Писец войска

Глава 12

Мазига пришёл в компании с двумя другими колдунами и двумя высокопоставленными воинами (судя по обилию золота на них), а мне компанию составили Анхесенамон, двое меченых и лекарь из храма Анукет.

В этот раз переводчика не взяли. Судя по всему, минимум один из вождей знал египетское наречие.

По крайней мере этот тип с рыбьими глазами, сумел прочитать договор, который я написал в двух экземплярах. Понятно, отчего он такой пучеглазый: слишком мозговитый. Незаурядный умище занял весь череп, в нём глазам места не нашлось. Вот и приладила их природа снаружи.

Он вписал несколько коротенько, но без ошибок: «Только колдуны», — имея ввиду, что никто из нубийцев больше не обязан покидать родные места.

Потом мы все, и участники договора, и свидетели, приложили пальцы, обмакнув их в чернила. Я предложил на выбор четыре цвета. Сам использовал зелёные, а предпочтения остальных разошлись, но никто не выбрал чёрный. Вышло весёленько.

Колдун сел на траву, скрестив ноги, и жестом пригласил меня сеть напротив.

— Расскажи правила.

Здоровяк рассмеялся:

— Нет никаких правил. Пей, и встретимся во сне. Сражение состоится там. Кто проснётся, тот и победитель, — он сделал глоток из деревянной чаши, сунул её мне под нос, а потом отпил примерно половину.

Протянул остатки мне.

Какой-то отвар из трав. Пахнет сеном, чуть горьковатый. На вкус оказался точно таким же, напомнил мне ромашковый чай. Или календулу… Эх, уже не помню, каков один напиток, а каков другой.

Я сделал два глотка — во мне массы раз в пять меньше, так что это справедливо.

Мазига только улыбнулся на это.

Хватило и двух глотков.

Глаза стали тяжёлыми, и я провалился в колдовской сон. Очень реалистичный.

Я оказался на утоптанной площади посреди африканской деревни где-то в джунглях. Дома-шалаши, со стенами из прутьев и крытые пальмовыми ветками, напоминали какой-то документальный фильм. Но тут не бегали люди в китайских футболках и шортах. Да тут в принципе никого не было. Пусто.

Я так подумал, но ошибся. Из хижин начали выходить люди в костяных масках. Не только мужчины, но и женщины.

Они собирались позади Мазиги, возвышавшимся надо всеми.

— Ха-ха-ха! Теперь я знаю твоё имя, Афарэх! — заорал колдун, дав понять, что он тоже может читать божественные знаки. — Сон — это мой мир. Я пригласил сюда друзей, и мы вместе отведаем твоего мяса!

Язык, на котором он говорил, был… русским.

Я осмотрел себя и понял, что моё тело тоже не египетского подростка. Слегка сутулый из-за сидячей работы инженер с небольшим брюшком и отдышкой уже после нескольких сотен шагов в быстром темпе. Это прошлый я. Я из будущего.

Даже одет именно в то, что надел на экскурсию в музей: туфли-плетёнки, светлые брюки, просторная рубашка с длинными рукавами и соломенная шляпа — всё, чтобы нежная белая кожа северного человека не обгорела под непривычным южным солнцем Египта.

Сон, чтоб его. Такой вот выверт сознания.

Я коснулся груди и убедился, что под рубашкой всё тот же стальной нагрудник, что был на мне-Афарэхе. Сбросил соломенную шляпу: под ней полушлем.

Кинжал тоже при мне.

Отлично.

— Ты готов? — напомнил о себе колдун. Изменение моего облика его совершенно не смутило. — Я приглашу ещё друзей, других аборо мангу, и мы вместе сожрём твою душу!

Неведомым образом в руках у людей позади Мазиги появились барабаны, обтянутые человеческой кожей — это особенность сна, я просто знал, что она человеческая, без каких-либо пояснений. Знание в чистом виде.

Кожа натянута очень туго, потому колдовские барабаны звучали очень громко и звонко, созывая ещё колдунов. Со всех сторон подлетали их светящиеся образы, после касания земли становясь новыми фигурами в костяных масках.

Я не мог понять, что создает речёвки: то ли сами барабаны выбивали дробь: «Человечье мясо, человечье мясо, человечье мясо!», — то ли колдуны читают рэп с такими словами под этот бит. А может это их общий хор.

Колдуны принялись танцевать вокруг меня. Эти танцы пугающие, устрашающие, движения абсолютно не изящные, носят сугубо ритуальный характер.

Сотни рук потянулись ко мне, и каждый норовил отщипнуть кусочек моей плоти, чтобы пожрать её. Точнее, кусочек моей души, чтобы прилепить его к своей, сделав своё мангу сильнее.

Все египетские заклинания, известные мне, придуманы людьми. Да, они эффективны в призвании богов, но в данном случае у нас идёт борьба личная. Скорее всего, это будет нарушением правил. Да и не уверен я, что колдун в ответ не призовёт силу богов такого же уровня, повысив уровень противостояния.

Честной и убедительной может быть победа только в одной и той же весовой категории.

Но всё-таки у меня есть преимущество. Мне известна молитва, данная Самим Иисусом Христом Своим ученикам. У неё у единственной статус молитвы Господней.

Ни одно египетское заклинание не сравнится с ней. Вчера я много думал о том, как буду противостоять колдовству, и сделал свой выбор.

Пусть её текст — это не просьба о спасении или избавлении от врагов, а потому она не совсем подходит к ситуации, однако мне неизвестно ничего более душеспасительного, чем эти простые с виду и короткие строки:

'Отче наш, сущий на небесах!

Да святится имя Твое;

Да приидет Царствие Твое…'

О, да, она работает. Мне показалось, что слова прозвучали на ком-то семитском языке, думаю, что именно так моё подсознание воспроизвело арамейский, язык Палестины времен Христа. Я о нём ничего не знал, кроме названия, но слышал один раз в ролике-подборке на тему «как звучали мёртвые языки». Кстати, египетский в том видео очень далёк от реальности, уж мне ли не знать.

Как всегда во время христианской молитвы я не почувствовал наполнение себя какой-то особой хека, но душа стала легче, воспарила, в данном случае ещё и буквально: тело приподнялось над землёй. Она стала такой крепкой и неуязвимой, что руки колдунов не просто не могли мне навредить, они не только не могли коснуться меня, но даже приблизиться. Их ногти, превратившиеся в острые крючки птичьих когтей, останавливались в минимум в пяти сантиметрах от образа души. А самые слабые колдуны и того дальше, они вовсе не могли ко мне подойти.

Самого лучшего результата добился сам Мазига, но и он лишь коснулся меня, не причинив никакого вреда.

— Мне нужно больше силы, — заорал Мазига, срываясь с баса на визг, и тогда остальные схватили первого попавшегося колдуна и разорвали его, истошно кричащего, на куски. Каждый отщипнул по два кусочка, один из которых оправил в рот, а второй засунул в небольшой колдовской горшок, с которым Мазига прошёлся среди толпы, как ассистент уличного фокусника с кепкой.

Вспыхнул колдовской огонь и «плоть» несчастного колдуна начала «вариться», превращаясь в светящийся сгусток, который Мазига, непонятно каким образом определивший готовность варева, затолкал себе в рот, давясь и дёргаясь от рвотных позывов.

Он снова попытался меня ранить, но опять его когти едва коснулись моей щеки, не повредив кожу. Но в этот раз я почувствовал прикосновение.

— Готов подставить тебе другую щёку, — сказал я, издеваясь.

Колдуны почуяли, чем пахнет для них поражение в очередном бою, и с визгом отпрянули от самого могучего из всей своей колдовской братии.

Однако, предводитель и не намеревался никого больше приносить в жертву. Он верно оценил, что прироста его силы недостаточно, чтобы меня ранить.

— Я не чувствую в тебе великой мангу, но определённо что-то есть внутри тебя. Признаю, что эту битву ты выиграл, — Мазига взмахнул рукой и обратился к помощникам: — Все прочь! Я призову на помощь злых духов агириза… Нет. Этого мало! Я призову ещё и богов!

Те колдуны, кто не исчез от взмаха Мазиги, услышав, что собирается сделать их предводитель, просились прочь, удаляясь от будущего места, где воцарится ужас. Их крики, наполненные страхом, удалялись во все стороны, по мере того как светящиеся образы разлетались как огоньки фейерверка.

— Мазига, я не хотел этого, ты сам меня вынудил, — сказал я угрожающе спокойно, чем вызвал демонстрацию белоснежных зубов из-под маски и бороды.

— Ты испугался? Как и они? — обрадовался колдун.

— Начинай призыв. Я приглашу на пиршество богиню, для которой твои духи-агириза — это лакомство. Чем больше их будет, тем лучше. Она может рассердится, если я потревожу её зазря. Придёт, а угощение не готово.

— Ложь! Слова, произнесённые от страха, — низким басом закричал аборо мангу и приступил к воззванию, как и в египетской культуре сопровождающееся музыкой, производимой черепом-погремушкой (тот самый, что насажен на конец его посоха). Он опять танцевал и что-то мелодично декламировал. Эффект автоперевода почему-то не работал. Скорее всего, он сам не понимал смысла сказанного. Многие народы считают, что чем абсурднее звучит заклинание, тем оно действеннее. Я встречал такие образцы и в египетских магических папирусах тоже, правда принял их за шифровки. Только недавно Ири-Ири мне объяснил, что шифрование заклинаниям не делают, только священным текстам.

Духи начали появляться. Почти все — человекообразные уродцы. Петру Первому понравились бы, он бы их собрал для своей Кунсткамеры. Тела их искажены — сгорбленные, тощие и жирные, с непропорциональными кривыми руками и ногами, часто разной длинны и с лишними или отсутствующими суставами.

А лица… Нет, это не лица и даже не морды. Это маскоподобное месиво из мяса и отверстий, которые лишь с натяжкой можно сопоставить со ртом, ноздрями и глазами.

Что ж. Можно и мне приступать к ответной песне.

Вибрирующим голосом, достигающим края Вселенной, я начал торжественно:

— Повелительница Резни, Та, кто калечит.

Могучая Многоликая госпожа.

Для тебя приготовили угощение, переполненное могучим ка.

Несущая смерть Сехмет, приходи и угощайся!

Я, дитё, кого ты обнимешь пушистыми крыльями, надеюсь на твою помощь, о, Госпожа кровопролития и Хозяйка ужаса.

Та, перед кем трепещет зло! Сопровождающая армию и царя в его походах.

Вот я, беззащитный, стою один перед мириадами врагов Двух Земель.

Та-Мери уповает на тебя!

Из всего, что я сказал, можно оставить только один эпитет: Госпожа резни. Именно в таком качестве появилась изящная львица, накинувшаяся на многочисленных духов и демонов, всех этих уродливых, но судя по довольному урчанию, оооочень вкусных тварей.

Она металась со скоростью тени, перемещаясь от одной цели к другой. Рвала их на части и мгновенно пожирала, пока их свет не угас.

Одно движение, и на одного врага становилось меньше. Им стало не до меня. Да и сам Мазига уже давно забыл, что где-то рядом есть его враг — седовласый мальчишка. Или как он меня видит? Думаю, что всё-таки мальчишкой, раз узнал. Взрослый — это моё самовосприятие, он не может об этом знать.

Мазига многое успел, пока агириза отвлекали Ливицу от него. Он защитил себя многими волшебными предметами, расставил вокруг себя какие-то плошки, воткнул резные палочки, насыпал разноцветных камней и ракушек.

Мне даже стало жалко этого наивного здоровяка. От кого он решил защищаться такими методами? От той, кого сами боги усмирили только с помощью хитрости?

Как я и ожидал, аху Сехмет и не заметил его защиты. Он принял антропоморфный образ, и теперь уже полуженщина вырвала из живота колдуна ярко светящийся сгусток.

Она проглотила большую его часть и поманила меня наманикюренным пальчиком.

Подошёл.

Ни слова не говоря, она ударила меня в грудь в районе сердца, и эта энергия, как я подразумеваю — мангу, начала наполнять моё тело, растекаться по нему теплом.

Не сказал бы, что приятное чувство. Наверное, как-то так чувствуют себя те, кто выходит в открытый космос без скафандра: внутренне давление разрывает каждую клеточку, а тепло мгновенно превращается в обжигающий жар.

Я ещё не закончил «переваривать» этот дар, когда увидел, что Сехмет хочет откусить голову Мазиги.

— Остановись! — выкрикнул я и подставил свою руку, надеясь, что богиня остановится, не желая навредить мне.

Откусила. С мерзким хрустом, хлюпаньем плоти, и обжигающей болью, стократно более сильной, чем паралич всего тела вызванный всё ещё усваиваемой энергией.

Выплюнула и посмотрела на меня снисходительно, но без жалости или осуждения.

— Он носитель своего слова. Мазига должен жить, — прохрипел я, всхлипывая.

— Глупец, — гнева в словах, вырвавшихся из львиной пасти, как мне показалось, не было. Это просто констатация факта. Произнесённое львиной глоткой слово могло бы показаться агрессивным, но это же пространство сна, здесь всё понятно несмотря на то, что может казаться противоположным истине.

— Джхути, нужна твоя помощь, — рыкнула львица в никуда и исчезла.

Вместо неё появился павиан, поднявший мою откушенную руку с земли и приставивший её на место.

— Сама бы приросла, в тебе столько силы, — проворчал он в обезьяньей манере. — Здесь, — павиан покрутил лапой, указывая на пространство колдовского сна, — это возможно.

Он всё-таки произнёс какие-то слова силы, но я не смог их не то что запомнить, даже воспринять правильно не удалось. Это не просто заклинание, а божественное повеление. Куда мне с людским умишком и восприятием их понять.

Рука стала как новенькая.

— Всё. Просыпайся, — божественный павиан вмазал мне по морде, отвесил крепкую пощёчину, недовольный тем, что его побеспокоили.

Уже просыпаясь, как бы сквозь дрёму я услышал ехидный голос Тота:

— Тело этого всё рано не дышит!

Тут же вскочил и направился к колдуну. Он и в самом деле не дышал, и пульс не прощупывался.

— Анхесенамон! Помогай! — заорал я.

Я только потом узнал, что как только я погрузился в сон, нас окутало ярким светом, и вся компания свидетелей отвернулась, ослеплённая. Так что никто не заметил моего возвращения. Но голос, конечно же, услышали.

Про искусственное дыхание и вентиляцию лёгких я уже рассказывал на своих кратких курсах. Но это только теория, а в реальности и сам-то делаю впервые.

Неудобно: маску почему-то не получилось снять, будто эти кости — часть лица. А она мешает зажать нос для того, чтобы делать искусственное дыхание.

Пришлось вставить пальцы в ноздри. Обширные, характерные для чёрной расы. Едва заткнул.

— Раз, два, три, четыре, — Анхесенамон, как самый сильный, давил на грудь, а я давал отсчёт и делал вдох за пациента.

Остальная компания не понимала, что происходит. Точнее, нубийцы не понимали вовсе: это ещё часть волшебной дуэли или уже начался процесс ритуального надругательства над побеждённым?

А свидетели с нашей стороны слышали про экстренную реанимацию от меня, но не понимали, зачем я его спасаю.

Когда колдун, теперь, наверное, уже бывший, ведь его силу пожрали, очнулся, сделав глубокий шумный вдох со всхлипом, многие восприняли случившееся неправильно.

По египетским поверьям, и, как я понимаю по лицам нубийцев, у них есть что-то аналогичное, новорожденный становится живым только после того, как богиня-мать вдыхает жизнь в его рот.

Местные мыслят синкретически, и не удивительно, что они восприняли увиденное в разрезе этого поверья.

Да если честно, я и сам не уверен, как правильно оценить эту реанимацию. Мне кажется, что через дыхание вернул Мазиге часть утраченной мангу, и именно поэтому он вернулся к жизни.

Никто меня не благодарил за содеянное, включая проигравшего, но возвращённого к жизни.

Побеждённая сторона переглянулась, а Мазига признал:

— Я повержен.

Договор перевернули, мы с рыбоглазым сделали соответствующую пометку каждый на своём экземпляре, и повторно наставили отпечатков больших пальцев.

— Дайте нам времени до рассвета. Мы уйдём из крепости и города, — подвёл итог Мазига перед тем, как в очередной раз повернуться широченной спиной.

Анхесемон лыбился во весь рот. Видимо, пока я находился в колдовском сне, они о чём-то договорились с представителями родовой знати, и те будут выполнять обещанное.

Ну, дай-то бог! Правда, не знаю, какой.

На утро армия Упуаута, соблюдая осторожность прошла через Миам в Анибу.

Город жил своей жизнбю, нас не приняли ни за врагов, ни за своих. Просто смотрели с любопытством на большое количество чужаков.

А вот Анибу встретила нас сказочным зрелищем.

Я имею ввиду сказку о спящей царевне. Точно как там уснул весь замок, прямо на тех местах, где они находились: повар у очага, дровосек у кряжа, — точно так же и в крепости всё замерло как на фотоснимке, запечатлевшем активную работу. Мгновение остановилось.

Работы меченым предстоит много. Ну, и мне не отвертеться. Куда они без меня? Помогу разбудить спящий замок.

Аменемхет с третьим порядковым номером возлежал в тенистом саду на кушетке, покрытой резьбой и позолотой. Он беседовал со своим доверенным визирем, а чтобы никто не мог подслушать их тихую беседу, вокруг топчана расположились музыканты, создающие шумовую завесу.

Впрочем, на лице его только довольство, так что понятно, что он наслаждался пением и танцами. Не мог же его министр сказать что-то приятное?

Впрочем, и неприятного вряд ли можно ожидать от подданных. редко кто решается донести правителю плохие вести, информация тщательно фильтруется царедворцами, потому чем злобнее тиран, тем в лучшем мире он живёт. Мире своих фантазий.

Правление нынешнего сына Ра, воплощения Гора относительно спокойное. Опираясь на выходцев из незнатных сословий, он подавил самостоятельность номархов. Теперь они не графы, а слуги царёвы. Им не на что больше строить гробницы, превосходящие по роскоши царские.

На границах — спокойствие. Военные походы большая редкость, соседи и так не смеют поднимать головы. Разве что дикие племена азиатов иногда ведут себя нагло.

Хотя… Есть одна неприятность. Нимаатра сосредоточил свой божественный взор на оазисе Шедет (егип. «море», т.е. Фаюмский оазис), где строится то, что вдохновит греков на истории о Лабиринте. Синай и Ливия так же интересна, а вот о южных землях вспомнил только когда поток нубийского золота прекратился. Строители доложили, что не из чего делать полы в его резиденции.

А ведь он считал, что чиновники тех мест отлично знают своё дело. До недавнего времени ладьи и пешие караваны с золотом и благовониями шли оттуда стабильно. Поставлялся ценный камень в том числе для строительства сразу двух его пирамид-усыпальниц.

Однако, недавно пришли тревожные вести, а у него, так не ко времени, и армии-то нет. Точнее, люди заняты более важными делами — участвуют с многочисленных строительных проектах — и как конвои, и как непосредственные работники.

Однако вот уже в течение двух месяцев с юга приходят хорошие и нейтральные новости, и правителю даже начало казаться, что он зря отозвал воинов от важных строительных и сельскохозяйственных дел, собирая армию для похода на юг.

Когда в сад вошла Нетепти, жена его сына, ушедшего к предкам, и мать будущего наследника (авт.: в Древнем Египте не было термина «царица». Женщины носили титулы «мать царя», «супруга царская» и т.п. Нетепти не упоминается как супруга царя, только как мать Аменехмета IV). Парик на её голове, выполненный в нубийском стиле, вызвал неприязнь у мужчины, но он сумел не показать своё отношение. К тому же, несмотря на немолодые годы, женщина всё ещё блистательна в тонком калазирисе и источающая неповторимый аромат благовоний. Нетепти всегда смешивает их лично и не делится секретом неповторимости с тремя супругами царя.

Они сильно ревнуют оттого, что их престарелый супруг уделяет больше времени молодой невестке, фактически сделав её наложницей, приблизил к себе сверх меры.

— Сокол мой, вот посмотри, что пишет племянник, — она протянула мужу свиток папируса с сорванными печатями. (авт.: хорово имя Аменехмета III — Хор-Aa-бау — «Хор с большой властью». Царь египта — это воплощение Хора, бога с головой сокола).

— Ступай. Позже закончим, — Нимаатра отослал визиря, оставшись наедине с матерью его детей, насколько уединение возможно в царском дворце.

— Что у тебя? — он взял свиток и увидев первые строки невольно поморщился, даже хотел вернуть папирус и попросить просто пересказать содержание.

Письмо от брата Нетепти. Он всегда раздражал царственный взор, и тот под видом большой милости отослал его на юг, надзирать за крепостью Анибу и городом… Юг! Точно. Параллельный источник информации может быть полезен. Только нужно читать не сами жалобы (а что ещё может прислать этот нытик?), а то, что написано между строк.

Царь решил ознакомиться внимательно, что и сделал. Несколько раз он не смог удержаться и улыбался, а один раз даже расхохотался, хоть, если вдуматься, суть рассказанного вовсе не забавна.

Но как прикажете относиться вот к такому: «Слуги Мерикара испачкали мой шендит калом и мочой, чтобы выставить меня в неприглядном свете перед подчинёнными, тоже нечистыми».

Или вот такой перл: «Я в одиночку противостоял всей их армии Упуаута, но был сражён отравленным кулаком Анхесенамона, любимчика Мерикара».

Если отбросить всю эту шелуху, получается, что донесение Мерикара правдиво. Он отправил армию Упуаута под предводительством своего родственника на усмирение бунта нубийских колдунов.

А раз они уже дошли до Анибу, куда царь сослал неприятного родственника, то дела у них идут не так уж и плохо.

— Слеза моего сердца, скажи, это пришло вместе с диоритом от твоего племянника? — уточнил он.

Такими мелкими вопросами царь лично никогда не занимался. К тому же камень везут не во дворец, а в Фаюмский оазис. Значит, письмо ещё какое-то время доставляли ко дворцу.

— Гонец ещё здесь, — ответила женщина. — Я прикажу спросить.

— Не стоит. Я предвижу ответ, — на самом деле он был в письме, но так завуалирован, что трудно понять, что произошло на самом деле: воины Анибу, чья непосредственная обязанность сопровождать добычу камня и его транспортировку, не смогли противостоять бунтовщикам, а армия Упуаута отбила всё потерянное.

А то, что этот прохвост получил по морде — даже хорошо. Это ему полезно. Царь и сам бы ему врезал, да невместно марать божественные царственные ручки о нечистое. Оттого он и оказался так далеко от дворца.

— Душа моего сердца, что ты хочешь от меня? Ты же знаешь своего племянника, — ласково сказал царь.

— Разве ты не видишь, что номархи снова затевают бунт против царской власти? — с жаром, слишком громко завопила женщина.

— Сестра моя, вот, прочти, — царь лично поворошил гору свитков, образовавшуюся рядом с банкеткой, на которой он возлежал. Когда он ознакамливался с докладом, то просто швырял папирус в сторону.

Теперь нелегко найти нужный.

Наконец, ему это удалось, и женщина принялась вчитываться в текст.

— Это и в самом деле случилось?

— Да. Ты оказалась совершенно права, Хатхор моей души. Но Мерикара и его армия Упуаута — это верные мне люди, они как раз и усмиряют бунт. И мне бы не хотелось думать о том, на чьей стороне был твой брат. Как он потерял крепость Анибу и диоритовый карьер?

— Уверена, что он всё может объяснить…

— Сестра моя возлюбленная, ладьи с золотом из Нубии уже идут. И не только с золотом. Вот, посмотри. Подарок Моему Величеству от Мерикара, чью кандидатуру я намереваюсь утвердить на должности номараха.

Аменемхет похлопал в ладоши, хранитель царских секретов, слышавший всё, убежал куда-то, а спустя минуту к его ногам поставили бронзовую пластину, пробитую стрелой. А ещё в ней торчал топор.

— То это за мусор? — не поняла женщина, далёкая от военных дел.

— Как я и сказал — подарки.

— Подарки от Сета? — Непепти заметила рыжие пятна ржавчины на полированной поверхности топора и выразила своё неудовольствие.

Рыжий и красный — это атрибуты бога войны.

— Мерикара что-то такое писал. Надо натирать воском или маслом, чтобы металл не портился, — это он сказал для хранителя секретов. Он распорядится обо всём.

— Я поняла, сердце моё! — женщина всплеснула руками. — Это же небесный металл! Он режет медь как сыр!

— Всё так, душа моя. Я намереваюсь отправить нашего сына с инспекцией. Пусть он посмотрит на всё своими глазами. Если Мерикара действительно верен мне, то зачем ссорится… с таким? — он указал на пластину, которая, если присмотреться, носила следы и других проверок. И кто знает, от чего? И в каком количестве это добро имеется у нового номарха Земли Лука?

Стоит добавить, что ни в одном документе не был упомянут юноша с седыми волосами. Так что Аменемхета с порядковым номером четыре ждёт небольшое открытие.