Писец войска

Глава 4

Мы оставили поместье, но отправились не на остров, а сначала в храм Анукет, чтобы убедиться в своей правоте. Пакер посоветовал идти по воде потому, что в городе даже вооружённой компанией передвигаться может быть небезопасно.

С одной стороны, «спящие» далеко не все лежат пластом, бывают и ходячие, а среди них немало агрессивных.

С другой — мародёры сбиваются в большие банды в страхе перед этими ходячими спящими.

Мы взяли лодку с пирса, где несмотря на все проблемы до сих пор шла погрузка камней из карьера. Объём работ не шёл ни в какое сравнение с тем, что был раньше. Никто не посмел остановить вооружённых людей, да ещё и тащащих связанного пленного с мешком на голове.

Мерира, управляющий при Саптахе, тоже лежал в коме, так что всё работало на крике. Кто из капитанов громче требовал, сулил большие кары работникам, того и обслуживали первым. Не то чтобы никто не руководил работами в порту, просто их авторитета не хватало, чтобы поставить на место работников в подчинении самого царя, а некоторые из флотоводцев ещё и имели золото заслуг на шее. Как таким возразит рядовой служащий из приграничного региона, самого удалённого от столицы?

Мы ещё хотели проверить дом Собекхотепа, который расположен рядом с храмом Анукет. Не просто узнать, как он поживает, я хотел проверить одну безумную версию.

Но не посмели — эпицентр всех бед, оказывается, именно в храме, имеющем общую стену-забор с особняком градоначальника. Для того, чтобы в этом убедиться, не нужно туда заходить — вокруг него скопились горы тел тех, кто пытался найти защиту под крылом благой богини.

Кто-то лежал, кто-то сидел, кто-то стоял, словно часовой, а были и те, кто патрулировал периметр. Так что я сомневаюсь, что нубийский жрец мёртв, как об этом нам рассказал Йиуйя. Улика против него и ответ на вопрос «почему после смерти колдуна никто не проснулся». Потому что жив он.

Нет, мы не сдались сразу, попытались пройти незаметно, но не смогли. Я, как человек будущего, описал бы ощущения при приближении к храму как вхождение в некое поле, от которого сознание всё гаснет и гаснет, ведь плотность этого сонного поля усиливается.

Анхесенамон сказал: «Устаю сильнее и сильнее».

Осталось удостоверится, что происходит с двумя другими храмами триады, Хнума и Сатис. Вроде бы и так видно, что люди там ходят, но кто знает, может быть это такие же «зомби» как в Асуане?

Я не знал, чем отвлечь моих спутников от нашего пленника. Буквально почувствовал, как сгустилась атмосфера — он же нам заливал, что не знает, где проблема. Причём не только нам, но и Мерикара. А ещё Хнумхотеп тоже его поддерживал.

Естественно, не надо быть очень умным, чтобы возникли подозрения. Они-то и стали главной причиной того, почему мы не попытались прорваться в осквернённый храм Анукет, не стали искать возможности победить это снотворное поле.

По сути, только мы девять имеем реальный опыт, успешный опыт, по борьбе с нубийским проклятьем.

Маа наверняка тоже проникся атмосферой и притих, опасаясь за свою жизнь.

— Заманивал нас в ловушку? — сказал один из меченых, глядя на пленника.

— Надо обыскать. У него должно быть что-то, защищающее от сна, — реплика риторическая, ответа не требует. При молчаливом одобрении Анхесенамона другой коллега продолжил мысль, пнул жреца под рёбра. Не сильно, символически, но тот дёрнулся так, будто к нему применили реальную силу.

— И что-то типа той кости должно быть. Анхесенамон, а где обломки того злого предмета, который мы привезли из Куша? — спросил первый смутьян.

— Я отдал нашему господину Мерикара. Тот отнёс его в храм крепости, чтобы понять, как противостоять беде.

— Обыщем?

— В задницу, что ли заглянешь? Где ему спрятать? — огрызнулся командир.

Йуйю сбросили в воду по пути на остров Слоновой Кости (егип.: Абу, греч. Элефантина). Анхесенамон вспомнил, что тот какой-то родственник Хнумхотепа, а соответственно и Собекхотепа — они же братья. Я рассказал, какие у меня случились неприятности, когда я обидел племяшку номарха совсем чуть-чуть, не то что мешок на голову надел.

Он и промычать-то ничего не успел, а те двое, самые проворные подчинённые, уже начали привязывать камень к шее пленника. Откуда камень? Лодка с пирса частично гружёная, никто из меченых не захотел возиться с облегчением веса и оказались правы. Пригодился груз.

Маа услышал, попытался сопротивляться, и получил по голове булавой. Так и сбросили бессознательным.

— Маа рассыпался прахом, когда взял в руки восковую куклу, — совершенно серьёзно сказал Анхесенамон, глядя, как тело идёт ко дну.

— Правдоподобнее версии нет? — сказал я с сарказмом. Психовал. Я же соучастник. Впервые стал свидетелем убийства, особенно настолько хладнокровного. Тёмной ночью на привале по пути в Фивы я и не разглядел ничего, стоял в стороне. Однако и тогда, и сейчас причиной стал я.

— Предложи лучше, умник, — ехидное лицо здоровяка говорило, что он в этом деле эксперт и лучше знает.

— Мы догадались о его участии в заговоре против Хнумхотепа, да будет он здрав. Маа попытался сбежать и крокодил утащил его на дно.

— Слишком много деталей. Кто-нибудь да проколется, если по отдельности расспрашивать начнут, — авторитетно заявил Анхесенамон.

Я наклонился к уху собеседника и прошептал:

— Если забыть про всякие побрякушки, ты отличаешь по внешности Хнумхотепа и Собекхотепа?

Ветеран оттолкнул меня, не сильно, осторожно. Всё-таки мы на лодке. Он испугался мысли, которую я ему подбросил, потому и отреагировал так. Оттолкнул источник.

Собственно, это уже ответ. Как бы то ни было, хоть один, хоть второй — они знали, где источник проблем. Но было бы логичнее, если бы Собекхотеп вступил в сговор с соседом-нубийцем и занял место брата. Так сказать, нанесли двойной удар по двум городам.

Хнумхотеп, как мне кажется, не жаловал Хаэмуаса, а вот его брат был с ним дружен.

Они не рассчитывали, что появятся меченые, просто хотели захватить власть, прикрывшись почти апокалиптической неразберихой, а потом «спасти» ном от самих себя.

Наверное, были какие-то планы и на два храма в Элефантине — это ещё два источника влияния и потенциального сопротивления. Ну, и гарнизон, конечно же. Только Мерикара теперь знает, с чем имеет дело, да ещё и Анхесенамон сумел справиться с аналогичной проблемой в Куше.

Да, получается, что мы — главная цель. Операция приостановлена для устранения тех, кто может справиться с нубийским проклятьем.

Мы направились в храм Сатис, всё-таки я там работал какое-то время. Среди служителей Хнума у меня только поверхностные мимолётные знакомства.

Столица-остров выглядела не так апокалиптично как Асуан, особенно окрестности храма Анукет, но перенаселённой. Многие ринулись искать там убежище. Ходящих во сне на улицах мы не встретили, и как узнали в храме, их просто-напросто переловили и связали.

Удивительно, но едва мы появились около храма Сатис, вокруг которого топилось много народу, и не пропускали, как бы те не скандалили, нам освободили путь здоровенные междаи и тут же провели вовнутрь, к Аханаке.

Удивительно, что эти чернокожие сохранили верность Двум Землям. Хотя, именно поэтому они, чужаки, и занимают посты в охране правопорядка. Вообще-то изначально меджаи — это название нубийского племени, из которого набирают неподкупных воинов. Потом уже оно перешло на название рода деятельности. Как памперсы и ксероксы (которые на самом деле зироксы).

— Пусть ты будешь вечным, как часы! — я первым поприветствовал высокопоставленного старика.

— Хлеб и пиво, — кивнул он.

Мы вошли к нему в покои вместе с Анхесенамоном, оставив семерых воинов во внутреннем дворе.

— Ты ждал нас, Аханака?

— Не тебя, молодой наглец. Ты хуже нильского гуся с берега реки, который вечно проказничает! Откуда ты вообще тут взялся? Я думал Земля Лука избавилась от такой пустой траты времени как ты, — скорчил рожу старикан. — Его мы ждали!

Он указал сухим пальцем на Анхесенамона:

— Наш маа предсказал, что помеченный Вепваетом избавит два города от беды.

— Знали мы одного маа, от которого и так стоило избавиться, — пробурчал себе под нос главный из меченых. Он сказал тихо, так что даже я, стоящий рядом не разобрал бы, если бы воспоминания об утолении Йуйи не были свежи в памяти.

— Что ты говоришь, посланный на помощь? Не скромничай, говори громче! — Аханака улыбался Анхесенамону, а на меня смотрел как на нашкодившего. Будто из-за меня вся эта суета.

— Я говорю, что зря ты наговариваешь на Афарэха. Он не глуп и немало помог нам в Куше, — посланный Упуаутом зачем-то решил мне польстить. А мне не хотелось бы оставлять след в этом деле. Да я вообще не хочу оставлять следа в истории. К чему мне давить этих проклятущих бабочек?

— Может и так, — ответил Аханака с сомнением в голосе.

— Не расскажешь, какие у тебя, мудрого, мысли насчёт происходящего? — Анхесенамон сменил тему. Что нам доложить предводителю Мерикара?

— Это он послал вас? А номарх разве не отправился в Храбрость Двух Земель? — продемонстрировал осведомлённость верховный жрец Сатис.

Без паузы он начал рассказывать о том, как начинался «зомби-апокалипсис», как люди засыпали и не просыпались. Какой молодец Йуйя, ур-маа храма Анукет, что нашёл проклятый предмет в пивоварне.

Мы с Анхесенамоном на этой реплике переглянулись. В его взгляде я не увидел раскаяния в содеянном, значит, мы оба подумали об одном и том же: путал следы, отводил внимание от храма Анукет.

С облегчением узнал, что распространения эпидемии нет, а то я уж было заподозрил, что как-то распространяют летаргический энцефалит. Не помню его симптомов, но зато помню, что он воздушно-капельным путём передаётся. Так что могло бы быть логичным, что при подбрасывании в колодец особого предмета, все, кто пил из него, заразятся.

Однако есть и плохие новости: как ни старались жрецы двух храмов, не смогли никого пробудить. А это странно, среди них немало мастеров и в инкубации снов, и в толковании. Разве что на медицине специализируется асуанский храм из главной триады.

— Позволишь ли Анхесенамону и его семерым помощникам, избранным Упуаутом, провести обряд пробуждения?

Упомянутый посмотрел на меня с укором, и жрец это заметил:

— Кажется, он не верит в свои силы.

— Он воин, а не жрец. Надеюсь, ты или тот, кого ты назначишь, поможет ему?

— Кто вам нужен?

— Тех, кто не давал мне спать по ночам, бубня свои заклинания.

— Я уж было подумал, что ты говоришь об Анкетсат, — ухмыльнулся старикан так, как старый родственник за столом на семейном празднике. Из тех, кто желает вывести из себя молодое поколение фразами типа «а с девочками-то уже дружишь?»

Впрочем, по меркам этого мира, я уже вполне мог бы быть женатым.

— Она в порядке? — уточнил я.

— Она да. А вот твой дружок, Шедира, спит.

Это меня обеспокоило: когда прощались, я подарил ему на память защитные амулеты собственного изготовления. Считал, что они рабочие. Сам такие ношу, и они придавали мне немало уверенности во всех опасных приключениях последнего времени. А тут такой удар по репутации. И самомнению.

— Тогда, если ты не против, то уважаемый Анхесенамон и его люди на нём и попробуют пробудить пострадавшего от злого хека, — предложил я.

— Не имеет значения, выбирайте любого. Вас проводят, — он взмахнул рукой, и из тёмного угла вышел жрец, которого я не заметил ранее. Я вздрогнул, а вот для Анхесенамона его появление не стало неожиданностью. Эх, сколько навыков, важных в этом мире, мне ещё нужно освоить!

На выходе случился небольшой конфуз. Чуть не поломался наш главный герой, разомлел.

Видимо, кто-то сказал Анкетсат, что я появился, и она вышла мне на встречу. Даже обняла меня, что вообще-то не принято по этикету, особенно учитывая нашу разницу в статусах. Как всегда хороша, благоухает цветами и ладаном, в калазирисе из тонкой ткани, не оставляющем сомнений в её красоте.

Не удивительно, что у вояки потекли слюни.

— Это Анхесенамон, — я представил своего спутника, выпавшего из реальности. Даже удивительно. Анкетсат, конечно, красива даже по меркам будущего, но я не думал, что настолько. — Будущий командир гарнизона Храбрости Двух Земель.

От этих слов «поплывший» встрепенулся, уставился на меня примерно так же, как только что на Анкетсат, только к счастью, слюну не пускает.

— Боги шепнули мне, что господин Мерикара станет номархом, а его место займёт ведомый Вепваветом. Только это пока что тайна. Не хочешь увидеть, как он искусен в исцеление заблудившихся в мире снов?

— Не откажусь, — великая певица Сатис осмотрела моего спутника оценивающе, а тот выпятил грудь колесом. Так-то он видный мужчина, на его фоне даже довольно рослая Анкетсат смотрится нормально.

Мне её присутствие пригодится — раз этот болван на неё запал, надеюсь, будет стараться показать себя с лучшей стороны под её наблюдением.

Нас проводили в комнату для инкубации сновидений, где уже лежал Шедира. Не один, ещё несколько связанных спящих уложены штабелями на полу, а двое жрецов «камлали» над ними.

Стало тесновато, ведь с нами пришли ещё и семь храбрецов с серыми пятнами на висках. Им тоже положено обучение. Я не собираюсь лично бегать по всей Нубии и пробуждать страдальцев, в основном потому, что мне не нравится то, что все серьёзные ритуалы исцеления начинаются с объявления себя и пациента богами. Это даже для обычного египтянина некомфортно, насколько я понимаю. Этакая жреческая привилегия, ставшая таинством с доступом только для посвящённых.

А для меня и вовсе неприемлемо. С тех пор, как я гонял крокодилов, пользуясь такой схемой у меня в голове звенят строки из Евангелия от Матфея:

«Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы». (авт.: Евангелие от Марка 16:17–18)

Именем! А снисхождение божества в тело и вовсе подпадает под строчку «изгонять бесов». Однако, тогда метод сработал, но меня это не радует. Наоборот, я чувствую себя отступником. Ежедневно прошу в молитвах простить меня за этот грех. А каков смысл в покаянии, если ты продолжаешь грешить? Это лишь подчёркивает неискренность раскаяния, то есть сводит на нет его пользу.

Не хочу усугублять этот грех, пусть меченые стараются, для них это естественно. Я подозреваю, что именно ради этого они и получили свои отметины. Осталось провести для них краткий практический курс по пробуждению околдованных. Это я возьму на себя. Вот прямо сейчас.

Анхесенамон растерялся. Стоит какой-то потерянный.

Я взял его за руку и вывел из помещения для сна.

— Сначала объяви себя Упуаутом. Почувствуй снисхождение божественного ах в твоё тело, словно в изваяние. Почувствуй, как Вепвавет делится с тобой своим ка.

— У меня не получится, — растерялся военный. От жреческих дел он всегда был очень далёк.

— А это что? — я постучал его по серому виску. Пришлось тянуться. — Закрой глаза. Потри это место и почувствуй как ка растекается от него по всему телу. Прямо сейчас, — уточнил я.

Я рассчитывал на то, что древние, живущие не в таком плотном потоке информации, как люди будущего, более склонны к религиозной истерии. Нужно лишь поджечь запал, и всё остальное случится само собой.

Получилось.

Я наблюдал как неуверенность сходит с лица воина, как он превращается в жреца. Кажется даже, что я, стоящий рядом, чувствую изменение в его личности, будто и в самом деле аху Вепвавета входит в него. В нём прибавилось величественности.

— Что дальше? — теперь уже сам Анхесенамон проявил инициативу, свидетельствуя об успехе моего трюка.

— Потом зачитаешь части гимна, восхваляющие Упуаута, особенно части, где он объявляется проводником…

— Я его не помню, — настроение начинающего жреца резко упало. Нервничает.

— Не обязательно дословно. Если он будет в тебе, лучшие слова придут сами.

Вроде сработало. Я убедился, что уверенность вернулась к «ученику» и продолжил:

— Закончишь так: « Ба того, на чью грудь я возложу руки, разорвёт все путы, найдёт путь в тело (хат)».

«Ученик» заулыбался потому, что я наконец-то озвучил вполне конкретные слова, а всё, что я сказал до этого противоречило распространённому убеждению, что важна формула. Нельзя говорить что-то произвольное. Не только точность слов очень важна, но и интонации, мелодия речи, тембр голоса. А я говорил о каком-то вдохновении, что «сердце подскажет», если впустить в себя аху божества.

Возможно именно поэтому на практике всё оказалось не так гладко, процесс пошёл не по плану.

Как и в Куше оказалось, что это не просто болезнь, нужно личное вмешательство, присутствие внутри чужого сна.

Неожиданность случилась в момент касания груди Шедира. Анхесенамон застыл, будто заснул с открытыми глазами. Я уже подумал, что лекарь сам заболел, но нет. Его ступор продолжался очень недолго, всего пару минут.

А потом оба открыли глаза разом. Шедира с удивлением завопил:

— Почему я связан?

Но его вопль проигнорировали. Внимание было приковано к целителю.

— Опять как в Куше. Паутина, коконы… Заодно ещё двоих освободил и тут же проснулся. Почему так? — спросил он у меня.

— Не знаю, — а что ещё я мог ответить? Только правду. — Расскажи остальным меченным, что ты делал. Пусть они пробуют под твоим наблюдением.

— А ты не хочешь поучаствовать?

Вообще, честный ответ был бы: «Не хочу», — но я же не могу так сказать?

— Отойдём в сторонку, господин командующий? — сказал я Анхесенамону.

Он приосанился, грудь выпятил и пошёл за мной с важным видом, косясь на улыбающуюся Анкетсат.

— Сейчас ты старший, — сказал я ему. — Прикажи мне начинать обсуждать с Аханакой новое освящение храма Анукет.

— Наших стараний недостаточно. Нужно отправить гонца в крепость. Господин Мерикара пришлёт подмогу…

— Собекхотеп под личной брата находится там. И половина войск в крепости — ополчение, его подчинённые. Единственное, что можно сделать сейчас — это предупредить, что номарх, может быть, ненастоящий. Мы этого не знаем. Нам надо попасть в дом Собекхотепа и найти тело. Хорошо бы живым.

Глаза Анкесенамона блеснули нездоровым блеском. Он, кажется, проникся озвученной мной идеей становления командующим гарнизона, а для такой рокировки как раз нежелательно, чтобы Хнумхотеп был жив.

— Возьмём людей в двух храмах. Они помогут. Тут немало воинов.

— Чёрной расы, — недовольно сморщился воин.

— Оставшихся верными, — парировал я.

Он помолчал немного и наконец решился. Приосанился и сказал громко, чтобы те, кто должен, услышали:

— Повелеваю: обсуди с великим жрецом Аханакой то, что я тебе сказал.

У меня от сердца отлегло: понимает, что значит секретность.

Аханаке уже обо всём доложили, он встретил меня опережая мою реплику:

— Смогут ли отмеченные Упуаутом разбудить защищающих осквернённый храм?

— В Нубии они сделали примерно то же самое, за что и получили метки бога, — рассказал я. — Они убили колдуна, защищавшего крепость с помощью ходящих во сне.

— То есть Хаэмуас должен умереть? — с неприязнью переспросил великий жрец Сатис. — У меня есть к нему вопросы.

— Думаешь, он пожелает говорить?

— Мы умеем спрашивать, — на секунду лицо благообразного старика стало зверским, но он быстро взял себя в руки, и снова стал почти святым.

— Он не простой человек, — начал было сомневаться я, но тут же передумал спорить, когда лицо Аханаки начало искажаться недовольством. — Если хотим освободить всех горожан разом, то иного выбора нет. Нам нужно попасть в дом Собекхотепа.

Верховный жрец зашипел сквозь оскал:

— Я знал! Хнумхотеп?

— Он в Храбрости Двух Земель. Если мои домыслы верны, ждёт весточки от Йиуй с подтверждением о нашем устранении.

— Не домыслы. Когда это началось, я тоже подумал о чём-то таком. Но не мог сформулировать свои предчувствия. Хнумхотеп приходил ко мне за… помощью. Он показался мне каким-то… чужим. А вот так всё встаёт на свои места… Да. Так и есть. Ты прав, юный посланник с Запада. Нужно спешить. Я отправлю сообщения к Мерикара и Махухи.

Махухи, это верховный жрец Хнума. Почему-то его редко зовут по имени, больше по должности.

— Мерикара только предупреди. Пусть готовится к сопротивлению…

Аханака так глянул на меня, что я предпочёл замолчать. Действительно, чего это я раскомандовался. Пусть ответственные люди стараются, занимаются тем, чем им положено. Спасают Две Земли… Или хотя бы первый ном.

— Позволь мне пойти к моему командиру Анхесенамону, великий жрец, — я поклонился.

— Ступай, — милостиво дозволил мне Аханака.

А я призадумался: чего я вообще вдруг вылез? Хнумхотеп меня хотел прикончить… Или это Собекхотеп был? Как теперь разобрать? Бэс вас защекочи!

Пока шёл в залы для инкубации снов, принял решение: я личный писец Мерикара, а в данный момент советник Анхесенамона. Вот в этих рамках и буду действовать. Ни больше, ни меньше.