Осколки мира. Том 1. Отшельник

Глава 15 Шило в заднице не спрячешь

После того, как санитары унесли посиневшее тело казненного, Анна Сергеевна еще целый час боролась со вспышками гнева, которые снова и снова заставляли контрольные маркеры мигать красными лампочками и предупредительно пищать.

Наконец, она сдалась и позволила сделать себе укол успокоительного.

Лекарство подействовало быстро. И теперь Анна Сергеевна расслабленно полулежала в своем кресле, чуть склонив голову набок и наблюдая из-под полуопущенных век, как темнокожая сиделка с улыбкой на добродушном полном лице деловито суетится вокруг нее.

Анну очень раздражала эта ее улыбка. И сдобное гладкое тело, перекатывающееся под розовой пижамой. И ямочки на пухлых руках, как у ребенка. И вообще, как можно жить на свете с темной кожей, такими губами и при этом носить фамилию Иванова?

Но при всем этом Рита оказалась самой ловкой, умелой и терпеливой из всех сиделок, что ей довелось перепробовать за два года репликации.

А еще — по-настоящему преданной.

Дважды Анна подсылала к ней псевдожурналистов, которые предлагали Рите большие деньги за снимки ее госпожи или хотя бы сведения, но женщина бескомпромиссно послала обоих в задницу.

Позже Анна узнала, что кроме тех двух эпизодов, которые создала она сама, было еще три. Настоящих. Но ответ Риты на их предложения оставался прежним.

Так Анна смирилась с ее улыбкой и ямочками на руках. А у сиделки выросла зарплата. Преданность Анна Сергеевна оценила высоко. Примерно в треть от изначального оклада.

Рита с жизнерадостной улыбкой расстегивала пижамную рубашку Анны, подготавливая свою пациентку к вечернему умыванию — прямо здесь, в кабинете, поскольку госпожа Селиверстова категорически отказалась возвращаться в больницу, пока не будет новостей о ее внуке.

— Ну вот, с пуговицами мы, кажется, справились. Теперь мы подложим под спину свежую простынь… — как ребенку, комментировала свои действия Рита под хруст адаптивной машины.

— Не «мы», а «ты», — раздраженно поправила ее Анна. — В конце концов, именно за это я тебе и плачу. И вообще, прекрати это бормотание. У меня репликация, а не старческая деменция, так что я и без объяснений вполне понимаю, что ты делаешь и зачем.

Рита ничуть не обиделась и не огорчилась. Только с улыбкой покачала головой.

— Ну это как вам будет угодно, госпожа, — отозвалась она, ловко снимая с Анны пижамную рубашку. — Только вы все молчите, да еще такая бледная, что я чувствую себя так, будто покойника обмывать собираюсь. Вот и болтаю без умолку, чтобы хоть как-то у нас тут поживее стало.

Анна усмехнулась.

— Ну, в некотором смысле ты не так уж неправа. Ведь больше восьмидесяти процентов головного мозга в этой черепной коробке уже мертво. Прямо сейчас я говорю с тобой, и даже понятия не имею, какие нейроны при этом использую — старые, или их виртуальную копию. Или вообще молодые и новые в другом теле, которое находится в пятнадцати километрах отсюда в Нейротике. А еще у меня чешется левое колено. Но я не могу понять, у этого тела оно чешется, или уже у другого.

— Так чего же тут понимать-то, почесать надо — и дело с концом, — весело отозвалась сиделка и по-хозяйски потерла коленку Анны. — Ну что, получше?

— Не уверена.

— Давайте-ка еще потру. Вот так?

— Да, так лучше.

Рита повернула свою госпожу на бок и принялась снимать с нее брюки, одновременно подсовывая под голое тело чистую белую простынь.

Анна закрыла глаза. Но и с закрытыми глазами она продолжала видеть себя будто бы со стороны — так, как это умеют все красивые женщины и артистки: старое тело, освещенное до последней складки безжалостными лампами и покрытое мурашками от легкого озноба, как уродливая тушка мертвой птицы в витрине мясного отдела.

— Ничего, скоро вас новенькую привезут из лаборатории, — подбодрила Рита свою госпожу, будто прочитав ее мысли. — … и вы сможете следить и за этими коленками, и за теми. А потом и вовсе про эти забудете. Будете молодая, красивая — глаз не оторвать!

Анна устало опустила веки.

Да уж. Как будто это так просто. Недаром большинство людей предпочитают финальную стадию репликации переживать под снотворным — двойственность ощущений сводит с ума.

Но Анна терпела. Ее мучил страх, что если она погрузится в бессознательное состояние, то проснуться в другом теле может уже не она, а ее копия, не имеющая ничего общего с изначальной личностью, кроме одинакового набора привычек и воспоминаний. Поэтому для нее так важно было осознавать и физически ощущать все стадии переноса.

Это само по себе тяжелое испытание.

А тут еще и проблемы с Никитой.

— Я видела ваши фотографии в юности, — продолжала свою болтовню сиделка, ловко обтирая Анну мягкой губкой, обильно смоченной в теплом бальзаме для тела. — Вы же отказались от эстетического дизайна?

— Отказалась, — кивнула Анна. — Будет использована генетическая копия безо всяких изменений.

— Вот уж в самом деле, что там улучшать в такой-то красоте! Та-аак, теперь на другой бочок…

Одна из сенсорных панелей на столе вдруг посветлела, очнувшись от состояния сонного ожидания, и раздался мелодичный перезвон сигнала вызова.

Анна вздрогнула. Нахмурилась, нетерпеливым жестом оттолкнула от себя пухлую шоколадную руку сиделки с душистой губкой.

— Прими вызов и подай мне гарнитуру, быстрей! — приказала она.

Рита без возражений бросилась к компьютеру. Неуверенно ткнула влажным пальцем по зеленой трубке, схватила со стола гарнитуру и осторожно закрепила ее на голове хозяйки.

— Так хорошо? — спросила сиделка.

Анна махнула расслабленной рукой.

— Годится. Теперь пошла вон.

Рита торопливо подвернула края простыни, прикрывая обнаженное и влажное тело своей госпожи, чтобы та не замерзла, и поспешила из кабинета. И только когда дверь за ее спиной закрылась, Анна ответила:

— Да, Георгий. Теперь я вас слушаю.

— Госпожа Селиверстова, у меня есть новости, — сказал ей в ухо молодой мужской голос — резкий, энергичный. — Я перепроверил записи всех камер наблюдения в клубе — они, как вы и предположили, все оказались правленные. Однако мне удалось получить видео, снятое системой безопасности личного автомобиля одного из посетителей…

— И что там? — переспросила Анна, прислушиваясь к размеренным ударам сердца в груди.

— Ваш внук действительно покинул клуб один.

— И вы позвонили, чтобы сообщить мне это? Вы издеваетесь? — безэмоционально проговорила она.

Все-таки хорошо, что ей сделали укол.

Молодое тело, в которое по частям переносили ее сознание, бурлило гормонами, и только медицинские препараты помогали удерживать под контролем такие проявления эмоций, как учащенное сердцебиение, повышение артериального давления и прочих физических всплесков, которые могли привести к нежелательным последствиям.

— Ни в коем случае, — возразил голос. — Если позволите, я продолжу.

— Что ж, попробуйте.

— Примерно через час после его ухода клуб посетил переодетый в штатское капитан Якушев.

Лицо Анны преобразилось. Оно стало живым, почти красивым, глаза с ненавистью расширились.

— Якушев? Это ведь шавка Аверина, если я не ошибаюсь.

— Ну… Я не в праве давать подобные характеристики, но абсолютно согласен с вашим определением, — со сдержанной улыбкой в голосе ответил Георгий.

— Так, и что дальше? Вы нашли его?

— Нет, но зато я узнал, что ни в какой Пекин Аверин не улетал. Дальше я по полной воспользовался полномочиями, которые вы предоставили мне и допросил его прислугу и поверенного — настолько глубоко, насколько позволяют мне мои способности. К сожалению, без осложнений не обошлось…

— Это не имеет значения и не ваша забота, — перебила его Анна. — Вам удалось что-то узнать?

— Да. И дома, и в офисе он не появлялся со дня исчезновения Никиты, а еще поступила информация…

В динамике вдруг стало тихо.

— Георгий? Георгий, вы здесь?..

На сенсорной панели все погасло.

— Ну вот… — пробормотала Анна. Стиснув зубы, она с трудом приподняла руку и дважды нажала на кнопку повторного вызова на левом наушнике.

Вызов приняли сразу.

— Прошу прощения, я проезжал через зону покрытия блокировщика связи. В общем, информация подтвердилась. Господин Аверин действительно осуществил вылет на личном вертолете примерно через два с половиной часа после ухода Никиты из клуба и примерно через полтора часа после краткого появления там Якушева.

Тут эмоции Анны вырвались из-под контроля успокоительного, и сердце ее больно и ускоренно забилось.

— И куда он… Направился? Куда повез моего мальчика?

— На территории Москвы посадка нигде официально не зарегистрирована. Но я сейчас еду прямо на площадку и хорошенько допрошу дежурных. Думаю, что-нибудь удастся узнать.

Анна обессиленно обмякла в кресле.

Теперь она уже почти не сомневалась, что во всем виноват этот ублюдок, вышедший когда-то из ее утробы. Подонок. Мерзавец. Мразь.

Без его ведома этот пес Аверин и пальцем бы не посмел тронуть наследника!

Адаптивная машина надрывно захрустела, замигала красными лампочками и встревоженно запищала, напоминая о том, что плата за лишнее волнение может быть слишком высока.

Анна глубоко вздохнула. Потом еще раз, и еще, пока писк не прекратился.

Если бы только она не была так уязвима сейчас!

Тогда все было бы по-другому.

Тогда бы она сказала Георгию: «Приезжай».

Именно так. Приезжай сюда, немедленно, и допроси не каких-то там дежурных, а моего сына, которого мои люди притащат сюда любой ценой не позже, чем через час. И допроси со всей жесткостью, перемешай у него в голове все серое вещество в сраный кисель и пусть те ответы, которые он тебе даст, будут последними членораздельными фразами в его убогой жизни!

Но прямо сейчас Анна Сергеевна не могла пойти на такой риск.

Сначала надо встать на свои новые, длинные и очень крепкие ноги, а уже потом можно начать ломать ноги этому выродку, который и в самом деле возомнил себя настоящим главой корпорации.

Ну да ничего. Она быстро напомнит ему свое место.

А что касается Никиты…

Какой же ошибкой было позволить ему расти в собственной семье! Почему она допустила такое? Видимо, и правда стареющий мозг теряет свою продуктивность.

Если бы только Анна хотя бы догадалась взять у него биологический материал! Желательно, до того, как этот идиот начал портить свое здоровье веселящими препаратами и прочей ересью.

А потом придушить собственными руками и больше не думать об этом.

Какие блестящие данные, просто изумительное сочетание генов!

И какая же безмозглая голова у этого мальчика…

— Проверьте пустошь, — мрачно проговорила Анна.

— Что, простите?..

— Я говорю, проверьте пустошь! Станцию. Если в деле замешан мой проклятый сын, он мог приказать отвезти Никиту туда. Идиот одержим идеей идеальной трансформации. Допуск я вам пришлю.

— Хорошо, как скажете, — отозвался голос из динамика. — В таком случае, я отправляюсь на Тихорецкий аэродром?

— Ни в коем случае. Иначе об том мгновенно узнает мой сын. Там стукачей больше, чем транспорта. Я вышлю вам координаты места, куда надо ехать.

— Как скажете, Анна Сергеевна.

— И благодарю вас за проделанную работу. Мой начальник безопасности заслуживает отдельной похвалы за то, что указал мне на вашу кандидатуру. Я более чем довольна. Держите меня в курсе, вне зависимости от времени суток и результата.

— Как пожелаете.

— Тогда до связи.

Анна подняла непослушную, тяжелую руку и стащила с себя гарнитуру.

Когда Командор с главным беляковским парнем ушли, я подполз к Егору и, зажав ему рот рукой, пару раз тряхнул за плечо.

Тот очнулся почти мгновенно. Сделал страшные глаза, не понимая, что происходит. Я ткнул пальцем в нужном направлении и убрал руку с его лица.

Егор бесшумно перекатился на живот и повернулся в сторону трайкеров.

— А чё там за труп? — шепотом спросил он.

— Безобидный обитатель дерева.

— Да ладно! — удивился Егор. — Столько денег на ветер?

— Тс-с! — прицыкнул я на него. — Это действительно она, причем не мертвая.

Тут к компании вернулся их главный парень, со шрамами на лице. В руках он нес пустой холщовый мешок.

— Командор велел спрятать, — кивнул он в сторону девчонки. — Она мелкая, так что даже ноги торчать не будут. Потом отнесите в бокс, загоните трайки и ждите меня внутри.

Двое его соратников переглянулись между собой. Тот, что был повыше, недовольно спросил:

— И долго ждать-то?

— Пока не стемнеет.

Высокий присвистнул в ответ.

— И что нам там в боксе делать полдня? В карты играть? — обиженно проворчал он. А потом вдруг просиял и хитро взглянул на напарника. — А хотя…

Он подошел чуть ближе к главному, и дальше разговор продолжился еще тише.

Наконец, парень со шрамами выдохнул и сдался:

— Хер с вами, что хотите делайте. Главное, в подвал спуститесь, чтобы тихо. И не в усмерть на радостях, ясно? Чтобы живая осталась.

Он развернулся и направился обратно в лагерь. А парни, довольно переговариваясь между собой, запихнули бесчувственную Женьку в мешок, положили поперек сиденья одного из трайков и потащили все это к боксу.

Когда они ушли, Егор молча сел.

Я — следом за ним.

На душе было мерзко.

Вот только лезть в это нам однозначно не с руки.

Средь бела дня соваться к вооруженным парням и начать им насаждать свои жизненные ценности, демонстрируя поразительную осведомленность — это не то, чтобы даже глупость, а просто идиотизм.

— Ладно, какую машину брать будем? — хмуро спросил меня Егор, пережевывая стебелек.

— Понятия не имею, — пожал я плечами.

— Еще надо что-нибудь из арсенала толкнуть, чтобы хоть маленький запас жрачки с собой взять. А то мало ли что… Может, один из твоих пистолетов?

— Да щас. Один из них вообще никому показывать нельзя, а второй… второй тем более. К тому же он мне нравится. Можешь вон свой ствол продать за тушенку, если хочешь. Зря ты, кстати, у Крестоносца с жопой ПП-эшку не взял, она бы наверняка стоила дороже.

— А вообще знаешь, я передумал, — зыркнул на меня Егор. — Если вдруг где-нибудь по пути застрянем, коровку местную пристрелю и поем. В отличие от некоторых, я не брезгливый.

— Угу, — кивнул я. — А я, в отличии от некоторых, не жру, как конь, так что, если что — перебьюсь. Двигать надо, я думаю. А то время-то идет.

Егор кивнул, глядя в одну точку прямо перед собой.

— Не девка ведь, а богомол какой-то, — не выдержал он.

Я усмехнулся.

— Точно.

Мне вспомнился ее взгляд. И то, как она упиралась затылком в древесный ствол, чтобы обрести дополнительную опору.

— У нее ведь по-любому не много вариантов, да? — проговорил Егор, вольно или невольно подсыпая соли. — Ей дорога или к живодерам, или в ТЦ к безопасникам. Если честно, лично я при таком раскладе выбрал бы живодеров. Те хотя бы под наркозом работают. Раздвинутые ноги тут вообще уже не имеют значения. По сравнению с вырезанной печенью, сердцем и всем остальным это мелочи.

Я молча пожал плечами.

Абсолютно все, упомянутое Егором, казалось мне одинаково омерзительным. Причем настолько, что я предпочел бы вообще об этом не знать и не думать.

Но мой напарник упорно продолжал:

— В любом случае, тут уже ничем не поможешь.

Я кивнул.

— Ладно, пошли уже отсюда, — предложил Егор. — Девку жалко, но у нас своих дел по горло. Всех бездомных котят не накормишь.

Мы поднялись и пошли прочь с пустыря.

Проходя мимо гаражей, я обернулся.

Гармошка двери того бокса, из которого парни беляковского выгоняли свои песчаные байки, была опущена не полностью.

И там сейчас что-то происходило. Я слышал не то приглушенные возгласы, не то вскрики…

Иди прочь, Монгол. Иди прочь, и не слушай, что там происходит. Лагерь полон вооруженных мужчин и женщин. А тебе нужно каким-то образом угнать машину. Чтобы добраться в ТЦ, отыскать Медведя и забрать у него свое.

Тебе нужны деньги, Монгол. Много денег, чтобы обзавестись приличной амуницией, оружием, патронами. А еще лучше — связями. И тогда у тебя появится хоть какая-то власть. Пусть не над кем-то, но хотя бы над собственной жизнью, что само по себе уже немало.

А еще, между прочим, ты должен рассказать кому-то про Гамму. И о том, что ты нашел в мертвой долине. А для этого неплохо бы иметь на руках пробы, которые были там взяты, и образцы. Те самые, что прямо сейчас в руках идиота-Медведя, которому ничего не стоит просто выбросить их, посчитав бесполезным мусором.

И девчонка Егора.

Нужно вытащить рыжую из Медвежьей берлоги, пока не поздно. Жалеть ее явно не будут. Попользуют так, что мало не покажется.

А все остальное — не мое дело. Нерационально. Бессмысленно и бесполезно. Глупо, в конце концов.

И главное — здесь, судя по всему, так живут все. Мутят всякие дела, не мешая другим мутить свои. Проходят стороной…

Не слушая трескотню Егора, я отвернулся от гаражей и прибавил шагу. Смотрел на дорогу перед собой, на новую, хотя и очень старую буханку с дырками от пуль на боку, которую одобрительно похлопывал по морде Короткий, будто коня гладил.

А видел худое лицо и тонкую, почти детскую шею с зеленым штрихкодом. И долгий взгляд, которым Женька благодарила меня. Мелкая, тощая. Реально кузнечик, а не женщина.

А я… пройду мимо?

Как эти все?..

Внутри вдруг будто струна лопнула.

Я остановился.

— Да ну в жопу…

— Чего такое? — не понял Егор.

Ох и дурак же ты, Монгол. Ох и дурак…

— Спроси у Короткого, буханка ездит или как, — сказал я. И, резко развернувшись, стремительным шагом направился к боксу, не оборачиваясь на остолбеневшего Егора.

Я был готов услышать вслед что-нибудь типа «это не наше дело» или «давай валим отсюда», как в недавнем эпизоде с Пухлым.

Но вместо этого Егор крикнул:

— Будь уверен, я все сделаю!

Вот ведь непредсказуемый паразит.

Значит, на целый лагерь соплеменников ему насрать, а богомола вдруг жалко стало?

Эволюция просто надругалась над человечеством. Она сделала нас свободными от возможностей собственного интеллекта. То есть мы вполне способны понимать, что для нас на самом деле хорошо и что плохо, но на самом деле никогда не руководствуемся этим своим пониманием. Как там нас учили? В незрелой душе Дионис с легкостью побеждает Аполлона. Хаос укладывает порядок на обе лопатки и бьет его сапогом по лицу. Эмоции затмевают рассудок и расчет.

И это не потому, что ты дурак. И уж точно не потому, что ты лучше других. Или там принципиальный, или храбрец.

Просто большую часть жизни мы вынуждены говорить вполголоса, бить вполсилы и втягивать голову в плечи, чтобы не сильно высовываться на общем фоне. И однажды неудержимо хочется заорать во весь голос. И сказать, что ты не согласен. И сделать то, что ты хочешь. Не важно, какой ценой. Важно лишь мгновение, когда ты вдруг берешь в свои руки власть и делаешь нечто — вопреки всему, согласно своему собственному произволению. Как древний царь. Или как бог. Пусть даже всего лишь на минуту.

Даже самый высокоморальный и правильный человек испытывает возбуждение от хруста чужого черепа под его ногой. Уровень моральности регулирует только то, чей это будет череп — попавшегося под горячую руку пьяного бомжа или врага народа, маньяка или узурпатора.

Такие дела.

Схватившись за ручку, я рванул гармошку наверх, и она мягко открылась, впуская меня внутрь, в царство сменных шин и трайков, освещенное тусклой желтой лампочкой под потолком.

Выхватив пистолет Аверина, легко заскочил внутрь и со скрежетом опустил гармошку обратно.

На этот шум дверца подвала открылась, и из него высунулась мужская голова.

Я метнулся к спуску, схватил дверцу и со всей силы резко захлопнул ее — прямо вместе с застрявшей по самую шею головой.

Раздался гулкий стук и хруст. И крик. Короткий, резкий. Я подналег еще немного — и опять открыл дверцу.

Тело парня безвольно соскользнуло вниз, размазывая кровь по краю лаза и по лестнице.

Я последовал за ним.

Лестница оказалась короткой, всего метра два, и я легко спрыгнул с перекладины вниз, задевая ногой бьющегося в судороге парня с окровавленной головой.

Задержавшись перед ним всего на мгновение, я наотмашь ломанул его пистолетом в основание черепа, с хрустом превращая его в кровавую впадину. Потом за долю секунды схватил одновременно за подбородок и затылок и резким рывком на максимальной скорости свернул ему шею. Выпрямился. Обернулся.

И в тусклом свете потолочной лампы увидел разбросанные по полу тряпки, мешки, одежду. Маленький стол и привалившегося на него полуодетого парня с плоской голой задницей и приспущенными штанами. Слева и справа от него торчали острые девичьи коленки.

Я подскочил к парню, схватил за волосы и рванул на себя.

Вот только он почему-то не сопротивлялся. Вместо этого издал какой-то странный хлюпающий звук, а потом его тело, заваливаясь на бок, соскользнуло на пол, и я увидел лежавшую под ним Женьку.

На ней было столько крови, что она казалась почти одетой. Дрожа всем телом, девчонка подобралась, соскользнула со стола вниз, неловко оступилась и заземлилась на каменный пол — видимо, седативы еще не до конца отпустили ее.

Господи, да эти парни просто извращенцы. Я целый год не встречал никого соблазнительней ящериц, но при виде ее наготы не мог испытывать ничего, кроме жалости. Просто бухенвальд какой-то, а не девчонка.

— Эй, ты цела? — обеспокоенно спросил я, потому что по ее виду невозможно было понять, в норме она или при смерти.

Женька не ответила. Только как-то странно посмотрела на меня стеклянными глазами, будто стараясь сфокусировать взгляд.

Я наклонился и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

И тут глаза Женьки блеснули зеленым. Она вскинула руку, наполнившуюся вдруг оранжевым сиянием, и я едва успел отпрянуть от просвистевшего мимо прозрачного клинка, выросшего прямо у нее из ладони.

— Эй, ты ошалела, что ли? Я вообще-то тебя выручать пришел!.. — охнул я, отскочив от девчонки в сторону.

Женька вскочила на ноги. Уставившись невидящим взглядом прямо перед собой, она резко взмахнула руками, оставляя в воздухе оранжевый световой шлейф. Пистолет как намагниченный вылетел из моей руки с такой силой, что с лязгом ударился в стену.

Сияние растеклось от рук девушки по всему ее щуплому телу, и на моих глазах из тонких кистей, предплечий, спины, груди и ребер, пронзая тонкую кожу, показались прозрачные острые клинки…

— Ты что творишь?.. — крикнул я, в то время как шипастая Женька прыгнула на меня, как дикая кошка.

Я среагировал на автомате. Быстрей, чем обычный человек успевает моргнуть, уклонился от ее очередной атаки. Потом еще и еще. Она не глядя наносила удар за ударом с такой скоростью, что воздух под ее руками жалобно засвистел.

Я схватил за спинку попавшийся под руку пластиковый стул и с размаху огрел им одуревшую девчонку.

— Да очнись ты, дура!!!

Удар сбил ее с ног. Пластик наделся на клинки, превращая Женьку в мультяшного ежа со стулом вместо яблока. Подскочив к девушке, я схватился руками за стул и слегка придавил им этого бешеного ежика к полу, со скрипом насаживая пластик по-максимуму на ее прозрачные ножи.

— Женька, да приди ты уже в себя! Это я, Монгол! Твой сосед с дерева над плотоядной коровой! — крикнул я, чувствуя, каким отчаянным шизофреническим бредом отдают мои слова. — И, хотя сейчас тебе под стулом это не так-то просто поверить, но вообще-то я пришел тебе помочь!

Девушка, тяжело дыша, медленно повернула голову. Ее блуждающий взгляд с трудом сфокусировался на мне. А потом прояснился.

— Монгол?.. — удивленно проговорила она.

— Ну слава богу! Очухалась, — пробормотал я, отпуская, наконец, стул.