Осколки мира. Том 1. Отшельник

Глава 3 Пустошь

Я пылил ботинками по серой равнине, напряженно размышляя, что делать дальше.

— В какой стороне находится ближайший город? — спросил я Егора.

Тот с хитрым прищуром покосился на меня.

— Хочешь сказать, ты не знаешь, где находишься?

Да нет, блин, я уже прекрасно понял, что нахожусь в заднице. А вот где теперь находятся местные населенные пункты — вот это я не в курсе.

— Я хочу сказать, что у меня есть оружие, у тебя — всего одна голова, — в тон его интонации ответил я. — Следовательно, я задаю вопросы, а ты на них отвечаешь. Коротко, внятно. И без лишних вопросов.

Бородач хмыкнул.

— Понял, не дурак. Ближайший город расположен на юго-западе километрах в шестидесяти отсюда. Достаточно внятно?

Я нахмурился.

У меня не сходилось. Аверин в своем разговоре упоминал другие расстояния.

— Допустим. А если не город, а просто ближайший населенный пункт? Поселок, деревня?

Егор вздохнул.

— Так тебе что надо-то? Стоянки или торговые центры?

Я озадаченно потер лоб. Да хрен его знает, что мне нужно.

— Стой. Дай руки.

Я освободил ему руки, а потом растер ногой песок перед собой и носком ковырнул в середине.

— Допустим, здесь вертолет. Рисуй карту дальше.

Егор посмотрел на меня, как на умалишенного.

Но, видимо, ПП в моих руках выглядел достаточно внушительно, так что он без комментариев присев на корточки, пальцем нарисовал небольшую кляксу вокруг обозначенной мной точки.

— Это — пустошь, — пояснил он.

— Расстояние?

— Отсюда до границы километров двадцать пять — тридцать. Но граница эта условная. Переход от пустоши к диким территориям плавный, просто начнет попадаться больше растительности, почва начнет приобретать суглинистый оттенок и все такое.

— Так, хорошо. А дикие территории — это что?

Тут уж Егор не удержался.

— Парень, ты, что ли, с луны упал?..

— На вопрос отвечай.

— Дикие территории — это участки, которые терраформировали местные рифты. В нашем случае — это сучьи заросли, кишмя кишащие всякими тварями. Мутантами и не очень.

Вокруг своего художества он нарисовал еще одну кляксу, побольше.

— Вот это еще в лучшем случае километров тридцать от границы до границы. В худшем — все семьдесят. На западе у нас целая страна под названием Москва, — ткнул он пальцем в песок, делая здоровенную вмятину. — На юге — Коломна. На юго-западе — небольшая Денисовка.

— Ясно. А что за стоянки?

— Татаро-монголов, ёпта! — сострил он, сверкнув крупными желтоватыми зубами. Но тут же под моим пристальным взглядом опять стал серьезным. — Наших, само собой. Вольных.

— Так. А что за торговые центры?

— Пункты приема ресурсов. Между нами и Москвой… — ткнул он пальцем в нужном месте на нашей песчаной карте. — И между нами и Владимиром, вот здесь — отметил он точку на северо-востоке. Есть еще под Рязанью, но это совсем далеко.

Я наморщил лоб, пытаясь сообразить, какое направление мне выгодней.

Мыслил я четко и ясно, несмотря на специфику сложившегося положения.

Потому что каждый раз мы шли в рифт, как на войну. И внутренне готовили себя к тому, что можем не вернуться. Можем очутиться в жерле вулкана, или столкнуться с враждебными формами жизни. Или сдохнуть от неведомой заразы. И никто тебе не поможет, потому что большинство проходчиков по определению — одиночки.

Причем не только по ту сторону рифта. Но и по эту.

Помню, как в первый раз вернулся с проходки — радостный, как последний дурак.

Герой, блин.

И как после пресс-конференции на меня из толпы набросилась какая-то пожилая женщина. Она плевалась мне в лицо, выкрикивая проклятья. Кричала, что я — вовсе не тот, кто вошел через прореху мира в преисподнюю, а порождение дьявола. Что я — больше не человек, и таких как я быть не должно.

Охрана быстро оттащила ее от меня.

Но мне запомнились ее слова. И разъяренное лицо с выбившимися из пучка прядями седых волос.

Потому что в определенном смысле она была права.

Одной проходки достаточно, чтобы запустить процесс мутации, который можно усилить или немного скорректировать, но остановить уже нельзя.

И это касается не только физических параметров, но и сознания.

Многие вещи начинают восприниматься иначе.

Например, тот факт, что я попал во временную петлю, не приводил меня в ужас.

Главное — я вернулся. Я выжил. И раз уж взять большую четверку за яйца мне не удалось, лучше об этом сейчас и не думать.

Теперь моя главная цель — адаптироваться.

А для этого мне нужен официальный статус живого человека.

И деньги.

Не важно, сколько лет прошло и насколько поменялся ландшафт, некоторые вещи останутся неизменными до тех пор, пока человечество живо. Деньги могут выражаться в золоте, кусках яшмы или шкурах саблезубых оленей, но они были и будут.

Люди, которые говорят, что счастье нематериально, либо полные идиоты, либо богаты от рождения.

Само собой, счастье не в условных цифрах на банковском счету.

Но только состоятельный человек может обладать властью распоряжаться собой.

Так где же, как и каким образом мне всем этим добром разжиться?

Сборища сотоварищей моего пленника не сулили ничего хорошего.

А вот город — это хорошо.

Это много людей и много информации. Я должен был понять, существует ли на данный момент какой-то центр по изучению пространственных искривлений, и есть ли какой-то резон мне там появляться.

С одной стороны, прямо сейчас мне оттягивали плечи десятки различных образцов флоры, фауны и прочие найденные мной артефакты.

Некоторые из них имели прямую материальную ценность — самородок, например, или красный жемчуг.

А некоторые в буквальном смысле не имели цены, если передать их в правильные руки.

Были и спорные предметы. Одну из таких вещиц я не стал укладывать в контейнер, а нес на своей шее — настоящий древнеримский ауреус! С пробитой дырой в верхней части для ношения на шнурке. Вероятнее всего, ее притащил в качестве талисмана кто-то из моих предшественников-проходчиков. Но что, если монета нигде не значится в списках сопутствующего инвентаря? Тогда она приобрела бы совершенно иное значение. Например, что контакт с мирами по ту сторону искривлений был возможен еще до волны, открывшей нынешние рифты.

А еще ведь мне полагалась зарплата за успешное завершение экспедиции! И плевать, сколько лет прошло с момента начала командировки — я вошел в рифт согласно официальному распоряжению, и вернулся оттуда. А значит, имею полное право на выплату, установленную договором.

Но, с другой стороны, я убил человека. Прямо на станции. Причем не двухголового бродягу из пустоши, а доверенное лицо какого-то туза. И я видел, как это самое доверенное лицо по приказу своего хозяина придушило наследника этого самого туза и его слугу.

Так что, если я попру напрямую, вряд ли мне за такие подвиги вручат золотую медаль и выплатят все причитающиеся деньги.

Надо бы разобраться, что за персона осталась скрытой за кулисами. Какой у этого человека статус, и кто у него враги. Вероятно, найдутся люди, которые будут готовы заплатить за информацию, которой я обладаю. Знать бы только, как и к кому ее продать.

Я поправил тяжелый рюкзак на плечах.

Мне нужно больше информации.

Так что ближайшей подходящей точкой мне показалась Денисовка. Смущало только одно — как я не напрягал свою память, никак не мог вспомнить в этом направлении города с подобным названием.

— Если пойму, что врешь — не прощу, — предупредил я.

— Прям елдец как страшно, — волком зыркнул на меня Егор, поднимаясь. — А если правду скажу, ты меня что, по-царски наградишь, чтоль?

— Ну, награждать я тебя, конечно, не буду, но отпущу живым и здоровым.

— Как скажешь. Будем считать, я поверил.

Я пожал плечами.

— Да как хочешь. Но если бы мне доставляло особое удовольствие просто так убивать людей, твоя команда уже давно бы червей кормила.

— Ну да. А так ты их просто по рукам и ногам повязал и загорать положил под рифтами, — проговорил Егор.

— Если не совсем дураки, найдут, с помощью чего освободиться, — возразил я. — Ну или ты — хреновый командир и не научил их элементарному. Но это уже не моя проблема.

Я посмотрел на свои часы с мини-компасом. Сориентировался по сторонам света и, немного скорректировав направление, двинулся в нужную сторону.

— Может я, конечно, сейчас глупость скажу, но на вертолете было бы быстрее, — с ехидным выражением лица сказал Егор.

— Настолько далеко я лететь не хочу, тем более по частям. Или, думаешь, я пошутил про взрывчатку?

Тот недоверчиво посмотрел на меня, хмыкнул.

— Типа у тебя реально не было допуска?

— Да ну нет, конечно был! Просто я воздухом люблю подышать, — буркнул я в ответ и слегка подтолкнул вперед бородача, замедлившего шаг. — Ногами не забывай шевелить?

Егор почесал мохнатую щеку, качнул головой. И послушно зашагал вперед, загребая ботинками серую пыль, похожую на пепел.

Серый песок, рыжее небо. Солнце подсвечивало рваные края ржавых облаков, делая их золотыми. А прямо над горизонтом почему-то тянулась зеленоватая кромка, как краешек тех самых диких зарослей, о которых говорил Егор. Редкие проплешины высохшего зверобоя и пижмы вперемешку с еще какой-то травой. И серые камни, будто расставленные кем-то на этой равнине в определенном порядке. Вон там — один большой. Немного левее — еще два маленьких совсем рядом друг с другом. Усиливающийся ветер тащил по земле пыльные облака из-под наших ног.

— Монго-о-ол, — нараспев протянул Егор. — Ну и прозвище у тебя. А имя-то хоть есть человеческое? — спросил он.

Я усмехнулся.

Ну надо же. Похоже, он прямо как переговорщик с террористами, пытается наладить со мной личный контакт. Правда, делает это угловато и неловко, но тем не менее.

— Монгола вполне достаточно, — отрезал я.

Но Егор не унимался.

— Да, сейчас мало кто может себе позволить человеческое имя, — глубокомысленно заметил он. — Меня вообще одно время звали триста двадцать седьмой. Красиво звучит, да? — усмехнулся он.

— Заключенный, что ли? — поинтересовался я.

— Нет, надзиратель, — все с той же усмешкой на губах мрачно проговорил он. — Надзиратель первого блока номер триста двадцать семь. Так что не мне говорить о том, каким образом стоит называться человеку. Быть Монголом или Эскимосом в любом случае лучше, чем ходячим числом.

Я промолчал.

И мы просто шли дальше.

В интернате, куда меня отдали в девятом классе, у всех были клички. Чаще всего они образовывались от имен и фамилий. Антон-Гандон, Точило-Дрочило. Самый толстый парень с гордостью носил кличку «Матрас». Ничего хитрей коллективный разум этого учебного заведения придумать просто не мог.

А меня окрестили «Монголом» после кровавой драки с местным авторитетом из старшей группы. Крыса был старше меня на три года, выше на голову и шире в плечах раза в два. И его почему-то очень задевало, что новичок оказался неразговорчивым ботаном, лишённым потребности в общении.

Ударом ботинка он разбил мне нос и рассек бровь над правым глазом.

Я вытер кровь рукавом форменной рубашки. Под хохот крысиной свиты молча поднялся с пола, глядя на противника из-под раздувшегося века.

— О, Чингиз-хан! — заржал Крыса.

А через пару секунд он уже лежал мордой в пол с вывернутой в локте рукой.

— Айкидо, первый дан, — сипло пояснил я. А потом присел и вполголоса добавил: — Это ты еще не видел, как я ножом владею. Может, в следующий раз покажу.

Сзади ко мне нерешительно подступили двое верных товарищей Крысы, но под моим пристальным взглядом парни замялись и остановились.

Я забрал свои вещи, подобрал разбитый планшет с лекциями по дискретной математике и молча отправился прочь из класса.

Сквозь вопли Крысы я услышал брошенную мне вслед угрозу: «Сучий монгол, мы тебе еще устроим харакири!»

Так что кличка и прозвище — это все-таки не одно и то же.

Кличка по своей сути — обидный ярлык, приклеенный чьим-то злым языком, как приклеивают скотчем к спине слабака бумажку с надписью «пни меня».

А прозвище — оно как индейское имя. Несет в себе скрытый смысл и отражает что-то важное.

Так же, как и позывной…

— Раньше на этой территории был город, — продолжил я, наконец, свои расспросы. — Куда он делся? Это как-то связано с терраформированием, о котором ты упомянул?

Бородач покачал головой.

— И почему я даже не удивляюсь твоему вопросу? Город был, да сплыл! Бури все съели. Песок, который ты видишь — смесь земли и бетонной крошки. Что такое бетон, тоже надо рассказывать?

— Нет, — мрачно отозвался я. — Это я сам знаю.

Егор усмехнулся. А потом проговорил:

— Слышь, Монгол… Вот слушаю я тебя… И вариантов у меня только два. Ты или из комы, или из-под бури. Как по мне, лучше б ты был коматозным, но тут уж выбирать не приходится. Я видел то, что видел. А видел я то, с какой скоростью ты двигался. На какого-нибудь фанатика или махрового корпората ты не похож, на наших вольников — тоже. Так что ты за хрен такой?..

Хороший, блин, вопрос.

И как мне на него ответить?

«Здравствуй, братец, я — твой предок»? Звучит как бред умалишенного.

На его месте я бы, наверное, после такого ответа осторожно осведомился, с кем имею честь беседовать, Наполеоном или Александром Македонским.

Не то чтобы меня сильно волновало, что обо мне думает какой-то мужик из норы, но было бы неплохо, если бы он воспринимал меня всерьез и отвечал на вопросы нормально, а не как санитар — пациенту. Типа «спите, жители Багдада. В Багдаде все спокойно!»

А значит, надо дать ему какое-то понятное объяснение. Такое, чтобы он поверил. И, желательно, вызвать искреннюю симпатию. Потому что мне нужна помощь.

И Егор сам подсказал мне направление, упомянув какую-то «бурю».

Кроме того, моему состоянию могло быть еще одно более-менее внятное объяснение.

Если парень не врет и действительно работал надзирателем в тюрьме, то должен быть осведомлен о возможных побочках разных седативов. Таких, например, как провалы в памяти.

— Я не помню, — пошел я ва-банк.

Егор остановился.

Озадаченно посмотрел на меня.

— В смысле… Совсем?

Я остановился. Посмотрел ему в глаза, уверенно и прямо.

— Я не помню, — повторил я. — Ни про пустошь, ни про города. Некоторые вещи просто вывалились из памяти подчистую. Это достаточно исчерпывающий ответ для тебя?

Егор приблизился ко мне. Добрую минуту всматривался в зрачки, словно пытался напрямую увидеть мысли в моем мозгу.

— Ну, если так… Тогда могу предположить, что на вертушке ты не прилетал, — задумчиво проговорил он. — Наоборот, это вертушка прилетела за тобой. А ты, с мешком и раной на руке, не то граалевец, не то еще хрен знает кто, вляпался в прошлую или позапрошлую бурю, получил способность, как сучий везунчик, и выжил. Мозги у тебя, конечно, потекли. Но не настолько, чтобы бегать голышом по пустоши, но достаточно, чтобы потеряться в реальности… Парень, да ты просто ходячий клад! Одного только не пойму — почему доставка-то не сработала? Где тот, что должен был встретить тебя?..

— На том свете, — коротко ответил я. — А теперь пошли дальше.

— Это ты так в город торопишься? — усмехнулся Егор. — А пропуск у тебя есть?

— А туда нужен пропуск?

Егор усмехнулся.

— Монгол, мы живем в мире контрольно-пропускных пунктов. Даже в общественную сральню он нужен, не то, что на вход в город из пустоши.

— И как его получить?

— В Москву или Владимир — никак. Там пропуска выдают только тем, кому надо. Просто так человеку со стороны туда вообще не попасть. Вот в Денисовку или в Коломну — другое дело. Там можно пройти медосмотр, отсидеть в карантине и получить заветную карточку. Если, конечно, ты эту шнягу переживешь, поскольку по сравнению с карантинным боксом даже тюрьма строгого режима — высококлассный отель. Вот только нахрена тебе в город, парень? — хитро прищурился Егор. — Ты же, судя по всему, какой-то экспериментальный образец. И варианта два: из тебя делают или блаженного, или убийцу, но в любом случае перспективы сомнительные. И как только ты явишься для прохождения медкомиссии, пьеса будет окончена, еще даже толком не начавшись — тебя ведь будут искать. Тем более, ты своего сопровождающего замочил. Но у меня есть к тебе деловое предложение. Ты поможешь мне в одном дельце, а я потом помогу тебе с пропуском. Готов выслушать подробности?

Такой наглости не ожидал даже я.

Сначала невольно улыбнулся, а потом не удержался и рассмеялся.

— Погоди, я правильно все понял? Ты меня вербуешь?

— Это сейчас почему-то так прозвучало, будто я не работу тебе предлагаю, а клею, как сучью девку, — пробурчал Егор.

— То есть я должен поверить, что после того, как я подгонял тебя дулом в спину, ты прям-таки жаждешь видеть меня своим напарником в каком-то деле?

— Вообще-то это нихрена не смешно, — с укором сказал мне Егор. — В моей группе не так уж много людей, и их подготовка…

На этих словах откуда-то издалека вдруг донесся раскатистый, гулкий звук взрыва.

Прервав разговор, мы оба закрутили головой, пытаясь найти источник.

И мы его нашли. Дым поднимался в небо именно там, где мы оба ожидали — в районе оставленной позади станции.

— Да ёпта! — с бесконечной усталостью в голосе воскликнул Егор. — Еще на одного идиота меньше стало. Или на двоих сразу…

— Или на троих, — добавил я.

— Не, — покачал головой Егор, глядя, сощурившись, на пятно дыма. — Эмка не дура, хоть и девка, — уверенно заявил он. — Я сам ее учил.

Бородач вздохнул и с бесконечной тоской сплюнул в песок.

— Беда здесь с приличными кадрами, Монгол. А неприличные мрут вон, как мухи, — проговорил он. — И кстати, — Егор указал рукой вверх. — Вон там, над дымом. Видишь сраное коричневое небо?

— Окись железа? — предположил я.

— Ну это хрен ее знает, что там за окись. Ты свечение видишь? Будто немного зарница вспыхивает.

Я присмотрелся к темным тучам, и вскоре в самом деле увидел едва заметную вспышку.

— Ну и?.. — спросил я.

— Буря будет, Монгол. Теперь уже совсем скоро. И если мы в нее вляпаемся, будет такая жопа, какой ты со своей укороченной памятью и представить себе не можешь. Так что нам бы ноги в руки и валить поближе к родным пенатам…

Я хотел было наконец-то спросить, что же тут за бури такие, но вдруг осознал, что на заднем плане его звучащего голоса медленно нарастает посторонний шум.

— Т-сс! — резко сказал я. Егор умолк, а я прислушался.

Вертолет.

Сюда летела еще одна птичка!

Объяснять мне ничего не пришлось.

— За мной, беспамятный! — крикнул Егор, подхватившись на ноги. — И мешок свой не забудь, его с высоты видно будет, как говно на снегу!

Я рывком закинул рюкзак на плечо и рванул следом за Егором.

Мы бежали в гору на холм по мягкой серой пыли, увязая в ней по щиколотку. Взобравшись на верхушку, мы поскользили вниз, время от времени прикладываясь задницей к мягкому склону.

Вертолетный гул нарастал.

— Сюда! Живей давай! — прикрикнул Егор, со всех ног рванув от подножия холма к небольшому валуну, одиноко возвышавшемуся посреди унылой равнины.

Подскочив к камню, он поддел невидимый край крышки и сдвинул в сторону железный лист, прикрытый маскировочным слоем приклеенного песка и небольших камней.

Он скользнул в подземелье первым.

— Лови рюкзак! — крикнул я, отправляя свою ношу вдогонку спускающемуся по железной лестнице вниз Егору.

Судя по крепкому мату в ответ и глухому стуку, поймать он рюкзак все-таки не успел.

Не теряя ни секунды, я спустил на лестницу ноги и закрыл лаз крышкой, которая оказалась не такой уж тонкой и легкой, как я думал сначала.

Разом стало совсем темно и тихо.

На всякий случай я взял поудобней ПП, направляя ствол вниз.

И позвал:

— Егор, ты где?..