Патриот. Смута. Том 6

Глава 24

Едкий запах дыма резал глаза. Видимость резко ухудшилась.

Вражеский отряд примерно в десяток бойцов рвался к моему знамени. Прямиком ко мне.

Те сотоварищи, что гарцевали вблизи, приметили опасность, стали разворачиваться. Выступать вперед, прикрывая меня и моих телохранителей. Но их было не так чтобы много. Прилично, но недостаточно.

И не успевали они в полной мере. Разошлись на фланги.

Враг все ближе и ближе. Время словно замедлилось.

Черт, не люблю я эти конные сшибки. Когда ноги на земле — чувствую себя в несколько раз увереннее. Равных мне в поединке в эти времена — нет, а вот на скаку… Дело иного толка. Здесь особо не пофехтуешь и навык несколько иной нужен.

Разогнаться и ударить вовремя с лета.

Проломить защиту противника. А дальше — умчаться куда-то вдаль. И, что важно — выжить!

Абдула выругался, вскинул лук, пустил стрелу. Та чиркнула по плечу одному из несущихся на нас. Тот даже не заметил. Вторая вылетела из колчана, легла на тетиву. Вот-вот уйдет во врагов, но третей уже не будет.

Нас ждет сабельный бой.

Грохнуло несколько пистолетов с фланга. Бойцы из сотни Якова, мои самые близкие сотоварищи с которыми я прошел огонь и воду торопились на помощь. Не успевали. Три лошади врагов поднялись на дыбы. Наездники полетели кубарем. Кто-то безумно орал.

Я видел, как человек схватился за лицо и понимал, пуля пробила ему глазницу.

На землю он упадет уже мертвым.

Богдан помчался вперед, заорал что есть сил и тоже разрядил свой огнестрел. Сабля была у него в руке. Миг и они схлестнутся с одним из врагов. Я, отводя своего скакуна пятками чуть назад и вбок, последовал его примеру.

Бабах! И сразу еще один, следом.

Это Пантелей.

Противники рассчитывали на один-единственный яростный удар. Иного варианта у них не имелось. Рывок и максимальный урон в стычке. Без выстрелов и подготовки. Без луков и пускания стрел.

Сшибка, последняя яростная, беспощадная атака. Убить как можно больше и погибнуть со славой.

Они понимали, что уже мертвы или схвачены. Решили сделать все возможное.

Мы дали отпор, как могли. Еще до столкновения их отряд прилично уменьшился. От больше, чем десятка осталось пятеро. Но они были настроены серьезно, прорывались ко мне. Им во фланг летело несколько моих доспешных бойцов. Только отставали на несколько мгновений. Совсем немного.

Я успел разрядить еще один рейтпистолет. Противник, несшийся первым, кувырком полетел с лошади. Миг. Вскинул саблю, держа ее в позиции, выставив вперед, готовый отбиваться. Они уже близко. Запах пота, лошадей, страха.

Мгновенье. Удар.

Сила была невероятная, казалось, сабля сейчас вылетит из рук. Меня слегка развернуло в седле. Но мастерство помогло. Я компенсировал отдачу, чуть вывернув клинок и спуская удар. По инерции атаковал сам. Толкнул коня вбок уводя. Рассек воздух.

Ощутил сопротивление.

Сталь издала чавкающий звук. Взревела напуганная лошадь.

Доли секунды. Куда попал за столь короткое время — непонятно. Но, видимо, успешно. Конь понес противника. Тот, с кем я столкнулся, уже был не опасен. По крайней мере, ближайшие несколько секунд. Да и… Скорее всего, он не жилец.

Точно, звук падающего тела. За спиной.

Смотреть некогда, да и бессмысленно.

Стучали копыта, ржали лошади. Но враги рвались к нам, пробиваясь через заслон. Пытались отбить знамя. Что-то не нравилось им в нем. Нечто сакральное. Смотришь и как будто сам господь глядит на тебя с этого образа. С укоризной требует выдать отчет о проделанных благих делах.

А если нет… То что? Казнь, скорее всего. Или тридцать и три несчастья.

Пантелей, замерший вблизи, сработал древком.

Бить как копьем невозможно. Это же священное полотно изгадить, порвать. Именно этого добивался враг. Поругать честь отряда и прапора. Поэтому богатырь орудовал задней частью. На нем тоже был шип и бил служилый человек не как на рыцарских турнирах с разлету лоб в лоб, а больше по диагонали.

Враг отвел от себя саблей в последний момент, но древко угодило в лошадь. Пропороло бок. Животное взвилось на дыбы от боли. Заржало истерически. Даже мне, тертому калачу, было жаль зверя, погибающего в битве людей.

Всадник не удержался, улетел куда-то назад. Шлепнулся спиной, знатно приложился, извернулся было. Но круп умирающего коня рухнул сверху. Хрустнули кости.

На это все кончилось. Мы отбились от яростной, но безумной попытки прорваться. Врагов вокруг не осталось.

Наша полутысяча тем временем добивала и пленила тех, кто оставался живым.

Бойцы гоняли ошалелых беглецов по посаду, гикали, изредка постреливали из пистолетов.

Я всмотрелся в башни и стены Тулы. Там шла некая суета. Люди бегали, мельтешили. Но признаков того, что по нам будут бить, я не замечал. Видимо, доводы мои, сформировавшиеся чуть раньше, оказались верны.

Экономия пороха и ядер при отсутствии прямой угрозы штурма.

— Кха… господарь. Все ли хорошо? — Появился Яков.

— Да. — Я аккуратно протирал саблю тряпицей.

На клинке была кровь. Тот, чьей она оказалась, рухнул с коня, не уйдя и пятидесяти шагов в поле. Рассек я ему живот. Лежал боец и умирал. Уже не помочь ничем. Только если обить, чтобы не мучился.

Уверен, этим займутся другие бойцы.

Не с руки мне, воеводе и господарю таким заниматься.

— Нужно бы гонца послать. — Проговорил, успокаивая биение сердца. Все же конная сшибка будоражила организм, не то, что рукопашная схватка, где я чувствовал себя хозяином положения.

— Можно, только как бы не убили.

— Риск есть, но служба. Найди толкового человека.

— Кха… Черт. Сделаю господарь, сейчас. — Он поклонился, отъехал.

Прошло минут пять.

На краю посада, у самого въезда в него мы разбили импровизированный штаб. Здесь имелся какой-то навес. По приказу из близлежащего дома вытащили стол и лавки. Само здание освободили от всего, чтобы туда можно было поместить пленных.

Мои люди как раз сгоняли сюда оставшихся в живых.

Побитых, посеченных, со связанными руками. Кто-то был окровавлен, кто-то стонал. Но все были в сознании, подавлены и растеряны.

Убитых стаскивали также к краю поселения. Негоже оставлять трупы посреди улиц и чьих-то жилых домов. Так до болезней один шаг. Все ценное собрать, тела похоронить. Желательно, на каком-то кладбище.

Вблизи, чуть восточнее виднелись купола какой-то деревянной церквушки. А значит, вполне могло там быть кладбище. И, вдруг такое чудо случится, батюшка свой пост не покинул. Ну, всякое же бывает. Вон в Дедилове несмотря на смерть самого города, полное его безлюдье отец за церковью следил. И вокруг него и этого священного для людей места какая-то жизнь оставалась.

Может, и здесь так же.

Разобраться надо. Поэтому — отправил туда усиленный разъезд.

Бойцы, выходя из посада, подводили коней и тащили снаряжение. Складывали во дворе, который я облюбовал под штаб. Приспособили под это какой-то сарай и небольшой сеновал. Все это нужно было посчитать, описать и внести, по подходу основных сил, в наш обоз. Он же по совместительству арсенал армии.

Пошли доклады.

Серьезных потерь не было. Четверо получили царапины и ссадины. Одному рассекли ухо — не смертельно, но крови много и видимость увечья приличная. Ну и еще один со стреляной раной в руке оказался.

В общем от этой вылазки сплошные плюсы.

Пленных было чуть больше полусотни.

Люди мои отнеслись к ним не очень-то по-доброму. Толкали, тянули, пинками самых несговорчивых, ноющих и пытающихся увещевать и молить о пощаде людей. Но, если так задуматься, по законам военного времени все они предатели и дезертиры. То, что они давали клятвы и с легкостью нарушили их, переметнулись от одного воеводы к другому — говорило о многом. А потом еще, как только запахло жареным, что? Сбежали.

Бесчестье и позор.

Появился Яков, который вел под уздцы лошадь одного из своих подчиненных. Это был тот, кого предлагалось отправить от лица отряда и всей армии, а также от моего имени к воротам.

Переговорили.

Боец кивал, хмурился, но в целом все на лету понимал. Раз надо — то готов рискнуть и сделать.

План такой — подъехать, поприветствовать, обозначить, что Игорь Васильевич Данилов с людьми под стены города подошел. А еще, что важное — не желает он какого-то горя горожанам. Не желает кровопролития, резни и стрельбы. А также не хочется ему подвергать крепость и штурму, и осаде.

Совершенно.

Хватит русским людям убивать русских. Довольно.

Желает он на Москву идти и Царя там всем миром, всей землей выбирать. Собор земский собрать. Шуйского в монастырь отправить. Ляхам отпор дать, Смоленск освободить, и шведов, что на севере засели с территории страны нашей славной — выдворить.

Смотрел я в глаза посыльного и понимал, что этот выложится по полной, сделает все возможное или даже больше. Дослушал, кивнул, двинулся к воротам, прихватив какую-то белую тряпицу, чтобы обозначить себя, как посла доброй воли. Что поговорить идет. Зависело все от слушающих. Кто там будет и что воевода местный по этому поводу думает.

Я бы сам пошел, только. Риск не оправданный.

Да и как — уже не по чину мне снизу от земли на стену орать.

Если не выйдет говорить, то как-то письмо передадим. Так-то — тайный ход нам известен. Хоть и узкий он по словам дедиловского батюшки, но хоженый вполне. Через него как-то можно действовать.

А пока, находясь в удалении от стен, чтобы не попасть под внезапные залпы орудий и какой-то рейд, вылазку занялся управлением.

Первым делом разослал окрест дозоры.

Дальние и ближние, чтобы никто нас не окружил и в тыл не зашел.

Земля близ Тулы постройками богата была. Посад прямо приличный. Слобод много. Одна в другу перетекает. Прямо город. Только опустевший. Но, это же мы предварительно глянули только. А так, если хорошо разведать, может, и остался кто.

Вот этим и должны были заняться разведчики.

За городом южнее текла Упа. На западе, как мне доложили, присутствовали некие инженерные сооружения — плотина. Мы их вроде бы видели, когда шли из рейда по захвату Лжедмитрия. Они как раз вблизи калужской дороги располагались. Там же, западнее места, где мы на некотором возвышении встали лагерем, оказалось несколько ручьев. Вода вполне питьевая, чистая.

Нашлись остовы старого военного лагеря, видимо, того, которым стояли здесь войска при битве за город с Болотниковцами. Именно в этом месте, чтобы не выдумывать лишнего решил я ставить свой войсковой лагерь.

Получалось, что основные силы Трубецкого будут к вечеру, как и основное мое воинство. Мы прилично так вырвались вперед всем авангардом. Обозным подводам приходилось двигаться ощутимо медленнее, преодолевая огрехи рельефа, петляя по дороге, что тянулась от Дедилова к Туле.

Когда с дозорами и разведкой все было налажено, а место под лагерь найдено пришла пора допросов. Нужно было пообщаться всех этих пленных. Кто они и как так вышло, что бежали. Вызывал человек по пять — семь. Их приводили, ставили на колени. Говорил с ними. Начал с простого, времени же было у меня прилично.

Преимущественно среди дезертиров оказались пожилые, опытные вояки.

Молодежи раз, два и все.

Снаряжены довольно хорошо. Это видно было по горе имущества, что деловито разбирало несколько моих бойцов, наводя порядок. Сали, копья, саадачные наборы считай на всех. Несколько аркебуз и пистолетов тоже нашлось. Примерно из расчета на каждого десятого по огнестрелу. Это было прямо довольно много для поместной конницы. И также на каждого четвертого — доспех. Да — железных образцов — бехтерцев, юшманов, кольчуг было всего семь. Причем пять — это что-то не очень идентифицируемое. Вроде бы больше бахтерцы на боковых ремнях. Но — чиненые перечиненные. Кое-где кольчатое полотно заменяло выбитые пластины, кое-где наоборот.

Поэтому вид стальное защитное обмундирование имело странный.

Остальное, это тигеляи. Простеганные халаты, прочные, некоторые даже просоленные для крепости. Мисюрок было штук тридцать на всех. И это неплохой улов. Укрепить свои сотни — дело важное.

Навис я над первой порцией пленных.

— Ну что, граждане, дезертиры. — Проговорил я…

Начался допрос и расспрос.

Изначально было ясно, что это те самые люди, стоящие за Сумбулова. В общих чертах за полчаса рутинной работы стало понятно, что они, больше сдрейфили. Струсили и удрали. Не то чтобы они сильно стояли за Шуского или кого-то еще из бояр. Нет. Они были приближены к самому Исааку Никитичу. Кто-то участвовал с ним в ночной вылазке, но, когда понял, что дело пахнет киросином, отступился. Многие просто были из сотен, кто стояли за него, и сам он их набирал.

И когда стало ясно, что лидер их «партии» схвачен, перетрусили. Испугались резни.

Как говорится — все побежали, и я побежал.

Также стало ясно, что еще с полсотни рассеялось и развалилось, не дойдя до Тулы. Да — большинство, отступив из лагеря, как-то скооперировались и двинулись к городу. Медленно, неуверенно. Но кто-то сам решил в одиночку и с товарищами вершить свою судьбу. Часть думала уйти обратно в Рязань и черт с ним с походом. Кто-то к Димитрию пошел. Не знал они, что я его пленил, думали, собранное войско идет к городу. Ляпунов же всем не сказал об этом. Плохо стало старику.

Выходило, что поддались панике и удирали. Вот и весь сказ.

Раз здесь туго, отправились икать лучшего места.

Из интересного, люди, которые близко к Сумбулову стояли, раскололись. Подтвердили, что Тренко мне рассказывал после жесткого допроса и пыток своего недруга Исаака Никитича. Что сами, мол — они нет, ни в коем разе, как можно… Они только за Ляпунова и за землю рязанскую и вообще испугались, смутились и убрались подобру по здорову зи лагеря.

А вот он — их воевода. Он за Шуского.

Решили — раз переворот не удался, сейчас их резать начнут. А их же немного. ДА и сами то они не предатели. Они четные вои. Что главный скажет, то и делают. А если так, то как отбиваться?

Понятно, что делить все эти сказки нужно было, эдак, на десять.

Уверен, многие из них были близкими знакомцами или даже друзьями этого Сумбулова, пособника и помощника Шуйского. Но, убивать за одно лишь это казалось мне каким-то варварством. По крайней мере, здесь и сейчас. Прокопий Петрович сам явится, со своим больным, старческим сердцем и решит. Что да с кем делать. Это же его люди. А пока — заперли всех в пару освобожденных домов. В одну избу не влезли. Дюже много их было.

Тем временем от стен вернулся гонец.

Немного удивленный и ошалевший.

В общих чертах он поведал довольно странную историю. Поначалу поговорить с бойцами на башне и близлежащих стенах удалось. Служилые люди были настроены довольно холодно, но отвечали. А самое важное, слушали.

Он все им передал.

А потом на стене появился какой-то юнец. Наорал там наверху на кого-то. Выдал звонкую затрещину и… Начал говорить более официально. Требовал, чтобы мы разворачивались и шли домой…

Здесь я не смог сделаться. Присвистнул аж.

— Хитер, бобер. Воевода, Тульский! Идти, значит. Домой. — Уставился на говорившего, махнул ему рукой, дескать продолжай.

Вестовой описал руководителя обороны.

Молодой, худощавый, нервный, даже какой-то злой, если уж на то пошло. Говорит, хрипит. Голоса громкого нет у него. Посадил, видимо. Не может орать громко и приказы раздавать. Сипит, срывается.

— И что на стенах-то, после прихода его? — Не выдержал я.

— Да что, господарь. Как-то вооружились сразу, загалдели, к отражению штурма готовиться решили.

— К отражению?

— Ну так этот, молодой так и сказал, значит. Раз мятежники подошли и расходиться не хотят. Будем отбиваться. Постоим за отечество, за царя.

Я скривился.

— Прямо так и сказал? За царя и за отечество?

Посыльный кивнул.

С одной стороны такой одиозный боец, дело хорошее. Но он же должен был выслушать посла, внять ему, понять, что же предлагает противолежащая сторона.

— Ты прости, господарь. Он дюже заумный. Я часть слов не понял вообще. Что-то по рекогносцировку, фуражировку воевода этот спрашивал. Но, я такого не знаю, это же заговор какой-то, колдовство, господарь Игорь Васильевич?

— Нет. Все будет хорошо с тобой. Даже не думай. — Я хлопнул по плечу вестового. Перекрестил.

— Все чары, если и были, крестом снимаются. — Улыбнулся.

А он поклонился в землю в ответ. Я отпустил его. Все стало более или менее ясно. Надо чуть подождать. Утро следующего дня покажет, а может и ночь. Если с бывшими лжедмитриевскими силами все нормально пройдет.

Дальше время пошло еще медленнее.

Разъезды, доклады, сообщения. Местных нескольких нашли, поговорили с ними. Вначале мои бойцы, потом уже сам. Испуганы они были сильно. Какие-то ремесленные люди. Как я поняя — портной с семьей, гончар, плотник средней руки. Ну и да — батюшка, как я и думал храм свой не покинул.

В процессе диалога в ноги падали, крестились, кланялись в землю, благодарили, что город огню не предал. Я чуть ли не каждый миг хотел себя рукой по лицу садануть от этого всего. Уж больно запуганными они были. Слишком опасались меня. Слухи то, какие были, очень разные. И что сам дьявол с юга идет и что командир татарских тысяч я. Если по умному реинкарнация Чингисхана и Бату хана в одном лице.

Темный народ, которого Смута до крайности довела.

Но, решили все, и люди разошлись по домам своим. Никто их трогать не собирался.

Ближе к вечеру с моего наблюдательного пункта стало ясно, что идет и мое воинство, и князь Трубецкой подходит. Вот-вот и будет уже.

Второе было более интересно, потому что все это дело нужно было влить как-то в свои ряды.

Примчался вестовой. Доложил, что передовой отряд, авангард князя вместе с самим воеводой конно идет ко мне.

М-да, с чего бы это. Поднял бровь, приказал сотню Якова стянуть к штабу. А то мало ли что. Телохранителей своих, отдыхающих после боя рядом, тоже поднял, навострил. Организовал, так сказать, встречу.

Через час примерно пришло ко двору три десятка всадников. И здесь поднялся среди сотни Якова недовольный шум и гам. Прокатилось над двором ворчание. И я понял, в чем его суть была и почему так негодовали и даже плевались мои бойцы.

Шляхетка!

Марина Мнишек собственной персоной прибыла вместе с Трубецким. Под охраной. Но не битая, не связанная, гордо поднимающая голову шустовала она подле него. Чуть за спиной. Так и вошли они в мой импровизированный штаб. А сотня пар глаз бойцов из сотни Якова смотрели на творящееся, и видел я у людей жгучую ненависть к этой женщине.

Ну что же…

Поговорим, Ин ператора ложного супружница.

Уважаемые читатели, спасибо! Жду в шестом томе — https://author.today/reader/508207/4791101

Пожалуйста не забывайте ставить лайк.

И конечно — добавляйте книгу в библиотеку.

Впереди — много интересного. Развязка все ближе, как и Москва и Земский! Собор!

Приятного чтения!