— Без понятия. Не знаю я, куда идёт этот чёртов поезд, — простонал Николай.
— Он останавливается? — спросил Тимур.
— Нет, фигачит экспрессом. Здесь ни одного пассажира. Я дошёл до хвоста… Двери не открываются, разбить — тоже не вариант.
— А туалет? — В кадре вновь появилась девушка. — Если отломать унитаз, то, теоретически, можно спуститься и лечь на шпалы. Я понимаю, это опасно, но…
— Изольда, в поездах сейчас туалеты работают не так, — перебил Тимур. — Ты же в «Ласточке»?
— Да, блин! VIP-пассажир.
— А за окнами что?
— За окнами?.. — Николай покрутил головой. — Да ничего. Леса, поля. Одно и то же, сколько едем.
— Ты можешь ходить между вагонами?
— Да, без проблем. Если не обращать внимания на телевизоры.
— Что? Ладно, не важно. Попробуй добраться до кабины.
— Чего? Зачем это?
— Ну, пораскинь мозгами, бро. Ты в поезде, тебе хочется из него выбраться. Для этого нужно поезд остановить или хотя бы открыть двери. Откуда ты можешь это сделать?
Николай сглотнул комок, образовавшийся в горле. Когда вновь заговорил, голос его прозвучал сипло.
— А если там — он? Чёрный обходчик?
— Значит, там — он, чёрный обходчик.
— И что мне с ним делать⁈
— Ну, сделай что-нибудь. По обстоятельствам.
— Он же меня убьёт!
— Коль, ты сейчас серьёзно?
— Что⁈ Я жив! Я не умирал!
— Ты в «тайнике Дэйви Джонса», блин. Сильно сомневаюсь, что можно сделать ситуацию хуже. В любом случае, на твоём месте я добрался бы до кабины хотя бы посмотреть. Собрать инфу. Знания — сила.
— Это ведь призрачный поезд. Может, его вообще нельзя остановить.
— Ну, ты использовал этот поезд, чтобы позвонить мне по видеосвязи. Значит, каким-то парадоксальным образом человеческая логика там работает. Если нет — ну, стало быть, нет. Перезвонишь.
— Твою мать…
— Полностью с тобой согласен. Задница конкретная, но мы не сдадимся.
— Угу. Вы нажрётесь на встрече выпускников.
— Всё во имя твоего спасения.
Николай вырубил связь, чтобы не сказать лишнего. А лишнее из него буквально рвалось. Пришлось с минуту глубоко подышать, успокаивая нервы.
«Хватит, — сказал он себе, — ты ведь уже не дитё малое. Мир вокруг тебя не вертится. В этот блудняк встрял сам. Самому и выкручиваться. Никто тебе ничем не обязан. Что ты вообще хорошего этому Тимуру сделал?»
Николай искренне напряг память и понял, что, пожалуй, ничего. Ну, да, помог обработать те таблички, которые скинула Ева. Но так ведь и денег за услугу взял по полной. А потом? Ему пытались помочь. Как могли. Он же только ныл, что помогают мало и плохо.
— Ладно, — вздохнул Николай. — Спасение утопающих…
Он отсоединил шнур, спрятал ноут в сумку и, повесив её на плечо, перешёл в следующий вагон. В тот, в который сел изначально. Не стал останавливаться у своего сиденья — проследовал дальше. Путь его пролегал через длинную вереницу вагонов к голове поезда. Туда, где, возможно, затаилась крохотная надежда на спасение.
Поезд продолжал путь. На табло высвечивалась скорость: 199 километров в час.
— Выглядите так, будто на вас напал призрак Альберта Эйнштейна и всю дорогу заставлял разгадывать код вселенной, — сказал Денис, когда мы вошли в кафетерий.
Сам он сидел за столиком и беззаботно попивал кофе.
— Примерно так и было, — сказал я, приземлившись напротив него. — Только без Эйнштейна и кода вселенной. Н-да, всё страньше и страньше…
Изольда и Мстислава тоже сели. Дениса быстро посвятили в суть дела.
— Любопытно, — сказал тот.
— И это всё? — возмутился я. — «Любопытно»? Мне в призрачном мире на смартфон дозвонился из призрачного поезда похищенный чёрным обходчиком человек, а ты говоришь: «любопытно»?
— Ну, если бы я сказал «скучно», то соврал бы. Удивительно, если тебе так больше нравится. Открывает перед нами потенциально интересные возможности. Что если попробовать звонить друг другу, находясь в призрачном мире?
Я задумался. А действительно…
— Как дети малые! — возмутилась Мстислава. — Работы нет?
— От работы кони дохнут, — сказал Денис. — Тут же — вправду хорошая возможность. Ну, Тимур, чего ждём? Набирай меня.
Мы, конечно, находились в призрачном мире. Я вынул из кармана смарт, нашёл в контактах Дениса и ткнул вызов. Вызов пошёл. Визуально. Однако смартфон Дениса у него в руке по этому поводу даже не кашлянул.
— Фигу, — резюмировал я. — В призрачном мире мы — оффлайн. Как оно в норме и должно быть.
— Ну, значит, ответ напрашивается только один. Дело в Николае. Парень раскрыл свою способность.
— В смысле, его способность — это звонки в призрачном мире? Серьёзно?
— Почему нет?
— Ну, не знаю… Глупо как-то.
— Глупо иметь возможность связаться с видящим в любой точке мира, обсудить любой вопрос, не боясь прослушки?
Я пожал плечами. Странно всё это было. Возможно, требовалось время, чтобы привыкнуть.
— Наигрались? — вновь влезла со своим пессимизмом Мстислава. — А теперь давайте-ка за работу. Тут эта пара, гусь да гагара, на выходные усвистать собирается. Так что ноги в руки — и бегом, души возносить!
Все, единовременно проникнувшись сознательностью, встали и разошлись.
Я вернулся к Наташе. Более известной как Огненный Дерек. Однако под самой дверью остановился и понял, что смысла заходить нет. Я вообще не готов к работе с клиентом. В голове засел Николай со своим поездом и призрачным интернетом. На втором месте — потенциальное вознесение Бориса. Здесь теперь над душой висела жуткая картинка, показанная Ангелом: крохотная камера, где мы с бывшим пожирателем в случае неудачи проведём вечность. Блин, ну почему Борис не мог оказаться женщиной? Тогда всё было бы не так страшно… Даже если бы он оказался страшной женщиной — всё равно, приемлемо.
Мне с трудом удалось вызвать в памяти подробности последнего разговора с писательницей Наташей. Что я ей там наплёл-то?.. Ну, кажется, удалось поломать эту дурацкую установку, что Бог виноват во всех её несчастьях, и пусть на коленях приползёт извиняться, тогда ещё можно будет подумать. Что дальше? Это ведь не единственный груз, который её на земле держит. Иначе уже бы вознеслась, а я поимел бы уважение в виде очередной бусины. Значит, псевдофилософские установки — это только вершина айсберга. Надо копать… Или не копать. Или вообще плюнуть на всё и зайти неподготовленным. Всё равно ведь сработает что-то такое, о чём и думать не думаешь.
То ли от общения с Ангелом я сделался таким «просветлённым», то ли просто время пришло для понимания. Но я внезапно осознал, почему всё работает именно так. Почему даже видящие с многовековым опытом по большей части не знают, что именно сработает в данной конкретной ситуации. Почему опыт в нашем деле — это очень и очень незначительный фактор.
Да всё дело в том, что если бы опытный проводник твёрдо знал, над каким ухом у клиента нужно щёлкнуть пальцами, чтобы тот вознёсся, то проводник превратился бы в распухшего от гордыни самодовольного пожирателя. Циничного выродка, с усмешечкой глядящего на все человеческие метания: мол, я-то знаю, какие за всем этим скрыты механизмы. Ну и разве это нормально, что вознесению будут помогать такие люди? Видимо, чтобы это предотвратить, в систему и введён в качестве основополагающего — элемент неожиданности. Ну, или я телегу впереди лошади ставлю. Система сложилась вот так, и поэтому видящие не превращаются в самодовольное, распухшее от опыта дерьмо.
И всё-таки я был не готов. Признал это, вздохнул и, переместившись в реальный мир, сел напротив двери номера. Достал телефон, вошёл в интернет и набрал: «Огненный Дерек». Поисковик выдал прорву ссылок, я ткнул на первую.
Где-то через полчаса щёлкнул дверной замок, и я буквально подскочил на месте. Часто заморгал, фокусируя взгляд. Дверь передо мной была закрыта. Тогда я переметнулся в призрачный мир и увидел стоящую в дверном проёме Наташу. Она была в гостиничном халате и в одноразовых тапочках. Смотрела на меня с непонятной грустью.
— Зачем ты это читаешь? — спросила она.
— Тысяча извинений, а откуда ты знаешь, что я это читаю?
— Чувствую же.
Во как. Ну, ладно, понято, принято.
— Так, интересно. Пытаюсь тебя лучше понять.
— Ты дурак? — Вопрос был задан всё тем же бесцветным, безэмоциональным голосом.
— Нет, я только учусь, но уже делаю серьёзные успехи. А что?
— Что ты там пытаешься вычитать? Меня там нет. Я — здесь.
— Сейчас не понял.
— Да вся эта писанина гроша ломаного не стоит.
— Серьёзно? Народу, я смотрю, нравится. Вон, свечек в комменты накидали… О, какой-то интеллектуал ректальную положил. Ого, уже удалили. Быстро идиотов щемят.
— Разумеется, народу нравится. — История стремительного взлёта и падения неуставной свечи в комментариях не заинтересовала Наташу совершенно. — Ни мысли, ни идеи, ни авторской индивидуальности. Тексты-пустышки, в которые можно без остатка утрамбовать свои комплексы и лелеять их. За это люди готовы платить. У меня даже идея была, знаешь… Все эти коучи, тренеры личностного роста… По-моему, они не с того конца взялись. Золотая жила пролегает немного в другом месте. Надо учить людей не тому, как стать лучше, а тому, как убедить себя, что ты уже самый умный, самый сильный и самый успешный. Лучше стать хотят — ну, может, десять процентов от всех людей. А в аффирмациях нуждаются остальные девяносто. На полном серьёзе собиралась запустить такой проект. К счастью, болезнь помешала.
— А почему «к счастью»?
— Да потому что. Разве это правильно? Что нормально заработать можно только на массовой деградации? Чаще всего засовываешь эту свою совесть куда подальше. Ну, хавает пипл — ему виднее. Не я, так тысячи других эту нишу займут. Но порой накатывает…
Наташа всхлипнула. Я ждал продолжения, глядя на неё снизу вверх.
— А самое, самое паршивое — то, что вся жизнь вот на это уходит. Делаешь что-то, делаешь… Пишешь, продвигаешь, стараешься, зарабатываешь деньги на жизнь… А вся жизнь — это всё равно работа и только работа. И вдруг — бах! — Наташа хлопнула в ладоши. — Диагноз. И паника. И пожить не успела, и ничего хорошего в жизни не сделала. Как будто втолкнули тебя в переполненный клуб. Свет мигает, музыка грохочет, вокруг прыгают потные тела… Ты идёшь, идёшь через это всё, ничего не понимая, толкаешь какую-то дверь, выходишь, и тебе говорят: «Всё. Это и была жизнь». А я только и добилась, что не упала под ноги тем, кто под музыку прыгают.
Тут вдруг открылась соседняя дверь и выглянул пожилой мужчина в таком же халате. Он строго посмотрел сквозь очки на меня, потом — на Наташу.
— Уважаемые, — сказал он хорошо поставленным, как у лектора, голосом, — тут, между прочим, люди возноситься пытаются. Вы не могли бы переместиться в номер со своими проблемами?
Из той же двери выскочил Ван. Окинул взглядом сцену, кивнул и мягко нажал клиенту на плечо.
— Всё холосо, они уже уходят.
Клиент скрылся. Ван напоследок метнул в меня красноречивый взгляд и закрыл дверь. Коридор опустел.
— И правда… — Я, кряхтя, поднялся на ноги. — Чего это мы.
Наташа, осушив рукавом халата слёзы, отступила в глубь номера, приглашая меня войти.
Внутри я первым делом поставил чайник.
— Что ты делаешь? — устало спросила Наташа, усевшись на кровать.
— Чай. Если верить мемасикам, нет ничего лучше для успокоения души, чем чай с вкусняшками. Кстати насчёт вкусняшек… — Я открыл холодильник под столом и издал торжествующий крик. — Живём!
— Что там? — нахмурилась Натала.
Я показал ей «Смоленский пряник».
— У меня на мёд аллергия. Меня в детстве раз мама от простуды мёдом лечила — так я потом в реанимации…
— Это при жизни. А сейчас можно.
— Точно?
— Ну да. А что может случиться?
С ответом Наташа не нашлась. Хмыкнула, выразив таким образом умеренную заинтересованность в проекте чаепития.
— А что плохого? — спросил я, разрывая чайный пакетик.
— В чём?
— Ну, в этих книгах-пустышках, как ты выражаешься.
— А разве это не самоочевидно?
— Нет. Чёрный или зелёный?
— Зелёный. — Я, кивнув, бросил вскрытый пакетик чёрного чая в чашку, которую определил для себя. — «Что плохого»… Ну, если ты в школе учился, то понимаешь, что были такие чуваки: Пушкин, Толстой, Достоевский. Которые что-то реальное делали. Понимаешь? Хорошее, настоящее. Которые, блин, человека от тьмы — к свету двигали. Рассказывали о том, как стать лучше, а не просто лелеять свои драгоценные комплексы, убеждая себя, что ты идеален.
— Ну, спорно, как по мне. — Я положил во вторую чашку пакетик зелёного чая и аккуратно разломал пополам пряник в упаковке. — Насчёт Достоевского. Что он рассказывал, как стать лучше. Он этого, по-моему, сам не очень понимал. Вот как упасть на самое дно и охренеть от такого финала — это да, это мог. Но в целом, ок, я тебя понял.
— Так ведь читатель-то, на примере героев, понимал, как точно не надо, как точно — только на дно…
— Говорю же: понял. Ну, и?
— Ну, и вот. А у меня — что? У меня — зачем?..
— Хм. — Я аккуратно разорвал упаковку переломленного пряника. — Слушай, ну… Я понимаю, когда тот же Достоевский себя с Толстым сравнивает. Или наоборот. Или, там, Тургенев — с ними обоими… Но ты-то тут с какого боку?
— В том и дело! Ни с какого!
— Тысяча извинений, но тогда не вижу повода для расстройства. Я вот вообще не парюсь, что у меня нет такой мускулатуры, как у Шварценеггера. Если бы с пяти лет гантели тягал ежедневно — тогда, наверное, парился бы.
Чайник закипел и щёлкнул, выключившись. Я разлил кипяток по чашкам.
— Меня парит то, что мои книги не делают людей лучше. Они делают их хуже. Обеспечивают деградацию.
Я подвинул чашку к Наташе, она взяла её за крохотную ручку тремя пальцами. Поднесла к губам, подула.
— Я, конечно, не профессионал, но мне кажется, что твои книги вообще, скажем так, не «делают людей». Ни лучше, ни хуже.
— Слабое утешение. Хоть зла не сделала — и на том спасибо. В ноль вышла. И цена моей жизни — ноль.
— Наташа, ты писала тупо развлекательную литературу. Если какие-то дебилы, зачитываясь ею, становились ещё дебильнее, то ты в этом виновата так же, как производитель столовых ножей в том, что эти ножи чаще всего используются в качестве орудия убийства. Я вот каждый день, блин, решаю вопросы если не вселенской важности, то где-то около того… Почитал полчаса твою книгу — и, знаешь, даже как будто мозги перезагрузились. Выдохнул немного. По субъективным ощущениям, сильно не деградировал.
— Ну, это ты. — Наташа отпила чаю, поморщилась и протянула руку за пряником. — А сотни и тысячи других…
— Знаешь, пару месяцев назад я бы, может, с тобой согласился. Но с недавних пор моё мировоззрение сильно поменялось. Человек — каждый человек! — сам отвечает за свою душу. Сам волен выбирать, чем её кормить. И плоды всех своих решений пожинает тоже сам. Такая вот жестокая правда. В конце, у последнего порога, уже ни на кого ничего не свалишь. Но! — Я поднял палец. — Твоё чувство вины, вообще ни на чём не основанное, возможно, тебя спасло.
— Это как? — Наташа откусила от пряника.
— Ты жизнь положила на то, чтобы деньги зарабатывать, ничего, кроме работы, не видела. Всё время надо было ещё, больше, масштабнее… Ты могла сделаться пожирателем. Но тебя привезли сюда, ты сидишь здесь. Потому что всё это время какой-то внутренний ограничитель в тебе был. И он тебе нашёптывал, что полностью растворяться в этом всём нельзя. Что нужно сохранить в себе что-то…
Я замолчал. Потому что мысль как-то оборвалась, потерялась — фиг его знает, что хотел сказать дальше. А оборвалась она потому, что я заметил: Наташа вообще потеряла интерес к разговору, причём, ещё секунд двадцать назад. Как только откусила пряник. Лицо её приняло мечтательное выражение. Она даже не заметила, что я замолчал.
— М-м-м… Знаешь, я в жизни столько всего слышала про вкус мёда, про запахи цветов… Иногда чувствовала себя инвалидом. Надо же, мёд… Вот он какой.
И Наташа засветилась изнутри.
— Ты, блин, издеваешься⁈ — вырвалось у меня.
С неба ударил столб света, прошив потолок. Через мгновение всё было кончено. Новая бусина образовалась у меня на чётках.
— Охренеть, — прокомментировал я, глядя на покрывало, ещё хранящее след от сидевшей там Наташи. — Измученная чувством вины писательница, гневающаяся на Бога за то, что он заразил её онкологией, вознеслась, потому что ей не хватало вкуса мёда… Ну, ок, чё.
Вот уж действительно, не возгордишься на нашей работе.