Николай закрыл глаза и потряс головой. Поднял веки, огляделся. Всё осталось по-прежнему. Те же сиденья, обтянутые синей тканью, те же полки для багажа, тянущиеся по верху. И та же самая пустота. Он был тут единственным пассажиром. А поезд набирал ход.
— Глюк, — решил Николай.
Это было самое логичное объяснение из всех. Просто за последние дни столько всего навалилось… Вся эта мистическая муть, от которой он всю жизнь старался держаться как можно дальше. Не удивительно, что крышак начал подтекать.
Это ведь поезд! Не машина, не карета, не катафалк — целый поезд! Чёрный обходчик не может завладеть целым поездом!
Или может?..
Пустота вагона настораживала, от пустоты не получалось никуда деться. Ну, может, так и надо, а? Четверг, разгар рабочей недели. Люди сидят спокойно в офисах, работают. Или уже давно улетели куда-нибудь отдыхать. Чего им кататься в Москву и обратно? В других вагонах наверняка кто-то есть. Почему бы не проверить!
Николай зашагал к ближайшим межвагонным дверям. Схватился за ручки, с усилием развёл двери в стороны и вошёл в другой вагон.
Пусто. Ни одного человека, ни одного рюкзака на верхней полке.
— Да чтоб тебя! — всхлипнул Николай и побежал.
Он ворвался в следующий вагон. Этот отличался от предыдущих лишь тем, что там имелась туалетная кабина.
— Алё! — заорал Николай и подпрыгнул на месте. — Кто-нибудь, эй! Я хочу купить открытку из детдома! Или подстаканник за два с половиной косаря! Вы слышите? Я существую!
Тишина. Не было даже этих надоедливых речей из динамиков, которые обычно пробивались даже через наушники с шумодавом.
— Документы, — вспомнил Николай. — После отправления у всех должны обязательно проверить…
И фраза, и мысль оборвались как-то вдруг. В них не было смысла. Сколько хватало глаз, впереди вагоны пустовали. Не было нужды обходить их все, чтобы убедиться: пустота не иллюзорная, а самая настоящая. Он был единственным пассажиром этого сраного поезда. «Ласточка» летела в ад, унося с собой душу Николая.
— Тварь! — Он пнул ближайшее кресло. — Сука! Да какого хрена⁈ Что я такого сделал, а? Чего ты до меня докопался, выродок⁈
Отпинав как следует два стоящих друг против друга кресла, Николай, обессиленный, упал на третье. Обхватил голову руками и тихонько завыл.
Поезд продолжал путь. За окном полз простенький пейзаж. Деревья и деревни, телеграфные столбы, луга и поля.
У меня подрагивали руки. Я сидел на кровати в номере Бориса. Руки лежали на коленях, правая всё ещё держала телефон. Обе непроизвольно вздрагивали. Я с интересом за этим наблюдал.
— Тимур… — Изольда положила мне на плечо руку.
— Угу.
— Ты как?
— Живой.
Подумал, что прозвучало, должно быть, грубо, и Изольда такого не заслужила. Поэтому добавил:
— Я только что разговаривал с человеком, который теперь мёртв. Он только что был живым, и… И больше его нет. Вообще, нигде.
Изольда села рядом со мной, обняла меня. Я вспомнил то немногое, что знал о её прошлом. Изольда меня прекрасно понимала. А ещё она понимала, что вот это вот киношное «Я тоже переживала нечто подобное, вот, послушай» — нихрена не помогает. Любому дебилу понятно, что какое бы дерьмо ни выпало на его долю, такое уже пережили миллионы людей. С чего мне вообще должно стать легче, если я узнаю, что кому-то тоже было хреново?
— Надо позвонить его отцу, — сказала Изольда вместо этого.
— Господи…
— Знаю. Но это нужно сделать. Я могу.
— Нет, лучше я.
— Мне не привыкать сообщать людям плохие новости…
— Нет, Изольда. Я в порядке. Сам.
Разблокировал экран, нашёл в контактах Николая-старшего и ткнул «вызов». Раздражённое: «Слушаю!» донеслось ещё до того, как я прислонил телефон к уху.
— Привет, — сказал я похоронным голосом. — Это Тимур.
— Ну, у меня определитель номера пока работает. Что опять случилось?
— Это насчёт Николая. Ну, твоего сына. В общем… Он решил уехать в Москву, ты знаешь, наверное. Если бы он заранее предупредил… Но он отзвонился уже с вокзала. И, судя по всему, угодил в ловушку чёрного обходчика. Мы ничего не могли сделать. И не сможем. Мне очень жаль.
От последней фразы меня самого передёрнула. Ещё одно безликое шаблонное нечто, затёртое миллионами повторений, лишённое смысла. Жаль… У человека вся жизнь рухнула в одночасье, а тебе — жаль… Но что ещё скажешь? Почему-то в школе кровь из носу нужно изучать дециметры, косинусы и вакуоли с цитоплазмами, которые тебе никогда в жизни не пригодятся, но вот таким по-настоящему важным вещам никто тебя не научит. Что сказать малознакомому человеку, которому ты принёс весть о гибели сына?..
Николай молчал долго. Секунд пять. Я не представлял, что он мне ответит. Готов был к тому, что он на меня наорёт. Может, вообще попробует открыть какие-то юридические действия против нас, юридически не существующих, неподверженных ни арестам, ни судам.
Может, ему так станет легче…
Но Николай сумел меня удивить.
— А что, вы уже насухую духов не видите?
— А?
— Я говорю, накидываться — это у вас профессиональная обязанность, или ты план перевыполняешь?
— Не уверен, что понимаю…
— Какой, нахрен, сын? Ты номером, что ли, ошибся?
На всякий случай я отнял трубку от уха, посмотрел на экран. Номер был верным. Голос в трубке — тоже.
— Твой сын, — повторил я. — Николай. По всей видимости, Николаевич.
— Это прикол какой-то или что? О шифровках мы вроде не договаривались. Тебя там что, подслушивают? Помощь нужна? Проблемы?
— Да никто меня не подслушивает! Я говорю, что твой сын мёртв. Николай. Его больше нет. Как бы ты к нему ни относился… Впрочем, твоё дело. Факт тот, что больше его нет в мире живых.
Ещё одна длинная пауза.
— Тимур, я понятия не имею, чем тебя так накрыло, но у меня никогда не было детей. По крайней мере, таких, о которых я знаю. Всё, давай, проспись.
Звонок сорвался. Я опустил телефон и посмотрел на Изольду.
— Слышала?
Она кивнула.
— И что это было?
— Ну… Видимо, когда обходчик забирает человека, он полностью изымает его из этого мира. Со всеми воспоминаниями. Как будто стирает его.
— А мы почему о нём помним?
— Мы — видящие. Я ничего не утверждаю, просто очень похоже, что всё обстоит именно так.
Возражений у меня не нашлось. Либо, как вариант, Николай-старший очень сильно зол на своего сына. И очень хорошо умеет контролировать эмоции. Но зачем бы ему этот цирк? Сказал бы просто: «Мне плевать» — и вопросов нет. Взрослый человек не стал бы ломать комедию.
— В этом есть смысл, — подал голос пожиратель Боря.
Мы посмотрели на него. Он задумчиво смотрел в окно, заложив руки за спину.
— Человек, который хотел жить только для себя, превращается в пожирателя. Человек, который стал видящим и хотел жить только для себя, не удостаивается и этого. От него ожидалось многое, а он не дал ничего. Он — ошибка. Её исправили.
— Лучше бы ты молчал, — выразил я наше с Изольдой общее мнение.
— Я не злорадствую. Просто пытаюсь понять. Осмыслить. И мне страшно.
— Тебе-то с чего страшно?
— Мне предстоит испытание, если я всё правильно понимаю. Мой разум готов сделать правильный выбор, но когда дойдёт до дела, память ведь исчезнет. Я снова окажусь в исходной точке. И я не знаю, что решит моя душа. Если решит неправильно, меня не станет…
Да, в том и прикол. А ещё, если душа решит неправильно, не станет меня. Хотя я, казалось бы, вообще ни в чём не виноват. Видимо, тут работает принцип «мы в ответе за тех, кого приручили». А приручение пожирателя — очень ответственная штука. Это почти как ротвейлер.
В таком отчаянии Мстиславу я ещё не видел. Она сидела за столиком, схватившись за голову. Все молчали. Что тут скажешь? Ситуация — хреновей не придумаешь. В номере сидит невозносимый пожиратель. Вокруг отеля — полчища его бывших коллег, жаждущих разорвать отступника. И вишенкой на торте — видящий пацан попал в лапы к чёрному обходчику.
— Ладно, — сказал я, выдержав паузу, которая показалась мне достаточной, учитывая обстоятельства, — предлагаю решать те проблемы, которые мы хотя бы технически в состоянии решить. Николая оплачем потом. Сейчас сосредоточимся на Борисе. Его нужно возносить. Вот это вот погружение в транс, или как оно — это как делается? Гипноз нужен? А ещё артефакт какой-то же…
Мстислава опустила руки, посмотрела на меня тусклым взглядом.
— Я не знаю.
— Пардон… Что? Вы чего-то не знаете?
— Не знаю… — Казалось, старушка сейчас хлопнется в обморок. — Вообще всё как сквозь пальцы… Не знаю.
Мстислава вдруг резко встала из-за стола и прошла к выходу. Мы проследили за ней взглядами.
— И что это значит? — спросил я.
— Ничего хорошего, — буркнул Денис. — Чёрт, жалко пацана-то. И жизни толком не понюхал.
— Мне тоже жаль. Но тут мы ничего…
— А где мы — «чего»? Одна радость — хоть отдохнуть немного можно. Сил набраться. Пока новых поставок не предвидится.
— Радость?
— Радость, Тимур. Мой тебе совет: всегда старайся найти хоть минимальный повод для радости. Иначе долго не протянешь.
Мстислава вернулась к вечеру. Я стоял на крыльце, когда она пришла. Зачем стоял — сам бы не смог объяснить. В отеле делать было нечего, вот и выперся, типа свежими выхлопными газами подышать. Стоял и смотрел на циркулирующих вокруг пожирателей. Как вдруг со стороны дороги приблизилась хромающая фигура.
Она замерла. Несколько пожирателей рванулись к ней, остальные, верные коллективному разуму, потянулись за ними. Я мысленно потянулся за пустышками, которых держал в шаговой доступности, собирая и останавливая, всё время, что стоял на крыльце. Но не успел применить эту свою суперспособность.
Мстислава взметнула руки над головой и резким движением разломила какую-то палочку. Последовала вспышка. Я закрыл глаза, но даже сквозь веки видел ослепительный свет и разлетающиеся в разные стороны тени — пожирателей.
Всё, разумеется, происходило в призрачном мире, так что зрение вернулось ко мне быстро. Я открыл глаза и увидел, как Мстислава опускает руки. А пожирателей вокруг отеля больше не было.
— Это что… — начал я.
Мстислава перебила. Она быстро подковыляла к крыльцу и сказала:
— На денёк-другой это их отвадит, не больше. Готовься, утром поедешь.
— Ку… Куда⁈
— К Ангелу.
— Так вы всё-таки у него…
— У него! И доигралась.
— В каком смысле?
— А в самом простейшем. Говорить со мной Ангел больше не желает. Он ждёт тебя. Так что собирайся. Пойду Вана пну, пусть к утру готовит свой рыдван.
Так ворча, Мстислава прошла мимо меня в отель.
За ужином я, и без того погруженный в тяжёлые мысли, получил от Мстиславы вполне заслуженный нагоняй. Несмотря на то, что старушка казалась выбитой из колеи ещё больше, чем я, цепкости мысли она не утратила. Посмотрела на меня через стол пристальным взглядом.
— С тридцать четвёртым у тебя что?
— Бл… — Я хлопнул себя по лбу.
Временами мне снился кошмарный сон о том, что мне звонит клиент. Ну, из прошлой жизни клиент, аквариумный. Звонит, спрашивает, когда приду. А я понимаю, что наглухо забыл про этого клиента и год его не посещал. И если сейчас это вскроется, у меня из зарплаты такую сумму удержат, что…
В общем, сейчас ощущение было похожее, как в том сне. После звонка Николая-младшего работа абсолютно вылетела из головы. Казалось, она должна как-то автоматически встать на паузу, когда такое творится. Да только вот индейская национальная изба, фиг-вам называется. Взрослая жизнь тем и «прекрасна», что когда тебе на голову падает по-настоящему большая куча дерьма, с ней нужно разбираться без отрыва от производства.
— Забыл, что ли⁈ — начала закипать Мстислава.
— Помню, — буркнул я. — Просто клиентка сложная.
— Ну и в чём сложности?
— Возноситься не хочет. Говорит решительное «нет» вознесению.
— А то у тебя таких не было!
— Да вот, пожалуй, что и не было, Мстислава Мстиславовна! Одна подобная была — так я её Маэстро отдал, на гамакотерапию. Больше такой возможности, увы, не имею. А если вы намекаете на помощь бусины, то — увы, вознесла ту клиентку в итоге Ева, а не я. Не, ну можно Еву позвать, конечно, но, по-моему, просить коллегу с другого участка вознести клиентку ценой обмена бусин — это как-то…
— Неприлично, да, — встрял в разговор Денис. — У добрососедских отношений есть границы. Тех, кто их переступает, никто не любит. В другой раз и дверь могут не открыть.
— Ну, в общем, я пока думаю…
— Думать, Тимур, — со вздохом сказала враз остывшая Мстислава Мстиславовна, — мы все будем как-нибудь потом. Когда время будет. На пенсии, например. А сейчас — действовать нужно. Пусть плохо, пусть через пень колоду, но — действовать. От наших думаний души, увы, не возносятся.
— Угу…
— Тимур, мы поняли друг друга?
— Да-да, сейчас, доем — пойду.
Я поймал сочувственный взгляд Изольды. И понял из этого взгляда, что хоть Изольда и сочувствует, но помогать мне не пойдёт. Ну, взрослые отношения, чё. Это Ева бы наверняка кинулась на амбразуру, рванув тельняшку на груди. Амбразуре с той порваной тельняшки, конечно, ни холодно ни жарко, но эта мысль до Евы дойдёт только лет через десять, и то не факт. Большой вопрос, как взрослеют видящие, у которых гормональный фон фиксируется в одной поре. Жизненный опыт — жизненным опытом, но основные перемены в поведении всё же завязаны на возрастные изменения в организме. Наверное.
— Видала? — кивнул Денис Изольде, указывая на меня. — Опять о своих бабах думает.
В тридцать четвёртом номере ничего не изменилось. Женщина всё так же лежала на кровати в больничной пижаме и смотрела в потолок. В её взгляде мне почудилась какая-то отчаянная злость. Как будто вдруг обнаружила косяк в побелке и теперь ждёт, пока вернётся с работы жопорукий муж, чтобы выдать ему по голове сковородкой. Чугунной.
Я на всякий случай тоже взглянул на потолок. Да нормально всё вроде. Как-никак, пятизвёздочный отель, не хрен собачий.
— И снова здравствуйте. — Я сел на стул. — Это я, Тимур, мы знакомились, но я не помню, представлялся ли.
— Мне плевать, — был ответ.
— Да? Ну и хорошо. Люблю, когда у женщины изначально нет завышенных ожиданий, так гораздо проще.
Клиентка страдальчески закатила глаза.
— Парень, ты правда думаешь, что, раздражая меня, добьёшься своей цели?
— Это интересный вопрос. Если бы моя первая девушка была более психологически зрелой, она бы его мне обязательно задала, но она говорила только «достал, блин» и прочее в таком духе. В итоге своего я таки добился, ибо терпенье и труд всё перетрут. Но отношения продлились недолго. После начальной школы её семья переехала из Вязьмы в Смоленск, и нам пришлось расстаться. К десятому классу эта ветренная особа нашла себе парня и забыла обо мне окончательно.
— Очень интересная история. Напиши книгу. Кстати, начинать писать лучше как можно скорее, чтобы идеи в голове не прокисали. Поторопись.
Мысленно я поаплодировал. Изящная попытка отшить. Заберу в копилку, вдруг пригодится когда-нибудь.
— О, а вы, наверное, писательница?
— Писательница, — буркнула женщина.
— Чё, серьёзно?
— Нет, шутки шучу. Я вообще весёлая, по мне разве не видно?
— В смысле, реально, прям писательница-писательница? Вот чтобы прям книги? Буквами⁈
— Нет, конечно. Исключительно папирусные свитки. Иероглифами.
Наверное, у меня был совершенно беспомощный вид. Взглянув на меня, женщина вздохнула и сказала:
— Да книги, книги. Электронка, в основном. Что-то немного в бумаге выходило. Ну, так. Для галочки.
— Офигеть. Впервые вижу живого писателя.
— Жаль разочаровывать, но…
— Чёрт… Простите. Я немного растерялся. Это неожиданно. А как вас зовут?
— Огненный Дерек.