Первый инженер императора – II

Глава 18

ГЛАВА 18

Обратный путь — всегда мне казался более простым, чем путь к чему-то неизвестному. Да, естественно, что он вызывал азарт и интерес, этот путь вперед, но сейчас… сейчас не хотелось покоя.

Даже если позади осталось кромешное пекло, а впереди маячит лишь хрупкая надежда на отдых, само осознание того, что ты движешься оттуда, а не туда, меняло всё.

Воздух, еще недавно казавшийся плотным и враждебным от ментального давления Шепота, теперь был просто прохладным лесным воздухом, пахнущим прелой листвой, сырой землей и хвоей. Тишина, пришедшая на смену назойливому внутреннему гулу, поначалу оглушала своей непривычностью, но постепенно становилась бальзамом для истерзанного сознания.

Мы двигались медленно, измученно. Лошади, пережившие не меньший стресс, чем люди, шли неохотно, часто спотыкаясь на корнях и камнях, которых в этой части леса было в избытке. Мышцы ныли от усталости, сказывалась и физическая нагрузка, и нервное напряжение последних часов, да и просто многодневный переход давал о себе знать.

Но главным грузом, замедлявшим наше продвижение, были не рюкзаки и не собственная усталость. Это были они — девять человек, вырванных из ментального плена Дикой Руны. Теперь же их ждал долгий процесс восстановления.

Мое решение вернуться в тот злополучный городок, где мы впервые встретились с Цепешем, многим показалось безумием. Олег что-то ворчал про здравый смысл, Руслан качал головой, а Иша бросала на меня взгляды, полные немого укора. Но Иван, предводитель хламников, человек, потерявший и вновь обретший брата и друзей, лишь молча стиснул зубы и кивнул.

Он, как никто другой, понимал цену припасов в диких землях. Оставить повозку с едой, водой и снаряжением, пусть даже рискуя нарваться на остатки тварей или, что хуже, на вернувшихся магов (хотя последнее казалось маловероятным после того, что я сотворил с Цепешем), было равносильно подписанию смертного приговора для ослабленных, только что спасенных людей.

Это рациональный риск. Я убеждал сам себя, пока мы осторожно приближались к знакомым руинам. Цепеш повержен. Его летающие твари и дикие звери перебиты после стычки с магами. Мозг услужливо подкидывал аргументы, пытаясь заглушить подспудное чувство тревоги. Инженер во мне просчитывал вероятности, но человек, столкнувшийся с магией и первобытным ужасом этого мира, не мог не ощущать холодок, бегущий по спине.

Городок встретил нас мертвой тишиной, еще более гнетущей, чем раньше. Но теперь это была тишина запустения, а не зловещего ожидания. Повсюду валялись останки тех тварей: огромные туши волков-переростков, обломки панцирей каких-то насекомоподобных монстров, перья невиданных хищных птиц. И ни одного живого существа, кроме редких ворон, уже слетевшихся на пиршество.

Воздух был тяжел от запаха крови, разложения и… озона? Странно, но именно этот запах, знакомый мне по работе с высоковольтным оборудованием, едва уловимо витал здесь. Остаточное явление после магической битвы? Вполне возможно.

Наша повозка, к моему глубочайшему облегчению, стояла на месте, притулившись к полуразрушенной стене. Чудо? Или просто никому не было до нее дела в пылу сражения? Колесо было слегка погнуто, видимо, от ударной волны или падения обломков, но в остальном телега была цела. Брезент, укрывавший припасы, был изорван в нескольких местах, но содержимое…

— Еда! — выдохнул Руслан, откинув угол полога. — И вода! Бурдюки целы!

Это была маленькая, но такая важная победа. Солонина, сухари, остатки сушеных фруктов, травы Иши — все было на месте. Не густо, но достаточно, чтобы продержаться до Хмарского и не дать умереть с голоду ослабленным.

Не теряя времени, мы перенесли ослабевших товарищей в повозку. Укладывали их бережно, стараясь не причинить лишней боли, подкладывали под головы свернутые плащи. Митя, брат Ивана, тихо стонал во сне, его лицо искажалось от невидимых кошмаров.

Иван склонился над ним, что-то тихо шепча, поглаживая по спутанным волосам. В его глазах, обычно суровых и непроницаемых, сейчас читалась такая смесь боли, надежды и нежности, что у меня самого перехватило дыхание. Тяжело видеть сильного мужчину таким уязвимым. Но это и делало его человеком, а не просто закаленным лидером отряда выживальщиков.

Мы выбрались из города так же быстро, как и вошли, стараясь не задерживаться и не привлекать внимания тех, кто мог еще скрываться в руинах. Отойдя на безопасное расстояние, нашли небольшую поляну, скрытую от посторонних глаз густыми елями, и сделали привал.

Первым делом — накормить спасенных. Развели крохотный костерок, больше для того, чтобы вскипятить воду, чем для тепла. Ариша тут же занялась своими отварами, добавляя в кипяток какие-то корешки и травы, от которых пошел горьковато-пряный аромат. Мы размочили сухари, смешали их с остатками солонины, превратив в некое подобие кашицы.

Кормили их осторожно, с ложки, как младенцев. Поддерживали головы, вытирали губы, а они жадно глотали пищу. Это хороший знак. Значит очень скоро восстановятся.

Путь до Хмарского растянулся на три дня. Три долгих, тягучих дня, наполненных монотонным движением, усталостью и молчаливым напряжением. Мы старались не останавливаться надолго, лишь короткие привалы, чтобы перевести дух и снова накормить тех, кто ехал в повозке.

Лошади выбивались из сил, приходилось часто вести их в поводу, давая отдохнуть. Ночевали под открытым небом, разводя лишь небольшой костер для видимости и отпугивания мелких хищников, которых, к счастью, почти не встречалось. Видимо, та бойня распугала всю живность в округе на много километров.

Я много думал в эти дни. О произошедшем в Старом Городе. О своей силе, вырвавшейся наружу. Это было пугающе и… пьяняще одновременно. Контроль. Вот чего мне не хватало. Я мог генерировать колоссальную энергию, но не мог ей управлять. Это было похоже на владение ядерной бомбой без инструкции и кнопки детонатора — опасно и непредсказуемо. Руна внутри меня, тот камень в сознании — он отзывался, он давал силу, но требовал чего-то взамен. Чего? Концентрации? Воли? Или чего-то большего?

Маргарита по-прежнему оберегала нас, скрывая ментальным заслоном от любопытных глаз на тот случай, если троица еретиков решит пуститься за нами следом и попробовать найти хоть кого-то из нас.

Она заметно уставала, бледнела, но держалась стойко, лишь иногда просила меня приобнять ее покрепче, чтобы «заземлиться», как она выражалась. Не буду лгать, эти моменты близости, пусть и вынужденной, были… приятными. От нее пахло травами, лесом и чем-то неуловимо женственным, несмотря на дорожную пыль и усталость.

И вот, на исходе третьего дня, когда силы были уже на пределе, а надежда начала таять, мы увидели его — знакомый силуэт Хмарского. Покосившийся забор уже заменили на новый, крепкий частокол. Крыша господского дома блестела новенькой черепицей — кровельщики, присланные царем, явно не сидели сложа руки. Из трубы кузницы вился знакомый дымок — Михалыч был на своем посту.

Нас заметили издалека. Василь выбежал первым, спотыкаясь и размахивая руками. Его лицо, обычно хмурое и озабоченное, сейчас светилось неподдельной радостью. Увидев телегу со спасенными, он осекся, снял шапку и торопливо перекрестился. Вера в чудо, такая простая и искренняя, была написана на его лице.

— Барин! Александр Иванович! Родные! — голос его дрожал. — Живы! Все живы! Господи, слава Тебе!

Он бросился помогать мне слезать с лошади, его руки тряслись от волнения. Подошел Андрей Михайлович. Его лицо, обычно суровое, сейчас смягчилось. Он не стал говорить лишних слов, лишь крепко, по-медвежьи, стиснул меня в объятиях, отчего у меня захрустели кости.

— Вернулся, — пророкотал он, и в этом простом слове было столько всего — и облегчение, и гордость, и отеческая забота. — А мы уж тут места себе не находили. Думали, гадали…

Даже Скворцов, вышедший из дома и опиравшийся на свой неизменный посох, позволил себе легкую улыбку, едва заметную в уголках губ. Его пронзительные синие глаза изучали меня, словно пытаясь проникнуть в самую душу, прочесть все, что я пережил.

— Трудный путь вы избрали, барон, — произнес он своим тихим, но веским голосом. — И опасный. Но цель оправдала средства. Рад видеть вас в добром здравии. И ваших спутников тоже, — добавил он, кивнув в сторону хламников, которые уже помогали выносить из телеги своих обессилевших товарищей.

Началась суета. Женщины выбежали из дома, ахая и охая, причитая над истощенными телами спасенных. Их тут же унесли внутрь, уложили на импровизированные лежанки, стали обтирать влажными тряпками, поить теплыми отварами. Иша немедленно приступила к своим обязанностям полевого лекаря, осматривая каждого, накладывая припарки, шепча какие-то свои, только ей известные, заклинания или просто успокаивающие слова.

Вечерний ужин прошел в атмосфере тихой радости и глубокой усталости. Мы сидели за длинным столом, который теперь стоял не во дворе, а в большой зале на первом этаже — ее успели привести в порядок. Отремонтировали пол, застеклили окна, даже повесили на стены какие-то грубоватые, но чистые гобелены. Горели свечи в подсвечниках, создавая уют. На столе дымилась похлебка из свежей зайчатины и свежеиспеченный хлеб — Михалыч, оказывается, успел наладить и печь.

Я рассказал о нашем походе. Кратко, без пафоса и ужасающих подробностей. О том, как решили рискнуть и вернуться за повозкой в тот городок. О том, как нашли ее целой, а припасы — нетронутыми. О том, как тяжело было везти обессилевших людей, но как мы справились, поддерживая друг друга. Я умолчал о битве с Цепешем, о своей огненной ярости, об истинной природе кристалла и о Хозяине Леса. Не время и не место было для таких откровений. Главное — результат.

— И вот, — я кивнул на Маргариту, которая сидела рядом со Скворцовым, закутанная в теплое одеяло, и с аппетитом уплетала похлебку, — племянница государя, Маргарита Долгорукова, спасена и скоро отправится домой. Ее, — я посмотрел на Скворцова, — и Ивана брата, Митю, нужно будет показать лекарям. Остальные, кажется, приходят в себя, но наблюдение им не повредит.

Скворцов задумчиво кивнул, отхлебнув из своей чашки.

— Я осмотрю их завтра, барон. Мои методы могут оказаться действеннее городских костоправов.

— Был бы признателен, мэтр, — искренне поблагодарил я.

Затем, немного помолчав, я обвел взглядом всех присутствующих. Усталые, но живые лица моих людей — и крестьян, и хламников. Теперь они все были моими людьми.

— То, что случилось там, в Старом Городе… Это открыло нам глаза, — начал я, подбирая слова. — Да, там опасно. Да, там руины. Но там — ресурсы. Там — знания. Там — будущее, если мы осмелимся за него побороться. Шепота больше нет. Путь, по сути, свободен, если разобраться с местной фауной. Я считаю… я глубоко убежден, что мы должны начать думать об освоении этих земель. Не сразу, конечно. Но планомерно. Организовать экспедиции, зачистить районы, поставить укрепленные посты. Это даст нам… это даст всему государству толчок к развитию, которого не было сотни лет. Я намерен отправиться к государю в ближайшие дни. Представить ему Маргариту и… изложить свой план. Это рискованно. Возможно, безумно. Но я верю, что это правильный путь.

Снова тишина. Тяжелая, наполненная раздумьями. Иван смотрел на меня исподлобья, Михалыч кряхтел, Скворцов бесстрастно разглядывал узоры на своей чашке. Маргарита с любопытством переводила взгляд с меня на остальных. Хламники и крестьяне молчали, переваривая услышанное.

Путь домой был окончен. Но настоящий, большой путь — путь возрождения и прогресса — только начинался. И он обещал быть еще более трудным и опасным, чем поход в проклятый лес. Но теперь у меня была команда. Была цель. И была надежда. А это уже немало.

После ужина захотелось смыть с себя грязь и усталость не только дорожную, но и моральную. За время нашего отсутствия Михалыч и крестьяне успели не только подлатать дом, но и привести в рабочее состояние старую баньку, стоявшую на отшибе, у самой кромки леса. Маленькая, срубленная из почерневших бревен, она дышала теплом и запахом дерева.

Горячий пар обнял меня, стоило переступить порог. Каменка гудела, потрескивая, обдавая жаром. Я с наслаждением хлестал себя березовым веником, который кто-то заботливо оставил у входа, выбивая из мышц накопившуюся тяжесть. Вода в деревянной кадке была обжигающе холодной, но после раскаленного пара окунуться в нее было настоящим блаженством. Грязь, пот, страх, сомнения — все смывалось, уходило вместе с водой, оставляя лишь чистоту и звенящую пустоту в голове. Я сидел на полке, обернутый простыней, глядя на пляшущие языки пламени в каменке, и впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на покой.

Вернувшись в свою комнату, я застал ее преображенной. Порядок, чистота, даже какие-то полевые цветы стояли в глиняном кувшине на столе. Приятно. Усталость снова навалилась свинцовой тяжестью. Я разделся, оставаясь в нижнем белье, и рухнул на кровать, которая теперь не скрипела и казалась верхом комфорта. Мысли лениво текли, перебирая события дня, планы на завтра… Доставка Маргариты и Мити в город, разговор с царем, освоение Севера… Голова гудела.

Тихий стук в дверь вырвал меня из полудремы. Я сел на кровати, нахмурившись. Кто это мог быть так поздно?

— Войдите, — сказал я негромко.

Дверь медленно отворилась, и на пороге появилась Маргарита. Она была в простой ночной сорочке, слегка прозрачной, которую ей, видимо, одолжила одна из женщин, ее огненные волосы распущены и волнами спадали на плечи, светясь в лунном свете, падавшем из окна. Босая, смущенная, она переминалась с ноги на ногу, не решаясь войти.

— Я… я не сплю, — прошептала она, глядя куда-то в пол. — Можно… к тебе?

Мое сердце сделало странный кульбит. Не могу сказать, что я не понимал, что происходит. Понимал очень даже явственно всем телом и умом. Усталость как рукой сняло. Я молча кивнул, отодвигаясь на кровати, освобождая место.

Она вошла, тихо прикрыв за собой дверь, и села на самый краешек кровати, все так же не поднимая глаз. Тишина в комнате стала почти осязаемой, наполненной невысказанными словами, напряжением и… чем-то еще. Притяжением?

— Спасибо, — наконец прошептала она. — За все. За то, что спас… дважды.

— Я делал то, что должен был, — ответил я спокойным тоном.

Она подняла на меня взгляд. Ее зеленые глаза в полумраке казались бездонными. В них плескались и благодарность, и страх, и… любопытство, которое я замечал и раньше.

— Ты другой, — сказала она едва слышно. — Не такой, как все. Сильный… и… непонятный. Тот огонь… он был страшным, но… он не был злым.

Я промолчал, не зная, что ответить. Она видела мой всплеск спонтанной магии? Ту темную яростную силу, что спала внутри и вырывалась наружу по пока что неизвестной причине?

Маргарита подвинулась чуть ближе. Ее колено коснулось моего бедра. Легкое, почти невесомое прикосновение, от которого по телу пробежала волна мурашек. Она протянула руку и осторожно коснулась моей щеки кончиками пальцев. Ее ладонь была прохладной и нежной.

— Я хотела… просто побыть рядом, — прошептала она, и в ее голосе звучала такая искренняя усталость и благодарность, что я не просто подался к ней.

Дистанция между нами таяла, словно весенний снег под солнцем. Лунный свет рисовал серебристые узоры на ее волосах, на изгибе шеи, на обнаженном плече. Мир за окном перестал существовать. Были только мы двое, эта тихая комната и серебристый лунный свет.

Я навис над ней, вдыхая свежий аромат ее волос, в котором слышался запах сирени и крыжовника. И где она только умудрилась достать эти масла?

— Я ничего не скажу дяде, — игриво шепнула она.

— Как-будто после всего, через что мы прошли, меня можно им напугать, — хохотнул я в ответ.