике и целебных кореньях»… — я мрачно посмотрел в кувшин. — Настойка, зуб даю.
Чоулинь, явно не веря, взял кувшин, скептически принюхался, потом отважился на глоток. Его глаза округлились, он резко вскочил, содрогнувшись всем своим могучим телом.
— У-у-ухх! — выдохнул он, вытирая выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. — Вот это… лекарство. И мертвеца воскресит!
Я допил остатки, встал, игнорируя протестующие мышцы, и стукнул его кулаком по плечу.
— Пошли найдем этого негодяя, — сказал я, показывая пустой кувшин. — А то тут уже не осталось. Должен же быть запас!
На самом деле, хоть это лекарство и было очень крепким, я чувствовал себя лучше с каждым глотком.
Чоулинь залился хохотом и вмазал мне по спине так, что я не удержался на ногах. Сделав вид, что падаю замертво, я услышал его испуганное «Ой!». Хе-хе, попался, богатырь. Потом он понял, что его разыграли, снова захохотал и погрозил кулаком:
— Вот поколочу, когда выздоровеешь! Но не до конца! — Он подмигнул. — Чтобы помнил, как старших обманывать.
Я понимал его логику. По мере моего восстановления его шансы «поколотить» меня таяли с каждой минутой. Надо было ловить момент.
Мы вышли из палатки. Солнце ударило в глаза, заставив щуриться. Лагерь жил своей жизнью, а людей, даже на первый взгляд, стало куда меньше. Почти сразу же из соседней, более просторной походной палатки вышел сам бородач. Все в том же наряде с иголочки. Не бредил, значит…
— А, жив! — приветствовал он меня, вынимая трубку изо рта и выпуская клуб дыма. — И даже уже на ногах. Моя микстура чудодейственна, не находишь?
— Микстура? — я покачал пустым кувшином. — Это же самое ядреное пойло, настоянное на папоротнике и, судя по вкусу, гвоздях! Нужно еще!
— Еще? — Хаггард поднял брови. — Дорогой мой, это не самогон для праздника. Это стратегический ресурс! Один кувшин стоил как половина этого лагеря! — Он усмехнулся, видя мою недоверчивую гримасу. — Ладно, ладно, шучу. Немного осталось. Для особых случаев.
— А как вы вообще поняли, чем меня лечить? — мне это было действительно интересно.
— Лин Чжэн сказал, что тебе надо сделать кровопускание, только энергетическиое, и тебе слишком больно, чтобы ты смог сам, — довольно рассказывал Хаггард, уперев руки в бока. — Он попробовал что-то, но ничего не вышло: сказал мне, что внутри тебя суматошно плавает фиолетовый сгусток, черное ядро пытается его захватить, а золотое не дает. Ну вот я и придумал тебе эту хрень дать, которой дети знатных балуются, чтобы забыться…
Я на секунду застыл, переваривая информацию… как он огорошил меня снова:
— Но это далеко не все, что я сделал, — он кивнул куда-то в сторону центра лагеря, — вот! Наслаждайся плодами моих трудов!
Оттуда, перекрывая гул, доносился голос сказителя:
«…И воззрел Кер’О Мудрый, светоч Школы Белого Тигра, на орду поганую! Очи его, как звезды в ночи грозовой, узрели ложь и страх! Плечом к плечу с верными друзьями, поднял он клинок Правды! Взмахнул дланью — и пали демоны, как колосья пред серпом жнеца! Спас он Стену нерушимую, спас воинов отчаянных, свет надежды во тьму принес! Слава герою, Кер’О Мудрому, чья воля крепка, а клинок разит зло в самое сердце!»
Я снова застонал, но уже не от боли, чувствуя, как жар разливается по лицу.
— «Светоч»⁈ «Клинок Правды»⁈ — офигел я, по-другому и не скажешь. — Хаггард, это же… Что за пафосная хрень⁈ Я там чудом выжил! Они видели, как я… Кассиана…
— Ага, — усмехнулся Хаггард, с довольным видом наблюдая, как несколько солдат у палатки заслушались сказителем. — Видели крылья? Ну и что. Теперь это «плащ из чистой тьмы, сотканный для защиты света». Видели, как ты силу тянешь? «Дар Духа Озера, очищающий скверну». Запоминай, мелкий. Мои сказители уже в пяти городах поют, и с каждой песней ты всё благороднее и могущественнее. Людям подавай сказку с драконом и героем, а не полумертвого парня, который орет от боли, когда чихнуть хочет. Терпи славу. — Он ткнул пальцем прямо туда, где под рубахой были круги. — Это твоя новая, позолоченная броня. Лучше быть «Мудрым Кер’О», чем «демоном с Востока». Даже если от этой позолоты тебя тошнит.
— «Демоном с Востока»? — переспросил я, смущенный и словами сказителя, и напором друга, — это еще что?
— Умный учится у учителя, а мудрый учится у врага, — постучал пальцем Хаггард по виску, — люди Айрона разносят клевету и пытаются сеять раздор.
— Разве ты не ухудшаешь ситуацию, обеляя меня? Люди опять разделятся на два лагеря… — задумавшись, ответил я.
— Нет, не ухудшаю. От Стены лжецов Айрона прогоняют — все видели, что ты сделал, и как. Люди уже попрощались с жизнью, и хоть бы сам император демонов их спас — они бы поверили ему. Это не то же самое, как когда ты прогнал демонов без боя: тут все успели основательно пересраться, вот и ценят. — он довольно оскалился, — Калед отпустил половину солдат и всех ополченцев. Слова очевидцев только сильнее разжигают костер твоей славы. Ну и я начал продавать символику с твоим именем, люди расхватывают как горячие пирожки.
Видя немой вопрос на моем лице, он вынул из внутреннего кармана своего камзола нечто маленькое и блестящее. Это был значок — грубо вырезанная из светлого дерева стилизованная буква «К», обвитая черной лентой и покрытая лаком. Затем продолжил:
— Вот, смотри! «Знак Кер’О Мудрого». Защитника Стены. Символ надежды. Расходятся как… ну, как горячие пирожки, я уже говорил. По пять медяков штука. А еще вот что есть! — Он достал листок плотной бумаги. На нем корявый, но узнаваемый я(!) с расправленными темными крыльями-тенями парил над толпой демонов, пикируя в атаке. Подпись гласила: «Кер’О Мудрый низвергает зло». — Художник из ополчения нарисовал, парень талантливый. Пока только набросок, но я уже знаю, кто сможет такие чеканить!
Я смотрел на довольного Хаггарда и не знал, чего мне хочется больше: то ли зарядить себе ладонью по лицу, то ли задушить старого обалдуя в объятиях — для меня же старается. Видимо, его сильно задело, когда меня чуть ли не прогнали со Стены… Столько времени прошло, но его, похоже, еще не отпустило… Ну как ему помягче объяснить, что фан-клуб имени меня — это уже перебор?…
— Спасибо, дружище, — я приобнял его за плечо, — за все спасибо. Но, может, обойдемся без этого? — я мягко указал на рисунок.
— Людям нужна надежда! — упрямо помотал головой Хаггард, — ты может и не любишь славу, но так будет лучше и тебе, и другим!
Хаггард предложил продолжить беседу у него, и мы согласились. Бородач деловито вытащил еще три кувшина с лекарством и начал красочно расписывать, через что он прошел за эти три года и что у него творится сейчас. Чоулинь тоже рассказывал о своем: о школе и турнирах…
А я слушал и улыбался. Хорошо-то как… Даже все их подколки про мои изменения во внешности, и что я все равно «мелкий» и «лысый», были исключительно приятны. А из Хаггарда, когда закончился первый кувшин, словно стержень вытащили, который мешал ему дышать. Словно напряжение, сковывающее его долгие годы и заставляющее без остановки действовать, спадало.
— Хаггард… Может, все-таки не надо те картинки продавать? — предпринял я еще одну попытку, когда второй кувшин опустел.
— Тогда предложи замену, — заплетающимся языком ответил он.
— Ну, вот эту же букву «К», — я указал на деревяшку, — но пусть её на одежде вышивают, например, вот тут, — я указал на плечо.
Глядя на огонь в его глазах, мне захотелось прикусить себе язык. Кажется, я открыл ящик Пандоры. Теперь только один шанс — надо напоить его так, чтобы утром он об этом не вспомнил.
Третий кувшин опустел с подозрительной скоростью. Воздух в палатке Хаггарда стал густым от дыма его трубки и того самого «лекарства». Чоулинь мурлыкал что-то про «железную стойку, сокрушающую скалы», а крот у моих ног посапывал, как паровой котел. Причем я даже не помню, как он тут появился — был же в соседнем шатре?..
Хаггард рассказывал, как надувал спекулянтов и тратил целые состояния на нужды королевства. Посетовал на Трора и его методы, вспоминал, какие письма Хельде и Мико писал.
— … И потом она мне согласилась Вестру в помощь дать! Это же просто что-то с чем-то! Она все видит и все слышит, незаменимый человек! — он даже оглянулся на всякий случай, приглядываясь к теням.
Слушая его восторги, я расплывался от удовольствия. Лекарство и обстановка способствовали, так сказать… Тут наш неисправимый делец снова перескочил на тему продажи чеканных листов с моим изображением. Рисунок ополченца был вытащен, основательно разглажен и выставлен на наше обозрение, как древнее знамя.
Я рассматривал рисунок и прислушивался к ощущениям — может, немного ци использовать все же можно, чтобы спалить его к чертям?..
— А еще… — Хаггард всплеснул руками так, что аж пенсне свалилось на кончик носа — … нужны показательные выступления! Раз в месяц. Махать клинками, крылья поднимать, пускать искры из глаз… Ну, ты понял. Народ любит зрелища. Поднимет боевой дух! И продажи значков взлетят до небес!