Глава 9

Блин. Вот она о чём! А я, честно говоря, о существовании Бориса уже и позабыть успел. Хотя Даша говорила, что внутри шкатулки время исчезает, для Бориса прошла едва ли секунда. Но всё же в шкатулке его держать — не по-людски как-то, тут Изольда права.

Я открыл шкатулку. Призрак вырвался на волю.

— Уважаемые пассажиры. Приветствуем вас в городе воинской славы Вязьме, — сказал Борису я. — Мы — в квартире моих родителей. Сейчас их дома нет, можешь полетать немного, размяться. Когда появятся — сорян, запру обратно в шкатулку. Так сказать, во избежание. Родителям о моей профессиональной деятельности ничего не известно.

— Понял, — кивнул Борис.

Во время завтрака разговор, понятное дело, пошёл о работе.

— Как думаете, что должно произойти на этой встрече? — спросила Изольда.

Я пожал плечами.

— Понятия не имею. Честно говоря, вообще слабо представляю, что происходит на таких встречах. Никогда на них не бывал.

— Да. Я тоже. Хотя, когда мы с подругами прощались на выпускном балу, плакали оттого, что приходится расставаться. И мечтали о том, как увидимся через год. Но не сложилось.

— Ну, у тебя-то — понятно. Странно было бы, если бы сложилось.

— А что произошло? — вежливо спросил Борис. — Вы уехали из города?

Изольда грустно улыбнулась.

— Скорее, уехал город. Мой выпускной бал пришёлся на тысяча девятьсот семнадцатый год. Я жила тогда в Петрограде.

— Ах, вот оно что…

— Пока родителей нет, и никто не мешает, давайте обсудим, как будем действовать, — напомнил я. — Чтобы, когда начнётся, не метаться.

— А что может начаться?

— Если бы я знал, что может начаться, сказал бы: «давайте составим план». Но поскольку мы представления не имеем, что, придётся обсудить разные варианты.

* * *

Через двор, мимо пустыря и гаражей мы шли, взявшись за руки.

— Вон она, школа, — показал я.

Из-за дальнего дома выглянуло двухэтажное здание, обсаженное кустами сирени. Строили его, согласно рассказам бабушки, пленные немцы после войны. Здание выглядело вполне прилично, но, конечно, на Смольный институт не походило даже близко.

— Извини, — взглянув на школу, повторила Изольда. — Что так наседала на тебя по поводу костюма. Когда я услышала слова «вечер встреч», вообразила себе… — Она развела руками.

— Да я понял. Ничего. — Я приобнял Изольду.

— Теперь вот думаю, что это я буду выглядеть глупо. Вырядилась, как…

— Не, платье — реально классное, тут даже не сомневайся. Просто… Ну, так уж заведено природой. Что мужчина должен быть чуточку симпатичнее орангутанга. А девушкам — вот, отдуваться приходится.

— Спасибо.

Она улыбнулась. Настроение, похоже, улучшилось.

Борис плыл рядом с нами. Шкатулку я тащил в рюкзаке. Все мы внимательно смотрели по сторонам — на случай, если пожиратели достанут Бориса и здесь. Но за всю дорогу до школы на горизонте не появился ни один.

Это хорошо. Это значит, что на Бориса тоже можно рассчитывать. В реальном мире он, конечно, видит так себе, зато в призрачном — получше нас с Изольдой. Вот и будем сканировать оба мира одновременно. Пытаться понять, чего хотел от меня Ангел.

Вход в школу порадовал турникетом. Когда я учился, ничего такого не было. Хотя я и электронные дневники ещё не застал, в моё время обходились бумажными.

Окошко на турникете светилось зелёным, в вестибюль мы с Изольдой вошли без проблем. Сидящий у двери охранник уставился на нас во все глаза. То ли на мои дреды, то ли на неземную красоту Изольды — фиг поймёшь.

— Здрасьте, — сказал я.

Охранник собрал себя в кучу, сделал вид, что пялиться не думал, и кивнул.

— На вечер встреч?

— Ага.

— Год выпуска? Класс?

Я назвал год и класс. Охранник сверился с журналом.

— Второй этаж, двадцать четвёртый кабинет.

— История, — вырвалось у меня.

Вот уж не думал, что застрянет в памяти. Но, видимо, детские психотравмы так просто не проходят.

Мы принялись подниматься на второй этаж. Навстречу ссыпался по ступенькам взъерошенный парень. На нас с Изольдой отреагировал так же, как охранник — уставился во все глаза. Но, в отличие от охранника, этого парня я знал.

— Привет, Серёг. Чего не здороваешься?

— Тимур⁈ — изумился бывший одноклассник.

— Нет, блин. Призрак Тимура. — Я протянул ему руку. — Знакомься, это Изольда.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Изольда.

— Привет, — обалдело пробормотал Серёга Шульгин. — Как ты… этого, того. — Он покрутил рукой вокруг головы.

— На спор заплёл, не обращай внимания. Скоро сбрею. А ты куда так несёшься?

— Новикову встречать, вот-вот подъехать должна. Только что написала. Помнишь Новикову?

Ну ещё бы я не помнил Новикову. В каждой школе, в каждом выпуске есть девочка, по которой принято сходить с ума всем мужским коллективом. Наша школа исключением не являлась. Королевой красоты считалась Лера Новикова. Лично я обращал на неё внимание постольку-поскольку — так же, как порой невозможно не знать какую-то песню. Даже если такое терпеть не можешь и по доброй воле ни за что не включишь, слова и мелодия в голове всё равно застрянут. Вот, с Новиковой у меня обстояло примерно так. А Серёга Шульгин в неё был влюблён вполне серьёзно, как и многие другие. Только вот других, видать, со временем попустило, а его всё ещё держит. Коль уж почётная миссия встретить Новикову выпала ему, а не Тохе Ветрову, например — главному мажору в параллели.

Десять лет назад Новикова ухитрялась мутить одновременно с ним и с ещё одним парнем, классом старше. Всем остальным её поклонникам оставалось лишь завистливо вздыхать, время от времени ловя милостивое разрешение проводить до дома. Шульгин был среди тех, до кого внимание Новиковой добиралось в последнюю очередь. Звёзд с неба он никогда не хватал — серый, незаметный парнишка. Но годы идут, всё меняется. Почётную миссию встречи себя и препровождения по знакомым с детства коридорам Новикова поручила Шульгину.

— Помню, — сказал я. — Кто ж её не помнит.

Шульгин расцвёл счастливой улыбкой и рванул по лестнице вниз.

— Твой одноклассник? — спросила Изольда.

— Ага.

— Приятно, наверное, знать, что в вашем классе столь крепка школьная дружба.

— Понятия не имею, что там у кого крепкое, — честно сказал я. — Я почти сразу после выпускного в Смоленск уехал. Ни с кем из одноклассников особо не общался. Родители что-то рассказывали, но фиг сейчас вспомню, что и про кого.

— Почему? Тебе неинтересно?

— Видимо, так. В универе у меня новые знакомые появились. На втором курсе работать пошёл… Я и в школе-то — не сказать, чтобы чересчур общительным был. А после переезда круг знакомых полностью поменялся.

— Ясно. Знаешь, когда я училась, у нас любили вспоминать первый выпуск царскосельского лицея. Тот, знаменитый, пушкинский. Они встречались каждый год, в один и тот же день. До самой смерти.

— Угу. Последним ушёл светлейший князь Александр Горчаков. Он пережил всех однокашников, остался один. И каждый год, уже будучи глубоким стариком, накрывал стол — как будто бы для встречи с друзьями. Ставил бокал перед каждым, разливал шампанское, зажигал свечи… Что? — Я посмотрел на Изольду. — Это не я такой дофига эрудированный, не думай. Это Денис рассказывал.

Изольда улыбнулась.

— Да. Тоже слышала. И не раз думала — о чём размышлял Горчаков, оставшись в одиночестве? Лицеисты ведь были очень привязаны друг к другу. Помнишь?.. «Друзья мои! Прекрасен наш союз…»

— «…он, как душа, неразделим и вечен, — хорошо поставленным „учительским“ голосом, с выражением подхватили слова Изольды. — Неколебим, свободен и беспечен, срастался он под сенью дружных муз!..» Здравствуй, Тимур.

— Здравствуйте, Софья Андреевна, — обречённо сказал я.

Нас догнала моя классная руководительница, она же — учитель русского языка и литературы, Софья Андреевна Романова.

— Ты, судя по унынию в голосе, любителем поэзии за прошедшие годы не стал.

— Увы. Пока не успел.

— Десять лет — изрядный срок, знаешь ли…

— Да ну. Всего лишь миг по сравнению с вечностью.

Софья Андреевна рассмеялась.

— А ты изменился, Тимур. Десять лет назад смутился бы и замолчал.

— Зато вы почти не изменились.

— Ты мне льстишь!

— Да нет. Чистая правда.

Это действительно был не комплимент. У Софьи Андреевны сильно поседели волосы, стали совсем белыми. А вот морщин на лице не прибавилось. И фигура осталась той же, что была — невысокой и полноватой. Ни килограмма ни в одну из сторон не убыло и не прибыло, как будто мы расстались вчера.

— Познакомишь нас? — Софья Андреевна с интересом смотрела на Изольду.

— Конечно. Это Изольда, моя подруга. Изольда, это Софья Андреевна, мой классный руководитель.

— Бывший, — уточнила Софья Андреевна. — Как у тебя дела, Тимур? Чем занимаешься? Вечер встреч проходит каждый год, но до сих пор ты нас своим посещением не удостаивал.

Софья Андреевна не притворялась — ей действительно было любопытно и как у меня дела, и чем я занимаюсь. Она, впрочем, всегда была такой. Одна из немногих преподавателей, кто интересовался жизнью подопечных не для галочки. В школьные годы мне, на фоне такого живого интереса, было как-то даже неудобно, что к русскому языку и литературе равнодушен.

— Да всё в порядке, спасибо. Живу в Смоленске, работаю.

Разговаривая, мы шли к кабинету истории — он находился в самом конце коридора.

— А почему мы встречаемся тут? — спросил я. — Почему не в нашем кабинете?

— Там сейчас другой класс. Ребята, которые закончили школу год назад.

— А где же Анна Аркадьевна?

Имя обожаемой исторички я не забуду, наверное, до гробовой доски.

— О… — Софья Андреевна помрачнела. — Ты не знаешь… Анна Аркадьевна умерла.

— Гхм. — Я аж поперхнулся.

Историчка, с её вечно недовольным выражением лица и твердокаменной, монументальной фигурой в детстве казалась чем-то незыблемым. Застёгнутым на все пуговицы и в таком виде высеченном из гранита. Я, как ни силился, не мог себе представить Анну Аркадьевну исполняющей какие-то действия помимо школьных обязанностей. Целующейся, например, или смеющейся. Не мог представить, как она болеет или моет посуду — не говоря уж о том, чтобы умереть.

— Давно?

— Не очень. — По голосу было понятно, что обсуждать эту тему Софье Андреевне не хочется. — Ну, вот мы и пришли!

Дверь кабинета истории была распахнута, изнутри доносились оживленные голоса.

— Здравствуйте, ребята.

Софья Андреевна вошла в класс. И таким образом отвлекла внимание на себя. Все собравшиеся бросились к ней, мы с Изольдой в центр внимания не попали. У меня появилось немного времени на то, чтобы осмотреться.

Не знаю, конечно, как оно пойдёт дальше, но прямо сейчас запрета на распитие в образовательном учреждении спиртных напитков личностями, достигшими совершеннолетия, видимо, нет. На школьных столах были расставлены стеклянные бутылки с алкоголем, пластиковые с водой и пакеты с соком. Неизменный атрибут — картонные стаканчики, открытые упаковки с нарезкой.

Я запоздало сообразил, что приходить с пустыми руками, наверное, не следовало, что-то надо было принести. Несмотря на то, что выпивать не планировал… Теряю навыки, блин! Жизнь в отеле на всём готовом расслабляет. А теперь уже вроде поздновато метаться. Жаль, Бориса нельзя в магазин сгонять — даже если бы он тут был.

Войдя в школу мы, как договаривались, разделились. Изольда и я в реальном мире двинули встречаться с одноклассниками, а Борис должен был исследовать здание в призрачном мире. Облететь и внимательно осмотреть все помещения, потом найти нас и доложить обстановку.

Ну, ничего. Как подсказывает опыт проведения стихийных пьянок в местах, не предназначенных для проведения пьянок, спиртное закончится быстро. После третьей бутылки окажется, что якобы непьющие девушки выпивают вполне себе бодро, и надо будет бежать за догонкой. Тут-то я пригожусь. Если, конечно, к тому времени никуда отсюда не денусь.

Собравшиеся здоровались с Софьей Андреевной, мы с Изольдой остановились у двери. На нас пока особо не обращали внимания, и я украдкой разглядывал бывших одноклассников.

Когда-то в классе нас было двадцать пять, до одиннадцатого доучились семнадцать. Из них, включая меня, присутствовало девять, и ещё двое, Шульгин и Новикова, должны были вот-вот подойти. Процент явки, насколько понимаю, вполне приличный.

Разглядывая одноклассников, я думал о том, что десять лет — срок, по сравнению с вечностью, действительно ничтожный. Но в рамках одной человеческой жизни, да ещё на таком отрезке, как семнадцать лет и двадцать семь, он огромен. За это время меняется буквально всё, ты превращаешься из ребёнка во взрослого. Ну, по крайней мере, формально это так. Знавал я и сорокалетних, сидящих на шее у родителей, но то всё же скорее исключение, чем правило. А в большинстве случаев к двадцати семи годам ты уже сам обеспечиваешь себя всем необходимым, обзаводишься каким-никаким жильём и устойчивыми отношениями. Кто-то даже штампом в паспорте и собственными детьми.

Да и внешне люди, оказывается, здорово меняются. До состояния «не узнать» никто из одноклассников пока не дошёл, но, более или менее, изменились все. Кто-то похудел, кто-то поправился. У одного парня появились залысины, ещё у одного и двух девчонок — обручальные кольца. Все галдели и совали друг другу телефоны — показывали детей, мужей, собак и кошек.

— О! Тимур! — заметили наконец меня.

Благо, на вопрос относительно дредов — «Ты чё с собой сделал⁈» — я отвечал уже несчётное множество раз, ответ отскакивал от зубов.

Изольду одноклассники разглядывали с плохо скрываемым интересом. Две девчонки, Ковалёва и Митько, которые в школе сидели за одной партой и после школы, видимо, остались лучшими подругами, перешёптывались.

А Изольда рассматривала класс. Портреты знаменитых исторических деятелей и репродукции картин на стенах, информационную доску. Негромко спросила у меня:

— Я отойду посмотреть?

— Иди, конечно. Чего ты спрашиваешь?

Изольда подошла к шкафу, в котором стояли книги. Склонив голову набок, принялась изучать корешки. Ну да, она ведь когда-то была учительницей. Есть вероятность, что за прошедшее время в школах кое-что изменилось.

— Ты где такую красавицу отхватил? — негромко окликнули меня.

Я обернулся. Ко мне подсел Тоха Ветров.

За прошедшие десять лет он стал ещё мажористее. Обзавёлся белым цветом волос, раскачанными бицепсами и почти сплошными «рукавами», выглядывающими из-под рубашки поло. На кармашке футболки был вышит разинувший пасть крокодильчик — если ничего не путаю, знак какого-то известного бренда. Из кармашка выглядывали тёмные очки — тоже, наверное, модные.

— Тебе зачем? — откликнулся я.

— Да так. В Смоленск частенько наезжаю. Вот и интересуюсь грибными местами. — Ветров подмигнул.

Я подумал, что сейчас он, пожалуй, сказал мне больше слов, чем за всю предыдущую школьную жизнь. Десять лет назад такие, как я, Ветрову были категорически пофиг. Он ко мне не то чтобы цеплялся — Ветров ни к кому не цеплялся, — просто не замечал. Не те доходы у родителей, чтобы было о чём со мной разговаривать.

— Отель «Мегасфера», — сказал я. — У нас на ресепшене все девчонки красивые.

— Это, что ли, тот, где кабак на крыше?

— Он самый.

— О, знаю! Кореш там недавно днюху отмечал. — Ветров уважительно покивал. — У нас, говоришь… А тебя-то как туда занесло? Ты же, пацаны болтали, рыбок разводишь?

— Неправильно болтали. Рыбок разводит директор отеля. А я работаю в конторе, которая обслуживает аквариумы. Вот и занесло.

— Вон оно чё. — Ветров потянулся к столу, подцепил пустой стакан. — Виски? Коньяк? Не стесняйся, угощаю.

Он обвёл столы рукой — чтобы у меня не осталось сомнений, за чей счёт тут банкет. Ответить, что бухать не планирую не потому, что стесняюсь, я не успел. В класс вошла Новикова.

То, что это Новикова, я понял не сразу. В школе у неё и причёска была другая, и цвет волос другой. А главное — это я понял чуть позже — десять лет назад другим было выражение лица.

В школе Новикова считалась королевой и вела себя по-королевски — милостиво позволяя (или не позволяя) остальным крутиться вокруг. За прошедшие годы она свою свиту растеряла. Однако выглядеть старалась так, будто этого не произошло.

— Всем приве-ет, — пропела Новикова. — Извините, что опоздала! Я бы, наверное, ещё больше задержалась, если бы Серёжа не встретил. Совершенно не помню, где какие кабинеты. Спасибо, Серёжа!

Она обернулась к Шульгину. Тот расплылся в счастливой улыбке.

Ветров рядом со мной гыгыкнул.

— Здравствуй, Лера, — сказала Софья Андреевна.

Загрузка...