— Слышь, ты чего с цепи-то сорвался? — Я не дал ему перехватить инициативу в разговоре. — Ну, парня забрал — хотя бы понятно, за что. А с какого перепугу к нам пристал?
— А вы двое встали на очень опасную дорожку. — Ложный Кондратий погрозил нам пальцем. — Будете продолжать в том же духе — и Николая вы действительно отыщете. Только не спасёте. Мой вам совет: оставьте эту затею, пока не поздно.
С этими словами он запрыгнул… Тут вышло странно. Сначала он запрыгивал как будто в кабину «Газели». Но реальность очень быстро изменилась. Чёрный обходчик сел на то, что, наверное, именовалось «козлами», дёрнул поводья, и двое чёрных лошадей умчали чёрную карету прочь.
Мы с Изольдой переглянулись. Трясти обоих начало одновременно. И кто-то должен был что-то сказать.
— Значит, мы на правильном пути, — сказала Изольда.
— А ты сомневалась? — заставил я себя усмехнуться. — Путь в Вязьму не может не быть правильным.
— Будьте осторожны, поезд отправляется!
Двери вагона мягко закрылись. Поезд тронулся — так же мягко и деликатно. На табло появилась бегущая строка: «Следующая остановка — Вязьма».
Мы с Изольдой сидели в самом начале вагона. Кресел перед нами не было, соответственно, не было и откидных столиков. Зато места много, можно свободно ноги вытянуть. При моем росте — весьма актуально. Хотя ехать не так уж долго, «Ласточка» идет всего около двух часов.
Когда десять лет назад я переехал из Вязьмы в Смоленск, путь на родину представлял собой серьёзное путешествие, занимал чуть ли не целый день. А сейчас, не успели тронуться — табло уже показывает 134 километра в час! До Москвы и то всего четыре часа. Удобно. И поезд — не чета тем, что были когда-то.
Широкие удобные кресла, чистые туалеты с набором всего необходимого, кондиционеры, кулеры с горячей и холодной водой. Проводники возят по проходам тележки, предлагают напитки и еду. По сравнению с тем, что было десять лет назад — небо и земля.
Из тех времен в памяти остались духота летом и холодина зимой, грохот, адские межвагонные двери, живущие своей жизнью — то заклинит так, что без динамита не откроешь, то катаются туда-сюда, стремясь отхватить тебе какой-нибудь жизненно важный орган. Прокуренные, хоть топор вешай, тамбуры — в которых теоретически курить запрещено. Охрипшие от ора на пассажиров проводники — злые, как черти.
Общий вагон граждане пассажиры традиционно брали штурмом. О том, чтобы занять место на багажной полке, молодому парню вроде меня нечего было и мечтать. Баловни судьбы, пробившиеся в вагон первыми, забивали полки до того стремительно, что казалось — поезд приходит на станцию уже набитым под завязку. Разместить в ногах рюкзак с барахлом так, чтобы к концу поездки нормально передвигать ноги — это было отдельным видом искусства… Романтика, блин! Поностальгировал бы, но — спасибо, что-то не хочется.
Изольда сидела рядом со мной молча, переваривала впечатления. Оказалось, что в последний раз она ездила на поезде в восемьдесят первом году. Не сказать, что сам я такой уж охрененный любитель путешествий, но сорок плюс лет перерыва удивили даже меня.
— А говорила, что гулять любишь, — попробовал пошутить я. — Хотя, конечно, гулять по рельсам — такое себе…
— Я боялась оставлять Леопольда одного, — сказала Изольда. — Переживала, что может натворить глупостей.
Вон оно чё.
Каких именно глупостей мог натворить Леопольд, я не спросил. С самого начала решил, что отношений Изольды с братом не буду касаться даже десятиметровой палкой. Как-то они сосуществуют вместе вот уже сто лет — ну, значит, и дальше обойдутся без моего вмешательства.
Изольду в поездке удивляло всё: начиная с того, что при посадке в вагон вместо билета нужно показывать паспорт, и заканчивая USB-портом между сиденьями.
Удивление было написано на её лице огромными буквами, но вслух Изольда ничего не говорила — вот что значит аристократическое воспитание. Первую реплику позволила себе лишь после того, как проводница, приятная женщина в красивой форме, повторно проверила у нас документы, пожелала счастливого пути и отошла.
— Оказывается, на железной дороге многое изменилось, — сказала Изольда.
— Если сравнивать с восемьдесят первым годом?.. Ну, наверное. Тебе виднее. Хотя мне доводилось слышать, что в мире за это время в принципе многое изменилось. Может, врут, конечно, не знаю…
Изольда улыбнулась.
— Тебе это странно, да? Живу в одно время с тобой, выгляжу твоей ровесницей, и понятия не имею о том, что поезда оснащены розетками?
— Да не сказал бы. Поначалу — удивлялся, врать не буду. А сейчас, когда я вот уже два месяца — один из вас, понимаю, откуда ноги растут.
— Вот как? И откуда же?
— Профессия накладывает отпечатки. Как и любая другая, ничего удивительного нет. Врач — это всегда врач. Актёр играет роль даже тогда, когда его никто не видит. Бухгалтер увидит ошибку в ресторанном счёте раньше, чем возьмется его проверять. Вот и у видящих также. В нашей профессии годами, десятилетиями и веками не меняется ничего. И если, например, в той же бухгалтерии глиняные таблички и деревянные счёты давно сменились компьютерными программами, то нас, видящих, прогресс не коснулся вообще. Во времена, когда по этим землям бродили древние племена, видящие возносили души точно так же, как это делаем мы с тобой. Сама наша профессия не подразумевает изменений под изменчивый мир. Человеческие души остались теми же, что были. И мы сами — такие же люди, какие жили здесь тысячу лет назад.
— Нет. Не такие же.
Я вопросительно поднял брови.
— Ну, взять хоть недавний эпизод — с этим петухом, которого Ван раздобыл для жертвоприношения, а ты отказался зарезать, — пояснила Изольда. — У Вана, Мстиславы, Дениса не было никаких сомнений в том, что птицу надо убить. Времена, когда жили они, гуманного отношения к животным не предполагали в принципе. В те времена людей-то не сказать, чтобы сильно жалели. А уж животное, которое можно употребить в пищу, вовсе расходный материал. Твой поступок в их глазах — блажь, не более.
— А в твоих глазах?
— А я родилась позже. Во времена, когда начал поднимать голову гуманизм. В моё время уже вовсю цвело такое понятие, как благотворительность, например. А когда взрослел Денис, ничего подобного ещё не было. Раздать милостыню на праздник возле храма, в расчёте на то, что Господь прикроет глаза на твои грехи — вот тебе и вся благотворительность. О временах Мстиславы и Вана вовсе говорить не приходится. А в моё время уже открывали бесплатные больницы для бедных, строили сельские школы, оплачивали детям рабочих и крестьян получение образования. Человечество не стоит на месте, Тимур. И его гуманистические стремления — тоже. Именно поэтому для тебя, современного человека, зарезать петуха ради нескольких капель крови — дикость и варварство.
— А для тебя?
— И для меня. Я помню дни, когда весь мой рацион состоял из похлебки на гнилой муке. Я умею сдирать шкуры с крыс, мне доводилось их есть. Но я знала, что есть крыс — неправильно, ненормально. Для меня был шоком собственный поступок. И, будь у меня выбор — никогда бы так не поступила. А нынешнее человечество ещё более гуманно, чем было в мои времена. Поэтому — нет. Сейчас люди не те, что раньше. Пройдёт сто лет, и ты сам это увидишь. В один прекрасный день вдруг оглядишься и ахнешь — как изменился мир вокруг тебя!
Я кивнул.
— Договорились. Посмотрю. Если к тому времени стану таким же ворчливым, как Мстислава, не стесняйся мне об этом сказать.
— Непременно. Если к тому времени всё ещё буду рядом с тобой.
— Не будешь — позову, об этом не беспокойся.
Изольда улыбнулась. И вдруг встрепенулась.
— Послушай, мы так и не обсудили… Как ты меня собираешься представить своим родителям? Я ведь правильно поняла, что мы будем жить у них?
— Правильно.
— Ты уверен, что это хорошая идея? Может быть, мне лучше в гостинице?
— Почему?
— Н-ну… — Изольда замялась. — Мы ведь сами пока толком не определились, какие отношения нас связывают.
Я пожал плечами.
— Как по мне, всё предельно ясно. Мы друг другу очень нравимся. Или я тебе — не очень?
— Ах, перестань! — Изольда всплеснула руками. — Ты ведь сам всё прекрасно знаешь.
— В таком случае, что тебя смущает?
— Ну, мы ведь пока… не пара в общепринятом смысле этого слова.
— То есть, не спим? — уточнил я.
— Да.
— Ну и что? Вот, знаешь — всегда удивлялся. Почему принято считать, что наличие между парнем и девушкой секса автоматически переводит отношения на другой уровень? До тех пор, пока его нет, всё вроде как несерьёзно. А когда появляется — это уже совсем другое дело! Как будто то, что между вами был секс, кому-то когда-то мешало разойтись.
Изольда задумалась.
— Не знаю…
— Вот именно. И я не знаю. В общем, не бери в голову. Я тебя представлю, как свою девушку, а дальше твоё дело. Можешь спать со мной, в моей комнате, можешь одна — я на кухне лягу. У нас там диван стоит.
Изольду мне вроде удалось успокоить. А вот сам, подходя к родительскому дому, немного нервничал. До сих пор девушек сюда не приводил. Жить отдельно начал в семнадцать лет, когда переехал в Смоленск, и, соответственно, все мои отношения происходили там. Желания познакомить девушку с родителями до сих пор не возникало ни разу. Я и Изольду специально с целью знакомства в Вязьму не повёз бы. Но, коль уж возникли такие обстоятельства — почему нет.
Родители у меня хорошие. Я это, в общем-то, всегда знал, а сегодня оценил особенно. Изольду встретили радушно, но без излишнего внимания. Ужин, чай с яблочным пирогом, который мама всегда пекла к моему приезду, рассказы о родственниках и моих бывших одноклассниках. Большинство их по-прежнему проживало здесь — недалеко от школы, где мы учились. Все друг у друга на глазах, не захочешь — будешь знать, как у кого дела.
Перед тем, как пожелать спокойной ночи, матушка отозвала меня в мою комнату. Отец остался на кухне, рассказывал Изольде о новом оборудовании, которое установили у них на заводе. Батя — фанат своего дела, о работе может рассказывать бесконечно. Изольда очень натурально изображала заинтересованный вид.
— Вам с Изольдой вместе постелить? — спросила мама. — Или…
— Вместе.
— Хорошо. — Мама помолчала. — Очень милая девушка! Береги её. Не потеряй.
— Постараюсь.
— Что-то не так? — Мама заглянула мне в глаза. — Ты чем-то встревожен?
— С чего ты взяла? — Я постарался удивиться.
И впрямь, с чего бы мне тревожиться? Ну, подумаешь, этот идиот Колян застрял неизвестно где в пространстве и времени. Подумаешь, Ангел, от которого мы ждали решения всех проблем, предложил выполнить какой-то совершенно идиотский квест — ради которого я, по настоянию Мстиславы, оказался здесь не один, а с Изольдой. Притом, что если бы у старухи была хоть тень сомнения, что мне грозит серьёзная опасность, хрена лысого она бы отпустила Изольду — в отеле, как обычно, аврал. Но Мстислава позволила нам ехать вдвоём. А это о многом говорит.
— Всё нормально, — улыбнулся я.
— Правда? — Мама продолжала пристально на меня смотреть. В детстве казалось, что она обладает встроенным детектором лжи.
— Да, не волнуйся. Просто немного переживал, как вы встретите Изольду. И как мы с ней завтра пойдём на это дурацкое сборище.
— Честно говоря, мы с отцом удивились, когда ты сказал, что приедешь. Тебя ведь не в первый раз зовут, и до сих пор ты отказывался. Мне казалось, что тебе такие встречи не очень интересны.
— Мне тоже так казалось, — вырвалось у меня. — Но что поделать. Кто я такой, чтобы спорить с Ангелом.
— С Ангелом? — удивилась мама.
Я мысленно выругал себя. Матушка — не парни с бывшей работы, чтобы девяносто процентов сказанного мимо ушей пропускать. Она к каждому слову прислушивается.
— Да это мем такой, — отбрехался я. — Потом как-нибудь покажу. Просто Изольда говорила, что никогда не была в Вязьме, да и вообще из Смоленска выезжала редко. А тут как раз случай подвернулся — вот я и подумал, что почему бы нет. Заодно и вас порадую.
— Мы рады. Спасибо, — мама обняла меня. — Нечасто ты нас балуешь.
Скоро они с отцом ушли в свою комнату.
— Ну вот, как-то так, — сказал я Изольде, показав на расстеленный диван. — Ложись сначала ты, потом я. Если не хочешь меня видеть — не приду, на кухне лягу.
— Не надо на кухне, — отозвалась Изольда. — Подожди немного. Я быстро.
Я сел в крутящееся кресло у стола и демонстративно уставился в окно. С тех пор, как закончил школу, в моей комнате ничего не изменилось.
На столе — всё тот же старенький монитор, под столом — системный блок, на стене — полки с книгами и дисками. В Смоленск, в общагу, я уезжал с одним рюкзаком. Потом, ближе к зиме, забрал теплые вещи — на том переезд и закончился. Но родители в моей комнате ничего не трогали, всё тут осталось так же, как было десять лет назад. Надо сказать, чтобы хоть диски выбросили, что ли. В игры компьютерные я — не помню, когда в последний раз играл, и дисковых плееров уже сто лет как нету. В старые шмотки — не факт, что влезу, тоже можно смело на помойку тащить…
За спиной чуть слышно шуршало. Я старался не думать о том, что там происходит. Ситуация всё же, мягко говоря, не стандартная. Обычно, коль уж я собирался лечь с девушкой в постель, в процессе раздевания принимал непосредственное участие. Сидеть отвернувшись до сих пор не доводилось.
Хотя, справедливости ради, таких отношений, как с Изольдой, у меня тоже ни с кем никогда не было. А значит, и удивляться нечему. Пусть всё идёт, как идёт. Форсировать события не стану.
— Всё, — сказала Изольда.
Я обернулся. Она лежала на диване, натянув до подбородка плед. На моём диване. Который родители купили вместо детской кровати, когда мне исполнилось тринадцать. Родители — люди дальновидные, в этом я уже неоднократно убеждался.
Я лёг рядом с Изольдой, укрылся простыней — рассудил, что под пледом будет жарко.
— Свет гашу?
— Ага.
Для того, чтобы выключить ночник над диваном, пришлось перегнуться через Изольду. Свою гладкую, волосок к волоску, причёску она распустила, волосы свободно рассыпались по подушке. И косметики не было. Наверное, из-за этого Изольда стала как будто младше, лицо обрело детское выражение. Я почувствовал, как она замерла.
— Точно всё в порядке? — я постарался, чтобы вопрос прозвучал помягче.
— Да-да. Просто, как бы тебе сказать… Ситуация непривычная.
— Ну, врать не буду — для меня тоже.
Глаза уже привыкли к темноте, я увидел, как Изольда улыбнулась.
— Доброй ночи.
— И тебе.
Я был уверен, что быстро заснуть не получится, но ошибся. Через пять минут отрубился наглухо.
Проснулся оттого, что стало светло и жарко. Избаловали меня, оказывается, в отеле — с его суперсовременными кондиционерами и плотными шторами. Раньше на такую ерунду внимания не обращал. Особенно если выпадал редкий день, когда не надо идти на работу, в любую жару мог до обеда дрыхнуть. А тут — чуть солнце пригрело, подорвался.
Изольда, впрочем, проснулась ещё раньше. Она была одета в легкое светлое платье, волосы привычно уложены. Изольда сидела в кресле у стола и читала книгу. Услышав, что я зашевелился, посмотрела на меня.
— Доброе утро, Тимур.
— Доброе. Давно не спишь?
— Около часа, я всегда рано встаю. Твоя мама сказала, что завтрак на столе, а они с твоим папой ушли в магазин.
— Ясно.
Мысленно я от всей души поблагодарил родителей. Приехал бы один — уверен, что ни в какие магазины с утра пораньше им бы не понадобилось. А Изольду, видимо, не хотят смущать лишний раз.
— Уже можно? — глядя на меня, спросила Изольда. Как мне показалось, с нетерпением.
Я чуть не поперхнулся. Надо же. Вечером ни на что подобное и намёка не было.
— Н-ну… Я, так-то, и до сих пор не то чтобы возражал. — Я подвинулся на диване, освобождая место.
Изольда посмотрела недоуменно.
— Хочешь сделать это здесь?
— А ты предпочитаешь другие поверхности?
Изольда неуверенно пожала плечами.
— Я до сих пор ни к чему подобному вообще не прикасалась.
— Что, серьёзно? — изумился я. — За сто лет — ни разу?
— Ну вот не доводилось, да.
Изольда, вместе с креслом, крутанулась к столу. А когда обернулась, в руках держала шкатулку.
— Я видела её не раз, но сама никогда не пользовалась.