Патриот. Смута. Том 6

Глава 19

Повисла тишина.

Мальчишки, что за сабли хватались и готовились драться сопели только. Даже головами не вертели. Телохранители Ляпунова, смотрели больше по сторонам, думали, как бы прорываться и вытаскивать их лидера — замерли. Не понимали, что делать.

Сам Прокопий вздрогнул. Медленно поднялся, опираясь на стол.

Мои люди тоже были напряжены, но им-то не привыкать к моей манере ведения переговоров. Видели они, как я Жука с ума свел. Видели, как с иными говорил и на чистую воду выводил.

Резко, дерзко, как и всегда.

— Как? Как такое возможно? — Проговорил надрывно Ляпунов. — А где… Где Дмитрий Тимофеевич? Они же… У них же… — Ему не хватало воздуха. Он начал тяжело дышать. Сердце, скорее всего, не выдерживало такого стресса.

Черт! Помрет еще здесь у меня. Скажут, что я его убил. Доказывай потом.

— Сядь, старик. А то еще, не ровен час, худо будет. Годы твои, не те уже. — Я махнул рукой. — А ты мне живой нужен, как и он. Ну-ка, бойцы, посадите воеводу своего. Эй, воды принесите, а то нехорошо ему.

Телохранители, как ни странно, послушались. Усадили побледневшего Ляпунова обратно. Он шумно пыхтел, за грудь хватался, не говорил ничего. Мои притащили воды. Вначале хлебнул один из стражи, проверил. Потом передал старику.

Не доверяют. Да если надо было — я бы их уже здесь закопал.

Лжедмитрий в этот момент стоял, мялся с ноги на ногу.

— Ну что, гость наш дорогой. — Я обратился к воровскому царику. — Переписку с Ляпуновым вел?

— Нет. — Коротко ответил он. — Письмами всеми князь Трубецкой, воевода, значит, занимался.

— Человека этого знаешь, говорил с ним хоть раз?

— Нет. А кто это? — Даже два плюс два сложить не может, я же ему его имя назвал.

— Прокопий Петрович Ляпунов. — Я хмыкнул.

В очередной раз это доказывало, что человек никакой не чудом спасшийся Лжедмитрий первый. Они-то с Ляпуновым виделись точно. И, в плане разумности, тоже вопросы имелись. Мог же догадаться, кто перед ним.

— Ляпунов… — Обессиленно протянул Матвей, сын Веревкин, повторил, как бы вспоминая, должен ли он его знать или нет. — Ляпунов. Воевода Рязанский. Он же против наших сил… Под Каширой, вроде. За Шуйского стоит.

— Увести. — Проговорил я.

Царика аккуратно сопроводили обратно в одну из комнат, наверху.

— Ну что, Прокопий Петрович? Какой царь тебе больше люб? Кого на престол сажать думаешь? За каким из нас тенью стоять хочешь? — Я улыбался.

Ляпунов постепенно в себя приходил. Спектакль удался. Хорошо, что старик кони не двинул. Знал бы я, что он на столько преклонных лет, как-то помягче, может, все организовал. Хотя…

— Прокопий Петрович. — Продолжил я. — Завтра утром все войско твое клятву мне даст. С рассветом всех поднимай, говорить перед людьми твоими буду. А потом к Туле пойдем.

— Клятву? — Он покачал головой. — Какую?

— Что идем мы Земский Собор организовывать в Москву. А не меня на царство сажать. Это в моем войске каждый знает. Со всех я слово брал и сам свое крепкое слово говорю.

— Господь милостивый. — Он перекрестился. — Обереги меня от зла.

Ага, увидел во мне беса. Не первый ты и не единственный.

Я тем временем продолжал.

— Чтобы утром все готово было. Промедление смерти подобно. Нас там Трубецкой ждать будет. Вечером.

— Кто? — Ляпунов, совершенно выбитый из колеи, перестал понимать ход дискуссии. Глаза его опустели. Вся та хитрость, холодность и рассудительность, ушли.

Он постарел сразу лет на десять. Выглядел грузным, ослабевшим, решившим поиграть в воина, вспомнить старые забавы человека. Не к месту смотрелся на нем доспех.

— Дмитрий Тимофеевич, Трубецкой. Знакомец твой. — Продолжал я вещать и шокировать. — Он остатки войска воровского царика к Туле выведет, и там они тоже присягу дадут в верности идеи созыва Земского Собора.

— Собор. — Ляпунов покачал головой. — Как же. Возможно ли такое?

— Возможно, и случится. А Шуйского, ты не думай, мы с трона снимем. Найдутся люди верные. Сами или кто иной поможет.

Здесь реакция Ляпунова была мне важна. Нужно понять, готов ли уже заговор или нет. Если первое — то это же отлично. Прокопий, глядишь, сейчас в разум придет. Ну и поможет. Завертится там, в столице все. Может, снимут Шуйского и в монастырь отправят, а может, и на виселицу.

Здесь как народ среагирует.

Он у нас злой, бывает, может и разорвать.

Уверен я был, что вместо Клушино вся ситуация повернется уже иначе. Войско русское спасать не придется. Думаю, выдвинется оно против нас. Пойдет к Серпухову. А там и Рюриковна та поджидать будет. Наверное. Да и может Нижегородцы подойти успеют. Мало ли, вдруг поторопятся.

Если Тулу пройдем, следующий сложный момент перед Москвой это именно берег Оки.

А от Серпухова, пока в Москве Собор Земский собираться будет, сам я к Смоленску войска поведу. Ляхов бить. А то Шеин там долго не высидит. Тверд он как камень, но… Нелегко ему. Осада давно длится, припасы заканчиваются.

Обойдемся без Клушино. И на крылатых гусар найдем управу, чтобы нечисть эту с земли русской выдворить. Или… В нее родимую прикопать.

Вышел из кратких раздумий, произнес четко:

— Утром жду. — Обращение адресовалось, конечно, рязанцам. — За дары спасибо. Мои люди вас проводят. И да! Вреда никакого не чинить. Они наши гости.

А теперь поглядим, что ты, Прокопий Петрович, делать будешь.

Рязанец встал, тяжело ему было. Поклонился как-то бездумно, двинулся к выходу, чуть покачиваясь. Прослеживалась нетвердая походка. Остальные за ним пошли, тоже поклонившись. В коридоре загремели звуки шагов. Хлопнула дверь.

Все.

Я выдохнул, взглянул на оставшихся своих собратьев.

— Вот это ты… Господарь… — Протянул Тренко.

— Кха… Черт. Я уж думал, мы сейчас тут… — Яков головой покачал. — Кровь лить начнем.

— Спасибо, собратья за помощь. — Я улыбнулся им всем. Хотелось каждого по плечам похлопать, обнять. Такое дело ведь сделали. Но, сдержался и начал отдавать дальнейшие приказы. Яков. Твои люди тут еще нужны. Охрану Лжедмитрия усилить. Перевести его, как уедут гости в храм. Чтобы никто не видел и не знал, где он. А тут ждать гостей.

— Думаешь, придут? — Спросил Григорий.

— Уверен. Не сам Ляпунов их пошлет. Нет. Ему все обдумать надо. Крепко я его крутанул, раскачал. — Покачал головой. — Я у него землю, опору из-под ног выбил. А он стар уже, чтобы быстро от такого оправиться. А вот эти, двое, что молодые да глупые. Они придут. Людей приведут. Хорошо бы их не убивать еще. Из дурости юной придут.

Григорий насупил брови.

— Добр ты, господарь, ко всяким…

— Они же тоже, люди русские. Да еще и молоды. Им жить и жить. Детей рожать.

Поднялся, руки в стол упер.

— Действуем по плану. Каждый знает, что должен. Удачи нам всем.

— Господарь. Думаешь, ударить они ночью могут? — Это был уже Тренко.

— Основными силами? Думаю, нет. — Уверенность моя в этом стремилась в ста процентам, но всегда оставался шанс на что-то неучтенное. Поэтому добавил. — Но, кто знает. Вдруг Ляпунов от всего этого помрет и что тогда? Кто у них там его заместитель? Этого я не знаю. Был ли он здесь? Вряд ли. Двое телохранителей и двое совсем юных боярчиков…

Сделал паузу, обдумав ситуацию, продолжил:

— И так получается, что когда войско разваливается, то оно может и дурость какую сотворить. Самая дикая его часть. Ночной бой, вполне возможное безумие. Но, очень надеюсь, что старик переживет эту ночь, переварит сказанное мной и сделает верные выводы.

Распрямился, убрав руки со стола.

— Свободны все.

Мой самый близкий круг стал расходиться. Тренко следовало проверить посты и, как зайдет солнце, разведать, что в лагере рязанцев твориться. Поначалу я сам думал туда лезть, но как-то взвесив все, решил, что не настолько ситуация важная, чтобы рисковать. Это все же не похищение Лжедмитрия второго. Там провал был бы очень и очень чреват.

А здесь — мы не в бой лезем.

Наблюдаем, смотрим.

Ждал я от Ляпунова неприятностей. Вот прямо что-то подсказывало мне, что этот старик еще даст о себе знать. Может, не сейчас, может, выждет. Но, какие-то шаги предпримет. Не верилось в бескорыстность его намерений. Старый, мудрый, себе на уме человек, с большими связями. С таким надо очень осторожно работать.

Хотя… Если в процессе похода он помрет по естественным причинам, может, и хорошо будет. Меньше проблем. Но только если при свидетелях и от старости.

Ладно. Завтра будет перекрестный допрос. Трубецкой и Ляпунов. Встретиться должны. Ну и на троих поговорим. Может быть, даже без телохранителей.

А сегодня — будем ждать ночных гостей из их лагеря. Эти детишки, юные, безусые, много о себе думают. Это чувствовалось по двум, что пришли вместе с рязанским воеводой. Хотят славы, по карьерной лестнице продвинуться, в местнических книгах род свой утвердить.

А для этого, если вписать туда, что лично Лжедмитрия убил — вроде как плюс выходит приличный.

Поэтому дозоры расставлены, силы собраны. Ждем недоброго.

На улице уже смеркалось, но мне хотелось проветриться после всей этой сложной ситуации и переговоров. Вышел во двор, прошелся кругом по площади, поглядел по сторонам.

У храма, где прошла служба, люди кучковались. Ждали.

Точно, им же провиант мои передать должны. И верно. Пока я брел, раздумывая о будущем, на площадь въехало два всадника. С ними была третья лошадь, на которой навьючено было прилично припасов.

Остановились прямо у паперти, стали разгружать.

Я смотрел на это из теней, надеялся, что не видят меня. Вроде бы просто человек наблюдает, а не господарь, воевода.

Как это ни удивительно, истощенные и изможденные женщины не дрались, не ругались друг на друга из-за появившейся еды. Конфликта вообще не прослеживалось. Они, хоть силы у них было не так много, помогли моим бойцам сгрузить все. Потащили мешки и прочие припасы в храм.

Святой отец проговорил речь.

В первых строках поблагодарил служилых людей. Те поклонились неглубоко, коня еще оставили. Такого, довольно чахлого, малость хромающего. Точно не строевого, небоевого. Обозного — из слабых.

Но жители рады этому были невероятно.

Батюшка призвал всех воздать нам молитвы. Называл спасителями своими и всей земли русской, заступникам. Женщины плакали. Поговорили они о том, как питаться будут. Насколько я понимал, по обрывкам фраз, что организуется у них единое питание при церкви. Весь скарб там лежит, вся еда. Назначили на завтра ответственных за готовку.

Стали расходиться.

Все прошло тихо, без ругани. Я был довольно сильно удивлен этому. Как-то так получалось, что доведенные до крайней степени бедности люди смогли остаться человечными. Или мне только это казалось? А за внешним спокойствием, например, ночью, может начаться какой-то дележ.

Площадь почти опустела. Только мои бойцы в дозоре стояли.

Как только местные разошлись, четверо сотоварищей — служилых людей с Пантелеем во главе провели в храм Матвея сына Веревкина. Ночь он там под их надзором проведет. На центральной площади разожгли костер — там же, где и прошлой ночью.

Охранение выставлено, все готово.

Пора отдыхать самому и ждать.

Я вернулся в терем. Юркнул в приемный покой. Здесь хлопотал Ванька. Он весь этот день как-то оставался в тени, в стороне. Не лез под руку. Готовил, чистил одежду, занимался моим снаряжением. Все проверил и, оставшись довольным, коротко доложил — что мол, все хорошо.

Вот и сейчас делал то же самое.

— Ванька. Шкатулку видишь? — Улыбнулся я ему.

— Да, хозяин.

— Пистолет там. Его бы осмотреть, проверить.

— Сделаю, хозяин. — Он чуть помялся. — Верно вы думаете. Оружие из рук чужих принимать… Мало ли что.

Кивнул ему.

— Не срочно, можно поутру.

— Все сделаю в лучшем виде.

Обошел комнатку, разместился в углу. Богдан и Абдулла тоже здесь сегодня ночевать будут. Уже заняли места ближе к выходу. Ну и Ванька. Хотя он поначалу планировал в подвале. Тем наши уже небольшой склад организовали. Все же сотню кормить приходилось отсюда. Вот и притащили запасов каши и мяса, какой-то еще снеди, чтобы еще на пару готовок хватило.

Отдыхать ложиться пришлось снаряженным.

Саблю и пистолет я стащил, но не раздевался. Лег в кафтане. Уверен, в районе полуночи все начнется. Влезут сюда Ляпуновские молодцы и придется их ловить, хватать, ну и краткий допрос проводить. Если только через лагерь проберутся. Но, там есть пара мест, где просочиться можно. Мы их с Тренко обсудили и специально оставили. Большим отрядом не пройти. А вот малым, человек до пяти — можно.

Выдохнул, расслабился.

Задремал.

Выучка не подвела. Дернулся, проснулся. Темнота — хоть глаз коли. В коридоре кто-то был. Крался. Чудно! Невероятно. Как прошли досюда? Я прислушался, не подавая признаков того, что уже не сплю.

Так! Мои дрыхнут. Всех слышу.

И там, где-то в районе лестницы, движение. Шаги легкие, тихие, вниз спускаются, в подпол. Сколько? Напряг слух. Двое. Вроде да. Откуда им тут взяться? Их же еще на подходе должны взять, я все посты так расставил, что ни одного подхода не оставил без внимания.

Как пробрались они через стражу?

Медленно повернулся набок. Бесшумно поднялся. Они спускались. Слышал это. Таились, но не то чтобы сильно. Зачем им туда? Почему не влезли в приемный покой или наверх? Лжедмитрия же туда увели. Неужто решили, что это все игра? Для юнцов слишком уж странные действия.

Взял саблю, двинулся к двери, в коридор. Прислушался.

И тут на улице началось. Шум, гам, звуки драки. Кто-то закричал громко, безумно, испугано.

Мои тут же за спиной заворочались, вскакивали, за оружие хватались. Но я не мог на них внимание обратить, потому что снизу ломанулся кто-то. Мелкий, чуть выше моего пояса, а за ним еще один. Что за нашествие гномов?

— А ну! — Заорал я, начиная понимать, что происходит.

Телохранители были уже за моей спиной, сабли на наголо.

— Этих не бить. Хватать! Свет! — Приказывал я, отбросив саблю и перехватывая одного.

Выкрутил руку, как мог аккуратно, ухватился за ухо. Тот по-детски завизжал, заныл обиженно.

— Это же… — Богдан, тоже схвативший второго, опешил.

Ванька в этот момент высекал искру, свечу запаливал.

— Дети. — Проговорил я. — Местные.

За дверью, там, снаружи, шум и крики стихли. Слышался топот сапог Вели сюда налетчиков, что решили дело свое темное сотворить. Те кричали, бранились, но отбиваться уже не могли.

— Так, мальчишки. — Я держал одного за ухо. Второго поймал Богдан. — Вы чего удумали-то?

От страха они потеряли дар речи, ревели даже как-то тихо. Захлебывались слезами.

Подошел Ванька со свечей. И правда двое мальчишек. Сколько им лет — да черт разберет, кожа да кости. Щеки впалые, одеты в рванину какую-то.

— Ограбить, значит, нас решили. — Усмехнулся я. — Оголодали?

— Это я все, я! Ваньку! УУУ! Ваньку, не трожьтеее. — Заревел более или менее членораздельно один из них, тот, что постарше, видимо, был.

— Не тронем никого. — Я улыбнулся. — За едой пришли? Мы же вам выдали на всех. Мало?

Оба молчали.

— Ванька. — Обратился к своему слуге. — Накорми этих двоих, чем там осталось. Тезка твой, видишь, не виновен. А второй, герой. За друга заступился.

— Всыпать бы им… Господарь. — Проворчал Богдан. — Чтобы не повадно было.

Я посмотрел на него, вздохнул. Уверен, ему тоже голодать приходилось, так что говорить что-то нравоучительное как-то язык не поворачивался. Фраза — «ты на их место встань», не подействовала бы. Бывал он там, на месте этом. И, уверен, знал, что за такое бывает. Розги, скорее всего, самое простое.

Это не наше время, где детей бить считается дурным дело. Здесь нравы ох какие крутые.

— Мамки их, думаю, поутру так отчитают, мало не покажется. — Улыбнулся я.

В этот момент открылась дверь. Бойцы Якова проталкивали троих пленных вперед. Остановились, замерли, увидев нас.

Первый, что шел, скривился в улыбке, что свет свечи вырывал из мрака.

— О, и эти не делись никуда. — Он вытянулся вмиг поняв, что сам я их держу. — Господарь, видели мы их. Но дети… Боялись, что хватать буем, а эти… — Он отвесил звонкую затрещину стоящему рядом со связанными руками лазутчику. — Эти удерут.

Ударенный качнулся, но устоял. Зашипел в ответ, но внимания на это никто не обратил.

— Верно все сделали, собратья. Молодцы! Хвалю. Ванька! Богдан! — Выкрикнул я. — Этих двоих мелких разбойников наверх и накормить. Мне другими делами заниматься нужно.

Мальчишек забрали. Они, услышав про еду, перестали сопротивляться, правда, носами прилично хлюпали.

— А этих, троих, прошу сюда. — Я улыбнулся, указал на приемный покой.

Усадили их. За каждым по двое моих бойцов стояло. Сам же сел во главе стола, и Абдулла за мной замер.

— Ну что, граждане душегубы, поговорим? — Улыбка моя приняла волчий, злобный вид. Уставился на них, словно вот-вот и сожру.