Осколки мира. Том 1. Отшельник

Глава 8 От заката до рассвета

Спустившись в жилую комнату, я увидел, как Егор, стоя у лестницы в подвал, пытается ударами ботинка сбросить упорно цепляющегося за перекладины юрку, покрытого толстой коростой, как панцирем.

Я поднял было пистолет, но Егор крикнул:

— Не пали, от него рикошетит!

Ну, рикошетит так рикошетит.

Я сунул пистолет за пояс, выхватил шило, изловчился и воткнул его прямо в круглый белый глаз юрки.

Тот жалобно завыл и ослабил хватку, свалившись на дно подземелья. Скуля и постанывая, он стоял на четвереньках в луже крови, а на освободившееся место в проходе поднялся его соплеменник.

— А-ааа! — дохнул он на нас гнилым смрадом из широко разинутого рта.

— Этот тоже бронебойный? — спросил я.

Егор сунул дуло ПП юрке в рот и нажал на спусковой крючок.

Бах-бах-бах.

Голова уродца неожиданно лопнула, как гнилой помидор, расплескиваясь в стороны серо-красной жижей, будто под кожей не имелось костяной коробки. Но руки все еще хватались за перекладины и поднимали безголовое тело все выше и выше!

Я сбил его вниз ногой.

Парень без головы ударился об пол спиной, но все еще продолжал шевелить в воздухе руками и ногами.

— Ты когда-нибудь курам бошки рубил?.. — вытирая кровь с лица и тяжело дыша, спросил Егор.

— Чего? — не понял я.

— Ну, им голову оттяпаешь… А они через кусты еще минут пять бегать могут. Прямо без башки. Звери Апокалипсиса, ёпта.

А из вентиляционных ходов уже доносилось новое урчание.

— Пора прекращать этот день открытых дверей, — пробормотал я.

Соскочив вниз, я едва не упал, поскользнувшись на кровавой жиже.

Осмотрелся.

— Можно, конечно, тупо люк закрыть, — пожал плечами Егор. — Но хрен их знает, вдруг кто-нибудь из них запал в гранату вставит или наполнит, сука, огнем свою жизнь и перданет на стеллаж синим пламенем?

— Да, люк надо закрыть… — проговорил я, глядя на вентиляцию, в которой что-то сейчас бормотало и постанывало. — А ну-ка помоги мне!

И я поднял с пола самого тощего юрку и подтащил к вентиляционному ходу.

Егор со смехом выругался.

— Ты что, его туда запихнуть хочешь?..

— Надо забить чем-нибудь проходы, а никаких других подходящих материалов я вокруг не вижу! — огрызнулся я.

— Набить трупами вентиляцию — вот это, сука, креативность! Правда, психиатры назвали бы это иначе. Щас, погоди!

Он на секунду исчез из виду, и вскоре вернулся с парадным мечом Крестоносца в руках.

Я аж перестал запихивать непослушное тело в узкий проход.

— Помнишь, я говорил, что самый двинутый тут — Крестоносец? — сказал Егор, сбрасывая с меча ножны. — Так вот, я ошибался. Самый больной здесь — ты!

Он подтащил один из трупов, положил его поудобнее и, не обращая внимания на мой изумленный взгляд, принялся рубить мертвецу руку.

— Ты… уверен в этом? — проговорил я.

— Ну само собой, — без малейшего сомнения в голосе заявил Егор. — иначе как ты их растелешенных туда пихать будешь? По частям оно удобней и поплотнее будет.

Я угукнул, решив не уточнять, что спрашивал немножко не о том.

— Давай, вытаскивай своего мертвяка, — продолжал Егор. — все равно дохлый номер. И пальни в вентиляцию. Только в сторону сам отодвинься, а то вдруг опять отрекошетит… Неудобная, блин, дура! — пожаловался он на меч, поморщившись. — Топором бы сподручней…

В кровище с головы до ног, мы принялись забивать проходы туловищами, руками и ногами мертвецов, прислушиваясь к яростным крикам Крестоносца наверху.

Вскоре с обратной стороны вместо урчания донеслось довольное чавканье.

— Твою ж мать, — выругался я, вытирая локтем кровь с лица. — Егор, мы же в некотором смысле для них кормушку сделали!

— Да насрать, — пробубнил бородач, ловко разделывая очередное тело, как заправский мясник. — Пусть пока одни жрут трупы, другие жрут жрущих. Безотходное производство называется. Нам бы только до конца бури дотянуть, а дальше как-нибудь разберемся…

— Я посмотрю, как там Крестоносец, что-то стихло там у него.

— Давай, на ветру только не стой! А то у меня места под твою тушу тут не осталось, — хмыкнул Егор.

Я вернулся в жилую комнату, поднялся по лестнице и осторожно выглянул из лаза.

Крестоносец стоял у раскуроченной входной двери, прижавшись спиной к стене.

У порога валялись две отрубленные головы и чья-то рука. Тело первого монстра с ярко-красным телом, будто лишенным кожи, все еще висело в двери, только дыра стала больше.

— Ты как? — крикнул я.

— Сильному подаются испытания сильные, слабому — слабые. Но никогда не посылает господь испытаний сверх возможного! — прохрипел в ответ Крестоносец.

— Может, сюда спустишься? Тут мы могли бы вдвоем держать оборону!

— Пока я скрыт от дыхания бури, она не вредит мне. И здесь я в сильной позиции, а снизу вверх буду в слабой, и отступать будет некуда, — возразил Крестоносец.

— Да они же тупые по большей части! Просто подопрем чем-нибудь люк, и вряд ли кто-нибудь из них вообще сообразит, что его можно открыть!

— Впустить нечистых в свой дом? Ну нет! Уходи, я сам здесь справлюсь! Скоро рассвет. Станет легче…

Я хотел было возразить, как вообще отличить рассвет от ночи, когда все так полыхает, но не стал.

А рассвет и правда вскоре наступил. Мы узнали об этом только со слов Крестоносца, потому что буря по-прежнему не думала униматься.

И чтобы сообщить нам эту новость, он все-таки спустился в жилую комнату. Или, верней, почти провалился, потому что едва держался на ногах.

Ран и укусов на Крестоносце не было — с ними регенерация справилась на отлично. Но на левой руке и щеке так и остались набухшие гнойные волдыри.

— Я перенесу свой пост… — проговорил он, пытаясь разлепить глаза. — На время… Я…

— Посиди отдохни, — просто сказал я, и Крестоносец растянулся на шкурах, перепачканных нашими с Егором ботинками.

И через мгновение захрапел.

Я уселся на стреме под полуприкрытым люком наверх, внимательно прислушиваясь к каждому звуку.

Егор ушел караулить внизу.

Время от времени в забитых вентиляционных ходах что-то начинало усиленно пытаться прорваться к нам, но дело заканчивалось приглушенными воплями и хрустом.

Сверху к нам пришел только один гость. Я уложил его парой выстрелов, а Крестоносец даже не проснулся!

Он очнулся сам примерно через час. И спросил, кого сменить.

— Меня, — без ложного героизма заявил я. Потому что уже был готов рухнуть на ходу, как Крестоносец, и отрубиться.

— Больше часа спать не дам, так и знай! — донесся снизу крик Егора. — Потом моя очередь!

— Угу, — промычал я, уступив свое место Крестоносцу и отправился на его место на шкуры. Не из скромности или нежелания пачкать чужую постель. А просто тупо на автомате направился на освободившееся спальное место, не имея ни сил, ни возможности сообразить, что вообще-то есть вариант и поудобней.

Что я там собирался? Спать вполглаза?

Мысль, конечно, здравая. Но едва только я позволил себе закрыть глаза, как моментально провалился в сон.

Я увидел себя на склоне бирюзового ручья. Не в смысле суперчистого, а реально бело-голубого, потому что зеленоватая вода размывала известняковое русло и превращалась в подкрашенное молоко. Теплый солнечный день под лазурным небом. Я с группой своих однокурсников. Нас всего десять человек, и мы отдыхаем после трудного перехода. Все вокруг галдят, переговариваются друг с другом, а я сижу и щурюсь на солнце. И даже не подозреваю об опасности, которая уже приближается.

Я хорошо знаю этот сон. Видел его много раз. И я хочу крикнуть самому себе там, во сне, что надо бежать — но, как водится, голоса нет и я не могу сказать ни слова.

А потом кусты зашевелились. И высокая трава. Я вижу гибкие черные тени, но не могу даже двинуться с места.

Ну же, надо уходить! Прямо сейчас! Заткнитесь все и посмотрите на траву!..

А потом я вдруг понял, что Егор трясет меня за плечо.

Я подхватился мгновенно, еще даже не сообразив, где нахожусь и что вокруг происходит.

Бородач, выругавшись, отшатнулся.

— Ты чего вскакиваешь, как ошпаренный?

— Они прорвались? — все еще грезя наяву, пробормотал я.

— Сплюнь! — буркнул Егор. — Никто никуда не прорвался, просто твой черед вахту нести. А еще ты мычал на весь дом.

— А, — проговорил я, наконец-то окончательно проснувшись. — Ну, это да. Это бывает…

Поднялся со шкур, подошел к столу со всякой едой, налил воды и жадно выпил полную кружку.

— Что тебе хоть снилось? — с показным безразличием спросил Егор.

— Да так. Первый тестовый поход в рифт.

— Что, перепугался там до усрачки? — усмехнулся Егор.

Поколебавшись, я плеснул в кружку еще воды.

— Ага, — без толики обиды отозвался я. — Из десятерых с теста вернулись двое. Я тогда в первый раз увидел, как половина человека может кричать, хватаясь руками за вывалившиеся внутренности.

— Дерьмово, — помрачнел Егор.

— Это да, — кивнул я и допил свою воду.

Крестоносец при всем при этом даже не пошевелился. Он сидел под лестницей в верхнюю комнату, как изваяние, положив окровавленный меч себе на колени. И, глядя прямо перед собой, что-то заунывно подвывал себе под нос.

— Там буря еще не закончилась? — спросил я у него.

Рыцарь покачал головой, не прерывая своего странного пения.

— Он молится, что ли? — спросил я Егора.

Тот неопределенно пожал плечами.

— Не знаю. Как по мне — скорее юрок распугивает.

— Пока я спал, все было тихо?

— Один ходок только сверху приходил.

Я озадаченно посмотрел по сторонам в поисках тела.

— Не понял, ты его уже разделать, что ли успел?

— Не-а. Твой Крестоносец выбрался наверх и там его добил, а потом тело на улицу выбросил. И вернулся петь свою проклятую песню, — зевнул Егор во все лицо и внаглую растянулся на кровати.

Хозяин дома сразу перестал петь. Медленно повернул голову, с неприкрытым укором посмотрел на происходящее, но так ничего и не сказал.

А я потащился в нашу мясорубочную.

И там, сидя посреди кровищи и обрубков, размышлял о том, что иногда прекрасное далеко может оказаться не таким уж и прекрасным.

Во всяких фильмах и книгах про путешествия во времени главный герой, вернувшись из будущего в свое скучное серое время, обычно всегда с сердечной тоской потом вспоминает звездолеты, прекрасных роботов и храбрые сражения…

Если что, я тоже буду рассказывать про звездолеты. А не про вот это вот все.

Так мы сменяли друг друга до самой ночи. За это время успели и отдохнуть, и даже пожрать приготовить. Голод легко примирил перловую кашу с вонищей из подвала, так что навернули мы от души.

Потом перетерли с Крестоносцем тему с Медведем. На удивление, уговаривать никого не пришлось: рыцарь, как заправский наемник, без обиняков выкатил свою цену: десять литров керосина, новая зажигалка и десять банок мясных или рыбных консервов. Причем расплатиться он нам разрешил в течении десяти дней, поскольку, с его слов, верил всем сердцем в благородство моей монгольской души.

Егор с усмешкой спросил было, почему тушенки ему надо именно десять, а не девять или одиннадцать. На что Крестоносец посмотрел на него, как на недоразвитого, и терпеливо пояснил, что это оттого, что ему нужно именно десять банок.

Чего непонятного?

Пошарив по карманам, я сразу в качестве залога отдал ему одну из своих газовых зажигалок, еще совсем полную. На том и договорились.

Ночь прошла тихо.

Крестоносец заявил, что активная фаза закончилась и преспокойно улегся спать, ворча себе под нос, что мы развели в его доме «непорядок». И теперь, когда буря закончится, мы уйдем, а ему придется все прибирать.

Пока, наконец, не заснул.

Егор маялся от безделья. Ходил из угла в угол, вздыхал, косился на спящего Крестоносца, который едва слышно посапывал, как младенец, раскинув на кровати руки и ноги.

Я сидел на железной лесенке, ведущей наверх и прислушивался к порывам ветра.

— Слышь, Монгол, — подал, наконец, голос Егор.

— Ну?

— А с какой радости ты вообще подпёрся в эти проходчики?

— Платили хорошо, — коротко ответил я.

— Настолько, что это даже покрывало риски стать таким вот Крестоносцем?

— Настолько, чтобы иметь шанс с определенного момента не зависеть ни от каких рисков и распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению, — нехотя отозвался я. — А с чего вдруг у тебя проснулся такой интерес к моей персоне?

— Скучно, — отозвался Егор, усевшись верхом на табурет.

Усмехнувшись, я сел поудобнее и проговорил:

— Ну, тогда расскажи, с чего вдруг ты пошел надзирателем в тюрьму. Очень любопытно.

Егор фыркнул, потер тыльной стороной ладони нос.

— Не-е-е. Это не интересно и не весело. Лучше… Давай про баб.

Я тихо рассмеялся.

Вот ведь неуемный.

— Ну, давай. И что про них?

— Вот у тебя какая самая страшная была?

— А у меня страшных не было, — улыбнулся я ему. — По крайней мере, в моем воображении все они были невероятными красотками.

Егор ехидно рассмеялся.

— Ну, это да-а-а. Плох тот пацан, который гоняя лысого не видит вместо своей потной ладошки руку молодой музички. А?

Я хмыкнул.

— Ну, в моем интернате музичка была здоровенная, бородатая, играла на военной трубе и звалась Никитой Алексеевичем.

— Хм… А математичка?

— Подполковник в отставке.

— Русичка?

— Как сейчас помню ее отличный хук справа и пышные усы.

— Химичка?.. — упорно не сдавался Егор.

— Наш химик входил в кабинет с ноги и с воплем «р-рота, подъем!».

— Биологичка???

На мой многозначительный взгляд Егор только руками развел.

— Вот это я называю — «просратое детство». Соболезную, мужик.

Я с улыбкой покачал головой.

— Заведение у нас было такое, — пояснил я. — Специфическое. Школа строгого режима для выращивания неблагонадежных подростков из благонадежных семей. Днем нас муштровали. А ночью приходилось учиться, потому что образовательная программа школы была ориентирована на дебилов, а я имел о себе несколько иное мнение. Так что, боюсь, даже если бы Никиту Алексеевича с его трубой заменили вдруг на фемину, я бы даже не сразу заметил.

Егор вздохнул.

— А у меня первая баба была из городских патрульных. Она меня за веселый порошок поймала. Высоченная, обе ноги из железа. Но при этом — красивая.

— Потом хоть отпустила? — усмехнулся я.

— А как же. После трех суток изолятора, — широко улыбнулся Егор. — Это была лучшая тюрьма в моей жизни…

Я промолчал.

Потому что и сам вспомнил свою первую женщину.

Я не мог толком вспомнить ее лица. Только светлые волосы, струящиеся по плечам, насмешливую улыбку и маленькую родинку в уголке рта.

Но зато я до сих пор до мелочей помнил ее ноги. Невероятно длинные, дерзкие, они тянулись от красных туфелек на высоком каблуке до волнующей вселенной под подолом короткого черного платья с такой грацией, что у меня, полупьяного мальчишки, защемило в груди от восхищения. И щиколотки. Нежные, тонкие, с внутренней стороны на правой ноге — маленькая тату четырехлистного клевера.

Изумляясь собственной наглости, я протолкнулся к барной стойке. И сморозил какую-то чушь, прожигая взглядом ее колени.

Девушка рассмеялась в ответ. Смерила меня игривым взглядом. И назвала красивым.

А потом мы оказались в машине.

Ее горячее гибкое тело обжигало меня. И даже приторно-сладкие духи, совершенно отвратительные, ничуть не испортили впечатление от процесса.

Она так и не спросила, кто я или как меня зовут.

Я тоже ни о чем не спрашивал.

Мы сошлись всего на пару часов и легко расстались, чтобы больше никогда не встретиться.

Потом у меня были разные женщины, красивые и не очень. Я помнил их лица, почти у всех знал имена. Но таких фантастических ног больше не видел…

— Слышь, мне кажется, или ветер больше не воет? — отвлек меня от воспоминаний Егор.

— Да, вроде стихло, — кивнул я.

— Может, и буря уже закончилась? Пойду-ка гляну.

Он высунулся из подполья в верхнюю комнату и расплылся в улыбке.

— А и правда вроде все! Ну-ка…

Он поднялся в комнату, и я последовал за ним.

В дыру на двери кроме застрявшего в ней трупа было видно очистившееся рыжеватое небо, солнце, склоняющееся к закату и серый песок.

У меня сразу будто камень с души упал.

Все и правда закончилось. Наконец-то!

— До твоих сколько примерно идти? — спросил я Егора.

Тот не сразу услышал мой вопрос. Широко расставив ноги, он всей грудью вдыхал свежий воздух пустоши — после нашего смрада внизу он и правда пьянил, как аромат леса после дождя.

— Егор! — окликнул я бородатого. — До твоих далеко, спрашиваю?

— Часа два с половиной, — ответил тот, наконец.

— Тогда что, выдвигаемся? — предложил я. — Вряд ли Медведь на ночь глядя куда-нибудь из своей дыры потащится. Так что у нас есть реальный шанс реализовать наш план.

— Давай, — отозвался Егор, все еще щурясь на просвет в окне и с наслаждением вдыхая свежий воздух.

Мы разбудили Крестоносца, чтобы предупредить о своих планах и отправились в путь.

Идти по пустоши после бури было по-своему приятно. Серый песок стал легким и гладким, как свежий снег. Наши следы живописной цепочкой ложились на нетронутую равнину.

Егор по пути рассказывал про систему подземелий. О том, как сначала здесь раскопали первые шахты в поисках местных ценностей. Прежде всего — руды под названием «аполлоний». Аполлоний оказался чудодейственным металлом, придающим невероятную прочность различным сплавам, а еще он идеально подходил для дорогущих имплантов и не вызывал отторжения. Так что его сейчас использовали в самых разных нуждах, от космических до косметических. Еще возле Триптиха искали «Глаз Минервы» — красно-оранжевый прозрачный камень, который использовали в умной электронике, правда, как и каким образом, Егор толком так и не смог объяснить. Пара таких камешков год назад изрядно обогатила группу Медведя. Тогда-то они и закупились брониками, оружием и даже взяли в кредит новую бур-машину для дальнейшей разработки шахты.

— Вот они и сторожат свою ветку, как церберы, — рассказывал Егор, энергично шагая по мягкому песку. — Подземелья-то все связаны.

— А как-то отрезать свой участок от остальных разве нельзя? — спросил я.

— Можно, — кивнул Егор. — Но никто так не делает. Понимаешь, все ветки в конечном счете ведут к главной магистрали. Которая по своей сути — прямая железная дорога под землей с парой древних составов. Надежный маршрут из пекла. В пустоши каждый день не похож на предыдущий, то одно происходит, то другое. Поэтому никто не держит шахты замурованными от всего остального мира. Путь к отступлению должен быть всегда…

Егор вдруг умолк, сбавляя шаг.

Я поднял голову и посмотрел в ту же сторону, куда уставился мой бородатый компаньон.

На сером песке лицом к небу лежало тело. Причем не полуобнаженное, как у юрки, а вполне себе одетое в костюм, типа как у самого Егора. Руки и ноги человека были безвольно раскинуты в стороны. Никаких следов крови или чего-то подобного видно не было. Но это и немудрено — ветер наверняка все припорошил чистым песком.

Я осмотрелся по сторонам, достал пистолет на всякий случай и ускорил шаг.

Егор поспешил за мной.

И чем ближе мы подходили, тем более знакомым мне казалось обожженное бурей лицо мертвеца.

А потом меня осенило.

Это был тот самый парень, вместе с которым Егор взял меня на прицел. Тот самый, которого я огрел ПП и заставил потом отползать к своим! Как там его звали? Савва? Макар?

Я взглянул в мрачное, мгновенно ставшее серым лицо Егора. Нетрудно было догадаться, о чем тот сейчас думает, глядя в одну точку перед собой и размашисто шагая к телу…

И в этот миг у «мертвеца» открылись глаза. С угрожающим ворчанием он вскочил на полусогнутых ногах, вздымая вокруг себя облако пыли. По-крысиному оскалил зубы…

— Егор, осторожно! — крикнул я.

И в ту же секунду «покойник» ринулся на нас.