Писец войска

Глава 3

Первое, на что обратил внимание после пробуждения, что ещё семь человек красовались с отметинами Упуаута — именно столько выжило после нападения на крепость.

Павшие лежат на плотах, которые привязаны к ладьям. Их похоронят на родине, ведь иначе им не видать вечности. Тела в ужасном состоянии, именно поэтому они поодаль, на тростниковых лодках. Ими правят захваченные пленники из чёрной расы, единственной одеждой которых являются тряпки… на лицах. Запах, ужасный в таком-то климате. Мы идём на парусах, так что ветер дует как раз с той стороны, делится с нами ароматом смерти.

Ещё пять человек, включая моего земляка Яма, остались охранять покой моего тела, когда Анхесенамон вернулся в реальность, а я остался в мире снов. Эта пятёрка вообще не пострадала, но и метки не получили, не участвуя в сражении.

Основные потери пришлись на начало боя, когда ещё не все союзники были разбужены. Колдун был не один, а с охраной. Не знаю, сколько их было, посчитаем в Храбрости Двух Земель — отрубленные руки как доказательства воняют у каждого в мешочке, так что не ошибёмся. Голова в маске тоже едет с нами в крепость. И тоже воняет.

А лодки… Не смогли захватить все. Только три штуки отправились на север. Две остались в Кубане, а остальные просто-напросто сгорели. При атаке применяли ту самую зажигательную смесь, которой мы намеревались остановить флот. Только швыряли её в крепость, с её помощью хотели уничтожить ворота.

Когда они уже полыхали, их сняли с петель, выбили изнутри и толкнули. Вниз по склону (крепость стоит на холме), они заскользили и, подчиняясь изгибам ландшафта, угодили прямо на один из тростниковых плотов. На пристани начался пожар, который, правда, быстро потушили. Полностью уничтожены только тростниковые лодки, да и то не все, но, те, что уцелели, требуют ремонта.

Над крепостными воротами загорелись балки — они тоже были из дерева. Стена обрушилась.

Оказалось, что внутри уже шёл бой — проснувшиеся сражались поработителями, и Анхесенамон повёл людей на подмогу.

Трудно сказать, где воины привирают, рассказывая эту историю, а то что всё было не так — несомненно. В мелочах их истории отличаются. Сдаётся мне, что руки они начали рубать у ещё спящих. Нубийских наёмников в крепости много было. Уж слишком их мешки, воняющие разложением, пухлые.

И трофеев подозрительно много, при том, что крепость освободить не удалось. Колдунов было два, второй пришёл на запах дыма из поселения на соседнем берегу. Говорят, что именно пришёл по воде, без всякой лодки. Так вот, тот второй, более могущественный, переломил ход сражения, снова погрузил в сон и взял под контроль всех, разбрасывая какой-то порошок.

Именно так воины и получили метки на висках — их, защищаемых богом, враждебное колдовство не коснулось.

Я попытался выяснить, как они в восьмером угнали столько лодок и рабов, как вынесли тела павших товарищей — вот тут-то и начались расхождения в показаниях. Моё основное предположение в том, что пока в крепости шло сражение, они выполняли приказ Мерикара, угоняли флот, а до чего не могли дотянуться — жгли.

А рабы сами к ним прибежали. Лодками управляют вовсе не мои «коллеги», а захваченные. Впрочем, в этом я сомневаюсь. Они что-то вроде беженцев, когда очнулись, воспользовались шансом и сами последовали за надеждой не стать марионетками колдуна.

Да вот хотя бы та женщина, которая голосила, когда я очнулся. Она нубийка, и не единственная пленница.

Я такое уже видел в городах. Рабы египтян довольно покладистые, и это то, что в мой мозг человека будущего никак не укладывается. Понятно, почему не дёргаются мужчины со связанными за спиной руками. А вот что ей мешает сбежать? Почему она выглядит такой довольной? Неужели египетский плен лучше, чем жизнь, которой она жила? Другого объяснения у меня нет.

— Ох, ё!!! — завопил я на неизвестном окружающим наречии, когда вдруг резко почувствовал, сколько добра во мне накопилось за трое суток лежания бревном, и рванул к борту корабля. Отдельного туалета тут не предусмотрено.

В Храбрости Двух Земель нас встретили… без радости. Нейтрально.

Анхесенамон отправился на доклад, его гордые подчинённые остались на кораблях, а я пошёл к себе. Хотел найти Уарсу и выспросить у него подробности того, что случилось в крепости пока нас не было.

Когда Анхесенамон раздавал приказы, мне он не посмел ничего сказать, только посверлил меня взглядом. Я решил этим пользоваться.

К сожалению, не застал соседа по комнате на месте, пошёл к хранилищу продовольствия, его основному рабочему месту, но так и не встретился. Не дошёл, меня по пути перехватил гонец от хозяина крепости.

Пришлось идти к нему в условиях полного информационного вакуума.

Единственное, что я разглядел, что людей в Храбрости стало больше. В общем-то так и должно быть, номарх должен был начать собирать ополчение, правда странно, что их сюда привели. Храбрость Двух Земель и Мерикара — это царёвы люди, так что Хнумхотеп должен был обустроить лагерь где-то у себя. У него ведь и так есть воины, где-то они квартируются.

Меня привели в дом надзирателя за гарнизоном, в уже знакомую комнату расписными стенами.

Я видел, что Мерикара сдерживается, он-то доволен, а вот высокопоставленные гости хмурятся.

В крепость прибыл… хм… или Собекхотеп, или Хнумхотеп. Я так и не научился их различать, они очень похожи. Не часто их встречал и в основном отличал по «последователям», то есть телохранителям, и по украшениям. А сейчас на госте новый наряд, вероятно, боевой, так что я не понял, кто из двух братьев пожаловал.

Ещё с ним очень недовольный мужчина в леопардовой шкуре. Я не раз видел её имитацию, даже главные жрецы носят лишь ткань, раскрашенную под шкуру, а вот на этом она настоящая.

Судя по остальной атрибутике (волшебный жезл, защитные амулеты) — это колдун.

— Это мой личный писец, Афарэх, — меня представили, видимо, этому колдуну.

— Пусть ваши счастливые годы множатся! — я вынужден был пасть ниц. Кажется, у меня это уже входит в привычку, проникаюсь восточным духом раболепия.

— Довольно. Вставай, — Мерикара отчего-то был недоволен моей покладистостью. — Расскажи нам, что ты видел в Вавате. Мы с уважаемым Хнумхотепом и ур-маа Йуйя желаем услышать рассказ.

Маа — это храмовая должность предсказателя, «ур» значит «великий». То есть передо мной великий провидец, кто-то вроде толкователя предзнаменований. Не знаю, отчего такой понадобился в крепости. Зато понятно, почему жрец так вырядился: чёрные пятна ассоциируются со звёздами, так что не только сему такое одеяние положено. Сему -то погребальными обрядами заведуют, так что рад, что он по другому профилю.

— Вряд ли я смогу сказать больше, чем отмеченный самим Упуаутом Анхесенамон, — он стоял здесь же, в сторонке, и улыбался во все зубы. Видать, облагодетельствовали. Ещё бы. Три ладьи из кедра пригнал, не считая кучи других трофеев. — Как вы, наверное, уже знаете, мой ба три дня плутал в мире сна. Все события прошли мимо меня.

Хнумхотеп и Йуйя нахмурились, а настроение Мерикара, похоже, лежит на противоположной чаше рычажных весов: чем те сердитее, тем он веселее.

— Расскажи, что думаешь. Как видишь эту историю? — ласково сказал он.

Меня осенило. Кажется, я понимаю, от чего у него такое настроение!

— Когда я служил в храме Сатис переписчиком, то мне попался свиток со сказкой о том, что при предке Джосере, да живёт он вечно, истёк договор с побеждёнными нубийскими колдунами… Или не сказкой? — я соврал, не моргнув глазом. Эту сказку ещё не придумали, читал её в будущем в сборнике вместе с другими баснями востока.

Вопросительно глянул на маа.

Тот не сказал ни слова, только мрачно сверлил мена глазами.

— Продолжай, — с трудом сдерживая улыбку сказал Мерикара.

— Так вроде известная история, — продолжил прежнюю линию. — Боги послали мальчика, он-то и спас Две Земли от них. И заключили новый договор на тысячу лет. Я не знаю, сколько лет прошло с тех пор. (авт.: «Сатни-Хемуас и его сын Са-Осирис». Птолемеевский период)

Все, кто был в комнате, уставились на маа Йуйу. Тот нехотя произнёс:

— Это было не при Джосере, а при Хуфу, да живут они вечно в Полях Иару, — мужчина поморщился: — Тысяча лет не прошла. Только семь сотен.

Взгляды снова перевели на меня.

— Это всё. Другой версии, отчего презренные нубийские колдуны так дерзки, у меня нет, — сказал я.

— Как ты избавил от колдовства людей? — недовольно спросил Хнумхотеп.

— Разве это был я? — я удивился. — Сначала Анхесенамон освободил нескольких ото сна, потом Упуаут приказал его ба вернуться в тело и сражаться в мире людей.

— А потом? Что было потом? Почему, когда Анхесенамон уже сражался, а ты спал, люди продолжали просыпаться? — маа поймал меня на нелогичности.

— Я знаю об этом только по рассказам. Я проснулся на корабле через три дня, когда уже была видна Храбрость Двух Земель, — обратно мы шли по течению и без необходимости прятаться, так что вышло гораздо быстрее.

— Что ты делал в пространстве сна⁈ Как Упуаут освободил пленных? — заорал Йуйя.

Я опять плюхнулся на колени. Это очень удобный способ не показывать эмоции, в частности нервную улыбку, которую я не могу контролировать.

— Я забыл этот сон. Не помню его, — сказал я в пол.

— А ну, перестань рыдать, — по-отечески утешил меня Мерикара.

Хорошо, что они не видят моего лица и приняли прорвавшийся смех за всхлипывания.

— Вставай. Расскажи, как ты провёл инкубацию сна, — опять потребовал Йуйя.

— Мы воспели гимн Вепвавету, ведающему путями. Я записал его перед отправлением на остраконе, он есть в святилище крепости, — пояснил я и продолжил: — А потом, благодаря Анхесенамону…

— А он тут причём? — перебил меня Хнумхотеп.

— Взгляни на его висок, номарх. Там знак покровительства Упуаута.

Естественно, гордый собой здоровяк повернулся так, чтобы правителю провинции было лучше видно.

Сделаю ремарку для тех, кто проводит параллель этих меток со стигматами, иногда появляющимися у верующих во Христа. Это не одно и то же, даже в каком-то смысле противоположные явления.

Когда добрый христианин настолько истово переживает страдания, пережитые Христом, у него появляются отметины в виде ран, нанесённых Ему. То есть фактически, молящийся и размышляющий о страстях, сам поднимает себя до такого уровня, что становится ближе к божественному. В каком-то смысле разделяет с ним страдания.

В случае меток египетских богов, они не являются признаком каких-то заслуг или особого намерения меченого установить связь с божеством. Это что-то вроде тавро на быках. Кстати, священного быка Аписа тоже выбирают по особым физическим признакам, среди которых белое треугольное пятно на лбу. Никто же не скажет, что он истово молился Птаху и понял, как тот сотворил мир из предвечного хаоса?

(авт.: другие признаки Аписа: чёрное тело, очертания белого крыла грифа на спине, отметина в виде скарабея под языком, белый полумесяц на правом боку и двойная шерсть на хвосте)

Так что я не вижу поводов для гордости этой меткой, хотя, общество ему, конечно, отсыплет за неё привилегий, но и с обязанностями может не повезти. Например, упомянутому Апису не разрешается жить дольше четверти века. Умертвляя, его не милосердно режут, а топят в колодце.

— Дальше, — опять раздражённо потребовал маа.

— Мы выпили воды из кувшина, где лежал злой предмет, и вошли в сон, наведённый презренными нубийцами. Под покровительством Упуаута, нам не было страшно…

— Мерикара, твой писец совсем глупый. Как от него добиться хоть чего-то полезного? — вспылил Йуйя.

— Спроси конкретно, великий маа, — зажёвывая улыбку, командующий гарнизоном указал на меня ладонью. — Мальчик жил в деревне. Года не прошло, как он начал учиться наукам. О воинском деле вовсе ничего не знает. Не много ли ты от него требуешь?

— Как разбудить спящих, если колдун уже мёртв, а они не просыпаются? — выдавил он из себя вопрос, процедил его сквозь зубы.

— Хаэмуас? — догадался я. — Вот что бывает, когда допускает презренных иностранцев до статуса Верховного. Значит, самый главный жрец Анукет тоже присоединился к мятежу?

Никто мне не ответил, но я и сам догадался, что попал в точку.

— Злой предмет нашли? Уничтожили?

— Не нашли, — опять же сквозь зубы процедил Йуйя. — А что с тем, что нашли вы?

— Он потерял силы и разрушился, как мне сказали, — я посмотрел на предводителя нашей ватаги.

Анхесенамон кивнул, но как-то неуверенно. Думаю, что это они его разбили, надеясь пробудить всех разом. Только косточка — лишь посредник. Связь спящих с колдуном так не разорвать.

— Беда только в Асуане, или в Элефантине тоже? — я решил уточнить.

— И там, и там. В столице меньше, — ответил Хнумхотеп с тревогой. — Аханака нашёл в одной пивоварне рядом с храмом Сатис кость со знаками. Все пивоварни, где работали презренные нубийцы, проверили. Больше такого нет. А люди не просыпаются.

— Понимаю, одна пивоварня так много людей не отравит. Колодцы осмотрели? — спросил я очевидное и даже немного смутился потому, что на меня посмотрели как на болвана. Конечно они проверили. Древние не глупее людей будущего, просто несколько иначе мыслят.

Я задумался и не смог ничего придумать кроме классического «Cui prodest?» (лат.: «Кому выгодно?»).

— Люди просто спят? Не бунтуют, не грабят? Власть не захватывают?

— В порту сотни плотов стоят. Царские каменоломни остановились. В храме Хнума бараны мрут, их некому кормить. Да и те, кто спит, того гляди от голода и жажды начнут умирать. Еду некому готовить. А там и до мора недалеко, — Хнумхотеп рассказал то, о чём я и сам мог бы догадаться.

Я и не ожидал, что бедствие приняло такой масштаб.

— Учитель Саптах тоже спит? — уточнил я.

— Это важно? — не понял Хнумхотеп. Остальные тоже не поняли сути моего вопроса. Видимо, не ждут, что я просто могу беспокоится о нём. — Для него это даже благо. Получил отсрочку от Суда Осириса. Он очень плох.

— Господин Мерикара, ты не против, если я его навещу? Потом пройдусь по городу.

— Возьми с собой меченых, — он взмахнул рукой, и Анхесенамон встал рядом со мной.

Стразу и не сообразил, что за «меченные». Это те, у кого появилась серая прядь волос. Уверен, что при том, как мыслят в этом времени, их ждёт небывалый карьерный рост. Как-никак сам Упуаут им покровительствует.

Когда приблизились к дому Саптаха, я не сразу понял, что не так.

Тишина.

Всё-таки Хнумхотеп преувеличил, каменоломни работают, но не создают того гула, что был раньше. В поместье тоже тихо, на ногах остались две служанки, один «последователь» и… Пакер.

Вот его-то я не ожидал увидеть на ногах! Если принять как аксиому то, что отравление наступает от питья, а он на кухне работает, первым пробует всё, что хоть как-то имеет отношение к еде и напиткам.

Все домашние испугались. Не меня, конечно. Йуйя шёл с нами, в надежде на то, что я разгадаю секрет. Или уже знаю, и проговорюсь случайно.

Пакер ткнулся мордой в песок, кланяясь, едва заметил леопардовую шкуру на маа.

— Пакер, как ты избежал сна? — спросил я его, поднимая за плечо.

— Я? Не знаю, что защитило меня от демонов Сехмет. Думаю, что знакомство с тобой. Но ведь и семья господина Саптаха тебя знала, — он говорил удивлённо, с недоумением. Интересно, связь с могучей — это его личный домысел, или все так считают?

Видно, что Пакер не ожидал, что жрецу-предсказателю и толкователю интересно его мнение. Маа же всё на свете знают, а тут снизошёл до расспросов простого кухонного работника о делах, связанных с хека.

— Я навещу Саптаха, — сказал я, — а ты, Пакер, ответь на все вопросы ур-маа Йуйи. Говори без утайки, как перед лицом богов, читающих сердце.

Вся семья надзирателя за царскими карьерами лежала рядком в парадном зале, в той самой комнате, где семья обедала и проводила пиры. Просто потому, что она самая большая. Так служанка распорядилась, она присматривала сразу за всеми одновременно, и повелела разложить спящие тела господ как ей удобно.

— Саптах? Ты спишь? — я потрогал лоб — холодный. Пощупал пульс — тоже слабенький.

Я начал с этих проверок потому, что он выглядит нездоровым. Остальное семейство похоже на спящих естественным образом, а вот он… Почти усопший.

— Сехмет, Джехути… Я не знаю, кто обнимает меня своими крыльями. Знайте, я не сержусь на Саптаха. Он много для меня сделал, и я ему благодарен. Я не рад, что его наказали.

Служанка и «последователь», находившиеся в этом же помещении переглянулись.

— Вы их поите тем же, что едите сами? — я решил дать несколько советов по уходу за коматозниками.

— Нет. Им даю только бульон. Наливаю через детскую поилку, — женщина метнулась к столику и показала мне кружку из синего фаянса. покрытую надписями с пожеланиями силы и здоровья. Она похожа на нечто среднее между соусницей и чайником из будущего.

— Не забывайте хорошо солить бульон, — сказал я, понимая, что тут мне делать нечего. Уход и так на должном уровне.

Только напоследок пощупал пульс Саптаха. Не заметил разницы. Вряд ли он получил эту кару за то, что плохо обошёлся со мной. А даже если так, то кто я такой, чтобы к моим просьбам прислушивались могущественные существа? Говорил о прощении больше для себя. Потому что этого требует моё сердце.

По отношению к Саптаху даже цитата: «Любите врагов ваших», — не подходит. Не считаю я его врагом. Всё произошедшее между нами я считаю набором уроков. Он мой учитель. Впрочем, боги Древнего Египта судят по своим законам, а не по христианским.

А, нет. Кажется, пульс стал более чётким. Или я утешаю себя?

— Этот Пакер — настоящий глупец, — в комнату вошёл рассерженный Йиуя, заставив насторожиться и служанку, и охранника. — Ничего не знает.

Он глянул на спящих господ и испытал облегчение.

Небось, думал, что я втихаря тут оживляю пациентов, а ушёл потому, что не не хотел ему показывать секреты.

Я хлопнул себя по лбу: бульон!

Подошёл к поилке и вдохнул его аромат.

Так и есть: магическая отрава, вредоносное ка присутствует в бульоне.

— А то вы сами едите? — спросил я. — Покажите.

Служанка смутилась и принесла варёную утку, хлеб и вино, сильно разбавленное водой. Ну, да, есть чего стыдиться: господа бульон хлебают, а они, слуги, едят мясо, на котором бульон варили.

Мы вместе с Йиуйя осмотрели всё, что нам предоставили и, не сговариваясь, снова пошли к Пакеру.

Мы долго наблюдали за работай повара, но так и не нашли намёка для того, чтобы понять, что происходит.

— Уважаемый ур-маа Йуйя, не секрет ли то, как боги сообщили тебе о беде, которую следует устранить?

Он посмотрел на меня пристально, поиграл желваками и всё-таки решился ответить:

— Сказано: люди Земли Лука (авт.: здесь: первый ном. Позднее так иногда называли Нубию), осквернённые презренными кушитами, утратили защиту богов.

— И всё?

— Остальное ты знаешь.

Я сел на песок и попытался абстрагироваться от того, что я уже знаю о колдовстве Африки. Мало. В основном о вуду, сантерии и брухерии, то есть сильно эволюционировавшей религии выходцев с Гаити, а если возвращаться в Африку, то из Дагомеи, с запада континента, очень далеко отсюда (авт.: современные Бенин, Того).

Да, в основном колдовство наводят через колдовской предмет, но ведь и к духам обращаются. В общем-то недалеко от практик Двух Земель.

Сон — это тоже путешествие в мир духов, так же вариант получения консультаций от царей и предков, ушедших великих вождей.

— Пакер, а ты бывал в храме Анукет?

— Конечно, — тот кивнул, не понимая сути вопроса.

— А когда? — не унимался я.

— Год… Нет, два года назад. Я почитаю Хнума, — ответил он таким тоном, будто все на Двух Землях это знают.

Я вопросительно посмотрел на Йуйу. Тот молчал. Пришлось задать вопрос прямо:

— Я точно знаю, что Саптах платил Хаэмуасу, чтобы тот посещал карьер и проводил ритуал там. Про приходивших к нему лично и речи нет. Может ли быть так, что Хаэмуас лишил защиты некоторых, и только на таких действует колдовство южан?

— Разе я не так сказал?

— Тогда, отчего жрецы Хнума и Сатис не освятят осквернённый храм Обнимающей Анукет, Защитницы Южной границы заново? Она же Покровительница полей, а до разлива Реки осталось всего несколько декад. Будет голод, если не…

— Мы отправили гонца в столицу, — с каменным лицом сказал маа. — Пришлют нового Великого жреца, он…

Я крайне невежливо повернулся к нему спиной и обратился к Анхесенамону:

— Вяжите его. Он заодно с нубийцами. Хочет смерти всем на Двух Землях.

Естественно, меня не послушались. Все отмеченные Упуаутом замерли в нерешительности.

— Да как ты смеешь! — заорал Йуйя и кинулся на меня, намереваясь ударить посохом по голове.

Я не успел среагировать потому, что стоял спиной к нападавшему, зато Пакер всё видел и хлопнул его слеппером. Мы вместе с ним их творили. Удачно попал, видимо, тренировался на чём-то. Надеюсь, не на кошках, а на скорпионах да на змеях.

— Вяжите, — повторил я спокойно. Сам не знаю, откуда во мне столько хладнокровия. — И рот не забудьте заткнуть, а то ещё проклянёт вас.

Испугались. Вспомнили, кто в отряде замполит. То есть полковой священник. А то ишь, загордились, что у них по клочку волос цвет поменяли. Забыли, кто тут полностью седой.

Даже перевыполнили моё указание: сорвали с жреца все атрибуты, по которым можно было бы определить, что он не какой-то бродяга. Голову ему замотали тряпицей, чтобы даже в лицо никто не узнал.

Оно и понятно: человек он не простой, кто-то может быть недоволен, что обидели его соратника.

— Что нам делать? — Анхесенамон мой приказ не дублировал, а испуганно наблюдал, как двое его подчинённых вяжут высокопоставленного жреца.

— Отвезите меня в храм Сатис. Я немного знаком с верховным Аханакой. Обсужу с ним свои догадки. И про участие Пакера никому не рассказывайте, а то он и так того гляди лишится рассудка от страха.

Повар Саптаха понял, на кого поднял руку и сидел на земле с пустыми глазами, обхватив голову двумя руками. Раскачивался и шептал что-то неразборчивое.

— Пакер, — потрогал я его за плечо. — У тебя каша убегает!

Он встрепенулся, кинулся к очагу, но естественно, ничего такого там не увидел. Он и кашу-то не варил, у него бульон для господ стоял на жаровне.

Зато очнулся.

— Присматривай за Саптахом. Он скоро очнётся и не забудет о тех, кто о нём заботился, — пообещал я от чужого имени, улыбаясь, и мы поспешили в Элефантину, где и расположены два других храма из культа триады. Кому как не им разгребать божественные дела?