Писец войска

Глава 16

Я ожидал, что испытание Тота, бога знаний, будет чем-то вроде прохождения тестирования.

Жестоко ошибся.

Похоже, что испытывать поручили Апопу и Уаджит, а в подмогу им дали Хедетет и Серкет.

Смех Пен-абу, отлетевшего от меня сразу же, как только испытание началось, слился с шуршанием по полу лапок мириад скорпионов и трением змеиных чешуек о пол и друг о друга.

Впрочем, скорпионы не смогли ко мне приблизится точно так же, как и те, что были снаружи: от временно открытой бреши я поспешил избавиться. У этих паукообразных успехи были заметнее, но всё равно ни один из шевелящегося ковра не смог дотянуться до меня своими жалами и клешнями, хоть они и были значительно крупнее своих коллег, защищающих подступы к сокровищнице.

А вот змеи смогли. Не скажу, что они ворвались в круг, который непреодолим для членистоногих. С трудом, но протиснулись сквозь невидимую стену.

Скорее всего продавили массой. Одна из змей достигала сантиметров тридцати в диаметре, длину не могу оценить, просто не видел, где она заканчивается. А у неё ещё есть и товарки поменьше, угрожающе раскрывающие капюшоны, но не решающиеся лезть под брюхо своей царице. Не знаю, почему я так истолковал их поведение.

К счастью, из-за массивности и того, что защита амулетов всё-таки работала, тварь не очень проворная, мне удавалось уворачиваться. Она атаковала не каким-то волшебством, а как обычная змея, ловящая тушканчика: сворачивалась пружиной и выбрасывала тело вперёд.

Стоять удобной мишенью было глупо. Я поочерёдно прятался за ладьёй, саркофагом и статуей павиана. Мне, мелкому по сравнению с ней, удавалось неплохо маневрировать, хоть по началу и было страшновато из-за опасений, что некоторые скорпионы или змея окажутся внутри спасительного круга просто потому, что будут зажаты в каком-то углу.

Такое случилось несколько раз, но они просто-напросто испарились, развеялись чёрным дымком. То есть надо полагать, что преграда не физического плана, они просто не выдерживают стража и давления, производимого либо лично мною, либо моим жезлом. А скорее всего, вместе.

Жезл, кстати, никуда не делся — шуит есть у всего, даже у духовных сущностей. Очевидно, что в помещении без света, тень не является признаком отсутствия освещения. Это духовный элемент, присущий всем объектам, независимо от их природы и степени материальности или прозрачности.

Выпад за выпадам, удар за ударом, гигантская змея начала меня теснить к стене, подальше от предметов, за которыми можно укрыться. Почти зажала в угол погребальной камеры. Я даже начал подумывать о бегстве. Здесь тоже есть нарисованная на стене и наделённая магическими свойствами дверь. Так что выйти можно. Только куда? В соседнюю камеру, откуда выхода уже нет? В чём смысл?

Я снял с шеи жезл и начал делать им взмахи, будто он рукоять хлыста. Это работало снаружи, так я гонял скорпионов.

В принципе, и сейчас эффект был тот же: скорпионы разбегались, некоторые даже дохли, точнее, испарялись. Змеи чувствовали боль, корчились, а некоторые из тех, что помельче, даже тоже умерли, сначала рассечённые пополам, а потом испарившиеся.

А вот самая крупная только разозлилась. Сначала я подумал, что наношу ей какой-то урон и он накапливается, но потом понял, что она становится только яростнее. Злее и злее меня атакует.

Впрочем, я не просто так сделал первоначальный вывод: на её чешуе взмахи ритуальным жезлом оставили следы. Можно сказать, что они кровоточили: такой же чёрный дым, в какой превращались уничтоженные скорпионы, исходит из самых глубоких ран. Парит как теплотрасса зимой.

Так что я не угомонился, а только усилил напор, хоть большой надежды и нет: никогда не слышал, чтобы котята расцарапали человека до смерти. Слишком незначительны ранки. Не уверен, что случится раньше: гигант испариться или я попаду под его атаку.

Я уже получил несколько ударов, но к счастью они только швыряли меня по залу, но никак не ранили. Опасно было бы, если бы меня зажало между телом монстра и стеной, например.

И клыки вызывают опасение — они источают яд. Не в физическом смысле, естественно, а ядовитые для шуит. Эта субстанция, в отличие от всего остального, светится. А свет, как известно, губителен для теней.

Я присмотрелся и увидел, что точно такая же точечка, несоизмеримо меньшего масштаба, есть и на каждом жале скорпиона, и на зубах более мелких змей. Просто я раньше не обратил на них внимания, ведь гладкие тела вполне естественно бликуют и переливаются. Только вот не подумал, что тут нет никакого света, им нечего отражать. Это и есть яд.

Я несколько раз убедился, что он работает. Гигантское воплощение Апопа злобно огрызалось на попавшихся на пути коллег, и от его нападения, простого касания этими клыками, змеята испарялись точно так же, как от моего жезла.

В каком-то смысле мы вооружены одинаково. правда, у змеи два кинжала, размером сопоставимых с клювом ибиса, ставшим заготовкой.

И вот случилось то, чего я опасался: змей загнал меня в угол, ударяя своим телом, которое теперь мне уже кажется бесконечным и заполняющим всё помещение. Как змейка из компьютерной игры первого поколения…

Точно!

Не знаю как у неё с интеллектом, но я очень красочно и с надеждой представил, как змей кусает сам себя и испаряется. Именно так заканчивалась игра, которую я вспомнил, глядя на его бесконечное тело, которое уже начало давить прочих змей и скорпионов. А тот самый «дым» впитывается в него и способствует росту.

Однако, чем длиннее тело, тем больше шансов, что этот агрессивный оуроборос схватит сам себя. Кстати, на древних египетских изображениях этот символ появился задолго до того, как Греция в принципе породила какую-то цивилизацию, способную к философствованию.

Жаль, что у меня остался только один способ повлиять на манёвры этого существа — служить приманкой.

Удары жезлом перестали действовать по мере того, как эта тварь приобрела пропорции монструозного запутанного садового шланга.

Пробовал даже прибегнуть к отчаянному шагу, способному разрушить всю магию этого места вообще. Я перекрестился сам, перекрестил чудовище и кричал: «Изыди!», — но, видимо, это не тот Змий, на которого такое может подействовать. Или во мне мало веры и желания того, чтобы изгнание зла подействовало. В подсознании сидит мысль, что вдруг вместе со змеем, и Книга Тота, мой билет из этого треклятого мира, тоже не исчезнет. А без веры, как известно, молитвы ии заклинания — это просто слова.

Зато удары крест-накрест неплохо работают. Самое любопытное, что те, которые делаются в православном направлении — сильнее. Возможно, потому что они мне роднее. Не знаю, как интерпретировать. Потом подумаю, не до того мне.

К сожалению, змей не настолько тупой, чтобы самого себя цапнуть, мне не удалось его натравить на самого себя, но и я достаточно ловок, чтобы вырваться из угла, в который он меня загнал.

Да вот только он заполнил уже весь, я об него запнулся и упал.

Именно это событие привело к развязке: теперь, уже не стоящего в полный рост, твари было труднее атаковать. Я катался как колбаска на жаровне, а змеюка стягивала кольца, уменьшая пространство для манёвра. И не переставала атаковать.

Но я же шуит, тень. Для меня физические законы не очень-то применимы.

Потому в один момент подпрыгнул всем телом, будто слишком сильно отжался от пола, и одновременно, превозмогая себя, засунул один из витков тела в разинутую пасть, которая едва не вонзила в меня светящиеся клыки.

Тварь не кричала, не визжала, а издала такой звук, как сода, погашенная перед тем, как добавить её в выпечку. Только с поправкой на то, что она занимала почти весь пол немаленькой погребальной камеры, в которую даже поместилась небольшая, но вполне настоящая ладья.

Дым, на который распался змей, теперь достался мне. Но я не стал больше как этот Апоп на минималках. И хвост не отрос. Толком я даже ничего особенного не почувствовал, никакой эйфории помимо радости от победы.

Просто знал, что я теперь… более плотный. Я-шуит уже не такой нежный. Мне не так-то просто навредить в этом состоянии. Если тень ляжет на что-то нечистое, то не будет большого влияния на неё. Если стану царём, обойдусь без хранителя царской тени.

А ещё, именно эта энергия позволит мне по-настоящему соприкоснуться с Книгой Тота, погрузить руку внутрь серебряной страницы.

— Хорошо, хорошо! — уже знакомый смех раздался рядом. Я-то надеялся, что это Пен-абу превратился в змея, и я больше не услышу его безумных речей.

Не стал реагировать на его слова, направился прямиком к Серебряной Табличке.

— Не думай, что твоё испытание закончилось! Оно только начинается! — комментировал усопший предок. — Чтение Книги Джехути — это уже само по себе испытание! Теперь ты можешь её коснуться и сойти с ума как я когда-то!

Голос, полный насмешки и торжества, будто не я победил, а меня, начал затухать и постепенно исчез. Возможно, это мне только показалось, ведь теперь всё моё внимание сосредоточилось на мистической страничке. Как и подсказывала интуиция и логика, мои пальцы-тени смогли без помощи Пен-абу коснуться металлической поверхности.

Она вовсе не холодная, наоборот, я отдёрнул руку, будто от ожога. Как пелось в старой песне, «чтение книг — опасная вещь»… Или как-то так.

Но дело вовсе не в температуре. Тени нет до неё дела. Зато есть дело до познания. Информация начала впитываться в сердце (не в голову, нет) слишком быстро. Собственно, наверное, аналогия с температурой всё-таки уместна: если коснуться чего-то умеренно делящимся теплом, пузика кошечки, например, то это приятно. А если поток тепла, в данном случае — знаний, слишком мощный, то такое пламя вредно и причиняет боль.

Так что вторую попытку я сделал осторожнее, аккуратно дозируя «жар».

Это довольно странное чувство, когда читаешь не глазами, а воспринимаешь напрямую, причём даже не головой. Мне кажется, я начал понимать, откуда у египтян возникло мнение, что знания хранятся в сердце. Именно там жар наиболее силён. Понятна связь сердцебиения с эмоциями, оно на них всегда чутко реагирует, но связи с памятью и знаниями я понять не мог. Ранее.

Теперь чувствую, как знание наполняет меня через область сердца.

Только не стоит приравнивать знания, о которых я говорю, к фактам.

Факты — это низший уровень знания. Опираясь на них люди выводят и формулируют законы, которые в свою очередь являются отражением принципов, которые лежат в основе устройства мироздания.

Принципы — это наивысшая ступень, то, что существует в мире богов. Люди только чувствуют их, подглядывая в щёлку в высший сокровенный срез мироздания. Поскольку факты нередко бывают ложно интерпретированными, оттого и формулировки законов всегда содержат изъяны.

То, что я впитываю не является чистыми принципами, но это их отголоски. Законы, порождённые фактами, а высоким, идеальным уровнем, не имеющим изъяна.

Кажется, я понимаю, какую ошибку сделал Пен-абу. Он был слишком жаден, попытался проглотить кусок, которым подавился. Я понимаю, что если сдвину руку чуть глубже в книгу, то смогу добраться до самих принципов. Вот тогда и меня ждёт безумие, как и того алчного человека.

Живым негоже подглядывать за жизнью богов.

— Что ты делаешь? — услышал я голос хранителя Книги. — Погрузи руку вовнутрь!

И этот подлец толкнул меня в спину, запустив исполнение собственного пророчества: чтение Книги Тота — это более трудное испытание, чем сражение со змеем.

От толчка стража, рука буквально окунулась в принципы, и, испытав шок, я не смог сразу выдернуть руку из глубин чистого знания, и не могу сказать, что это доставило мне удовольствие. При этом какого-то глубокого понимания я не успел получить, только шок, встряску разума как от удара током. К счастью, несмотря на это воздействие, я сумел справится с собой и разорвать опасный контакт. Природная осторожность и, будем честны, трусоватость, помогли.

Призрак говорил о каких-то заклинаниях, но я их не видел теневыми глазами и сейчас тоже не воспринимаю напрямую. Для меня в Книге Тота не нашлось ничего, что было бы облечено в слова.

Собственно, они, должно быть, нужны чтобы служить ключом для доступа к законам и управлению принципами. Должно быть, только так Пен-абу мог воспринять содержимое книги, но у заклинания нет регулировки, он проник сразу в самую суть, и его человеческий разум не выдержал.

Я же не хочу прикасаться к недозволенному. У меня всего два желания на текущий момент.

Сюда я пришёл ради того, чтобы найти способ вернуть себе прошлую жизнь, то есть вырваться из ловушки этого мира. Впрочем, готов от него отказаться ради исполнения второго.

Оно тоже связано с мышеловками: хочу выйти из этой ловушки, замаскированной под сокровищницу. Пожалуй, второе даже важнее, ведь если не выйти наружу, то смерти не избежать. А сколько-нибудь десятков лет я проживу и в жестоком мире древности. При дворе Мерикара не так уж и плохо, но слишком уж жизнь зависит от его настроения.

И не в терминах лёгкая жизнь или тяжёлая, а в принципе: жизнь или смерть. Таково жалкое существование придворного. Во всём полагаться на милость господина, целовать землю, на которой он оставил след. В принципе, во все времена это так, но в этой реальности нет разницы между слугой и рабом, кроме разве что той, что у слуг есть некоторые уровни важности, иерархия, а рабы всегда на низшей ступени, по отношению к относительно свободному.

Понятие «наёмный работник» практически отсутствует.

Я бы с удовольствием поработал на Мерикара, только вот он не сможет понять, как это продавать свой труд или услуги. В древности можно купить только всего себя целиком, а чаще всего и вместе с семьёй. В этом причина того, что должности наследуемые.

Пока воспринимал знания, я балансировал на грани, с одной стороны, желая получить как можно больше от источника тайн, а с другой — не желал стать безумным, заглянув в недоступное человеческому восприятию.

Теперь я уже понимаю, что Книга Тота не может быть одинаковой для всех. Египтянин эпохи древнего царства не мог воспринять знания иначе как заклинания, открывающие ему щёлку в божественный мир. Со своим мифологическим мышлением, он плохо владеет математической и физической абстракцией, способностью создавать алгоритмы, формулы.

Неудивительно, что у древних греков Книга Тота представлялась как диалоги с Гермесом, а в восемнадцатом веке превратилась в карты таро. Но идея всё равно одна и та же — прикоснуться к принципам, к тому, что стоит над законами.

Я не получил ни одной формулы заклинаний, даже наоборот, в ряде случаев избавился от необходимости их читать, ибо смог интуитивно понять их механику. Впрочем, я и раньше был к этому готов, именно поэтому с успехом составлял упомянутые формулы.

Прикоснулся и принципам, но это только случайно, зарвавшись.

Однако, как покинуть гробницу я так и не узнал.

Просто потому, что очнулся лежащим на плите. Однако сразу же увидел несколько свидетельств тому, что мне это не привиделось, после того как затылок напекло на солнышке.

Солнце как раз восходило, окрашивая пустыню в совсем уж красные, даже кровавые тона.

Пока я вставал, смахнул с плиты все надписи, будто они были выложены из песка, а не выдолблены в камне. Помнится, совсем недавно человек не смог их даже медным ломиком поцарапать.

Вместе со мной на ноги поднялся только Рамараи и один грабитель. Куда делись остальные — загадка.

Вставая, они дорушили орнамент, имевшийся на плите.

В руках грабитель держал большой свёрток, сделанный из плащаницы, в которых ходили люди под солнцем. Он прижимал его, набитый ценностями, как мать младенца. Воровато косился то на меня, то на Рамараи, не желая делиться.

Потом узнал, что он остался один именно потому, что остальные не совладали со своей жадностью и решили рискнуть, добывая это золотишко. Понадеялись, что волшебные скорпионы ведут себя так же, как и обычные, то есть не преследуют и сами предпочитают избежать контакта с человеком. Если к ним не прикоснуться или не наступать, то они не станут жалить — такое крупное существо не их добыча.

Просчитались.

Всю обратную дорогу я размышлял о том, что произошло. Что помогло мне не сойти с ума. И кажется, догадываюсь. Я христианин и пространство египетских богов хоть и доступно для меня, но ощущается как чужеродное. Меня не затянуло туда как лампочку в рот балбеса, неверующего в то, что её потом не вынуть без медиков.

Я чётко чувствовал границу, которую не стоит пересекать, и не пересёк.

Но когда я воздал благодарность Богу за то, что моя душа осталась христианской, никаких проблем с усвоенным из Книги Тота не возникло. Ничего во мне не шевельнулось, ничего не вызвало отторжения.

Видимо, познание тварного мира не зависит от того, с какими именами богов его ассоциировать.

Рамараи пребывал в растерянности. Он опасался за свою жизнь, не мог предугадать, какова будет реакция господина Мерикара на то, что седой мальчишка не добыл Книгу Джехути.

Они нашли сокровища, золото, украшения, амулеты. При иных обстоятельствах эта добыча, без сомнений, успокоила бы его гнев, но не сейчас: всё-таки их отправили с вполне определённой целью, а она не достигнута.

Книгу, которая по словам мальчишки представляет собой тоненький лист серебра, осталась где-то в погребальной камере с саркофагом.

Самое неприятное, что волшебная чаша с поплавком, которая указывала на местонахождение сокровищницы — Рамараи сам это видел — перестала работать.

Пробка просто плавает и больше никуда не указывает.

— Книга Тота исчезла из мира людей, — беззаботно сказал Афарэх. — У меня есть копия Книги Открытия Дверей. Мерикара будет доволен.

А Рамараи в этом очень сомневался. Удивительно, почему мальчишка считает нынешнего номарха и бывшего командира армии Упуаута рассудительным и сдержанным. Видел бы он, что тот вытворял в походах в Нубию.

Что-то Афарэх недоговаривает. Что-то в нём изменилось помимо цвета бровей, которые стали такими же белыми, как его волосы. Теперь он стал совсем как старик. И речь не только о цвете волос, но и его настроении. Он будто тоскует по ушедшим годам и прячет уныние за неискренними смазанными улыбками.

Остальные перемены в нём пока что кажутся положительными. Изрядно поредевшая компания теперь идёт днём, жара перестала беспокоить и людей, и животных, едва мальчишка взмахнул своим маленьким волшебным жезлом.

Ослы перестали упрямиться, послушно шли туда, куда направлял их погонщик. А ведь им дали не самую послушную скотину, видимо, не слишком рассчитывая на возвращение.

Точно так же легко стало с водой. Он сказал: «Копайте здесь», — указал на ничем не отличающееся от остальных место своим жезлом, которого грабители гробниц начали бояться.

Люди сомневались, но не решились ослушаться. В итоге на глубине в локоть нашли источник воды. Посреди настоящей пустыни! В куче песка!

Напились и люди, и животные. А вода такая холодная, что даже сводит зубы.

Точно так же решил проблему с ночным холодом: маг просто взмахнул жезлом, и откуда ни возьмись появился тёплый южный ветерок. И защиту от ядовитых гадов больше не чертит, просто обводит нужное место, и все твари убегают сами собой.

Через сутки на горизонте показался оазис. Совсем небольшой, даже удивительно, как такой малый клочок зелени выживает среди песка.

— Это осколок большого оазиса, — уверенно заявил Афарэх. — Но нам туда лучше не соваться.

— Почему?

— Наверняка такое прекрасное место обжито каким-нибудь племенем. Сможем ли мы защитить тюк сокровищ? Да и без него опасно.

Рамараи вынужден был согласиться. Попасть в плен к варварам с запада не хочется.

Однако и небольшой островок, где можно отдохнуть в тени, не остался необжитым.

— Обойдём? — предложил Рамараи, но Афарэх отчего-то решил перечить:

— Нас уже заметили. Не показывайте страха, идём навстречу.

В оазисе жил всего один род. Дикие люди, одетые в юбки и шапки из травы и пальмовых листьев. Пять мужчин разного возраста, от ещё подростков до стариков, встретили компанию с оружием. С палками.

Вид у них был крайне агрессивный, но одновременно испуганный.

— Они больны. Их изгнали из основного оазиса, — Афарэх каким-то образом понял ситуацию.

Он взмахнул клювом ибиса будто чертит в воздухе круг, и поднялся ветер, закрутивший песок в смерч. Ещё жест — и смерч пополз в сторону людей. Ничего опасного, он не большой. Гораздо страшнее то, что взмахом руки можно такое устроить. Даже спутников Афарэха проняло, хотя они в его свите, а не угрожают примитивными копьями.

— Мы войдём, — сказал мальчишка-колдун, а люди ему что-то ответили на чужом языке.

— Говорят, что у них болезнь, не советуют подходить ближе. Я схожу, проверю, что там. Подождите здесь, — сказал Афарэх Рамараи, а потом снова обратился к чужим людям: — Ведите, посмотрим.

Неизвестно, что он там делал, но прошло какое-то время, и он поманил своих охранников:

— Там безопасно. Можно зайти отдохнуть.

И он был прав. Гораздо лучше разбить лагерь среди зелени. Пусть плодородная долина Великой Реки довольно узка, а глаза его жителей привычны к виду песка, этот маленький клочок растительности подействовал очень успокаивающе на уставших путников.

Дикари практически не вставали с колен и молились на Афарэха, будто он какое-то божество, после того как он опять проделал тот же трюк с открытием родника. Это стало переломным моментом, после которого не осталось и следа от агрессивного настроя обитателей оазиса. Осталось только благоговение и почтение.

— Я не понимаю, что они говорят, просто догадываюсь, — ответил Афарэх, когда Рамараи спросил его, на языке какого народа говорят эти люди. — Их язык похож на наш, отличается на три четверти.

— Разве так бывает? — удивился Рамараи.

— Если наши предки говорили одинаково, а потом они породнились с каким-то другим племенем, отчасти переняли их язык, какие-то слова перешли в наш…

— Они больше похожи на смесь нубийцев и ливанцев, — заметил Римараи, на что Афарэх меланхолично ответил:

— Какое это имеет значение? Ты о другом хотел спросить? Так спроси.

— Кто был тот мужчина в сокровищнице? Бог?

Афарэх рассмеялся:

— Не сокровищница, а усыпальница. Но, похоже, не его. На стенах упоминался Пен-абу, древний царь.

— Почему он вёл себя так… — Рамараи помялся, — необычно?

— Ты хотел сказать «глупо»? — Афарэх опять засмеялся. — Он стал безумцем, когда прочёл Книгу на серебряном листе.

— А ты?

— Что я? Считаешь, что я тоже безумен?

— Кажется, ты таким и был. Видимо, не сумел прочесть? — предположил Рамараи, но Афарэх не подтвердил и не опроверг. — Только стал… тоскливее. Смеёшься через силу.

— А ты наблюдательный. Многие знания, многие печали, — сказал он уже без улыбки. — Просто, кажется, мне никогда не вернуться.

— Куда?

— Если бы я знал, то обязательно нашёл или создал эту дверь, ответил Афарэх непонятно, и одним движением руки погасил костёрок, с которого уже сняли варево из скорпионов и змей. Молодой маг приманил их, чтобы поесть. И то, и другое для египтян странная пища, но жители оазиса ими не брезгуют. По закону гостеприимства и гости не отказались.

И, Бэс их защекочи, клешни скорпиона вовсе не так плохи, как выглядят!