Ляпунов на нас идет. К Дедилову, получается. А шел к Туле. И Лжедмитрий туда же шел. А тут про то, что мы южнее стоим, прознал рязанский воевода и повернул воинство свое. Интересно, у него был план, что с городом делать? Или так же как у нашего воровского царского пленника?
Это все невероятно интересно.
И неясно, чего от этого деятеля Смуты ждать. Но вначале поприветствовать людей надобно.
— Собратья! Рад вам! Рад всем! — Приподнялся в седле, выкрикнул громко. — Идем в лагерь!
— Ура! — Разнеслось стройное.
Мои бойцы подхватили этот древний боевой клич. Примешалось к нему «Гойда», «Идем», «Вперед», «Слава». Грозный шум стоял над полем.
А я продолжил вопросы Тренко задавать.
— И как? С войной, хитростью, миром? Как идут? — Может, Тренко по переписке и данным от гонцов что-то толковое ответит.
— Сложно господарь. — Он плечами пожал. — Это ты у нас мудрый, несмотря на годы твои в интригах, и этой политике, разбирающийся. А я, я воевать умею, не лясы точить.
Да, не помог ты мне, мой зам. Но, в целом, ожидаемо.
Потер я лицо ладонью, подумал, спросил:
— Ну, так ты скажи. Письма какие-то он же передавал?
— Да нет. Так переговорили, встретились дозорные. Потом еще раз, ну и сообщили, что завтра к вечеру войско их к Дедилову выйдет. — Он помялся, добавил — Думали они к Туле сразу идти, но, узнав, что мы здесь, решили крюк сделать.
Встретились и переговорили, это уже неплохо. Но посекли и не постреляли, значит, шанс на мирные переговоры есть.
— Ясно. Крюк. — Я задумался.
Хитрость ли это Ляпуновская. Хотел ли он вместе со Лжедмитрием против меня действовать, раз к городу шел изначально. Туда же, куда и царик. Или совпадение все это.
Сложно. У Лжедмитрия можно попробовать спросить, но он после наших разговоров все больше подвывал в седле. Плакал, трясся. Что-то сломалось в нем. Некий выстроенный стержень защиты дрогнул, и разум человека пошатнулся. Уж очень глубоко загнал он внутрь себя сына Веревкина. А выпятил царственную особу.
А здесь — я весь этот миф с землей смешал. Жестко и решительно.
Вот и не выдержал. Но, может быть и отойдет. День-то уже к вечеру. Как лагерем станем, поговорю. Это точно.
А по Ляпунову и его проискам. Кто знает? Как понять, если с человеком за стол переговоров не сел еще. Он же себя зарекомендовал, как сума переметная. Хотя судя по тому, что первое ополчение все же сколотить вместе с Трубецким и Заруцким смог — значит, личность сильная, неординарная.
Только вот в реальной истории все плохо для него закончилось.
Если так задуматься, что что-то не так пошло. Ведь родня его заговор в Москве против Шуйского готовила. Провернула. Но как-то быстро их семибоярщина оттеснила и… Обманула может?
Ляха на престол сажать стали — Владислава, сына Сигизмунда.
А Ляпуновы, судя по всему, больше за русского человека были. Или они просто исполнители? Или обманутые?
Покачал головой. История Смуты, дело сложное. Мы-то итоги знаем, причем сильно искаженные, потому что, как известно историю пишут победители. Думаю, все, что Романовых в плохом свете упоминало, было убрано. А вот про других — выставлено.
Сейчас в моем времени, конечно, копают историки. Изучают, материалов-то все больше. Только вот все эти хитросплетения и интриги… По ним же отчетов нет. Да и архивы пострадали сильно.
Вот, к примеру, Скопин. Это я узнал, что отравили его Мстиславские, чтобы Шуйских подставить. А в моем времени непонятно это.
Непросто. Все сложнее сейчас будет, потому что на познания все меньше полагаться можно. Да и саму историю я прилично так уже изменил.
А что рязанец?
Встретимся, поговорим, там и понятно будет.
Свои войска готовить надо, это к гадалке не ходи. Лагерь укреплять, на случай удара. Хорошо, что у нас еще сутки в запасе. И кони отдохнут наши и люди. Подготовиться можно успеть получше. Они-то утомленные, подойдут, с марша, а мы свежие, к бою и всяким провокациям готовые.
Поглядим, что задумал рязанский воевода.
— Ясно. — Подытожил я свои мысли и неспешный разговор с Тренко.
Двинулись на юг.
Чем ближе мы подходили к укреплениям, тем больше я понимал, что это действительно не просто острог, а настоящая крепость. Да, небольшая — ощутимо меньше тульской и даже Елецкой. Но — приличный такой кремль. Не просто острог, как близ талицких бродов или у того же атамана Жука.
Больше, массивнее, грознее. В несколько раз.
Располагалось основное укрепление на высоком холме, нависающем над рекой, что протекала с запада. В голове всплыло название Шиворонь. С севера и востока, как раз, откуда двигались мы, дорогу преграждали пара озер и череда оврагов. Местность для боя и штурма плохо подходящая. Силы развернуть не так чтобы легко.
А вот обороняющимся, хорошо знакомым с рельефом местности, раздолье.
Воинству моему пришлось прилично пропетлять, преодолевая эти естественные земляные и водные преграды.
Присмотревшись, я понял, что у этой крепости имеется пара рубленых стен. То есть сооружения здесь были вполне крепкие, строились и готовились для серьезного боя. Правда, часть из них была порушена, завалена и сожжена. Сама форма центральных укреплений лагеря — эдакий неправильный четырехугольник, больше трапеция.
Помимо стен имелись трехуровневые башни с бойницами.
На них также имелись признаки пожара. Северо-западный угол, пострадавший больше всего, выглядел как раз как место, где должна стоять еще одна. Но ее там не было. Бревна валялись, но по объемам их можно было судить — что многое растащили за несколько лет после случившейся здесь битвы.
Выглядело все безжизненно.
Внутри, опять же через большой пролом виднелись купола не тронутой пожаром церкви. И прочие дворовые постройки. Все, как в Воронеже — достаточно плотно и близко. Только здесь оно имело приличные и обширные признаки пожара и полнейшего запустения.
— Тренко. — Я поравнялся со своим замом. — А как вы крепость-то эту взяли?
Он хохотнул, улыбнулся.
— Господарь. Да никак. Брать нечего было. Здесь было от силы человек тридцать. Для дозора да — много. Крепкая такая сторожа, против лиходеев всяких, чтобы не совались. — Он скривился. — А для обороны, сам понимаешь, Игорь Васильевич.
Да, тридцать человек такую крепость держать, конечно, могли какое-то время. Имей они пушки, запас пороха и невероятную волю к победе. Насчет последнего я очень сомневался. Да и смысл в этом?
Но, странно же.
— Как так. — Я был немного обескуражен. — Неужто настолько земля обезлюдила русская?
— Да. Судя по всему. Тут же года три назад с войсками Ивана Исаевича битва была. Победил воевода казацкий. Но, сильно крепости досталось. — Он плечами пожал. — Укрепления хорошие, только чинить это все надо. Месяц, может два. Часть использовать, можно, а часть… Мы с Филаретом обсудили, господарь, решили, что все равно все туда не вместимся, вот и окрест лагерь поставили.
— А там вообще, живой-то кто есть?
— Отец святой из храма не ушел. Ну и так, несколько семей близ него живут. Дома, то есть, не сожженные. Вот и заняли их людишки какие-то.
— А пленных не взяли?
Он погрустнел, покачал головой.
— Не серчай, господарь. Обоз, дело такое. Мы пока даже передовыми силами подошли, гарнизон и след простыл.
— А от Тулы вообще разъезды какие, разведка, были?
— Да. Пытались перехватить, но пока неудачно. — Он вздохнул. — Боятся они, близко не подходят. Чувствуют, что охотимся мы на них. Понимаю я, что сведения о городе нужны. О Туле, да только пока… Не гневись, господарь, неудачно.
— Ясно. — Я ответил холодно.
Хвалить не за что, но и ругать как-то тоже. Всякое бывает. Думаю этот дозорный отряд, что в крепости стоял, убрался отсюда очень быстро. А людей здесь служилых так мало, потому что Шуйский собрал всех в Москве. На прикрытие Тулы и то сил нет. А этот аванпост, он и не так важен. Недаром его жизнь от средней крепостцы будет постепенно скатываться к поселку. Если сейчас место зовется Дадиловом, а на карте вообще Дедославль написано было — то есть целый город. В мое время, это же деревня — Дедилово. Да, крупная, но лишившаяся звания города.
Тула победила. И уже сейчас, потому как люди туда сбежали, это прослеживалось.
Двинулись дальше.
Через полчаса где-то по моим прикидкам, петляя между оврагами, когда солнце уже почти закатилось за высокие деревья на западе, мы въехали в лагерь вокруг Дедилово. Посад, даже если бы я раньше был здесь, сейчас не узнать, это точно. Слишком много шатров, служилых людей и всякого военного окрест.
Город нависал над нами, размещаясь на высоте.
Саму крепость никто не трогал и не пытался восстанавливать. Слишком сложно, трудозатратно, да и бессмысленно. Зато вокруг Филка со своими людьми уже оборудовал очень годные земляные сооружения. Настоящую крепость, за стенами остатков деревянной, ставшей по факту — сердцем, кремлем лагеря.
Хотя может быть здесь ранее уже стояли войска. Под Тверью шли бои, здесь тоже царские войска с болотниковцами рубились. Еще царское войско ходило к Ельцу. Сотнику, инженеру и артиллеристу, скорее всего, нужно было только лишь обновить и улучшить существующее. Да и рельеф местности благоволил. Слишком изломанный он был оврагами, озерами, небольшими болотцами.
Уверен, голландцы работали с Филаретом ним в тандеме.
Хорошо, что я перетянул их в свой стан. И, думаю, они очень рады будут увидеть царика.
Ну что же. Впереди у меня сутки, и будем встречать мы рязанцев. Поглядим, что день завтрашний покажет. Письма ему напишу. Гляну, что ответит Ляпунов.
Лагерь встречал меня восторженными криками.
Пехота, что тренировалась за его пределами, вблизи от основного въезда с северной стороны, построилась, вышла к пути нашего следования ровными рядами. Люди ликовали, подкидывали вверх шапки, орали громогласное — «Ура!». Раскатывался этот крик по всему полю окрест. Птицы с деревьев, что над рекой росли, взлетали и уносились подальше. Пугал их такой шум.
Француз на лошади подъехал, встал на стременах, снял шляпу и махнул ею.
— Приветствую, Игорь Васильевич.
Я приметил в строе своих бойцов несколько десятков голландцев. Все же пехоту они муштровали вместе. Отлично. Понятно, что за несколько дней выучить до автоматизма тому, что знали иностранцы невозможно. Слишком мало времени. Но, заложить базу на уже имеющийся боевой опыт — дело важное.
— Доброго вечера, Франсуа. — Кивнул в ответ.
— Вижу, добыл, ирфант, ты этого Диметриуса. — Он покачал головой, чуть приблизился, поглядел по сторонам, видимо, ища голландцев. Кроме них нас же больше никто в войске не понимали. — Скажи честно… Ангел ты, архангел или сам дьявол?
Я с трудом сдержал смех, смотрел на него с веселой улыбкой.
— Франсуа. Друг мой…
При этих словах он чуть повеселел, хотя до этого выглядел устало и озадаченно. А я продолжил, не спеша.
— Не ищи мистики и чудес. Я человек, но… — А что мне было делать, как не сказать следующее. Ведь, по сути, в каждом моем деле можно было увидеть некое божественное проявление. — Но… Кто знает. Ведь порой за плечами человека стоит господь и направляет его. Стоит ли он за мной, Франсуа, я не ведаю. Я лишь делаю, что должен. И надеюсь, что выйдет так, как считаю нужным.
— Я и не надеялся, что ты скажешь проще. — Хмыкнул он.
— Собирай людей. В лагере сейчас место найдем. У острога. Будет небольшое… — Не нравилось мне это слово, но, пожалуй, оно лучше всего характеризовало суть того, что я задумал. — Небольшое представление устрою. Покажу людям воровского царя.
Он кивнул.
Мы разминулись, Франсуа двинулся на ломанном русском раздавать приказы, говоря, что на сегодня тренировки окончены. А мы, конным отрядом двинулись дальше.
В лагере люди сгрудились у укреплений, сооруженных у въезда с нашей стороны. Радовались, кричали. Общее ликование постигло все собравшихся.
Отпустив большую часть своей полутысячи. Вручив ее их полутысяцкому Тренко я с малым отрядом — сотней Якова и телохранителями въехал внутрь. Лучше бы, конечно, коней оставить вне фортификации, но до острога, казалось, мне, пройти колонной символично.
— Яков, идем колонной по трое. Впереди ты, я, этот хмырь. — Я кивнул на более-менее успокоившегося и со страхом поглядывающего по сторонам сына Веревкина. — И телохранители.
— Сделаем.
Назад был передан приказ. Бойцы приосанились, и мы двинулись вперед.
— Знамя! Пантелей!
Богатырь вскинул пику, прапор хлопнул на ветру, поднялся и начал развиваться над острием нашей колонны.
Лжедмитрий вновь завыл. Ему становилось все более и более страшно. А присутствие знамени Ивана Грозного, как будто лишило его последних сил. Вновь вывело из разума в плоскость безумного мышления.
Но, мне было плевать. Сейчас был мой триумф. Мои люди должны видеть, что мы сделали. Вечером они еще услышат рассказ о том, как! Как, черт возьми, все это прошло. И их боевой дух и вера в меня вырастут еще.
А все это нужно, для дальнейших побед. Для свершений. Для веры в свои силы.
И, после победы, для того, чтобы понимали они, ради чего и как Смуту мы сломили.
Мы шли ровной колонной, насколько позволяла выучка. Все же до наполеоновских времен, где бойцы научились идти стремя к стремени, этим людям было далеко. Но, они старались. Они ощущали значимость происходящего. Горды были тем, что происходят здесь и сейчас.
Дошли до холма.
Надо было подняться. Самое лучшее место для размещения этого человека — у въездных ворот у башни, чтобы все видели. Там как раз приличных размеров площадь была. Видел, что дежурили там, охраняли вход в город мои бойцы.
— Сотню размещая, Яков и передай всем. — Я скривился в довольной усмешке. — Что воровской человек, что царем Дмитрием звался будет под охраной у башни сидеть. Все, кто хочет, пусть идут и смотрят.
Сотник закивал.
— Для этого мне человек двадцать твоих надо, чтобы охрану организовать. Да и мой шатер, думаю, лучше всего на возвышенности поставить.
— А может дом воеводы в кремле занять? — Предложил сотник.
— И то верно. Можно и его.
Я, мои телохранители и двадцать человек из сотни Якова начали подъем. Шли пешком, лошади уже сильно устали, и всех их я распорядился передать Якову, чтобы о них позаботились. Конь же это не человек. Бойца можно и вдохновить, и поощрить, многое зависит от того, в каком настроении человек сражается, насколько он готов рисковать собой, жертвовать, тратить силы. А с животным… Нет такого. Нет у них никакого чувства патриотизма. Воздействовать на них можно только кнутом и пряником, причем, считай, в прямом смысле этого слова.
Поднялись мы, разместились.
Десяти бойцам я поручил следить за тем, чтобы никто из пришедших, а их уверен будет весь лагерь, даже не думал причинить Лжедмитрию зло. Ни бить его, ни пытать, ни мучать. Ни в коем разе. Он нужен живой и здоровый. Поэтому хранить его нужно было очень и очень тщательно.
Для этих целей с ними оставил Пантелея. Человека доверенного и невероятно преданного. На него я мог положиться, как на самого себя.
Еще десять пойдут со мной в кремль. Глянем, что там, да как. С батюшкой в храме поговорим. Может, кто из местных чего расскажет толкового, полезного про Тулу, про всю ситуацию.
А пока нужно поговорить с Лжедмитрием.
Мои люди усадили его на бревно у самих ворот. Тут их валялось довольно много. Охрана входа смотрела на нас с выпученными глазами. Во-первых, я вернулся, господарь их, и вести себя нужно было максимально солидно и боевито. Во-вторых, тут же воровского царя привезли. Показывают. А пост-то покинуть нельзя, а как же хочется.
Вот и страдали они.
Присел я напротив воровского царя, уставился на него. Выглядел человек получше, чем утром. Успокоился, поглядывал по сторонам. Глаза красные, зареванные, но сопли вроде утер, хотя лицо было грязным, прямо даже чумазым.
— Вопросы у меня к тебе. — Проговорил холодно.
Он поднял безжизненный взгляд, вздохнул.
От автора
Большие скидки на все книги и серии от Валерия Гурова!
https://author.today/post/723989