Глава 20 Когда мертвый — не мертвый, и живой — не живой

Вблизи голубая башня была еще больше и красивей, чем казалась со стороны.

Хмурые сотрудники службы безопасности у входа окинули нас критическим взглядом, но внутрь пропустили, недовольно буркнув, что, мол, не дальше первого этажа.

Сразу за стеклянными дверями оказался большой холл с информационной колонной в центре, где группа искателей приключений пытались выведать у электронного путеводителя, где располагаются офисы починки имплантов. А вдоль стен до самого лифта располагались кабинки из непрозрачного коричневого пластика, в глубине которых загадочно светились экранами устройства, похожие на банкоматы с компьютерной клавиатурой или стойки с вирт-шлемами.

— Тут подожди, — сказал мне Егор и скрылся в одной из кабинок, заперев за собой дверь.

Вернулся он смурной, с черной пластиковой карточкой в руках.

— Уже успели проценты накинуть, сволочи, — пробормотал он, пряча карту в карман. — Ну, пойдем что ли помоемся — побреемся, а то нас в зеркалку даже на порог не пустят.

Я задумчиво вытащил из кармана карточку, которую нашел у Аверина.

— Слушай, а это что, типа кредитка, или как?

Егор взял меня под локоть и вытащил на улицу.

И, когда эсбэшники остались позади, негромко сказал:

— Если не твоя, а она точно не может быть твоей, то даже не свети ею. И не вздумай нигде воспользоваться. Трех шагов ступить не успеешь, как тебя на пол уложат, и попробуй потом докажи, что ты не верблюд. Понял?

Я кивнул.

— Так куда идем?

— Во-он туда. Видишь голую русалку на вывеске? Сейчас две экспресс-мойки закажем, и через час красавцами станем.

Мойка.

Я не удержался от улыбки. Воображение мгновенно нарисовало ряд кабин с потоками мыльной пены и щетками, через которые голышом проходят такие, как мы, бродяги. А потом девочки в белых майках и шортиках энергично натирают им грудь и спины полотенцами, пока не заблестят.

На деле все оказалось проще. Сложив оружие в сейф, мы разделись до гола и отдали свою одежду хмурой пожилой надзирательнице — по-другому ее и назвать было трудно. Нам выдали комплект банных принадлежностей, халат и резиновые тапочки, после чего запустили в душ.

Я сначала долго просто стоял под теплым душем, щурясь от удовольствия. Потом отполз немного из-под струй воды, выжал из тюбика себе на голову шампунь и с остервенением принялся намыливать голову, неудержимо кайфуя от процесса.

А потом я услышал где-то неподалеку странный звук. Будто бы стук, вскрик и приглушенный стон.

В одних тапочках я выскочил из своей кабинки в проход.

— Егор?..

Мой напарник, похожий на мыльную мочалку с головы до ног, высунулся наружу.

— А? Чего? — крикнул он, обтирая ладонями пену с лица и ушей.

Увидев его целым, у меня сразу как-то отлегло.

— А ты не слышал? Будто упал кто-то!

— Да ёпта, Марат, ты проклятый, что ли? — ругнулся Егор, отплевываясь мылом. — Как появился — теперь ни пожрать, ни посрать без происшествий! Ни помыться… Эй, алё! Есть кто в танке?

Он принялся шлепать влажной рукой по дверцам, пока не наткнулся на запертую, откуда тут же высунулся еще какой-то мужик с плотным пластиковым пакетом на голове, прикрывавшим какой-то встроенный девайс на макушке. Из пакета через прореху наружу торчал только большой грузинский нос.

— Эй, что такое? — возмутился он, но Егор без объяснений двинулся искать дальше.

Тут с противоположной стороны открылась дверца, и оттуда уже в халате вышел совсем молодой паренек.

— По-моему, это было там! — указал он рукой дальше по своей стороне.

И тут сквозь шум льющейся воды мы все опять услышали стон.

Я двинулся на звук.

— Да может просто кончает кто-то слишком громко, для того тут дверцы и сделаны, — искаженным из-за пакета голосом проворчал мужик с большим носом. — А вы уже тут устроили…

Но тем не менее остался в проходе, с любопытством наблюдая за происходящим.

Со второй попытки я нашел запертую дверцу.

— Эй, ты там живой? — крикнул я, постучав по ней ладонью.

Вместо ответа раздался грохот. Из-под двери по белой плитке тонкой струйкой потекла розовая вода.

— Твою мать!

Я несколько раз с силой дернул дверь, пока хилая вертушка с той стороны с лязгом не отлетела на пол.

А когда дверь распахнулась, отшатнулся.

— Твою мать… — повторил я.

В кабинке лежал очень худой парень лет двадцати. Из разбитой головы текла кровь. Она смешивалась с водой и остатками пены, кружила над стоком вместе с кучей старых пластырей и растекалась в стороны.

Парня трясло, будто ему было очень холодно — так, что даже зубы клацали.

Но ужаснуло меня вовсе не это. А здоровенные желто-зеленые раны у него на плечах и груди, в которых копошились потревоженные водой белые черви-опарыши.

Запах тухлого мяса не мог перебить даже ароматический гель с шампунем.

С трудом сдерживая рвотный рефлекс, я отшатнулся.

Молодой парень в халате, схватившись руками за рот, побежал в дальний конец душа — туда, где располагались туалетные кабинки.

— Трупоед сраный… — выругался мужик в пакете. — Вот нахрена я сюда вышел, а⁈

— А у меня сейчас мысль — нахрена я вошел, — пробормотал Егор. — Надо было не экономить, а сходить в «Нептуна» и горя не знать.

Поскрипывая резиновыми тапочками, он прошел к двери в душевую и, приоткрыв щелку, громко крикнул: — Эй, господа-начальники! — У вас тут того! Клиент протух!

Через секунду дверь распахнулась, и внутрь вошла уже знакомая нам тетка и парень в синей пижаме, в резиновых сапогах.

— Что тут у вас? — недовольно спросила она.

— Да вон сама посмотри! — обиженно буркнул парень в пакете, рефлекторно прикрываясь руками.

Егор, абсолютно лишенный какой-то стыдливости, деловито прошел к кабинке дрожащего парня.

— Вот тут.

Тетка со своим помощником прошлепали к кабинке, и через секунду из ее уст вырвался такой лексический пассаж, что впору было позавидовать.

— Давай, Петя, тащи клеенку, трупный мешок и вызови Сергеича на дезинфекцию! — крикнула она своему напарнику. И, обернувшись к нам, недовольно прикрикнула: — Чё вылупились? Как будто сами стерильные! Мыться пришли? Так мойтесь! Щас инспектор придет, и я воду перекрою. Бегом, бегом!

И мы расползлись по своим кабинкам.

Домывался я наскоро, невольно стараясь как можно меньше прикасаться к оборудованию.

Черт его знает, кто там мылся передо мной.

Завернувшись в халат, вскрыл одноразовую бритву и, глядя на свое размытое и искаженное отражение в зеркальной плитке сбоку от душевой стойки, побрился.

Тем временем червивого клиента обмотали клеенкой, засунули в трупный мешок, оставив снаружи только лицо, и утащили куда-то в подсобку за туалетом.

Когда я вышел, кабинка дрожащего была пуста, и только красный скотч у входа напоминал о случившемся.

Я поспешил на выход.

Егор был уже в раздевалке, клеил новые пластыри.

— Помочь? — спросил я.

Тот мотнул головой.

— Сам справлюсь. Иди вон в раздатку, забери свой шмот. Эй, номерок кабинки забыл! Без него тебе хрен чего отдадут…

Выходили мы из голой русалки хмурые и молчаливые.

Пока я наконец не спросил:

— Они так всполошились, потому что это что-то заразное?..

— Да там у него любой мазок в маркере инфекциониста засияет, как новогодняя елка, — проговорил Егор.

— Я не об этом. Мне показалось, это скорее симптом заболевания, а не его причина.

Егор кивнул.

— Так и есть. Только вряд ли ты сможешь ею заразиться. Если, конечно, не станешь жрать носителя.

— Чего?..

— Ты что-нибудь слышал о куру? Типа А и типа Б.

— Это как гепатит?

— Нет, это как самая жуткая жопа, которую ты можешь представить, и еще одна. Только очень старая. Короче, расскажу я тебе одну историю, пока мы идем к зеркалке. Взял я как-то к себе одного парня. Высокий, худой, работящий. При виде юрок не срался, сырье не воровал. Только одна придурь у него была — мог ни с того ни с сего заржать. Причем так, что аж закатывается, и так минут пять без остановки. Потом рассеянный какой-то стал. Ничего в голове не держится, что не скажи. А уж когда у него тремор рук начался, я повез его в лагерь к врачу. Я не связал все это воедино, подумал, это из-за пореза, который никак не хотел зарастать. Привез, короче. А этот послушный такой, не взбрыкнул, ничего. Был уверен, что ничего у него не обнаружат. Так и получилось — над порезом поколдовали, антибиотики дали и вперед. Он таблетки пьет — а трясучка не проходит. Наоборот, стала припадками накатывать. Когда совпадала с хохотом — вообще жесть зрелище. А потом этот мой парень ослеп. Просто выкинуть его в пустоши, чтобы нелюди сожрали, мне вроде как жалко было. Так что потащил его в богадельню. Ближайшая — аж за Владимиром. Там встретил очень интересного попа, отца Феофила. Который вложил мне в одну руку пистолет, в другую — лопату и крест из двух досок дал на плечо. Сказал — все, что можно для него сделать, это пристрелить, закопать и помолиться. Так я узнал про куру. Понимаешь, тела юрок содержат в себе какой-то токсин. Он вызывает чувство абсолютной эйфории и наслаждения, но при этом напрочь ломает человека изнутри. Ты же видел, с каким восторгом юрки друг друга жрут? Так вот это неспроста…

Я остановился.

— Подожди. Ты хочешь сказать, что есть люди, которые едят юрок? Ради кайфа?..

Егор замедлил шаг, обернулся.

— А что тебя удивляет? Люди много чего делают ради кайфа. Одни — девиц режут в поле лунной ночью, другие младенцев душат. А кто-то просто жрет юрок. В итоге в мозгу образуется какой-то там белок или хрен его знает, что, но серое вещество в буквальном смысле постепенно превращается в дырявую губку. Руки-ноги перестают слушаться, способность к регенерации стремительно снижается. В конечном счете от человека остается только ненасытный голод и заживо гниющая плоть. В которой, стоит только отойти от пустоши, мгновенно заводится все, что угодно.

Я растер онемевшее лицо.

— Жесть… Так, а ты сказал, есть два типа этой болячки.

— Ну, второй — это на самом деле исторический прототип, к нам по большому счету не имеет никакого отношения. Мне о нем Феофил рассказал. Когда-то давно в Новой Гвинее так чуть не вымерло целое племя. Они жрали своих умерших соплеменников, и через мозги передавали из поколения в поколение болячку, которая постепенно копилась в них, пока окончательно не убивала. Вот ее и назвали «куру», типа «трясучка».

— Понятно… А что ты сделал, кстати? После того, как поп дал тебе пистолет с лопатой и крестом?

— На хер его послал, — буркнул Егор, и продолжил шагать к зеркальной башне. — Сказал, что я со своим так не поступаю. Что сейчас я выпущу эту пулю в лоб ему самому, а потом закопаю и крест воткну перевернутый.

Я улыбнулся и двинулся следом за ним.

— Да, это ты можешь. И что ответил поп?

— Принес из покойницкой кусок мертвого юрки, — ответил Егор. — И когда я увидел, как мой парень затрясся всем телом и бросился жрать брошенный на пол кусок — на ощупь, понимаешь? Он же ослеп к тому моменту полностью! Уж не знаю, увеличивается концентрация возбуждающих токсинов после смерти носителя, или уменьшается, но он жрал и смеялся одновременно. Запихивал в себя, блевал и снова запихивал. Пока я не пристрелил его. Такие дела.

— Жуть, — повторил я.

— Да, — кивнул Егор.

— В особенности если подумать, нахрена этот твой поп держал в покойницкой кусок мертвого юрки.

— Скажу больше — мороженый кусок!

— Тем более.

— Так для себя, — невозмутимо отозвался Егор, энергично впечатывая подошвы ботинок в дорогу. — Он тоже был трупоедом. Но вовремя очухался и ушел в монахи, чтоб не сдохнуть, как мой товарищ. Только тягу свою до конца так и не смог побороть. Время от времени отпиливал себе кусочек заморозки и жрал. Потом, наверное, каялся…

Мы замолчали.

Наши ботинки вразнобой стучали по дороге, солнце нависало уже над самыми крышами домов, торопясь закончить свою сегодняшнюю вахту. Людей на улицах стало раза в три меньше.

Проходя мимо пивнухи, Егор вдруг остановился и спросил:

— Может, бахнем по разу? А потом пойдем посмотрим, выставил Медведь что-нибудь из твоего на торги или нет.

— Давай, — согласился я.

Мы опрокинули с ним за барной стойкой по две стопки водки, закусили одним бутербродом на двоих и двинули в зеркальную башню.

И тогда я понял, куда делись люди с улиц.

Они все были здесь, в зеркалке!

Ну или почти все.

Нижний этаж представлял собой огромную зону отдыха. С ковриком в виде травки, креслами и столами, пуфиками по углам и официантками.

И тремя огромными экранами. На одном показывали, как здорово умеет трястись пятая точка профессиональных танцовщиц, на втором двое киберов месили друг друга на большой песчаной площадке, огороженной красной лентой.

А на третьем группа мужиков в галстуках и костюмах любезно жали друг другу руки.

Сначала я только мельком взглянул на него.

Но что-то в одном из мужчин на видео показалось мне неожиданно знакомым, и я повернулся к нему снова.

От изумления я застыл. Все вокруг будто исчезло, и я видел только улыбающиеся лица людей на экране.

И среди них был полковник Ладыженский.

Моложавый, в прекрасной физической форме, он любезно поворачивался к фотографам и блогерам то одной стороной, то другой, чтобы дать им возможность поймать лучший ракурс.

Бегущая строка внизу сообщала, что вчера вечером господин Ладыженский, глава корпорации — гиганта Всевидящее око, встретился с господином Никитиным, чтобы обсудить детали их совместного владения новым рифтом в Ямальской пустоши…

И в следующий момент камера показала моего куратора Никитина.

— Марат, ты слышишь меня? — настойчиво окликнул меня Егор — по всей видимости, уже не в первый раз.

Но я не мог отвести глаз от картинки на экране.

— Похоже, я брежу, — одними губами проговорил я. — Эти люди… Люди на экране. Они живы? Это точно не какая-то старая запись?

— А в чем проблема? — пожал плечами Егор.

— Проблема в том, что я их знал! Знал раньше…

— А-аа, тузы нашей корпоративной верхушки, — протянул Егор, посмотрев на экран. — Так они, считай, бессмертные. Репликация, брат, все дела.

— Бессмертные?..

Я сразу вспомнил письмо, которое написала мне Таня незадолго до своей гибели.

Оно потом столько раз перечитывалось, что каждая фраза отпечаталась в памяти дословно.

«Марат, моя мутация давно устоялась, но меня специально пичкают разными стимуляторами, чтобы я теряла контроль над собой. Если бы ты знал, что на самом деле творится за этими стенами! Все комнаты прослушиваются, к посещениям нас медикаментозно готовят, чтобы никто ничего не заподозрил. И поверь, это не паранойя. Гамма щедро наделила меня, ничего не скажешь. Они все панически боятся моей способности. Так что живой и нормальной мне отсюда не выйти, но это уже не имеет значения. Беги из ЦИРа, Марат. Не верь никому. Им всем насрать на нас. И на всех остальных. И на разломы. У них совершенно иные цели. И их не остановить. Но для тебя еще есть возможность выжить. Беги, Марат! Как нас учили: бегство от противника, в разы превосходящего тебя по силе, это не трусость, а признак наличия интеллекта. Будь жив, здоров и счастлив.»

Похоже, у них действительно имелись какие-то совершенно иные цели. Очень сильно отличавшиеся от тех, которые транслировались нам.

— Что такое «репликация»? — спросил я Егора.

Мой напарник опасливо осмотрелся по сторонам.

— Ты это… Говори потише. И пойдем уже отсюда, а то на нас охрана посматривает. А я расскажу тебе про репликацию где-нибудь в другом месте.

На лифте мы поднялись на пятый этаж башни.

Весь этаж был оборудован как открытое бизнес-пространство. Лампы здесь горели, как в больнице. За редкими столиками кое-где велись групповые переговоры. Люди в офисных костюмах и галстуках что-то вкрадчиво втирали парням вроде нас, тыкая пальцами во встроенные в столешницу дисплеи.

— А там что происходит? — спросил я Егора, кивнув на них.

— Кого-то раскручивают на сделку, — пояснил тот. — Здесь всяких тварей навалом. От скупщиков ресурсов до кибертехнологов. Услуги, продажи, кредиты… И доступ к нужной нам информации.

Выбрав один такой стол, мы устроились в мягких креслах.

Сначала Егор сбивчиво рассказал мне про репликацию. По большому счету, он мог только сказать, что это перенос сознания из одного физического тела в другое, помоложе и поздоровее. Иногда — посимпатичней.

Я слушал, чувствуя, как начинаю улыбаться во все лицо.

Так значит, со старой историей еще не все закончилось. Какая потрясающая новость!

— А теперь хватит лыбу давить и давай займемся делом? — слегка раздраженный моими расспросами предложил Егор.

— Конечно, — согласился я.

И мы склонились над столом.

— Торги, сегодняшний и вчерашний день. Эксклюзивные вещи. Так?

Я пожал плечами.

— Ну, это если они поняли, что именно попало им в руки. Может, поискать по чему-то более простому? Золото, например? У меня там были два малых слитка.

Егор фыркнул.

— Знаешь, сколько тут всяких разных слитков каждый день продается? Нет, тут как раз проще вычислить по какой-нибудь хрени, может и не уникальной, но не самой распространенной, понимаешь?

— Так, дай я сам попробую? — отодвинул я Егора от дисплея.

— Через поисковик, — подсказал Егор.

— Капитан, блин, очевидность, — зыркнул я на него. — Так, ну что они могли выставить на продажу интересного… Вряд ли препараты крови рептилий. А вот, кстати, зубы ящеров — очень даже могли, — проговорил я, вбивая нужное в строку поиска.

— Смотри «зубы динозавра» или что-нибудь такое, Медведь по мелочам не разменивается, — подсказал Егор.

— Может, тогда уж сразу «зубы дракона»? — хмыкнул я. — Ну, чтобы совсем уж не мелочиться… Нет, так дело не пойдет. Наверное, стоит попробовать иначе…

— Ты что-то придумал? — спросил Егор.

— Ага, — отозвался я. — Тупо просмотрю, по ключевым словам, весь перечень предложенных эксклюзивных вещей за сегодня и завтра. Как бы они их не обозвали, думаю, я смогу опознать свое имущество. Например, ключевое слово — нож…

— У тебя в рюкзаке был нож?

— Конечно был. Только сломался. Но на нем стоит год выпуска и заводское клеймо, так что вряд ли Медведь такой раритет просто выбросит.

На дисплее высветился длинный перечень заявленных предметов.

— Так… — принялся я изучать список. — Нож «Богатырь», стеклянный нож для бумаги, нож без клинка… Блин. Это что, рукоять что ли? Во ребята жгут… — покачал я головой.

И тут я увидел то, что искал.

— Нож-бабочка антикварный завода «Сокол»! Вот он! — ткнул я пальцем в нужную запись. — Медведь со своими парнями здесь!

Все внешнее спокойствие Егора испарилось мгновенно. Он весь напрягся, будто бы даже ощетинился.

— Когда выставлен на торги?

— Вчера вечером, в двадцать один ноль ноль.

— Есть комментарии? Кто-то хочет его купить?

— Не-а. Но это и не важно, — усмехнулся я. — Главное — он все еще не снят с торгов. А значит, если я все правильно понимаю, Медведь никуда пока не уехал, он здесь.

— Ну… да, — неуверенно согласился Егор, не понимая, к чему я клоню.

— Как ты думаешь, много ли в ТЦ гостиниц, где могла бы остановиться такая большая группа, как у него? — задумчиво спросил я.

— Да он скорее всего какой-нибудь хостел дешевый полностью выкупит и расположится, как ему надо!

— Тогда надо просто посмотреть, в каких местных хостелах со вчерашнего вечера начиная совершенно нет мест, — сказал я, чувствуя, как на лице расползается недобрая улыбка. — Не думаю, что вариантов будет много. А сейчас давай попробуем как-нибудь по-быстрому продать мою монету и все, что заработаем, безжалостно спустим в оружейном магазине. Сегодня ночью у нас охота на медведя, надо как следует подготовиться.

Загрузка...