ГЛАВА 16
Граф Виктор Цепеш всполохнул ярче полуденного июньского солнца. Он попытался вырвать сломанную руку и дернуться прочь, но ничего не вышло. Хватка барона напоминала сомкнутый медвежий капкан, из которого выхода попросту нет.
Замахнувшись свободной рукой, Имперский Кулак Цепеш попробовал применить еще одно заклинание из последних сил и отсечь изувеченную конечность, чтобы высвободиться, но… ничего не вышло.
Не спасли ни магическая защита, ни высокий уровень владения магией, ни-че-го. Душу графа впервые за всю жизнь объял страх; обхватил клещами и медленно пожирал, уничтожая тело миллиметр за миллиметром вместе с пламенем, что исходило от барона Кулибина.
Он сиял ярче солнца и также обжигал.
Если бы не приобретенные в долгих годах, странствиях и походах артефакты и знания — Виктор отдавал себе отчет, что в тот же час должен был бы превратиться в пепел.
Его спасли только руны, нанесенные под одеждой на тело, значительно ускорявшие его регенерацию и тесная связь с миром магии из-за экспериментов с кровью, которые проводили его предки.
Но даже все эти преимущества становились незначительными на фоне той магии, что исходила из Александра. С каждой пульсацией и выбросом необъятных объемов ярости — все барьеры, которые успевал выставлять граф Цепеш, сносились, как песочный замок на берегу во время шторма. Каждый восстановленный миллиметр кожи попросту испарялся, а на его месте возникал новый обугленный участок.
Барон Хмарского перехватил и вторую руку графа Цепеша, отчего тот закричал, ощущая, как кожа и мышцы сгорают под натиском бушующего магического пламени.
— Отпусти! — заверещал Цепеш, но Александр лишь сильнее тянул его к себе, обдавая жаром.
— Ты слишком близко подлетел к солнцу, Икар, — сказал барон.
— И поэтому лишишься не только крыльев, — мой голос звенел в пространстве, рассыпаясь на инфернальные полутона. Во мне не было ни страха, ни жалости, ни сожаления, лишь одно неукротимое желание испепелить врага.
Я держал его мертвой хваткой, неумолимо притягивая за руки ближе и ближе, пока граф не оказался подле меня. Дымящийся, чернеющий, испепеляющийся. Стиснув зубы, он смотрел на меня в упор, явно не желая больше издать ни звука, дабы показать, что даже так он решил уйти на своих правах, не прогибаясь более ни на шаг.
Будь по-твоему, граф.
Я закрыл глаза, представляя, как вспыхиваю, словно сверхновая. Шум плавно нарастал в ушах, а температура раскалялась. Я не ощущал этого телом, но чувствовал на магическом уровне. Пульсации. Резонанс. Взрыв.
Раскатистый звук толчком разошелся во все стороны, но я этого не видел. Когда открыл глаза — все закончилось. Мои руки, державшие Цепеша, больше не полыхали адским пламенем, а сам граф, а вернее его обугленное изваяние, стояло напротив меня.
Он хотел остаться в памяти и увековечить себя в истории. Что ж, теперь мечта этого сумасшедшего мага исполнена. Граф Виктор Цепеш навсегда останется стоять здесь, словно скульптура из черного камня.
Внутри меня все еще полыхала злоба, но это было остаточное явление. Не такое дикое и ненасытное, как-то, что я испытывал, когда пламя объяло тело. Ощущение такое, словно я впал в состояние берсеркера и только сейчас меня отпустило.
Хотя, наверное, все спонтанные маги, о которых мне говорил Скворцов, не смогли вовремя остановиться и сжигали все вокруг вместе с собой. Либо они находились в таком положении, что уже терять попросту было нечего.
Могу их понять.
Хорошо, что у меня хватило силы воли противостоять этому внутреннему желанию сжечь все вокруг и уничтожить. Самое главное, что мне удалось всех сберечь, кто доверил мне свои жизни. Хотя… была еще одна небольшая опасность в виде тройки полу-магов, которые пришли вместе с Цепешем, что ранее выкрали Маргариту.
Взглянув вниз, я только сейчас осознал, что стою в старом полуразрушенном здании на высоте четвертого этажа. Группа людей (моих людей) лежала в беспамятстве, включая магов. Нужно спускаться к ним как можно быстрее, но… оглянувшись, я не видел быстро ни единого способа, как это сделать.
Кажется, там были остатки лестницы и обломки, по которым можно это сделать. Придется воспользоваться этим путем.
Слезая по камням и обломкам, я поймал себя на мысли, что было бы неплохо научиться исторгать из ладоней пламя вот так, как реактивный ранец, по собственному желанию. Интересно, кто-нибудь из магов вообще додумывался до такого ранее? Тогда же и самолеты не нужны или другие средства передвижения по воздуху.
А были ли они здесь?
Да и внутренней энергии на такой длительный промежуток времени не хватит, я уверен на сто процентов. Но было бы очень недурно, честно говоря.
Выкарабкавшись из развалин, я спрыгнул с полуметрового куска стены, приземлился на землю и в ускоренном темпе направился к группе своих людей. Они как раз начинали приходить в себя, что не могло не радовать. Иван был ко мне ближе всех; он пытался подняться на локтях, но давалось ему это с явным трудом.
Я подскочил к нему и подхватил под руку, после чего попытался выжать всем телом, чтобы поставить на ноги.
— Вставай, солдат, — натужно сказал я, выравниваясь во весь рост. Веса в Иване было явно побольше чем мне, но на ноги я его все же поставил. Хламник шатался, что-то гудел под нос, но через пару секунд раскрыл глаза, на секунду зажмурился, словно от яркого солнца и затем уставился на меня, словно не верим собственным глазам.
— Саша? Это ты? Как ты оказался в моей голове?
— Мы не в твоей голове. Мы в старом центре Петербурга, Иван. Давай, приходи в себя.
Я аккуратно отпустил его, поглядывая краем глаза. Мужчина осматривался вокруг, будто бы ему все казалось иллюзорным и ненастоящим. И я мог это понять, потому что, пробыв взаперти внутри собственной головы, не понимая, что время там течет иначе, можно было сойти с ума.
И после этой мысли я на мгновение задумался о том, что могло случиться с теми хламниками, которые находились здесь уже давно. Смогли ли они сохранить рассудок? Человечность? Смогут ли вернуться к реальности или поверить, что все кончилось и они снова в мире живых, а не заперты в чертогах разума?
Это сложные вопросы, на которые в данный момент у меня не было ответов. И их тоже придется решать уже по мере возникновения, когда станет ясно в каком состоянии будут наши пациенты.
Повернув голову, ближе всех ко мне оказалась Маргарита, к которой я направился. К счастью, Иван уже немного пришел в себя и тоже принялся будить остальных наших товарищей, аккуратно похлопывая по плечам и щекам.
Но пока шел к Рите, обратил внимание, что в голове нет настойчивого гула. Нет этого бесконечного «гуууу», от которого все внутри сворачивается, словно прокисшее молоко, и напрочь выбивает из колеи. Не было от слова «совсем». Ощущались только небольшие вибрации со стороны кристалла, но до него я еще доберусь, как только пойму, что все из пришедшей группы целы.
Я присел перед девушкой на корточки. Маргарите Долгорукова лежала на бочку и тихо сопела, словно спала самым крепким и спокойным сном младенца, не знающего ни о каких проблемах. Даже будить ее не хотелось. В лучах утреннего солнца ее рыжие волосы красиво переливались различными оттенками, начиная от золотого и заканчивая насыщенным красно-рыжим.
Положив руку ей на плечо, я мягко качнул девушку, пытаясь вывести из сна.
— Рита, — мягко обратился я к ней. — Рит.
Она поморщилась, слегка сведя аккуратные брови к переносице, после чего потянула воздух носом и подобрала под себя ноги.
— Еще пять минуточек, — пробурчала она. — И вообще, мне ко второй.
Я улыбнулся и хмыкнул.
— К сожалению, но ко второй ты уже опоздал. Вставай, нас ждут великие дела. Как минимум нужно вернуться домой. Я рад, что твое сознание осталось целым и невредимым.
Она нехотя разлепила веки и взглянула на меня, затем проморгалась и приподнялась на вытянутых руках. После всего этого послышался тяжелый вздох.
— Значит это был не сон.
— Нет, — констатировал я и протянул ей руку, предлагая встать.
Девушка ухватилась за мою ладонь и одним уверенным движением я помог ей подняться на ноги.
— Как голова?
— На месте, — ответила Рита. — Хотя тяжелая, а внутри словно ваты набили.
Я, на удивление, ничего подобного не испытывал, а даже напротив, ощущал прилив энергии, словно в груди поставили маленький атомный реактор, который теперь снабжал все тело.
Есть вероятность, что очень скоро меня догонят откаты и тогда я точно не буду радоваться жизни, но пока этого нет — нужно действовать.
— Сможешь помочь Ивану и остальным? Я хочу посмотреть как их товарищи, что прямо у кристалла лежат, а заодно и с ним разобраться.
— Да, конечно, — тут же отозвалась девушка.
— Хорошо, спасибо.
Возле черного блестящего камня действительно были люди. Не просто заставшие замшелые изваяния, которые остались от древних людей, нет, а живые люди. Исхудавшие, покрытые толстым слоем грязи, в рубище вместо одежды. Они напоминали мне людей с фотографий после содержания в лагерях — без слез просто так и не взглянешь.
Присев у одного мужчины — я попытался привести его в чувства, но ничего не получилось. Он лежал, скрутившись в позе эмбриона и не шевелился. Пусть дыхание его было равномерным и спокойным — в сознание он не приходи.
Тоже самое было и с женщиной, и с оставшимися семью людьми, которых я пытался разбудить, но все тщетно. Да, они живы, что главное, они целы и невредимы, но в себя не приходят. Есть вероятность, что их физическое истощение было настолько велико, что для того, чтобы выжить, организм вошел в состояние полукомы. Я не медик, таких заключений делать не имею права, но предположение такое зародилось.
Поэтому делать было нечего. Я подошел к гладкому черно-блестящему кристаллу и осмотрел его.
Он возвышался надо мной всего-то на метра два в высоту, но его присутствие ощущалось куда масштабнее. Кристалл не был монолитом, скорее, сросшимся скоплением огромных, идеально гладких граней, что сходились под неестественно острыми углами. Складывалось впечатление, что он пророс тут сквозь плиты, раздвинув их своей неумолимой силой, словно сорняк, в последствии превратившийся в нечто большее.
Чернота его была абсолютной, глубже самой безлунной ночи. Она не просто поглощала свет — она втягивала его в себя, и лишь сама поверхность отвечала странным, маслянистым блеском. Не зеркальным отражением, нет. Когда я подошел ближе, мое искаженное подобие мелькнуло на грани, словно на поверхности темной, неподвижной воды, а затем утонуло. Не было ни царапин, ни пыли, словно дикие звери опасались нарушить кристалл и не прикасались к нему. Даже птицы не погадили ни разу.
Он не излучал ни тепла, ни холода в привычном смысле, но рядом с ним воздух казался… плотнее. Тишина, пришедшая на смену Шепотму, вокруг него была густой и вязкой.
В его строгих, совершенных линиях было что-то гипнотическое и одновременно отталкивающее. Он был чужеродным телом в этом мире руин и упадка, осколком какой-то иной, непостижимой реальности, вонзившимся в самом центра старой площади. И глядя на его идеальную, нетронутую поверхность, а потом на изможденные тела у его подножия, я не мог отделаться от мысли, что эта красота и эта агония как-то связаны. Словно кристалл был цветком, выросшим на почве их угасающей жизни.
Когда-то давно я читал про такие цветы. Про растения, которые приманивают к себе насекомых при помощи запаха, а затем, одурманенное существо падало в его корзинку и больше не могло оттуда выбраться до тех пор, пока не было растворено до атомов.
Наверное, здесь было что-то подобное. Но каким образом эта Дикая Руна разрасталась таким кристаллом и что вообще заставляло ее расти?
Я положил руку на одну из граней. Просто холодный гладкий камень, отозвавшийся на мое касание легкой, едва ощутимой пульсацией. Не было того сильного резонанса и вибраций, которые ощущались, когда мы только подъехали к старому центру.
Наверное, каждая порабощенная душа, которая осталась здесь навеки — и давала ему рост. Каждый бедный человек, что пал под натиском Шепота, останавливался тут и находил свое последнее пристанище. Не исключено, что прямо сейчас мы здесь стоим на костях пары сотен людей, что слегли здесь лет двести назад.
Но это неточно. Сухие предположения.
Не отпуская руки от камня, я повернулся и осмотрел людей. Девять жизней, которые никак не могли окончательно освободиться. Весь тот путь, что я проделал в чертогах собственного сознания… это была не просто инициализация, нет. Это было испытание, где я не просто объединился с руной, которую ради эксперимента, вживили мне в мозг, но еще был вынужден противостоять в схватке один на один Дикой Руне.
Хаотической энергии, которую не смогли захватить другие маги. Ни один другой.
Но… что хотели сделать те трое? Я бросил на них взгляд. Здоровяк, тощий и старик тоже лежали в беспамятстве, что играло мне на руку. Пусть пока так и лежать. Очень выгодно.
Неужто они хотели попробовать принести Долгорукову в качестве жертвы, чтобы потом попытаться захватить руну? Бред. Я уверен, что это бы не сработало. Загубили бы девку и точно так же слегли здесь, как лежат и сейчас. Идиоты.
— Это оно и есть? — обратился ко мне Иван, настороженно подходя к кристаллу. — Шепот?
Я кивнул.
— Да. Дикая Руна, если быть точнее, которая этот Шепот и порождала.
Иван Бродил глазами по телам людей и собрался было кинуться к одному из них, который явно был больше всех дорог сердцу.
— Стоять, — строго скомандовал я. — Даже не думай.
Кречет остановился с непониманием на глазах.
— Они еще не пришли в себя. Я пробовал разбудить, но пока ничего не вышло. У меня есть одно предположение, которое я хочу проверить. Но позови остальных. Мы должны быть готовы к любому исходу.
Иван нервно сглотнул. Я видел как его кадык сделал движение вниз-вверх и встал на место.
— Что ты собираешься сделать?
— Зови всех остальных, потому что это надо сделать, когда все будут готовы.
— Ладно, — кивнул Иван. Он быстрым, насколько мог, шагом, отправился к своим людям, а ко мне как раз подошла Маргарита.
— Они в порядке. Я пробежалась по каждому из них, никаких отклонений или травм. Немного шокированы, сильно испуганы, ошарашены, но это все пройдет.
— Надеюсь, — сказал я, глядя, как весь отряд хламников подбирается ко мне.
— Как ты справился с Шепотом? — вдруг спросила Рита. — Я же чувствую, что его больше нет.
— Если говорить аналогиями, то он попытался разинуть пасть, чтобы меня укусить, но в итоге вывихнул себе челюсть. Эта руна порабощала сознания людей. Но если положить мою волю и волю этого камня на весы, то моя оказалась сильнее. Вот и все.
Девушка не ответила, лишь бросила на меня взгляд и кивнула головой. Кажется, этот ответ ее удовлетворил.
Наконец-то подошли хламники. Я взглянул на них, откашлявшись.
— Послушайте меня! Я знаю, что вы устали, испуганы и взволнованы. Перед вами, — я вытянул руку, указывая на лежащих людей, — ваши близкие. Ваши родственники. Я обещал, что мы до них доберемся и спасем? Мы это сделали. Но, к сожалению, не до конца. Они не приходят в сознание, как бы вы их не трясли и не трусили. И, боюсь, что даже если мы их увезем отсюда, это не поможет.
— Что делать? — спросила Ольга, у которого от вида ее друзей на глазах накатились слезы. Или от усталости. Или от всего вместе.
— Мне нужно, чтобы каждый из вас сейчас сел возле своего близкого и положил их голову к себе на колени. Сидите рядом с ними, потому что, если у меня все выйдет — они придут в себя. И первое, что они должны увидеть — вас. Садитесь.
Вопросы никто задавать не стал. Каждый из отряда присел возле человека, аккуратно укладывая головами на бедра, словно самое ценное, что было на свете. Я осмотрел бегло каждую пару и, удовлетворившись, что меня все устраивает, встал возле кристалла.
— Последний рывок! — выкрикнул я. — Держите их крепко!
И со всего размаху ударил кулаком в кристалл.