Первый инженер императора – II

Глава 21

Глава 21

Синий огонек в глазах Скворцова погас так же внезапно, как и вспыхнул, но потрясение на его лице осталось. Он все еще бережно держал серый камень, Сердце Руны, словно боясь его уронить или снова потерять. Вопросы, роившиеся в его взгляде, были почти осязаемы, но мой последний вопрос о ренегатах, кажется, перевесил даже шок от величайшего магического открытия за последние столетия.

Маг молчал. Долго. Его пальцы сомкнулись на камне, скрывая его от моего взгляда. Тяжелый вздох вырвался из его груди — не вздох облегчения или удивления, а глубокий, усталый выдох человека, которого просят вновь ступить на выжженную землю воспоминаний. Было очевидно, что тема эта ему крайне неприятна, словно старая, незаживающая рана, которую не хотелось тревожить.

— Пройдемся, барон, — наконец произнес он тихо, и голос его был лишен обычной спокойной мудрости. Я слышал лишь досаду и стальной звон с примесью скрипнувших зубов. Он бережно, словно величайшую драгоценность, спрятал Сердце Руны куда-то во внутренний карман своей неизменной мантии и поднялся, опираясь на посох.

— Не возражаешь, если я пока этот артефакт положу на сохранение у себя? — спросил он.

— Нет конечно, мэтр. В конце концов, это у вас волшебный дом с тысячей потайных шкафчиков, а не у меня.

Лицо Скворцова на мгновение обрело легкую улыбку, после чего он двинулся в сторону от поместья.

Я молча последовал за ним. Мы вышли из-под навеса, ставшего импровизированным лазаретом, и направились по той самой тропе, что вела к реке. Я не мог не отметить про себя разительные перемены. Та узкая, едва заметная стежка, по которой я пробирался к воде в первые дни своего пребывания здесь, теперь превратилась в широкую, утоптанную дорогу.

Видно было, что мои люди не сидели сложа руки. Края тропы были аккуратно расчищены от бурьяна и низкорослых кустов, кое-где даже виднелись следы свежего гравия, которым, видимо, засыпали самые топкие места. Теперь здесь можно было идти не гуськом, а вдвоем, а то и втроем плечом к плечу, не рискуя зацепиться за колючие ветки.

Мы шли молча. Скворцов смотрел себе под ноги, постукивая посохом по плотной земле, погруженный в свои мысли. Я же размышлял о его реакции. Очевидно, вопрос о ренегатах задел что-то глубоко личное, болезненное. Не просто неприятная глава из истории магии, а нечто большее. Может быть, он был лично знаком с кем-то из них? Эта пауза, это нежелание говорить сразу, лишь подтверждали мои догадки о серьезности темы. Инженерный склад ума требовал фактов, анализа, но сейчас приходилось довольствоваться наблюдением и ожиданием.

Река встретила нас прохладой и мерным плеском воды. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в невероятные лилово-багряные оттенки. Его лучи дробились на поверхности воды, превращая ее в жидкое, переливающееся золото.

Далекий берег тонул в сиреневой дымке, а верхушки сосен на том берегу казались вырезанными из черного бархата на фоне пылающего неба. Воздух чист и свеж, пахло речной водой, тиной и увядающей травой. Где-то в прибрежных камышах тихо переговаривались утки, а над самой водой стремительно проносились запоздалые стрекозы. Красота и умиротворение этого пейзажа разительно контрастировали с той тьмой, которую нам довелось пережить.

Мы остановились у широкого разлива, где река замедляла свой бег, образуя почти зеркальную гладь, в которой отражалось пылающее небо. Скворцов долго смотрел на воду, на игру закатных красок, словно собираясь с силами.

— Ренегаты… — наконец начал он, и голос его звучал глухо, устало. — Они появились не сразу. Магия, как я уже говорил, приходила в этот мир постепенно. Сначала были лишь спонтанные, неуправляемые вспышки силы. Разрушительные, пугающие. Люди боялись ее, не понимали. Затем… затем появились те, кто начал ее изучать. Пытаться понять закономерности, освоить. Это был долгий, трудный путь. Медленно, по крупицам, складывалась система знаний, возникали первые школы, первые традиции. Казалось, что мы на пороге золотого века, когда магия станет служить людям во благо, откроет новые горизонт нормальной жизни.

Он замолчал, проведя рукой по своему посоху. В его глазах отражались алые отблески заката, и в них читалась глубокая печаль.

— Но, как это часто бывает, вместе со светом приходит и тьма. Всегда находятся те, кого не устраивают общие правила. Те, кто жаждет власти, силы любой ценой. Те, кто считает себя вправе переступать любые границы. Когда основные принципы работы с магией были установлены, когда возникло понимание о рунах, как о ключах к энергии, — вот тогда и появились они. Ренегаты.

Скворцов повернулся ко мне, и взгляд его стал жестче.

— Они отвергли традиционные пути. Отвергли саму идею гармонии с магической энергией. Они хотели не сотрудничать с ней, а подчинять. Заставлять ее работать так, как им хочется, ломать ее суть. Они начали проводить чудовищные эксперименты. Пытались связать магию с кровью, с жизненной силой живых существ. Они верили, что страдания, боль, сама смерть — это ключ к невиданной мощи. Они приносили жертвы Диким Рунам, тем самым сгусткам хаотической, необузданной энергии, вроде той, что ты уничтожил. Они окропляли их алтари кровью, надеясь получить их Сердца силой, вырвать их из ткани мироздания.

Маг отвернулся, снова глядя на реку, на заходящее солнце.

— Разумеется, ничем хорошим это не кончилось. Их эксперименты порождали чудовищ, искажали саму реальность вокруг их… лабораторий, если можно так выразиться. Они становились угрозой не только для себя, но и для всего мира. Появились первые культы, поклонявшиеся тьме, обещавшие своим последователям силу и бессмертие в обмен на верность и… жертвы. Стало ясно, что это не просто заблудшие души, а реальная, организованная сила, способная ввергнуть мир в хаос похлеще Рунических Войн.

Он сделал паузу, давая мне осмыслить услышанное. Картина вырисовывалась мрачная. Не просто маги-одиночки, а целое движение, основанное на темных ритуалах и жажде власти.

— Тогда… тогда объединенные силы еще существовавших государств и магических орденов объявили на них охоту, — продолжил Скворцов. — Это была настоящая война в тени. Долгая, кровавая. Многих удалось выследить и уничтожить. Их твердыни были разрушены, гримуары — сожжены. Казалось, что угроза миновала. Но… как всегда бывает, искоренить зло до конца не удалось. Нескольким, самым могущественным и изворотливым, удалось скрыться. Залечь на дно. И среди них был их идейный вдохновитель, самый опасный из всех. К’тул.

Я задумался. Имен ни одного из них я не слышал. Как-то не довелось мирно побеседовать и представиться друг другу.

— К’тул… — Скворцов произнес это имя с нескрываемым отвращением. — Я помню его. Помню его безумные речи. Он называл себя Пророком, утверждал, что слышит голос некоего Древнего Бога, который обитает в самой сути магии. Он верил, что лишь освободив все Сердца Рун — и диких, и тех, что уже были подчинены — и окропив их кровью невинных, он сможет достичь полного слияния с этой темной сущностью, обрести божественную силу и перекроить мир по своему усмотрению. Фанатик. Безумец. Не очень могущественный, но крайне хитрый. Именно ему и удалось уйти от последней зачистки. Он и его самые верные последователи — тот же Фтанг, гора мышц без мозгов, и Идрис, искусный, но абсолютно беспринципный целитель… Они растворились в диких землях. И долгое время о них ничего не было слышно.

Холодок пробежал по коже. Их описание сходилось в точности с теми людьми, с которыми нам пришлось столкнуться. Так неужели… неужели это были они? Основатели целого культа. Я скрипнул зубами, понимая какую оплошность допустил. Не хотелось марать руки? А надо было.

Еще перед отбытием в Старый Город Иван спрашивал меня, приходилось ли мне убивать ранее? Я сказал, что нет, не приходилось. Наверное, стоило переступить эту черту.

Ладно, это всего лишь ошибка в расчетах. Есть вероятность, что они не выжили. Очень большая вероятность.

(но не стопроцентная, не так ли?)

Так.

Как снова пойдем в Старый Город, нужно будет проверить то место у разбитого кристалла. Если их тела или остатки не обнаружатся, надо будет поговорить с монархом и попробовать через его связи навести справки. Я не верю в то, что такая троица могла передвигаться по королевствам незамеченными.

Скворцов посмотрел на меня в упор.

— Группа, с которой ты столкнулся в том городке… Судя по тому описанию, что ты предоставил — это были они. Остатки культа, который основал К’тул. Те самые ренегаты.

— Скорее всего да, — кивнул я головой. — И даже внешне этот мужчина выглядел, не просто, как глубокий старец, а как живая мумия.

— Истинно так, — согласился Скворцов. — К’тулу, наверное, едва ли не столько лет, сколько существует сама магия. Не могу утверждать, потому что он намного старше меня. Намного, юный барон. И что им понадобилось от племянницы государя — я могу лишь догадываться. Возможно, ее Дар был ключом к чему-то. Возможно, ее кровь, как носительницы древнего рода и потенциальной магической силы, была нужна для очередного ритуала… Но факт в том, что они снова проявили себя. И то, что ты их остановил… это большая удача. Или нечто большее.

Он снова посмотрел на реку, на угасающий закат.

— Теперь ты знаешь, барон. Ренегаты — это не просто отступники. Это язва на теле магии, гнойник, который много лет считался вырезанным, но, как оказалось, пустил метастазы. И встреча с ними — дурное предзнаменование. Очень дурное.

Тишина, повисшая между нами, была тяжелее свинца. История, рассказанная Скворцовым, рисовала картину куда более сложную и опасную, чем я мог себе представить. Моя борьба за прогресс, за возрождение науки, теперь переплеталась с древней войной магов, с фанатиками и темными богами. И маленький серый камень в недрах мантии Скворцова — Сердце очищенной Дикой Руны — внезапно обрел совершенно иной, пугающий смысл. Я не просто нашел артефакт. Я, возможно, вмешался в игру, правил которой еще не знал.

Я посмотрел на Скворцова, который все еще молча созерцал водную гладь, погруженный в свои невеселые думы.

— Мэтр, — голос мой прозвучал тверже, чем я ожидал. Внутри разгоралась холодная решимость инженера, столкнувшегося с нештатной ситуацией, требующей немедленного решения. — Нужно продолжать мое обучение. Срочно.

Скворцов медленно повернул голову, его синие глаза изучали меня. В них не было удивления, скорее — понимание и ожидание.

— Я должен научиться контролировать то, что обрел, — продолжал я, чувствуя, как слова обретают вес. — То пламя, ту силу, что вырвалась в битве с Цепешем. Это не должно повториться спонтанно. Я должен уметь ее направлять. Тем более, если учесть, что я… — я запнулся, вспомнив разговор с голосом внутри, — в общем, если я действительно являюсь носителем одной из первичных рун, если я прошел ту самую инициализацию… то это не просто удача или случайность. В первую очередь это бремя. Обязанность, которую я должен нести. И я не смогу этого сделать, если буду неумелым дикарем, размахивающим магической дубиной.

На губах Скворцова появилась слабая, едва заметная улыбка. Кажется, мой серьезный тон и осознание ответственности его удовлетворили.

— Ты быстро учишься, барон, — сказал он мягко. — Не только механике, но и пониманию сути вещей. Но не нужно торопить события. Да, тот факт, что ты и твоя внутренняя руна стали единым целым, что вы прошли инициализацию — это невероятно. Это само по себе решило твою изначальную проблему с деградацией мозга, он усмехнулся. — Но это еще не значит, что теперь любое заклинание будет даваться тебе по щелчку пальца.

Он снова посерьезнел, взгляд его стал пронзительным.

— Напротив, Александр. Сейчас ты в еще большей опасности, чем раньше. Твоя связь с руной, с первородной магической энергией, стала прямой, почти неконтролируемой. Твой потенциал огромен, неизмерим по нашим меркам. Но именно поэтому есть огромная вероятность… «перегрева», — мэтр подобрал понятное мне слово. — Спонтанного всплеска силы такой мощи, какой еще никто и никогда не видел. Если ты не научишься управлять этим потоком, направлять его, дозировать… ты можешь стать очередной жертвой собственной магии. Испепелить себя и все вокруг в радиусе многих километров. Твоя воля сильна, я это узрел с первых дней, когда увидел тебя на площади. Но даже самая крепкая сталь плавится при достаточной температуре.

Я слушал его, и холодная волна осознания прокатилась по спине, гася недавний пыл решимости. Он был прав. Я играл с силой, которую не понимал до конца. Силой, которая могла как спасти, так и уничтожить.

Тяжелый вздох вырвался из моей груди, а следом — нервный смешок.

— Отлично, — сказал я, качая головой. — Просто превосходно. Из огня да в полымя.

— Что ты имеешь в виду, молодой барон? — в глазах Скворцова мелькнуло любопытство.

— Да то и имею, мэтр, — я снова иронично хохотнул. — Пытался решить одну проблему, из-за которой мой мозг медленно, но верно погибал, а в итоге нажил себе еще куда более крупных проблем. Теперь мне грозит не тихая деградация, а феерический самоподрыв с фейерверками. Замечательный обмен!

Скворцов посмотрел на меня, и в его глазах я увидел не только понимание, но и тень сочувствия. А затем он тихо хохотнул — сухой, старческий смешок.

— Твоя жизнь никогда не будет прежней, барон. Смирись с этим. С того момента, как ты очнулся в этом мире, а тем более — после того, как прикоснулся к своей внутренней силе– пути назад нет.

— И не говорите, мэтр, — вздохнул я, проводя рукой по волосам. Чувство юмора, пусть и черного, немного разрядило обстановку. Я вспомнил первые дни, когда беседовал в казематах с начальником городской стражи и как мы с ним беседовали, обмениваясь колкостями. Интересно, как он там? Надо будет зайти на огонек.

— Ладно. Философию оставим на потом. В любом случае, мэтр, мне стоит продолжать обучение магии. Необходимо. И чем скорее, тем лучше. Самое первое домашнее задание я уже выполнил, и, без лишней скромности, — сказал я, выпятив грудь, — могу заметить, что заслужил «отлично».

— Согласен, — кивнул Скворцов. — Спешка здесь ни к чему, но и откладывать нельзя. Начнем завтра же. У тебя есть основа — твоя внутренняя связь. Будем строить на ней. Учиться чувствовать поток, направлять его… словами, жестами, рунами. Да, тебе все равно придется освоить и классические методы, чтобы понимать структуру заклинаний, их логику.

Он снова полез во внутренний карман своей мантии.

— А еще… — мэтр извлек Сердце Руны, тот самый серый конусообразный камень. Он перекатил его в ладони, задумчиво разглядывая. — Есть у меня кое-какие наработки. Завтра привезу из города.

Легким, неуловимым движением он бросил камень мне. Я поймал его на лету одной рукой. И в тот же миг ощутил резонанс. Не просто холод или тепло камня. А вибрацию. Тонкую, едва ощутимую, но явную. Словно камень в моей руке и руна внутри моей головы узнали друг друга, откликнулись на присутствие друг друга еле слышной песней силы. Пространство вокруг камня на мгновение словно дрогнуло, исказилось.

— Какого характера наработки?

Мэтр снова задорно хмыкнул.

— Слышал когда-нибудь про такого человека, как Леонардо Да Винчи?

Я возмущенно фыркнул. Не знать, кто такой да Винчи? Я что, профан какой-то или дилетант в его глазах?

— Обижаете, мэтр.

— Даже не думал, — по-отечески улыбнулся мэтр и похлопал меня по спине. — Но наработки примерно такие же, как и этого безусловно великого человека. Лишь чертежи, сноски, заметки на полях и зарисовки. Но наша коллегия считала, что из этого можно получить нечто новое. Нечто великое, благодаря чему магия станет не только достоянием отдельной касты людей, а, как ты говоришь?

— Достоянием прогресса? — предположил я.

— Верно, барон. Твой молодой и цепкий ум очень рационален, но при этом гибок и пластичен. Возможно, это то, чего не хватило нам, заскорузлым и замшелым теоретикам, которые всю жизнь посвятили изучению рун, но так и не смогли понять их сути.

Я крепче сжал камень в руке. Его вибрация, казалось, отзывалась во всем моем теле, настраивая на одну волну с магией этого мира. Наработки Скворцова, схожие с гениальными идеями Да Винчи, — это звучало интригующе. Синтез магии и инженерной мысли… То, о чем я лишь смутно догадывался, могло стать реальностью.

— Когда начнем, мэтр? — спросил я, чувствуя, как азарт исследователя пересиливает усталость и тревогу.

— Терпение, барон, терпение, — Скворцов снова улыбнулся своей загадочной улыбкой. — Великие дела не делаются наспех. Тем более, когда речь идет о силах, способных как созидать, так и разрушать. Для начала тебе нужно научиться чувствовать. Не просто видеть руны или ощущать вибрацию артефактов, а именно чувствовать потоки энергии, их направление, их… характер, если угодно. Это основа основ. Без этого любое заклинание будет лишь слепым ударом наугад.

— И как этому научиться? Медитации? Дыхательные практики? — предположил я, вспоминая опыт общения с Ритой.

— И это тоже, — кивнул маг. — Но не только. Природа — лучший учитель. Река, лес, земля под ногами — все это пронизано энергией. Нужно научиться ее слушать, настраиваться на ее ритм. Завтра. На рассвете, в шесть утра, встречаемся здесь, у реки. Проведем первый урок. Попробуем ощутить течение не только воды, но и магии.

— В шесть утра? — я невольно поморщился. Спать хотелось неимоверно.

— Рассвет — лучшее время, барон. Воздух чист, разум свеж, а энергия мира пробуждается вместе с солнцем. Не опаздывай.

С этими словами мэтр Скворцов развернулся и неспешно направился обратно к поместью, оставив меня наедине с рекой, заходящим солнцем и маленьким серым камнем в руке, который хранил в себе тайны и мощь уничтоженной Дикой Руны. Я постоял еще немного, глядя на игру света на воде, ощущая странный резонанс между артефактом и чем-то внутри меня. Затем глубоко вздохнул и тоже побрел к дому.

Вечер в Хмарском прошел на удивление спокойно и буднично. После ужина люди разошлись по своим делам. Крестьяне занимались починкой инвентаря, женщины — стиркой и штопкой. Я же, прежде чем отправиться отдыхать, решил поговорить с Василем — нужно было понимать, как обстоят дела с продовольствием и общим настроем моих людей.

Нашел я его у сарая, где он вместе с Егором и Колей мастерил какие-то полки. Завидев меня, все трое отложили инструменты и почтительно поклонились. От былой забитости и страха в их глазах не осталось и следа. Они смотрели на меня с уважением, но без подобострастия.

— Доброго вечера, барин, — сказал Василь, вытирая руки о штаны.

— И тебе доброго, Василь, — ответил я. — Как дела? Как настроение у людей?

— Да все чудесно, Ваше Благородие! — лицо Василя расплылось в широкой улыбке. — Жизнь течет своим чередом, работаем потихоньку. Дом латаем, двор в порядок приводим. Люди… люди ожили, барин. Шутить стали, разговаривать. После того, как вы с ребятами Ивана вернулись… да еще и спасенных привезли… Словно камень с души у всех упал. Чувствуем себя… ну, людьми, а не скотиной бессловесной. Свободными. Спасибо вам за это.

Его слова согрели душу. Я видел это и сам. Порозовевшие щеки, живые глаза, раскованные движения, смех, который теперь часто раздавался во дворе — все это было лучшей наградой за пережитые ужасы и риски.

— Рад это слышать, Василь. Очень рад, — искренне сказал я. — А как у нас с продовольствием? Надолго хватит того, что привезли?

Василь почесал свою уже не седую, а скорее белоснежную, ухоженную бороду, задумался.

— Ну, на первое время хватит, барин. Мясо, что вы привезли, мы подсолили, часть завялили. Сухарей еще запас есть. Крупы тоже имеются. Но овощей маловато, конечно. И фруктов бы… Особенно для хворых наших. Я от хламников слышал, что доктор городской, говорят, про яблоки какие-то диковинные упоминал?

— Солнечные яблоки, — кивнул я. — Да, говорил. Сказал, что очень полезные, силы восстанавливают. Не знаешь, Василь, где у нас тут поблизости сады старые есть? Не поля, а именно сады, где фрукты могли бы расти?

Василь снова задумался, наморщив лоб и глядя куда-то в сторону темнеющего леса.

— Сады… сады… — бормотал он. — Так погодите, барин! Кажется, припоминаю! Старики рассказывали, еще когда я мальцом был… Что за теми полями, — он махнул рукой в сторону севера, туда, где по слухам обитали лютокрысы, — был сад. Небольшой, сказывали, но яблони там росли знатные. Вроде как, он тоже к землям Хмарского относился когда-то. Но… — он понизил голос, — туда ж давно никто не ходит. Говорят, те крысы проклятые все вокруг заполонили. Опасно там шибко. Могут и задрать запросто.

— Понятно, — кивнул я. Еще одна точка на карте будущих экспедиций. И еще одна причина разобраться с лютокрысами раз и навсегда. — Спасибо, Василь. Информация ценная. А насчет опасности… это уже не твои заботы. Отдыхайте. Завтра снова тяжелый день.

Я хлопнул его по плечу и направился к другой части двора, где у своего костра расположились хламники. Они сидели кружком, тихо переговариваясь, чистили оружие. Иван что-то чертил палочкой на земле.

— Вечер добрый, бойцы! — поприветствовал я их, подходя ближе.

— Барон! — они тут же повскакивали, послышались радостные приветствия. Мужчины крепко жали мне руку, хлопали по спине. Женщины тоже улыбались тепло и искренне. А Иша… она подошла ко мне, и прежде, чем я успел что-либо сообразить, быстро и легко поцеловала меня в щеку. Легкий румянец тронул ее обычно бледное лицо, и она тут же отступила на свое место у костра, потупив взгляд. Неожиданно. И приятно, чего уж греха таить.

— Что ж вы тут табором устроились, как в походе? — спросил я, оглядывая их скромный бивак. — В доме полно свободных комнат на первом этаже. Чистых, отремонтированных.

Мужчины переглянулись.

— Да нам так привычнее, барин, — ответил Руслан, пожимая плечами. — Под открытым небом, у костра. Да и к своим поближе… — он кивнул в сторону лазарета.

— Глупости, — махнул я рукой. — Какое «привычнее»? Вы из похода вернулись, вам отдых нужен нормальный, а не на земле спать. И за своими следить надо не из кустов, а рядом быть. Они сейчас в лазарете под присмотром, а вы тут у костра лежите под богом. Цепеш мертв, Шепота нет, твари ночные сюда больше не сунутся — ловушки работают, да и все подходы заделаны. В общем, Иван, — я посмотрел на Кречета, — не морочьте ни себе, ни мне голову. Занимайте свободные комнаты в доме. Баня сегодня топилась, вода горячая есть. Продовольствие — общее. Вы теперь не просто гости, вы — часть Хмарского.

Хламники снова переглянулись, на их лицах появилось удивление, смешанное с благодарностью. Иван медленно кивнул.

— Спасибо, барон. За заботу. Мы… мы ценим.

— Вот и славно, — улыбнулся я. — А теперь, Иван, если не сильно устал, отойдем на пару слов?

Мы отошли от костра на несколько шагов, чтобы остальные нас не слышали.

— Что ты знаешь про старые сады? — спросил я без предисловий.

Иван посмотрел на меня изучающе, потом хмыкнул, проведя большим пальцем по своим отросшим за время похода усам. Его глаза блеснули в свете костра.

— Что там чертовски опасно, барон. Вот что я знаю.

— Опаснее, чем схватка с теми чудаками в балахонах и Цепешем посреди Диких Земель? — глянул я на него искоса хитрым прищуром. Я увидел, как в отблеске Ивановых глазах пробежали черти.

— Барон, вы меня что, на «слабо» берете?

Впервые за день я рассмеялся от души, да так, что слезы из глаз побежали.

— А что, если «да»? — сказал я, широко и задорно улыбнувшись.