Патриот. Смута. Том 6

Глава 4

Солнце перевалило за зенит, шло к закату. Погода сменилась на ветреную. Хотя все также было тепло и довольно солнечно, но где-то там, на севере, на горизонте маячили серые, еще не грозовые, но вполне дождевые облака.

К ночи, скорее всего, они доберутся до нас. Будет гроза.

Полутысячный авангард пересек несколько небольших речушек, ручьев.

Местность здесь была полна их, как и вся та, через которую мы шли уже несколько дней. Только вот теперь, все больше вокруг росло деревьев. Степь переходила в лес. Становилось больше елей, они понемногу теснили, привычный мне сосновый бор.

Также все чаще встречались березовые рощи.

Дозоры сообщали, что местность здесь, на сколько ее можно разведать из-за лесов, такая же безлюдная. Хотя я в этом все больше сомневался. Раз растительности больше, то и мест, где можно укрыться и выжить за счет полесования и охоты — больше. Жители разрушенных хуторов, кто выжил, разбежались.

Но кто-то же должен был остаться. Не все погибли и ушли.

Богородицкое оказалось неким островком жизни на этой покинутой богом земле.

Там, по словам вернувшихся дозорных, насчитывалось пара десятков дворов, была поставлена наблюдательная вышка и шла какая-то жизнь. Поля даже возделывались. Моих разведчиков приметили, всполошились.

Ну и они подходить близко не стали. Мало ли. Развернулись, доложили.

Дорога петляла между холмов, и наконец-то мы, когда солнце уже клонилось к закату, вышли к населенному пункту. Он был на горизонте, но дымки вверх не поднимались. Неужели местные жители решили за лучшее убраться, попрятаться, чем встречать воинство.

Хотя в целом — довольно адекватный подход.

Если разбойники в своей наглости рискнули нас пограбить, а голландцы понимали, нападать на них и убивать, смысла никакого нет. То, простое население смекнуло — лучше убраться по добру, по здорову.

Мало ли что.

Полутысяча пошла вперед, и через минут двадцать мы подошли к поселку.

Окрест него колосился хлеб. Я был настолько удивлен, что даже как-то замер, в стременах привстал. Не видел такого уже давно. Все заброшено, покинуто, разграблено и сожжено. А здесь — нива. Зеленые, высокие стебли с колосками. Еще не вызревшие, конечно. Но сам факт — поражал. Также видны были какие-то огороды. Разлапистые листья, взошедшие ровными рядами.

Здесь не умерло сельское хозяйство.

Обочины дороги полнились зарослями. Присутствовал слева от поселка сад, а за ним ширился лесной массив. Справа же, в низине — озеро раскинулось.

Направил скакуна к первому дому.

Моя первая сотня опережала, двигалась туда, уже вошла и осматривала дома снаружи. Верно, нечего полководцу первому в поселок заходить. Вдруг засада или шальной, какой стрелок. Хранили меня собратья.

Но, пусто было, никто не встречал.

Внезапно в кустах, за обочиной дороги, я приметил движение. Вблизи околицы.

— Выходи! — махнул рукой.

Человек десять стало окружать то место, куда я указывал. Переглядывались, озирались. Мало ли, вдруг засада. Но, вряд ли там было больше одного человека. Максимум — двое.

Через несколько секунд, видимо, поняв, что раскрыл себя, явился нам сам скрывающийся. Старичок, согбенный, седой, еле ходящий. Поднялся из высокой травы, трясся, крестился, по сторонам смотрел.

Удирать он не планировал. Казалось, попытайся бежать и развалится.

— Кто таков⁈ — Выкрикнул я, понукая коня, чтобы ближе подойти.

— Так-то, это… — Начал шамкать беззубым ртом старик. — Местный я, господари великие. Местный.

— И чего ты тут, прячешься? Где все?

Ответ я знал, но не спросить не мог.

— Так это. Как ваших увидели, все и разбежались. Господари.

— Ясно, а ты?

— Так я это… Старый я. Куда мне. Да и вам не нужон. И им не особо. Лишний рот. Жить дают и на том спасибо.

— Бросили, значит. — Я криво улыбнулся.

М-да, с одной стороны, дело верное. Как заметил этот старик, он лишний рот, а в Смуту, в тяжелое время и на тех, кто род продолжить может еды может не хватить. В такой ситуации спасать молодых надо, чтобы было кому урожай собрать и дальше жить. Но старика оставлять — как-то не по-людски. А если это разбойники или татары, что тогда?

Глумились бы над ним, ведь без защиты остался.

Смута она все смешала. Все понимания об уважении и чести. Оставила только последние инстинкты — выживание.

— Много у вас оружных? — Продолжил я расспросы.

— Ась…

Хитрый дед, только что все слышал, а здесь внезапно оглох. Как до важных дел добрались, внезапно не слышит.

Подъехал ближе, навис прямо над тем овражком, где он в высокой траве скрываться пытался. Махнул своим людям, чтобы не пугали человека. Видно было, что ни оружия, ничего нет у него. Да и дернуться быстро, напасть он не в силах. Помрет еще от такой нагрузки.

— Служилых в поселке сколько? Отец. Говори. Мы не обидим тебя. И вас всех не обидим. Нам добра вашего не нужно.

Он уставился на меня снизу вверх. С трудом задрал голову, трясся.

— Так-то пятеро, только вроде бы еще побольше будет.

Чего? Смысла фразы я не понял.

— Это как?

— Ну так… Пять, а остальные тоже ратному делу поучаются. Время то нонче такое, что и бабе оглоблей владеть порой надобно.

Ясно.

— Так, отец. Мы воон там… — Я махнул рукой ближе к озерцу, что справа от поселка виднелось. — Встанем лагерем. Вас не тронем. Слово мое крепкое. Слышал, может, кто я такой?

— Так-то… Господарей нонче много. — Он поклонился. — Не ведаю. Я же слепой считай.

— Игорь Васильевич Данилов я.

Старик перекрестился три раза. Поклонился.

— Сам. Господь послал избавителя.

Жест мне понравился, только как-то так думалось мне, что будь на моем месте любой иной сотник, боярин, да и вообще хоть кто-то — повел себя дед так же. Для него все, кто на коне и людьми руководит, избавители. Отчего нет.

— В общем, старик. Слово мое, не тронем вас и добро ваше. Кто у вас там главный, коль захочет, пусть приходит. Поговорим. Скоро войско мое подойдет.

— Войско… — Протянул старик, поглядывая на моих парней, рыскающих окрест.

Я развернул коня и двинулся к водоему. Вся моя полутысяча туда прошла, начала готовиться место для установки лагеря. Осматривали берег, изучали. Вестовой ко мне подъехал.

— Господарь, там висельники.

— Чего? — Не очень я понял, о чем он.

— Висельники, господарь.

— Веди.

Быстро добрались до рощи, что за поселком была.

И правда. Чуть вдали от основного, хорошо оборудованного захода в озерцо, на опушке покачивалось несколько человеческих тел. Воронье прилично поглумилось уже над ними. Дух стоял отвратный.

Четверо трупов разной степени разложения. В исподнем.

Что бы это могло значить?

С дороги, уходящей на север, уверен, видно их было хорошо. А если малым конным отрядом идти, то к водопою-то лошади пойдут. Тут-то всадники всю эту прелесть увидят, все это безобразие. Отпугивала так деревушка от себя всяких лиходеев, что ли? Показывала, что есть здесь те, кто постоять может за себя.

Видимо, так.

Кроме этого, вроде ничего примечательного окрест не было.

Через час подошли основные силы. Дозоры мои разошлись, возвращались, сообщали, что окрест тишина, привычная для этих мест. Но присутствие людское все же здесь ощущалось. Вырубки свежие, силки кто-то из самых внимательных моих бойцов приметил. А еще сети на речушках, следы и тропки хоженые. Даже лодку одну в камышах обнаружили. Только вот людей — никого.

Прятались, хоронились.

Но, с появлением обозов все стало меняться.

Я специально приказал очень осторожными быть с лесом, расположенным слева от Богородицкого. Мы-то разместились справа, окружали себя привычно возами. Дома мои люди не трогали, посевы не топтали. Никакого ущерба местным не чинили. Приглядывали, только чтобы не случилось чего. А то вдруг там человек тридцать банды какой. Как поймешь — обычный народец здесь живет или как у Красивой Мечи — лиходейский.

К вечеру, когда погода совсем стала ухудшаться, жители Богородицого все же выбрались из леса. Потянулся к своим домам, неуверенно поглядывая на большое скопление воинов близ их поселка. Здесь к гадалке не ходи, им было очень страшно. Но видели они, что не пытается пришедшее воинство навредить им. А погода — устрашала все сильнее.

От поселка к нам, как только туда вернулись первые люди, двинулся один человек.

Я все это время наблюдал за ситуацией сам. Толкнул коня пятками, направил к нему. Телохранители следом пошли, но я руку поднял. Остановил.

— Он один идет, а мне что, за вашими спинами прятаться, что ли? — Усмехнулся. — Но ухо востро держите, если что, сразу ко мне.

Они закивали. Поняли все. Чуть отстали.

— Здрав будь, мил человек. — Обратился я к пришедшему, сидя в седле и смотря сверху вниз.

— И тебе, здравствовать, господарь. — Он поклонился, когда между нами оставалось шагов пять. — Скажи, с чем пожаловал?

Это был довольно молодой служилый человек в тегиляе, что было достаточно необычно. Богато. Сабля на поясе в хороших ножнах. И, я уверен, что имелся у него и саадачный набор, только с собой он его не прихватил. Не драться шел, а говорить. Клинок для порядка и солидности взял.

— К Туле идем. А потом к Серпухову и к Москве. — Говорил я спокойно. — Земский Собор созывать. Царя выбирать.

— Собор. — Он усмехнулся. — Значит, правду люди говаривают. Игорь Васильевич Данилов. — Он поклонился ощутимо ниже, чем в первый раз. — Прощения прошу, что не встретил подобающе.

— Все понимаю, служилый человек. Скажи, а что там за висельники болтаются? Людей пугают.

Он скривился.

— Да хаживали тут. Вот и повесили, в назидание.

— Дело твое, служилый. Но зарыл бы ты их. Заразу какую еще привлечешь на село свое. Мертвым все же в земле место. Прах к праху.

Он вздохнул.

— Так-то оно так. Может, уже и можно, раз ты мимо идешь.

Фраза меня удивила.

— А что, ждали вы меня?

Он помолчал, проговорил неуверенно.

— Вся Русь ждет Царя своего. И конца этой всей Смуты.

— Царя, значит. — Я смотрел на него пристально. — А с чего ты решил, что я Царь?

— Сказывают.

М-да, и не скажешь ничего в ответ. Сказывают-то всякое. Людская молва, как она только через Поле идет? По вот таким городкам да весям? Ведь нет считай никого, а все равно гонцы какие-то вести несут. Слухи разносятся. Знают здесь про меня.

— Так-то и про Дмитрия сказывают. — Проговорил я спокойно. — Да и еще про многих. А ждал почему-то ты меня.

Он вновь поморщился, сплюнул. Ничего не ответил.

— Ладно, служилый человек. Вижу у тебя тут и дом, и кров. За них бьешься. Не потревожим мы вас. Слово мое крепкое.

— Спасибо, господарь.

— Если надо чего, у нас и одежды всякой есть, трофейной. На фураж бы поменяли. По-честному.

— Обдумаю, господарь. — Он поклонился.

— Бывай, служилый человек.

Я развернулся и двинулся к своему военному лагерю. Слухи, значит. Все больше, все обширнее.

Вернулся.

Становище укреплялось. До этого нам сопутствовала удача, и непогода не мешала движению войска. А вот сейчас все же с севера находили тучи. Скорее всего, ночью вольет. Поэтому ставились и крепились с особым усердием шатры. Роща разбиралась на дрова и основы для установки укрытий.

Воинство мое готовилось противостоять буйству стихии.

Но, пока ливень не вдарил, приметил я, что от Богородицкого к нам выдвинулась процессия. Женщины в сопровождении пары крепких мужиков. С корзинками, кадками. Я распорядился общаться максимально спокойно. Послал туда ворчащего Григория. Но, раз он отвечал за припасы воинства, то и с мирным населением ему разговаривать.

Для меня и телохранителей бойцы поставили шатер. Ванька там уже хозяйничал. Можно было бы конечно забиться, насколько это возможно в избы. Но, влезло туда от силы человек ну… Двести. Это даже не десять процентов моего воинства. Так зачем кому-то делать такую поблажку, особенно ущемляя местных жителей.

Должны они видеть, что мы не тати какие, а люди свои. Ради них воюющие и их защищающие. Смуте конец пришедшие ставить.

Спустя полчаса солнце уже почти зашло за горизонт, и мир, покрытый тучами, погрузился во тьму. И вдруг ударило.

Вначале гремел гром, на горизонте били, сверкали всполохами зарниц молнии.

Не знал бы я, в каком времени оказался, подумал бы, что арта современная бьет, а до нас отзвуки доносятся. Зарницы да гул.

Лошади волновались, а люди, на которых смотрел я — крестились.

Все же страх стихи был у людей того времени в крови. Еще бы. Попробуй пережить один ливень в дикой природе. Да, даже в избе, которую сильным ветром да проливным дождем и разметать может, если сложена тяп-ляп. Подмыть нижние бревна, сдуть крышу.

Легко урожай попортить. Градом побить, повалять.

А это — голод!

Дела такие — сложные и страшные. Стихия может убить. Это же не бетонные коробки современных мегаполисов. Нет, все чувствуется и ощущается иначе. Оно и сейчас в деревнях, порой, страшновато, когда мороз вдарит под тридцать. Или ливень зарядит так, что крыша в местах стыков протекать начнет.

А раньше — в несколько раз хуже и опасней. Материалы-то иные и технологии примитивнее.

Но, гроза и ливень задели нас краем.

Прогремело, накатило, влило. Шум дождя за пологами, набухающая от сырости ткань, ветер, проверяющий крепость растяжек, и прочность вбитых колов. Минут пять, может, семь и ушло все. Остался лишь землистый запах после дождя.

Лагерь оживал. Люди выбирались из укрытий, осматривались, поправляли тенты. Начинали теплить костры, сушить то, что промокло.

Ванька отправился хлопотать, а я отрядил вестовых созвать всех на совет. Хотя, не совсем так. До своих бойцов, офицеров, должен был я донести тот план, что родился в моей голове. Никакого совета быть не могло, я решил и буду действовать так. Дерзко, резко и стремительно.

В первый день лета Лжедмитрий должен быть у Тулы. Его надо встретить раньше. Как? мой обоз туда доберется только через два дня. Сутки форы, этого мало. А значит…

В шатре набилось много народу. Весь офицерский состав, мокрый, взъерошенный. Вмиг стало душно. Я изложил суть плана. Собратья переглядывались, перешептывались. Риск, по их мнению, был колоссальным.

— Иначе никак, собратья мои. Не вижу иного варианта.

— Господарь, а если навстречу Ляпунову пойти? — Проговорил Григорий. — Он же в письме писал…

Он осекся.

— К Ляпунову можно вновь послать Федора и малый отряд с письмом. — Я покачал головой. — Только это тоже риск. Если рязанец сговорился с калужским вором, то что? Их войска и так, каждого в отдельности больше, чем нас. Я в вас верю, но если они вместе ударят, обманув, то… — Покачал головой. — Тяжело будет.

— То, что ты предлагаешь, это… — Выступил вперед Тренко. — Это сущее самоубийство.

— Рискую в основном я. — Невесело хмыкнул. — Если не выгорит, вы сами решение принимайте, по ситуации. На Москву идти надо и Земский Собор собирать. Со мной или без меня.

— С тобой, господарь! — Сразу же выдал Григорий. Не ждал я от него, вечно ворчащего такой прыти.

— С тобой, только с тобой!

— Без тебя и речи нет!

— Вместе!

Офицерский состав весь воодушевленно меня поддержал. Все они давали клятву и понимали, на что идут.

— Собратья, я решил. — Я смотрел на них, каждому в глаза всматривался. — Только так, совладать можно.

Они кивали, но чувствовал я в их душах и сердцах желание идти со мной. Стремление сражаться и одолеть. Только мало одного стремления. Еще же сила нужна. А противников больше. Да и сама ситуация вокруг Тулы неясная. Сядем, упремся четырьмя лагерями и дальше что? Здесь нужно действовать нестандартно, резко и дерзко.

Таков и был мой план. Немного безумный, но в целом — не страшнее, чем все, что я делал ранее.

— Собратья. — Поднял руку, призывая к тишине и прерывая их ворчание. — Я прошел со многими из вас через многое. Вы знаете, что я сам, с помощью Пантелея, ходил к татарам. В их стан. Вернулся. Сам в первых рядах там, у устья Воронежа сражался. В бой сотни вел. В Ельце тоже, и под ним у талицких бродов.

Сделал паузу, выждал

— Удача не отвернется от нас. От меня.

Они качали головами, ворчали, не одобряли такого плана. Но, здесь вновь подал голос Григорий.

— Храбр ты и отважен, Игорь Васильевич Данилов. Лих. — Он покачал головой. — Собратья, не из-за этого ли мы идем за ним? Разве потому что люди его Царем зовут?

Все молчали.

— Думаю, все мы знаем, что идем мы за этим человеком потому, что он делает. Да, собратья. Берет и делает. И я верю! — Он повысил голос. — Верю, что и в этот раз сделает. Ура! Слава воеводе!

— Слава! Ура! — Вначале недружно, а потом по нарастающей, загалдели собравшиеся.

Признаться, не ожила я такого от этого человека. Да, он всегда был подле меня, недовольный, ворчливый подьячий из Чертовицкого. И сейчас слова его внушили дополнительную веру в правое дело им всем.

— Мы сделаем все, что должно, Господарь! Сделаем, как ты скажешь. — Он внезапно улыбнулся достаточно фанатичной улыбкой. — Мы сделаем все, а дальше, бог решит.

— Спасибо за доверие, собратья. — Я кивнул им. — Значит, на том и порешили, а теперь. Всем отдыхать. Утро будет непростым.

Они расходились, перешептываись, поглядывали на меня. Григорий задержался, смотрел, вздыхал, покачал головой, произнес.

— Если ты погибнешь там… — Оборвал фразу. — Эх, лучше бы я с тобой пошел.

— Нет, ты здесь нужен, как и Тренко, и Чершенский.

— Да знаю. — Он погладил свою бородку, выругался гневно. — Чертовы бумаги.

Развернулся и вышел последним. Остались подле меня только телохранители. Ванька что-то возился на улице. Сушил у костра, видимо, инвентарь какой-то.

— Лихо. — Хохотнул Богдан. — Ох лихо.

Провел рукой по лицу.

Остальные молчали.

— Всем отдыхать. — Спокойно произнес я. — Утро будет ранним, а день тяжелым. Очень

С этими словами разместился на отведенном мне месте, смежил веки. Уже привычно держал под рукой оружие, поворочался немного и провалился в сон.