Глава 5 Крестоносец

Выслушав Егора, я усмехнулся.

Забавно получается.

Совсем недавно он был незнакомцем и моим пленником. А теперь вооружен и рассуждает не просто как мой напарник, а чуть ли не как командир.

Ну и пусть себе рассуждает.

Лично мне убивать загадочного хозяина этого дома прямо с порога не хотелось. Было бы любопытно поговорить с ним — если, конечно, это окажется возможным.

Потому что способности Крестоносца, которые только что описал Егор, мало вязались с образами юрок. Те экземпляры, которые я видел до сих пор, отличались полной интеллектуальной деградацией. Да, их тела порой претерпевали весьма причудливые изменения… Тут я вспомнил бегающих по потолку уродцев и внутренне содрогнулся. Да уж, в самом деле. Причудливые. Каким образом они умудрялись держаться за потолок, я до сих пор понять не мог. Но в любом случае, судя по рассказам Егора и собственным наблюдениям, сильные изменения естественных параметров сопряжены с полным разрушением высшей нервной деятельности. Все сводится к рефлексам, как у ящеров.

Но этот дом, лампа и запах пищи, царящий в жилище, вполне наглядно демонстрировали, что хозяин здесь на четвереньках не бегает и собратьев не ест.

Или ему действительно поразительно везет из раза в раз, во что я не очень-то верил. Или на все есть совершенно иная причина.

Еще раз окинув взглядом стены, я принялся рассматривать пол.

Но ничего подозрительного на глаза не попадалось.

Егор сначала недоумевающе наблюдал за мной, а потом не удержался и спросил:

— Слышь, а ты сейчас что вообще делаешь?

— Чем пахнет, чувствуешь?

— Ну, жратвой какой-то.

— Вот именно. И где, как ты думаешь, он ее приготовил? На лампе этой разогрел?

Взгляд Егора посветлел.

— А ты смекалистый, — проговорил он. — Давай вместе поищем.

— Думаю, я уже нашел, — ответил я, в последний раз оценивая беглым взглядом открытое пространство стен и пола.

И направился прямо к охапке сена.

Раздвинув сухую траву, нашел в полу небольшую дверцу, ведущую в подвал или погреб. Я отодвинул щеколду, и, схватившись за ручку, поднял тяжелую железную дверцу.

Из глубокого темного зева открывшегося пространства пахнуло уютными запахами живого человеческого дома.

— Лампу подашь? — обернулся я к Егору.

Со светом мы спустились в нижнюю комнату. И в абсолютном молчании изумленно принялись осматриваться.

Здесь, в дикой глуши, где люди прятались от бури в земляных норах, такая комната казалась нереальной.

На деревянном полу аккуратно лежали звериные шкуры — по большей части, козьи. В углу располагалась самая настоящая деревянная кровать с полосатым матрасом, подушкой и одеялом, причем одеяло было сложено вдвое и аккуратно накрывало постель. Над кроватью на стене висели рога лося. В углу рядом с кроватью на деревянной стойке красовался большой меч с посеребренной рукоятью и богато украшенными ножнами — я не очень хорош в альтернативной ювелирке, но на простые стекляшки эти прозрачные бело-голубые камешки с темными прожилками похожи не были.

Может, Крестоносец — проходчик? Отсюда и все его способности.

Вдруг ему удалось отыскать то, о чем в мое время все только мечтали — мир с разумной жизнью? Какую-нибудь цивилизацию средневекового типа? Потом вернулся и на фоне стресса немного тронулся. Или мутация у него произошла таким образом, что задела память, мыслительные процессы или восприятие реальности.

Он же не обязательно идиот, просто модель поведения может соответствовать не нашему миру, а тому, другому.

Такое иногда случается с людьми нашей профессии.

У противоположной стены располагался большой грубый стол с простым набором посуды, водой в глиняном горшке, мешочками с крупой и вязанками сушеных грибов.

Посреди всех этих припасов важно стояла портативная туристическая печка с дымоходом, уходящим в дыру на потолке. Сверху на горелке остывал котелок, испуская будоражащие аппетитные запахи — судя по всему, хозяин покинул жилище не так давно.

В углу рядом со столом уютно расположился подвесной умывальник с большим ведром под сливом и тазик с мыльной водой, в которой что-то отмокало.

Потом мой взгляд упал на ровные ряды поленьев под столом.

Я присел, вытащил пару штук наугад.

Береза.

И печка ведь дровяная. Стало быть, это не какой-то неприкосновенный запас диковинной добычи, а расходники для ежедневного применения.

А в округе — ни одного деревца.

— Откуда у него столько дров? — спросил я Егора.

Тот озадаченно уставился на полено в моих руках.

— Да хрен его знает, Монгол. До диких земель отсюда еще тащиться и тащиться. Даже представить себе не могу, чтобы кто-то аж оттуда на своем горбу дрова таскал.

Он поднялся и жадно втянул в себя запах гречневой каши. Приподняв крышку, аж крякнул от восхищения.

— Может, пожрем немного? А, Монгол?

— Не боишься, что у тебя от его пищи может что-нибудь отпасть или, наоборот, вырасти? — со смехом спросил я. — И кстати, может, у него какой-нибудь транспорт имеется?

Егор отрицательно покачал головой, разочарованно опуская крышку на котелок.

— Никогда об этом не слышал. Да и в доме не вижу никаких признаков — ни ключа, ни баклажки с маслом, ничего же ведь нет.

— Тоже верно, — вздохнул я.

Если доставлять сюда дрова так трудно, почему бы не использовать для приготовления пищи какое-то другое устройство? Нет возможности разжиться? Или уже переселиться в дикие земли.

— А как вы сами еду здесь готовите? — спросил я.

— Здесь никто не готовит, — отозвался Егор. — С собой сухпай берем. Кто побогаче, затариваются консервами и газовой горелкой, вот и вся готовка.

— Ясно. Короче, атаковать Крестоносца с порога мы не будем, — сообщил я о своем решении Егору. — Мне нужно поговорить с ним.

— С хера ли? — хмуро спросил тот, пристально разглядывая камни на рукояти меча.

Я бросил деревяшку под стол.

— Когда ты полез говорить с Медведем, я тебе такие вопросы не задавал. И кстати, что это было? Я было подумал, что у вас реально есть какие-то договоренности, а оказалось, ты просто полез на рожон.

Егор нахмурился. Отвел глаза в сторону.

— У нас все равно не было бы шансов остаться в его шахтах, — хмуро. — Их там полсотни в броне, и по одиночке они не ходят. Сделай мы что-нибудь Медведю, умереть легкой смертью нам бы никто не дал. И всем остальным из моей группы — тоже.

Ах вот оно что.

Всем остальным из группы! Так он из-за той рыжей, что ли, подставился?

Вот уж чего не ожидал от такого человека, каким мне показался сначала Егор.

— Понятно, — с усмешкой проговорил я, поднимаясь. — Как там ее зовут? Элка? Энка?

Он повернулся ко мне с таким лицом, будто я ему в воду плюнул.

— А вот нихера тебе не понятно. Ее зовут Эмма, парень. И если ты при мне еще хоть раз заговоришь о ней в таком тоне, будто про какую-то общаковую девку, я больно ударю тебя по лицу. Я воспитываю ее с семи лет, и эта девочка — единственное, что я ценю в этой жизни больше самой жизни. Своей, твоей, и еще чьей бы то ни было. Вот теперь, надеюсь, тебе действительно что-то понятно.

У меня как-то сразу отлегло.

Безусловная привязанность к ребенку в пояснениях не нуждалась.

Да и прямота Егора мне понравилась.

— Вопросов больше нет, — сказал я. — Вот только если она тебе так дорога, чего с собой-то не взял для надежности?

— Пффф, ты правда думаешь, будто выглядел как что-то надежное? А там — свои парни. Хоть и небольшого ума, но все чем-нибудь мне обязаны и вообще нормальные люди.

— Ну, тогда все хорошо.

— Типа того, — вздохнул Егор. — А поводу Крестоносца… Ты правда думаешь, что он с тобой разговоры говорить станет?

— Это уже мое дело, — ответил я. — Ты главное вперед не лезь и не пали без разбору.

Егор фыркнул, пожал плечами.

— Да говно вопрос, — весело отозвался он. — Если тебе так надо — ладно, давай так и сделаем.

И он ухмыльнулся себе под нос такой многозначительной улыбкой, что я понял: этот начнет стрельбу еще до того, как бедный Крестоносец успеет дверь открыть.

Я тяжело вздохнул.

Надо пока убрать его куда-нибудь подальше. На всякий случай.

А потом мой взгляд упал на невзрачную тумбочку, грустно стоявшую в паре с табуреткой у стены напротив лестницы.

Это был последний объект маленького жилища, который я еще не обследовал.

Открыв дверцу, я нашел на полках стопки стандартной белой бумаги. В одной лежали чистые белые листы. В другой — исписанные мелким непонятным почерком. Рядом стояла небольшая картонную коробка с простыми карандашами, перочинным ножичком и ручками.

Я вытащил верхнюю исписанную страничку и, напрягая глаза и воображение, попытался прочитать написанное.

— «Как я уже сказал, большой путь начинается с малого. Не ангел, а ворон крылом своим осеняет того, кто пускается в путь…»

Не знаю, почему, но я вдруг невольно вспомнил ворону, которую увидел над скелетом с мечом.

Осеняет крылом, значит.

Ну-ну.

— «… Есть путь Солнца и славы, есть путь Мира и служения. И есть путь… иро… геро… А, изгоя! Изгоя светоносного, что ведет к вратам Дьявола»…

— Захватывающая история, — улыбнулся Егор издевательской улыбкой.

Я усмехнулся.

— Да уж. Похоже насчет чокнутого ты был не так уж неправ.

Я вздохнул.

И все-таки Крестоносец однозначно нужен мне живым.

— Да, что-то жрать и правда очень хочется, — вздохнул я, бросая долгий взгляд на котелок. — Но грибы меня, конечно, здорово смущают.

— А чего они тебя смущают-то? — оживился Егор, повернувшись лицом к столу и спиной — ко мне. — Вот у него, чернушки и белые насушены, как положено! У нас тут…

На этих словах я вломил ему ребром ладони в основание шеи. Достаточно сильно, чтобы вырубить, но при этом осторожно, чтобы не повредить чего-нибудь лишнего.

В самый последний момент Егор все-таки успел почуять неладное. Дернулся, попытался обернуться — но было уже поздно.

Его ноги подкосились, и я слегка поддержал его, чтобы не навернулся обо что-нибудь головой.

Извини, Егор.

У тебя свои проблемы и задачи, а у меня — свои.

И пока я буду их решать, тебе придется отдохнуть тут немного. Я не могу тебе позволить испортить мне встречу с Крестоносцем.

Я уложил Егора на полу, забрал ПП, прихватил с собой лампу и поднялся из нижней комнаты наверх, на всякий случай закрыв за собой дверцу на щеколду.

Потом прошелся еще раз по верхней комнате. Покрутил в воздухе раненой рукой. Как-то я не очень удачно дернулся, когда вырубал Егора, и теперь рука ныла.

Поспать бы сейчас на самом деле. Отдохнуть немного. За сегодняшний день я истратил очень много сил, а восполнить их не имел возможности.

Я устроился на полу у входа с той стороны, куда открывалась дверь. Поставил рядом лампу. Проверил оружие. Сколько осталось в магазине ПП, я не знал. Два разрывных патрона в моём. У Аверина наверняка был полный магазин перед вылетом, то есть ориентировочно патронов четырнадцать. Даже с учетом потраченных, запас все равно должен быть еще вполне приличный.

Взвесив все за и против, я решил в качестве основного оставить именно его.

Потом пригляделся к двери.

Пружина неплохо удерживала ее, но все равно время от времени между стеной и дверью образовывалась небольшая яркая щель, будто буря пыталась войти в дом. Присмотревшись к этой щели, к трещинам промеж рассохшихся досок и к тому, как ярко и светло сейчас на улице, я погасил лампу.

И когда мои глаза привыкли к темноте, и я начал с легкостью различать темные силуэты предметов в комнате и тонкие яркие линии промеж дверных досок. Время от времени они гасли, и я напряженно подавался вперед всем телом, готовый ко всему. Но свет возвращался, и я снова расслабленно прислонялся спиной к стене и ждал следующего случая.

Кроме того, если его глаза работают, как у остальных, после яркого света в сумерках ему будет не очень-то комфортно ориентироваться. Недаром он оставляет себе свет. А я сижу в тени и прекрасно все вижу. Еще одно маленькое преимущество.

Так я просидел часа два, медленно поедая остатки лимонных конфет, которые я нашел в кармане Аверина. Лимонное драже, обсыпанное сахаром, не особо утоляло голод, но хоть немного радовало пустой желудок.

А потом вдруг услышал грохот и приглушенную брань. Сначала на рефлексе вздрогнул всем телом, а потом понял, что звук доносится снизу.

— Живой? — крикнул я Егору.

— Живой, — донесся приглушенный ответ. — Ну и сука же ты, Монгол! — со злом добавил Егор, дергая дверцу с той стороны. — Какая ж ты с-сука!

— А ты прям неваляшка какой-то, — с легкой улыбкой невозмутимо сказал я. — Не ожидал, что так быстро очухаешься.

— Я вообще живучий, — отозвался голос из подвала. — Понял, паскуда?

Я вздохнул.

Да уж, в самом деле. Что удивительно при таком отсутствии чувства самосохранения и осторожности.

— Вот выберусь — хребет тебе переломаю! — прорычал Егор, продолжая долбиться в дверь. Потом он ругнулся, и снизу опять раздался грохот.

— Обязательно! — с улыбкой ответил я. — Если, конечно, сам раньше не убьешься. И давай-ка, сиди там потише? Ты мне мешаешь улицу слушать. А если я проиграю, Егор, ты автоматически проиграешь тоже. Так что пожелай мне удачи.

— Все-таки какой же ты гандон, а. Я-то думал, у нас тут какое-то товарищество образовалось. Я же с тобой, как с человеком обращался. Слышь ты!..

Я подвигал плечами разгоняя кровь.

— Слушай, я тебе сказал, что мне надо. А ты мне в ответ соврал. Ко мне какие вопросы?

Пару минут Егор молчал. А потом проговорил:

— С чего ты взял, что я вру?

— Опыт большой, так что различать научился.

— Ну… То есть типа я сам облажался.

— Типа того.

— Но щас-то вроде разобрались. Выпусти меня, я же помогу если что!

— Выпущу, — заверил я Егора.

— Слава богу! — облегченно выдохнул он.

— Но не раньше, чем все закончится.

— Вот ты все-таки гандон! — в сердцах выругался Егор.

— Помолчи, я сказал! Мне тишина нужна. Иди вон кашу поешь, рот займи.

В ответ снизу донеслось недовольное бормотание.

Но долбиться и возмущаться он перестал.

Товарищ тоже мне нашелся.

Я вообще не держу никаких «товарищей». С того момента, как понял разницу между прекрасным миром книжных идеалов и реальностью. Вот это «один за всех, и все за одного», «не имей сто рублей», «сам погибай, а товарища выручай» и прочее — оно, безусловно, прекрасно.

Вот только стоит на одной полке с дедом Морозом и розовыми единорогами.

В реальности все иначе.

По большому счету, в этом мире мы такие же гости, как и во всех остальных.

И на деле человек всегда один. Даже если утверждает обратное. И рассчитывать может только на себя.

А друзьями и товарищами по факту чаще всего называют обычных собутыльников. Кому вообще насрать, где ты и как, кроме тех моментов, когда хочется выпить.

Ну или тех людей, от которых собираются время от времени получать помощь или выгоду, причем не на партнерских условиях, а на правах друга. Другими словами — бесплатно.

Иметь таких сто штук — никакого здоровья не хватит. И погибать за них уж точно никакой не подвиг, а дурость.

Единственный тип взаимоотношений между людьми, который я уважаю — это партнерство и взаимовыгодное сотрудничество. Но тут обычно используют такие определения, как «коллега», «соратник» или что-то в этом роде.

Еще иногда простреливают иррациональные привязанности. Такие, как у Егора к его воспитаннице. Или как у меня по отношению к Тане. Теперь, когда уже отболело и зарубцевалось, я мог рационально взглянуть на наши отношения. И определенно они сделали нас обоих слабее.

Не будь меня, она не приняла бы назначение в Гамму, а улетела бы на переподготовку во Владивосток. И, возможно, прожила бы большую жизнь. Не будь ее, я не полез бы на рожон, не связался с Ладыженским, и благополучно умер бы в своем времени.

Привязанности потому так и называются, что вяжут по рукам и ногам.

— Слышь, Монгол! — снова подал голос Егор. — Что-то у меня такое гадское чувство, будто снизу кто-то постукивает.

Я усмехнулся.

— Ну, значит, все. Трубец. Это Крестоносец к тебе подкоп делает.

— Да я серьезно!..

— А если серьезно, у меня тут дверь слегка стучит. Вот у тебя и отдает, видимо. Ладно, давай помолчим?

Я поднялся и перебрался поближе к входной двери.

Оставив пистолет в руке, я замер, прислушиваясь к завыванию ветра снаружи.

А потом заметил, что щели в двери стали совсем незаметными.

Что-то загораживало свет с той стороны. Или кто-то.

От недавней расслабленности не осталось и следа. Я весь подобрался, сжимая в руке пистолет, и поднялся на ноги.

Ну же, Крестоносец. Покажись.

Дверь сначала еле слышно подалась на меня, впуская в комнату яркие отблески оранжевых вспышек.

А потом резко, с грохотом распахнулась.

И внутрь, подсвеченный ярким сиянием бури, вошел настоящий гигант.

Ростом он был явно больше двух метров. На широченных плечах внатяг сидела льняная рубаха. Длинные русые волосы с проседью от рыжего марева с улицы вспыхивали золотым отливом. На повернутой ко мне гладко выбритой щеке виднелся шрам от уха к подбородку — ровный, как след от скальпеля. Серые штаны с множеством карманов были заляпаны кровью. В петле на поясе висела тушка курицы, обвязанная веревкой, чтобы не топорщились крылья. На правом плече Крестоносец держал метровый сруб березы диаметром сантиметров на сорок. А в левой руке — полуторный меч в ножнах. На этот раз — самых что ни на есть простых, безо всяких украшательств.

А еще Крестоносец был босой.

— Извини за замок, — сказал я, нежно прижимая палец к спусковому крючку, но все еще не поднимая пистолет. — Буря заставила.

Крестоносец медленно повернул ко мне голову.

— Стараешься быть вежливым? — хрипло спросил он.

— Хочу поговорить, — ответил я.

Крестоносец усмехнулся.

А потом с ревом швырнул в мою сторону бревно со своего плеча.

Я отскочил от березы в сторону, и сруб с грохотом ударился о стену и упал на пол.

— Я не хочу стрелять в тебя, давай поговорим! — крикнул я, демонстративно поднимая пистолет. — Ты — проходчик?..

— Я есть рыцарь мечей, рожденный огнем и служащий ветру! — прорычал Крестоносец и ударил по воздуху рукой.

Используя максимальную скорость, я резко ушел в сторону, вплотную к стене. Сено, шкуры полетели по всему дому, а я

вскинул пистолет и выстрелил Крестоносцу в бедро.

Тот не вскрикнул. Не схватился за больное место. И даже не попытался еще раз ударить по мне своим телекинезом.

Он на мгновение застыл на месте, потом опустил глаза на раненую ногу. А потом медленно проговорил:

— Как ты… Как ты это сделал?..

— Нажал на спусковой крючок огнестрельного оружия, — хмыкнул я. — Я не об этом, — с абсолютно серьезным и растерянным лицом отозвался Крестоносец, всматриваясь в меня. — Ты кто? Из какого рода? И какие рифты проходил?

Ну слава богу, лед тронулся!

Я выпрямился, опустил пистолет. И ответил:

— Многие. Последним была Гамма Триптиха. А ты?

— Гамма Триптиха?.. — изумленно повторил Крестоносец, в то время как по его ноге на пол стекала кровь. Вся штанина покраснела, набрала в себя красной влаги. — Но оттуда… еще ведь никто не возвращался. После трех неудачных экспериментов рифт был законсервирован, и ни один из родов не использует его сейчас.

— Что значит трех неудачных? — переспросил я. — Неудачными были признаны только две первые попытки. Третьей в Гамму вошла Татьяна Черных, позывной «Сильфида», и благополучно вернулась через три с половиной месяца. А потом в этот рифт вошел я, и случилось это задолго до консервации!

— Не ври мне!!! — возмутился Крестоносец, округлив глаза с таким видом, будто я оскорбил его любимую бабушку. — Не смей мне врать о священной Гамме Триптиха. Я поименно знаю всех, кто туда вошел и не вышел, ясно? Исследователь ноль один шестьдесят пять И-Ка три Сильфида погибла сразу же по возвращении, поэтому ее экспедиция была признана провальной! Но откуда ты узнал о ней? Этой информации нет ни в каких открытых источниках!

— Говоришь, знаешь всех поименно? — прищурился я. — Ну, давай проверим. Мой личный номер ноль один — тридцать восемь — И — Ка один, и мой позывной…

Слово «Монгол» мы произнесли уже хором.

Крестоносец изменился в лице. Теперь он смотрел на меня почти с благоговением.

А я нахмурился.

— Но, как ты верно заметил, все это — засекреченная информация. Откуда у тебя к ней доступ?

Он не ответил мне. Вместо этого пробормотал:

— Монгол был последним, кто вошел в горний мир Гаммы Триптиха, и не вернулся. Сто пятьдесят лет назад… — проговорил он.

— Точно, — кивнул я. — Представляешь, какие у меня проблемы?

Крестоносец покачал головой. И медленно, громко, будто какую-то клятву, проговорил:

— Мой дом — твой дом, путник.

— Эмм… Это очень хорошо. И давай дверь все-таки прикроем, чтобы не сквозило. Надо твоей раной заняться, а то на тебя смотреть больно.

Крестоносец озадаченно покосился на меня.

— Я рыцарь. Я контролирую боль. Ты — нет?

Я со вздохом вытер пот со лба.

Чувствую, разговор у нас будет непростым. Что же творится в твоей голове, Крестоносец?..

Загрузка...