Патриот. Смута. Том 6

Глава 9

Светало.

Мы шли на север по правому, совершенно дикому берегу Упы. Отчетливо было видно, что не так давно здесь прошло несколько конных сотен — наших людей. Все ближе, на левом берегу виделось зарево пожаров. К небу поднимались дымовые столбы.

Слышались выстрелы, взрывы.

Приближаясь, мы стали отчетливее слышать крики. Бойцы мои переглядывались, пожимали плечами. Вроде бы уже больше часа прошло, а какие-то странные движения в лагере все еще происходили. Причем, судя, по тому, что можно разобрать за дымом и слышимому — хаоса там только добавилось.

Звон стали, вопли, брань, редкие выстрелы.

Безумное, пугающее ржание раненых лошадей.

Уверен, если бы мы двигались против течения, то видели окровавленную воду и тела в ней. В лагере войск Лжедмитрия творилось что-то невообразимое. И мы были к этому причастны. Хотя я все больше приходил к мысли, что и без моего появления там затевался бунт, мятеж или что-то такое.

Замятая.

Недаром, когда я выносил воренка на своих плечах из шатра, то приметил чуть больше десятка снаряженных и вооруженных, идущих на встречу бойцов. Они выглядели опытными и настроены, казалось, решительно.

Тогда я не особо старался рассмотреть их. Нужно было уносить ноги,спасать себя, свою миссию и ношу. Благо — все удалось.

Но, готов поставить многое, это были заговорщики.

Что-то громыхнуло, выведя меня из раздумий. К небу поднимался столб дыма.

Минут за десять до подхода к уже начавшему затухать и обвалившемуся мосту нас встретил вестовой. Две с половиной сотни, во главе которых стоял Яков Семенович Ключев, дожидались нас. Торопили. Ситуация на том берегу была непонятной. Ждали меня, чтобы не брать бремя ответственности на себя. Лучше уходить быстрее или действовать как-то иначе.

Отдал приказ, и мы ускорились.

Вышли к дороге, и я осмотрелся.

Здесь с этой стороны видны были остовы «ангелов» — чучел, которые мои люди по приказу сплели из всего, что нашлось в лесу. Их облили маслом и выставили напоказ, запалили. Эдакий отвлекающий, деморализующий акт. Тлели факела, брошенные на землю. В тумане они образовали настоящее зарево. Просто палки, обмотанные тканью. Делать что-то более хорошо горящее времени у нас не было.

У обочины валялось несколько обезоруженных тел. Лопат у них не было, поэтому рядом валялся лапник, которым их думали завалить. Не делали этого, видимо, потому, что трупов могло прибавиться. Судя по одежде — все, кто там были, не из нашей полутысячи. Защитники моста или те, судя по нагости, кто пытался перебраться вброд и нарвался на пули в самый последний момент.

Глянул дальше.

Над рекой все еще стоял туман.

Мост, как я и думал — рухнул. Прогорел, завалился, покачивался на воде частью своей конструкции. Его приличный кусок остался стоять, торча над водой с той стороны.

Восстановить, думаю, можно. Но это время. День, может, два.

Все же — не полностью мы его уничтожили.

Левый берег пылал, дымил. Творилось там что-то непонятное. В дымке бегали люди, слышались выстрелы. Крики, вопли, звон стали, ржание лошадей. Уверен, по воде плыли трупы, только скрывал их туман.

Все то, что было на подходе, подтвердил визуальный обзор.

Что там творилось, понять было невозможно.

Только одна часть лагеря, что располагалась севернее остова моста, ближе к реке, выглядела достаточно хорошо. Я еще, когда лазил внутри, в этом становище отметил, что там люди серьезно укрепились. Готовы к обороне, как от внешнего врага, как и от внутреннего. Сейчас же пожар ее не затронул. Бойцы стояли там, готовые дать отпор, прикрывали свои палатки. Отгородились телегами обоза. Их там по моим прикидкам было примерно столько же, сколько нас. Может, даже больше.

Всмотрелся. Если так прикинуть, то выделить можно два типа бойцов. Хорошо снаряженные и достаточно богатые стояли ближе к мосту. Фронтом на юг. А там дальше на запад размещались какие-то казаки. Похуже вооруженные, но не похожие все же на голь перекатную.

Лошади тоже были загнаны внутрь. Было их не так уж и много, но все же табун впечатлял. Сто, может быть чуть больше голов.

Над укрепленной частью, примерно в центре, развевалось знамя — белый всадник на красном поле.

Интересно, кто это?

Ко мне на чуть гарцующей и волнующейся лошади подъехал Яков. Уставился на связанного и отлично закрепленного в седле, чтобы не свалился, не убежал человека — Лжедмитрия. Глаза его расширились. Он покачал головой. Перекрестился.

— Самого словил, Игорь Васильевич, ты… — Он всплеснул рукам. Закашлялся, продолжил. — Кха… Мы здесь пару языков взяли. Может, ты с ними сам, а то я, признаться, ничего не понял. И до сих пор не понимаю, кха… что там творится.

Он махнул рукой, указывая на другой берег.

— Веди. И прикажи, чтобы за рекой следили. Чтобы никто не переправился, большим числом. Не обошел нас с фланга. Дозоры выставлены?

— Это уже. Но там особо-то и не лезут. — Он криво улыбнулся.

— А эти, вон что со знаменем? — Я решил узнать, вдруг сотник в курсе. Сам в геральдике несилен был.

— А, вроде бы, Трубецкого это. Их воеводы. Воинства всего, как я понял.

Вот оно как выходит. Интересно, а сам Дмитрий под каким знаменем хаживал?

Мы чуть отъехали, ближе к реке. Я спрыгнул с коня, ко мне подвели двух мокрых казаков. Ошалелые, всклокоченные. Кафтан на одном, второй в исподнем. Грязные, промокшие до нитки. Без оружия, связанные, что понятно.

— Что творится в лагере? — Спросил я холодно, буравя их взглядом.

Они переглянулись. Один тут же попытался бухнуться на колени, но служилые люди, что привели их, держали хорошо. Не рыпнешься.

— Господарь! Батюшка! — Заревел второй, завыл. — Не вели казнить! Мы-то, казаки простые мы. Бежали… Ужас какой… Крест положить бы, да руки, руки. Господарь!

— Что. Творится. В. Лагере? — Повторил вопрос по словам отрывисто.

Если сейчас этот поток нытья не прекратится, ей-богу, огрею. Может, так в себя придет. Боль часто притупляла панку, выводила из смешанного состояния.

Тот, второй, что вначале спасться ниц пытался, заговорил.

— Так это. Так, из лесу, как набежали. Как загудело все окрест. Как началось. Лешаки сущие. Черти какие-то. Как тени. Из тьмы прямо. И здесь, ангелы с крылами и огонь. А там, говорю, лешие с воплями. Я саблю взял и бежать. Ну и… Потерял. А потом тут, очутился как-то. Сам не помню как в воду попал.

Так, уже точно больше часа прошло. Может, даже ближе к двум. Пока мы отступили, пока переправились, пока на конях сюда вышли.

— Сам дьявол там был. В лагере-то. Огнем шатер… — Он сбился, огляделся и тут увидел связанного Лжедмитрия, которого караулили мои телохранители.

— О… О… — Глаза его расширились. — Бес! Сущий! Дьявол!

М-да, тут толка не будет никакого. Испуганы, на грани безумия. Да и из лагеря сбежали они, видимо, давно. Почти сразу после нашего налета.

— Как уходить будем, отпустите их. — Проговорил своим людям, что держали казаков.

Убивать людей я не хотел. С собой брать — заводных коней у меня нет лишних.

— Господарь! Храни господь тебя! Храни людей твоих.

Они дальше завыли что-то бессвязное. Но смысла и времени слушать никакого не было.

— Яков. — Я обратился к сотнику

Надо хоть как-то разобраться в том, что здесь было. Что творится сейчас. Пока мой отряд на другой стороне реки отступал и перебирался сюда.

— Скажи, а что происходило-то? Как мы отступили.

— Ну, сначала… — Он почесал затылок. — Мы подошли, подожгли эти… Кха… Чучела эти. — Начал. — Охрану перебили. Тех, кто не удрал на ту сторону шустро. — Он махнул рукой, показывая на кучу тел у обочины. — Вон.

— Дальше.

— Пока делали, глядим. Шатер уже полыхает. На другую сторону, как ты сказал, решили не лезть. Охраны-то много. На мосту бой мог быть опасен. — Он чуть глаза опустил. Понимал, что решение-то верное, но такое, трусоватое, не лихое.

— Все верно сделал. — Я подбодрил его. — Людей терять нельзя. В таких-то делах. Смысла в риске не было никакого.

Он кивнул, продолжил более уверенно.

— Собратья с той стороны дали залп, потом второй. Понятно стало, что отходят. Молился я, чтобы с тобой. И чтобы план твой… Кха. — Кашель прервал его на некоторое время. — Мы тут мост… Кха… Черт. Подожгли мост. Ну а потом началось.

Тут для меня пошло самое интересное, ибо все, что Яков говорил до этого я примерно понимал и видел сам.

— Трубецкой, вроде это он… Кха… Знамя развернул. Шум, гам, команды. Отряд к нему пришел какой-то. С боем, стрельбой. Прямо большой, с подводами, конями. Еще, еще до восхода было… Кха…

Я ждал, пока сотник прокашляется.

— Вот, подошли. Они че-то поговорили и втянулись в эту часть. Укрепили ее. А лагерь остальной сам превратился в какой-то хаос. и повальную бойню. Началось что-то немыслимое. Непонятное. Ад… Кха… На земле. Крики, звон стали, стрельба. Лошади ржут, носится кто-то. Касимовцы на конях, вроде как, ушли на запад. Как я понял. Но там тоже бой вышел, какая-то стрельба, уже дальше от реки. Кха…

— Ясно. — Я покачал головой.

— Не гневись, господарь. — Он пожал плечами. — Туман же, да и темно было не видеть ничего. А как рассвет. Вот уже сколько от него… Кха… Только-только расходится начало.

Яков смотрел на меня, ждал указаний.

Я замер, задумался.

Может подождать и как-то в свое воинство всех желающих принять? Или… Да сами придут, кто захочет. Мост только им восстановить, конечно, придется. Без него как? Подводы просто так не переправить.

Толкнул коня копытами.

Проехал вблизи берега так, чтобы стрела или пуля меня не достали особо. Смотрел сам, что творится.

Вроде та, часть лагеря Трубецких устояла. Не поддалась хаосу и панике. Оттуда на меня смотрели люди. Но, река-то широкая была, далековато. Да и я дистанцию держал, больше ста метров. Чтобы не было соблазна пальнуть в меня.

У знамени приметил того самого бородатого кряжистого средних лет человека. А он меня. Замер. Я тоже лошадь остановил. Смотрели мы через большое расстояние друг на друга. Через берега и воду.

И он, внезапно поклонился мне.

Стоявшие рядом глянули на него. Тоже уставились в мою сторону, кланяться начали.

Чудно. Но, ждать их, или хотя бы какого-то гонца, говорить, оно надо? Думал я, что сейчас смысла в этом особо нет. Сами пускай инициативу проявят, если нужно. А так — больше на какую-то хитрость похоже.

Подъехал ко мне Богдан, тоже глянул на творящееся. Усмехнулся.

— Господарь, может двинем. Или… — Он скривился в злобной улыбке. — Царика этого допросим. Ох как хочется-то.

— Мне тоже, собрат мой, мне тоже. — улыбнулся ему. — Только время… Время.

Но здесь я приметил, что казак мой смотрит на тот берег реки, пристально. Лицо его меняется, искажается, становится удивленным. И тут, как заорал он.

— Батька! Батька!!! — В крике слышалось что-то детское, наивное. Из самих глубин души поднимающееся.

Толкнул коня вперед, рукой замахал.

— Батька!

Незадолго до рассвета. Берег реки Упа. Лагерь войск Лжедмитрия. Стан Трубецкого

Князь отошел к своим людям без боя.

Роздал приказы и указания. Поднял всех людей, организовал. Они начали стаскивать возы, улучшать оборону. Загоняли в центр коней, что стоял дальше к лесу, севернее. Сейчас вопрос стоял в выживании. Все остальное вторично. Самые верные воеводе люди были здесь, вокруг. Кто же еще поддержит его, кто не предастся панике, повальному грабежу, резне и бойне — вообще неясно.

Злости друг на друга у людей было немало. А ввиду того что часть атаманов и сотников, которые хоть как-то сумели договориться, полегла и сгорела в пламени царского шатра — это только усугубляло хаос. Обиженные, находящиеся на вторых ролях полусотники и есаулы сейчас сцепятся за передел власти. Кто-то начнет бегство, а многие банально грабеж более слабых. Иные попытаются его остановить, отхватить что-то себе и будет все только ухудшаться.

Хаос в лагере нарастал.

И тут началось!

Кто-то начал прорываться с западной части к мосту. Кажется, безумие, ведь можно уйти к Калуге. Но видимо, это люди Межакова. Они достаточно стойкие и опытные. Хорошо бы остались верными воеводе. А не просто ушли.

Судя по всему они смекнули также и решили идти со всем имуществом.

К тому же — в их руках основной обоз. Они охраняли добрую половину телег, как люди надежные и проверенные. И, важно! Как можно забыть это. Ведь в обозе супруга царика со своими фрейлинами. Марина Мнишек.

Трубецкой скривился, сплюнул. Приступ головной боли вновь накрыл его.

Ведьма и сборище продажных девок.

Царик ее со всей свитой с собой из Калуги потащил. В целом — решение-то верное. Там ее могла ждать печальная участь. Либо, как вариант, могла она тоже отойти к ляхам. Если муженек совсем неудачно себя покажет. А к этому все и катилось. Ребеночка родит, скажет, что сын царский, и будет повод для новой Смуты и борьбы за престол.

Благо пока что вроде она не в положении. И поэтому сама ее позиция — шаткая.

Трубецкой помассировал виски. Вслушался.

Все отчетливее понимал он — Межаков с отрядом пробивается к нему. Но идти на помощь, посылать людей, никакого желания не было. Черт поймет, что происходит, кому верить, кому нет. Лучше сидеть здесь.

Надо, сами придут!

Люди кричали, стреляли, били тех, кто не пускал их вперед. Затем все затихло. И тут раздались вопли и конное ржание. Ругань, брань, перепалка. Стрельбы слышно не было. Звуков боя тоже.

Судя по тому, что слышал князь казаки ругались с татарами. Как известно друг друга они не очень-то любили. Черт! Да кто здесь вообще хоть кого-то любил и ценил? Все друг на друга зуб точили за добычу.

Резко прозвучали звуки короткого боя. Стремительного. Пальба, звон стали, вопли.

Все закончилось быстро, как и началось. И спустя совсем немного времени отряд с телегами подошел к ним. Вперед вышел сам Филат. Поклонился, выкрикнул.

— Воевода! Бунтуют люди.

М-да, тоже мне открыл глаза. И так все ясно и видно. Да и сам я чуть в бунте этом участие не принял.

— Чего хотел? — Князь, скрывающийся за возами, выкрикнул в ответ.

— Я тебе клятву давал. Присягал. Пришел. Вместе стоять против всего этого будем.

— Клянись распятием святым, что без злого умысла.

Из всех, собравшихся здесь в лагере людей, пожалуй, этим доверять можно было больше всего. Стойкие, хорошие бойцы. Пехота казацкая. Временем проверенная. С ними бы силы воеводы удвоились. Порядка семи сотен бойцов бы получилось. Уже кое-что. Уже сила.

— Клянусь! — Выкрикнул Филат. — Господом богом клянусь. Распятием. И Девой святой. Чем хочешь клянусь. — Помолчал, добавил потом. — Вместе устоит. Порознь погибнем, воевода.

Скрепя сердце Трубецкой приказал принять этих людей.

В лагере на той стороне началась какая-то возня. Мужик, стоявший тоже у знамени, вскинул руку, выкрикнул что-то. Расстояние было большим. Он приложил руки ко рту рупором, прокричал сильнее. Ветер донес все же.

— Сынку…

Вот так встреча. Знал я, что отец его за Лжедмитрия стоит. Говорили мы про это еще в момент того, как поединок мне Богдан проиграл. Как поклялся служить верой и правдой. Псом моим цепным быть обещал.

Но как-то не думал, что вот так вот встреча произойдет.

Повернулся ко мне Богдан, уставился. Глаза широки, вот-вот расплачется.

— Господарь, батька там мой. Отец родной. Чудо. Живой он.

Я лихорадочно думал, к добру это или к горю. Что делать.

Решился спустя пару мгновений.

— Так, если страха нет в тебе. Если отцу веришь, как себе. Давай к ним. Отпускаю тебя. — Перекрестил Богдана.

Он смотрел на меня с широченными глазами.

— Господарь, так я же, я же слово вам… Как же можно то. Вы что.

Неожиданно перешел он с простого «ты» на «вы». и заговорил как-то чудно. Больше как ребенок, обрадованный, восторженный, а не суровый, лихой казак, человек, прошедший через многое.

— Ты с делом идешь, Богдан. — Успокоил я его. — Поговори, узнай, что да как. Но…

Я покачал головой.

— Что, господарь? — Казак уже спрыгнул с лошади, начал скидывать с себя одежду. Хотел вплавь идти.

— Уверен ты, что не убьют тебя там? Твоя жизнь дорога мне, Богдан. Ты же мой человек.

Он уставился на меня, в глазах непонимание было.

— Батька же мой там.

— Это да. Но там помимо него люди Лжедмитрия. Кто враг, кто друг, откуда знать?

Он задумчиво почесал макушку.

— Верно ты, господарь, говоришь. — Казак вернулся на место, вытеснил обрадованного встречей, вырвавшегося наружу внезапно ребенка. — Но, раз пускаешь к отцу родному. Должен я туда сходить. — Вздохнул, рукой махнул. — Пойду. Ну а коли смерть ждет, что же. Не раз рядом с ней ходил.

Я тоже спешился, хлопнул его по плечу.

— Давай. Только знай, мы тебя вытащить не сможем. Жизнь твоя ценна, но не ценнее десятков собратьев наших.

— Знаю, господарь. Спасибо. Дозволь обнять тебя. Пусть видят, что я твой человек, с тобой я. А к ним иду, только отца повидать. И пусть… — Он вздохнул. — Если за это убьют, не жалко.

Странный он был, но останавливать его не стал я.

Обнялись мы, по-братски. Хлопнул его по спине, произнес.

— С богом.

И Богдан двинулся к воде в одних нижних портках. Туман уже почти рассеялся.

— Батька! — Выкрикнул он. — Иду к тебе! Батька!

Зашел в воду, двинулся. Но довольно быстро ему стало уже по горло, толкнулся, поплыл.

Я наблюдал, что творилось на той стороне.

Отец его, насколько я понимал — это был он. Говорил о чем-то с бородачом. Скорее всего, Трубецким. Приметив, что человек плывет к ним, сам двинулся вперед, махнул рукой. Несколько казаков оружно пошли вместе с ним.

Богдан плыл, они поджидали его у берега. Швырнули ему веревку, потому что Упа была далеко не узкой речушкой. Переплыть ее — нужно было иметь прилично так выносливости и умения.

Выбрался он, вытащили, помогли. Что же дальше? Пленят или говорить будут?

Сердце мое замерло!