Писец войска

Глава 2

— Что это за ерунда? — спросил Анхесенамон у Афарэха, седого мальчишки, с которым господин Мерикара, да будет он невредим и здрав, приказал ему нянчиться. И не просто не дать сдохнуть, а ещё и потакать капризам!

Правда, позже увидел многое, что заставило его изменить мнение о подопечном. Мальчишка непростой, продемонстрировал такое, пока они готовились к выходу в опасное путешествие, гарантирующее всем сорока храбрым воинам славную охоту на птиц в Полях Тростника! (авт.: Поля Иару — аналог рая в авраамических религиях. Птицы — спутники бога Сета, их хаотический гомон разрушает гармонию маат, и ушедшие в Дуат только и делают, что борются с ними).

Возможно, что если держаться к нему поближе, большинство смельчаков ещё порадуется лучам Великого Ра.

Вот сейчас он отломил две тростинки и очень ловко держит ими колдовской предмет, принесённый разведчиками из крепости, захваченной врагом. Ещё в крепости Анхесамон видел, как его «советник» такими тростинками, держа их в той же манере, вылавливает кусочки овощей из котла.

Показал и командующему эту злую вещь. На куске кости, обломке лопатки, с одной стороны нацарапана сова, а на другой непонятная сценка: один человек, лежит, а второй стоит над ним.

— Сова — это символ ночи и смерти потому, что она живёт в лесу. Чёрная раса, не перенявшая от мудрой красной понимания мира, верит, что загробный мир другой. Это лес. А в нём ночью летают совы.

— Не очень-то похоже на сову, — возразил Анхесенамон, приглядываясь. Он отшатнулся, когда Афарэх подсунул ему колдовскую штучку под нос. — Больше на летучую мышь похоже.

Седой парень пригляделся и согласился:

— Что-то есть. Наши боги и чудовища тоже сочетают в себе черты и нескольких существ. Летучая мышь по их поверьям как наш почитаемый Упуаут, проводник душ в царстве усопших. Правда, только для ведьм и колдунов.

— А на другой стороне? — летучих мышей вблизи Анхесенамон никогда не видел, сказал просто так, выбрал самое странное существо из известных ему, чтобы позлить мальчишку, просто захотелось немного поперечить ему.

А теперь подчинённые взирают на него с уважением, правда есть в этом что-то не ободряющее, а унизительное: авторитет поднялся только после того, как его идею одобрил сопляк! Пусть писец и колдун, но всё же ещё недомерок!

— На другой? Если бы не сегодняшний сон, когда я надышался парами пива, то не узнал бы. А теперь могу рассказать.

Ориша Нла создал землю, деревья, пальмовые масло и вино и начал лепить тела людей из земли. Он хотел подсмотреть, как бог Олорун будет оживлять людей, спрятался среди глиняных тел. Олорун наслал на Оришу Нла сон, и тот очнулся, когда творение было завершено.

— Во сне увидел? — не поверил Анхесенамон.

— Во сне, — мальчишка потёр свою давно не бритую макушку с отросшей щетиной седых волос, намекая на связь с Тотом, мудрым и всезнающим.

— Есть какие-то идеи, как нам угнать корабли? — командиру на самом деле не важны причины. Ему нужно знать, что делать. А раз достойный Мерикара сказал, что надо слушаться молодого колдуна, то почему бы не поверить ему? Военачальнику, конечно.

Анхесенамону нужно решение, чтобы отправить гонцов в «Храбрость Двух Земель» с донесением в гарнизон, чтобы там все успокоились, а то они уже много чего наделали по совету этого мальчишка. Наверное, уже принялись «высевать чеснок» — связывать из тонких острых косточек особые колючки, чтобы раскидать их вокруг крепости, оставив только узкие проходы в определённых местах. Соломенные сандалии такие не остановят, а если их измазать дерьмом, как посоветовало это отродье Сета, то без сомнения, потери будут ужасные.

Анхесенамон услышал только короткую часть беседы Афарэха с господином Мерикара, да будет он здрав, а они долго разговаривали. Наверное, много чего уже наделали, не считая того, что по всему первому ному должны начать собирать ополчение. Впрочем, это обязанность Номарха, а не командира пограничного гарнизона.

Мальчишка ответил после некоторого раздумья:

— Если я сниму с наших людей проклятье сна, поможет ли это с похищением кораблей? Они же принадлежали кому-то. Что если и хозяева проснуться?

— Их хозяева точно не из Двух Земель, — усмехнулся Анхесенамон. — Те, кто может себе позволить такой корабль, в Куш на нём не отправится. На реку на таких могут выйти только Его Величество Нимаатра, да будет он невредим, здрав, жив. Да может быть несколько приближённых к нему вельмож. И то, даже до благословенной Элефантины не доходят просто так, проплывают мимо. Это же боевые ладьи!

— Тогда, откуда они здесь? Зачем? — парень задаёт правильные вопросы, только откуда тугодуму Анхесенамону знать на них ответ?

— С Голубой Реки? — предположил он. — Или с Белой.

Анхесамону захотелось утереть нос мальчишке, ведь два истока Чёрной реки (егип.: Аур — «чёрный» — одно из имён Нила) сливаются так далеко, что не многие об этом знают.

— Очень далеко. Корабли надо притащить через четыре порога от места их слияния. Да и некому там строить такие сложные конструкции. Там живут голые дикари. Не дальше третьего порога их сделали. Там же есть лес?

— Я не знаю, — воину, а не торговцу и не путешественнику пришлось сдаться. Проиграл в интеллектуальной битве какому-то недомерку.

— С юга везут чёрное дерево и душистую древесину. Скорее всего это захваченные корабли из какой-то экспедиции Его Величества, отправленной за ними.

— Тем более! Царское имущество нужно отбить у презренных колдунов! — вспылил командир.

— Нас всего сорок! А ты ещё отправишь сколько-то назад, в крепость!

— Освобождай людей от злого колдовства, и нас будет много больше! — раздражённо рявкнул здоровяк и своим рыком спугнул стаю птиц, с криком поднявшуюся вверх из зарослей тростника.

— Ты командир, тебе нести ответственность, — хитро прищурился мальчишка. — Я лишь выполню ТВОЙ приказ.

Анхесенамон только сейчас сообразил, что этот грязноротый Афарэх всё время вёл разговор к этому! Подталкивал отдать прямой приказ. Перехитрил!

Руки сами потянулись свернуть ему тонкую шеёнку, а он только ухмыляется.

Задача мне предстоит не из лёгких. Я не знаю, к чьим силам мне обратиться, ведь в религии Древнего Египта нет покровителя сновидений.

На подголовниках для сна мастера-резчики изображают Нейт (егип.: устрашающая), но не для того, чтобы снились кошмары, а чтобы отпугнуть скорпионов и змей. Ну, и заодно прочих воплощений тёмных сил.

Карлик Бэс имеет отдалённое отношение ко снам, но он тоже защитник, а не проводник в этом отдельном измерении.

Сам процесс, точнее, пространство сна — это иной мир между божественным и людским. Его изобрела и сотворила Исида, чтобы оказывать людям помощь. Боги (не только она) являют свою волю, лечат, наставляют. Сны — это не только путешествие отделившегося от тела ба, но и своего рода тайное пророчество, которое ба видит. Не всегда прямое, когда божество предстаёт перед человеком и отдаёт чёткое однозначное распоряжение. Иногда нужно приложить усилия, чтобы понять смысл увиденного в путешествии. При храмах есть толкователь снов, есть и сонники. Я видел их, переписывал. Довольно сумбурная вещь на мой взгляд.

Основной механизм поиска параллелей — это созвучие в фонетике или в образах. Далеко не Юнговский подход, глубоко не копают. Условно, увидел, что на работе гонишь брак — то это к женитьбе, ибо брак — это ещё и бракосочетание. Понятно, что в египетском языке свои созвучия, это я для понятности образ мыслей толкователей описываю с помощью русских омонимов.

Ещё есть такой мотив в сонниках, что всё толкуется реверсивно: если видишь во сне себя умирающим, значит будешь здоровеньким.

Формально, засыпая, египтянин как бы тут же просыпается в мире сновидений. Сон — не фантазия, а точно такая же реальность, не менее объективная, но другая, со своими законами и правилами.

Есть суеверие, что если человека резко разбудить, ба может не успеть вернуться в тело, и — привет, усопший!

Любой бог может вмешаться в сон человека. Естественно, если это будет, скажем, Гор, то сон будет благостным, а если Сет, то не стоит надеяться на пирожки с плюшками. Придёт в виде чёрной свинки, и глазки лопнут от одного взгляда на неё. Даже Гор не выдержал, куда уж смертным.

Соответственно, список тех, к кому я мог обратиться не то чтобы пустой, он почти бесконечный, как и египетская космогония. Где-то в будущем мне встречалась такая информация, что больше полутора тысяч богов Древнего Египта известно по имени. Точно не посчитать, ведь где-то боги упомянуты по имени, но не указаны их сферы ответственности, а где-то, наоборот, указано о вполне конкретном боге, но без упоминания имени.

В конце концов выбор у меня остался такой: или Хонсу, или Упуаут.

Отмёл сразу Исиду, ту, кому принадлежит право «изобретения сна», и первую, к кому взывают в ритуалах инкубации даже в храме Сатис (я подслушивал). Не подходит она для моих целей. За изобретение её конечно же поблагодарим, но просить помогать в качестве проводника не стану. Нужен кто-то более зверский.

Со вторым, в моём списке, думаю понятно: бог-проводник в загробном мире должен справится и с работой проводника в мире снов. А уж его связь с войной, разведкой и путями (что даже в имени его заложено: «открывающий пути»), нельзя переоценить.

Хонсу… В будущем он сильно трансформируется, но пока что, в той древности, где я живу, это второстепенное существо, которое выполняет функции Аммут, чудовища, пожирающего сердца грешников. Сейчас они оба встречаются в этой роли, мне попадались свитки с обоим вариантами, но вот чего нет у Аммут — так это кровожадности Хонсу. Тот гибридный монстр вроде пёсика, сидящего у стола, за которым разделывают мясо, и ждущего, когда ему кинут кусочек.

То ли дело Хонсу: он вырезает сердца даже у богов, чтобы их ка перешло к усопшему фараону (авт.: см. «Гимн каннибалов» из пирамиды Унаса).

И в итоге сделал выбор: Вепвети.

Этот выбор вовсе не странный, а опирается на такой выверт египетской мысли: и Упуаута, и Хонсу называют этим именем. «Проводник». Это слово относится к божествам подземного мира, которых считали духами, приносящими смерть и кары.

— Анхесенамон, ты пойдёшь со мной. Назначь кого-то надёжного вместо себя, — обрадовал я нашего предводителя. Вообще-то я поставлен только советником, но когда речь зашла не о военных действиях, а о сверхъестественном, то взял ответственность на себя.

Командир охотно прогнулся.

— Это обязательно? — испугался здоровяк. В бой на кулаках или оружии он ринулся бы не думая, а вот в магический поединок против колдуна, который держит под контролем целую крепость, побаивается идти на острие атаки.

— Я всего лишь мальчишка. Мне бы пригодилась помощь опытного сильного воина, — ударил я по слабости будущего напарника по сновидению.

Я не уверен, что получится у меня, но в храме жрецы умели устраивать совместные путешествия по миру снов для прихожан. Судя по довольным лицам «клиентов», это действительно так.

Только вот какая проблема, которую мне не решить: они-то постоянно находятся около спящего и продолжают ритуал, сопровождают «путешественника» до самого пробуждения.

В моём случае, как только ба уйдёт в мир снов, помочь себе из мира людей я не смогу. Только выбора нет. На месте разберусь.

Я достал свою палетку и начал приготовления.

Нарвал листьев папируса и прямо на них принялся делать надписи. Во первых, чтобы не сбиться с пути нужно описать нашу цель. Этот предмет кладётся в специальный подголовник, которого у нас нет, так что просто сверну в трубочку и вставлю в нос. Выглядеть будет смешно, но символически должно сработать: через дыхание в тело войдёт ка текста.

Во-вторых, прямо на теле нужно нарисовать соответствующие орнаменты, которые должны помочь в путешествии и обеспечить защиту. Ничего особенного, стандартный набор из скарабеев, анхов, са и прочей классической символики. Обязательно Бэс в короне из перьев и Глаз Гора. То есть те самые амулеты, которые закладывают между слоями пелён усопшего. Ну, а мы нанесём их образы прямо на кожу в особо уязвимых местах — на символическом уровне это почти одно и тоже. Разница только в сохранности. Надписи могут исчезнуть, а амулеты останутся с усопшим навечно.

На руках и ногах, на сердце, а моему спутнику ещё и на горле и на лбу — хоть эти места и важны, но самому себе я в этих местах нарисовать не смогу. Именно поэтому мне нужен помощник: он будет видеть лучше меня, прозревать в суть происходящего сквозь хаотическую природу сновидения, а его речь будет обладать волшебной силой. Я, конечно сделаю для себя эмуляцию: положу на язык листок с правильными текстами, но вряд ли по силе наших слов мы сможем сравниться.

И третьим этапом — создать площадку, где мы будем спать. Вот это самое опасное: нам придётся подойти как можно ближе к крепости.

Не то чтобы это было обязательно, но желательно. Нужно быть готовым к тому, чтобы вмешаться в то, что будет происходить в крепости, когда околдованные люди начнут просыпаться.

Понятно дело, что мир сна не совпадает географически с миром материальным. Нас поведёт колдовской предмет со дна кувшина, однако я не представляю, как понять куда идти в принципе. Особенно меня смущает, что навигатором будет тугодум Анхесенамон.

На помощь богов в зримом виде я не рассчитываю. Более того, я опасаюсь встречи с ними, так как это сразу переквалифицирует статус нашего сна.

Сны бывают исцеляющие, пророческие, предупреждающие и повелительные. Так вот явление бога, скорее всего, будет означать, что он даст какое-то повеление. А в отличие от компьютерных игр, за эти квесты не бывает награды, только наказание за невыполнение. Ладно если ты фараон, и тебе поручено «всего лишь» откопать Сфинкса из песка. А что будет если нам, двоим простым людям дадут какое-то задание такого же масштаба? Впрочем, будущему Тутмосу IV за его подвиг, Хармахис обещал корону Двух Земель… которая и так ему досталась бы.

Вторая трудность: я не хочу встречаться с шаманом. А у меня нет снотворного, чтобы заснуть днём, когда он бодрствует. Опиум знают в Двух Землях, сушат сок мака, и подмешивают его в десятки снадобий, начиная от успокоительного для младенцев и заканчивая средством для эвтаназии. Ну, и классика, конечно же — при разных болях и хирургических операциях.

К сожалению, раз выбора нет, пришлось входить в сон через небезопасную дверь, созданную нубийским колдуном. Налили воды из своих запасов в тот самый кувшин, принесённый из крепости, и выпили её напополам с Анхесенамоном. Не знаю, правильно ли принимать равную дозу, ведь из нас двоих — колдун я, но он крупнее меня телом.

Как бы то ни было, это сработало.

Мы совместно прочитали воззвание к Упуауту, взяв тот же текст, какой произносили в храме в крепости.

Едва были сказаны последние слова, как опоённый странным пойлом, я почувствовал прикосновение бога. Несмотря на то, что я лежал на спине, меня как всегда успокаивающе обняли сзади пушистыми крыльями.

В тот же момент в глазах потемнело.

— Афарэх? Где ты? — я увидел как посреди тротуара довольно шумной улицы с довольно плотным автомобильным движением, озирается мальчишка в набедренной повязке.

Прямо за ним сплошная красная пустыня, немного реки и клочок тростника у воды. Всё остальное скрывается в дымке, но не похожей на туман. Там мир словно не существует, будто текстуры не загрузились.

— Ты кто? — уточнил я. Мало ли какие демоны могут жить в снах.

— Анхесенамон, — ответил типичный египтянин, правда, он мне и до плеча сейчас не достаёт, всё поменялось по сравнению с реальностью.

Холодно ему, наверное, в одном шендите под осенним моросящим дождиком. Судя по деревцам, почти сбросившим листву, бабье лето уже прошло.

Это именно мой сон — египетский воин перешёл на мою территорию — отражает моё восприятие мира. Хоть телом он и здоровый, но умом-то дитё-дитём. Возможно, есть тут толика высокомерия человека, пришедшего из будущего и обладающего большей эрудицией.

— Я Афарэх, — представился я повторно и посмотрел на свои руки.

Похоже, это я до перерождения. Таким, каким был в той жизни. Даже есть шрам на между пальцами, полученный ещё в детстве, когда разбирал игрушку и ткнул себя острой отвёрткой.

— Сны всегда такие причудливые, — сказал он, вряд ли чётко понимая, что видит. Даже стало интересно, видим ли мы с ним одно и то же? Тот самый вопрос, которым задаются специалисты по мышлению: например, синий цвет, так ли его представляют себе другие люди? А сладко для других — это то же самое, что и для вас?

Возможно, древний египтянин видит дома в архитектурном стиле восемнадцатого века как-то иначе. Я и сам не знаю, почему именно на этой улице моего родного города мы оказались. А судя по автомобилям, где-то в девяностых или нулевых.

Опять же, его глаза усилены хека, он точно должен видеть иначе. Есть подозрение, что мы с ним встретились только потому, что он меня позвал голосом, наполненным магией: у него на горле светится рисунок, нарисованный чёрным в реальности.

Только я об этом подумал, как знаки на веках тоже засияли. Я задрал рукав вполне обычной куртки и рубашки (для будущего), посмотрел на свои руки: знаки тоже светятся.

— Куда нам идти? — спросил я.

— Откуда мне знать, — огрызнулся Анхесенамон-ребёнок.

— У кого на глазах волшебные знаки? — возмутился я-взрослый и едва удержался, чтобы не отвесить ему подзатыльник.

— Забери их, — капризно сказал мальчишка и провёл по глазу рукой. Светящие знаки оказались на его пальцах! — Наклонись ко мне.

Я выполнил команду, понимая, что будет.

Он провёл мне по векам, и по телу будто бы пробежала волна. Я открыл глаза и мой мир исчез. И мой напарник стал выглядеть таким, каким был вне мира сна. Я глянул на свои руки: опять подросток, и пиджака нет.

И города будущего тоже нет. И автомобилей. Есть только пустыня, всё небо занимает огромная паутина, с гигантским пауком. Его хитин блестит, и весь свет, имеющийся в этом мире, исключительно отражённый от его бликующего тела. Никаких иных небесных светил тут нет.

С паутины свисают множество коконов на нитках в которых, должно быть, завёрнуты ба людей: некоторые даже трепыхаются.

Почему-то этот паук меня не напугал. Просто он настолько огромный, что причинить какой-то вред вряд ли пожелает. Мы для него не можем быть добычей, мы меньше чем ничто, а он — просто часть причудливого мира, такая форма небесного светила, а не хищник. Просто образ, как шарик навоза, катимый скарабеем у египтян, мог бы заменить солнце.

Я «скопировал» себе второй глаз — именно скопировал, свет на глазах теперь уже взрослого Анхесенамона не убавился — и смог видеть сквозь паутину. Да, там ба. В отличие от нас с партнёром они как птицы с человеческими лицами, а кто-то с головами. Не знаю, почему не одинаково. Впрочем и окраска перьев разная.

— Ты не видишь это? — я рукой указал вверх.

— Небо? — значит, не видит.

Я почесал в затылке и это помогло: понял, что мы во сне!

Сложил из пальцев знаки «Ok», соединил их в «очки»:

— Смотри, — сказал требовательно.

Анхесенамон послушался, и едва увидел то, что вижу я (а в этом нет сомнений), как тут же упал на задницу, и пополз задом наперёд, подвывая.

Вряд ли вне сна он проявил бы себя так откровенно. Уверен, что храбрый воин сдержался бы, но не здесь, где ба чисты.

— Ты ползёшь не в ту сторону, — сказал я ему. — Чего ты испугался? Это же сон! Если что-то случиться, просто проснёшься, — признаться, в этом я не был уверен, но говорил так, будто сто раз умирал в магическом сне. — Ты же знаешь, что если умрёшь во сне, это сулит долголетие? — согласно древнеегипетскому соннику, где многое зеркально. — А пауки снятся к удаче. Смотри, какая большая удача тебя ждёт.

Анхесенамон, судя по взгляду, продолжал видеть удачу теперь и без «очков».

— Лети, спасай людей, — сказал я ему ласково. — Упуаут для того тебя сюда и привёл. Срезай нити, буди их.

— Как лететь? — глупо хлопая глазами спросил здоровяк.

Он встал с песка, но всё ещё опасливо глядел на паутину в небе и гигантского паука неизвестной породы.

— Ты же ба. У тебя есть крылья, — сказал я уверенно и даже показал рукой ему за спину. По правде говоря, это был чистейший блеф, но, о, чудо! — крылья появились.

Более того, теперь уже ба с лицом Анхесенамона, взмахнул крыльями, взлетел и начал срезать коконы, перерезая когтями нити на которых они висели.

Как только нить обрывалась, из кокона появлялась очередная птица- ба, которая делала пару взмахов крыльями и исчезала. Видимо, человек просыпался.

Я попробовал отрастить крылья сам, чтобы тоже поучаствовать в спасении, но не смог. На самого себя моя уверенность не действовала, где-то не так уж глубоко в сознании крутилась мысль, что такого просто не может быть. И отогнать этот запрет аргументом, что во сне может быть все, не получалось.

В конце концов, я же не настоящий египтянин. Христианские представления о душе не совпадают с древнеегипетскими. Я просто не верю, что душа такая. По крайней мере моя, крещёного человека, — точно иная.

Паук никак не реагировал, словно просто был фоном. Он шевелился, плёл паутину, но не вмешивался, как я предполагал.

Зато появилась сова. Точнее, ба чернокожего колдуна в форме совы. Лицо его было в костяной маске с клювом и большим отверстиями для глаз, так что определил сразу, кого она изображает. Сквозь маску видно кожу, так что и в расе его не сомневаюсь. Только особенность её в том, что она не говорит «угу», как привычные мне совы-филины. Эта кричит «хи-хи-хи», будто смеётся.

А вот породу своего союзника я затрудняюсь определить. Просто птица, каких я никогда не видел.

Анхесенамон и колдун начали сражаться в воздухе, совсем по-птичьи, ничего в их поединке человеческого не было: кидались друг на друга с когтями, хлопали крыльями и даже кусались, правда, в холостую. Только зубами щёлкали так, что я на земле слышал.

Сова была крупнее раза в полтора, и Анхесенамон проиграл, с подбитым крылом и изодранным, окровавленным телом спланировал, кружась, на песок. Сова не последовала за ним, кружилась между коконами и что-то проверяла. Она тоже сильно ранена, и не решалась нападать на нас двоих.

Я побежал к напарнику, хотел посмотреть, чем смогу ему помочь.

Едва приблизился, услышал величественный голос:

— Ты хорошо постарался.

Мне захотелось убежать.

Хоть голос раздался у меня за спиной, я ни на секунду не сомневался, кому он принадлежит. И мне это совсем не нравится. В действие приведён как раз тот сценарий, которого я опасался.

Человек с головой волка, которому даже Анхесенамон вряд ли достал бы макушкой до подмышки, прошёл мимо меня, вызвав непроизвольный вздох облегчения. Не к месту подумалось, что в этом времени его так ещё не изображают, но это же мой сон, я-то знаю, каким будет Вепвавет в Новом царстве.

Упуаут словно подслушал мои мысли (а может и подслушал, бог же) и обернулся чёрным шакалом, дважды лизнул страшную рану на виске Анхесенамона. Та тут же зажила, но волосы в том месте стали серыми, по цвету как шерсть пустынного волка.

Бог опять принял облик получеловека:

— Просыпайся. Бери людей и нападай на нубийцев в мире людей. А мы тут со все разберёмся с твоим… другом, — Вепвети повернулся ко мне, сверкнув глазами. Ох, совсем не милосердный этот бог! Бог войны!

Мы остались вдвоём. Он указал на небо, взмахнул, приглашая, что-то вроде бы даже сказал…

Я очнулся на лодке. На палубе настоящей деревянной ладьи.

— Господин! Он очнулся! — завопил голос. Женский! Откуда тут женщины? Да и вообще, где это я?

Не сразу получилось понять, реальность это или продолжение сна.

Эх, вздорная визгунья вспугнула сон. Там точно что-то ещё было, но как часто это бывает со снами, я тут же позабыл, отвлёкшись на события в реальности.

Впрочем, то, что было до взмаха бога войны, помнил отлично. А вот дальнейшее…

— Три дня не просыпался, — надо мной нависла тень. Из-за солнца не различаю черт, но такой здоровяк среди моих знакомых только один. Только вот поза у него какая-то странная, голову повернул в сторону. Неужели перекосило сердешного после ранения во сне?

Я встал с некоторым трудом. Тело затекло, но вроде всё в порядке, никаких ранений на мне нет.

И понял, отчего это большое дитё так странно развернуло голову: у него висок посерел, точно так же, как во сне. Хвастается, мол, не ты один такой особенный.