Оленин, машину! 2

Глава 9

Ночь в амбаре прошла тихо. Такое спокойствие даже показалось странным. В последние месяцы я привык к постоянному шуму войны: где-то вдалеке раздавались залпы артиллерии, вокруг слышались редкие автоматные очереди, а порой в небе появлялся гул самолётов. Звук реактивных истребителей, к которому я привыкну только в будущем, словно эхом звучал в моих мыслях. Но здесь, на окраине китайской деревни Эрренбан, царила почти нереальная тишина.

Сначала это ощущение было непривычным. Никакого грохота, никакого движения. Только мягкий шелест ночного ветра, струящегося сквозь тайгу с севера, да редкое похрапывание кого-то из наших. Эта тишина словно сгущала тьму вокруг, делая её более плотной, почти осязаемой. Звёзды на небе, когда выходил по малой нужде, казались особенно яркими, вырисовывая едва заметные контуры облаков.

Тревога закралась незаметно. Может, дело было в тишине, которая казалась слишком полной, слишком идеальной для того места, где мы находились. Война оставляет свой след даже в самых отдалённых уголках, но здесь, на окраине Эрренбана, будто ничего этого и не было. Ни разрушенных домов, ни следов кровопролитных боёв. Только звуки природы, которые внезапно начали раздражать своей обыденностью. То сова проухает, то зашуршит кто-то в кустах.

Кончилось тем, что на меня напала бессонница. Я вышел наружу, сел у костра, стараясь не думать о том, что тревожит. Мягкий свет углей слабо освещал лица бойцов, что расположились рядом. В какой-то момент мы поняли вдруг, что выспаться под крышей «станции утешения» не получится. Слишком неприятное место. Как представишь, сколько там боли и отчаяния испытали те женщины… Не сговариваясь, вышли наружу. Развели костёр, расположились на земле.

Сергей перевернулся на другой бок, ворчливо зевнул во сне. Кейдзо спал неподалёку, укрывшись до самого подбородка принесённым из амбара пледом. Другие расположились тоже рядом. Я же не мог отделаться от чувства, что эта тишина – затишье перед чем-то. Слишком уж всё вокруг спокойно, чтобы казаться настоящим. Так ночь и скоротали.

Утро встретило нас прохладным воздухом и лёгкой дымкой, стелющейся над полями и тайгой. После быстрого завтрака, не теряя времени, мы двинулись в путь. Лэй Юньчжан уверенно шёл впереди, переваливаясь из-за своей полноты, но при этом шагал с неожиданной для его комплекции ловкостью. Он держал в руках свою трость, которой указывал дорогу, словно пастух, ведущий овец. Только «пастух» этот прекрасно понимал: если попробует завести нас в какую-то глушь и оставить там, то убежать не успеет. Не мы, так пули догонят.

Первые километры довольно быстро остались позади. Тайга постепенно редела, сменяясь зарослями кустарника, а затем открытыми участками, где землю покрывали жухлые травы и жёсткие кусты. Лэй Юньчжан иногда останавливался, щурился вдаль и обводил взглядом окрестности, словно сверяя маршрут с чем-то, что видел только он. За деревьями вскоре показалась река – спокойная, широкая, с холодной блестящей поверхностью. Утреннее солнце отражалось в её воде, играя золотыми бликами.

Мы двинулись вдоль берега Мулинхэ. Путь постепенно становился всё сложнее – песчаные участки сменялись глинистыми обрывами. Приходилось то и дело обходить буреломы, через которые было никак не пробиться. Где-то вдалеке перекликались птицы, но людей здесь, казалось, не было прежде никогда. Тайга, как всегда, стояла немой и равнодушной.

Через некоторое время река сделала резкий изгиб, и там, за поворотом, мы наконец увидели то, что искали. Остовы разрушенного моста. Он выглядел как рана на теле природы: кривые, обломанные сваи торчали из воды, напоминая рёбра мёртвого кита. С обеих сторон на высоких берегах были заметны остатки насыпи бывшей железной дороги, которая некогда их соединяла.

Мы остановились. Ветер шевелил ветки деревьев и холодил лица. Я подошёл ближе, чтобы лучше рассмотреть. Деревянные опоры моста были хорошо заметны, хотя сильно повреждены мощным взрывом. Под водой лежали остатки рельсов, изогнутых и закрученных, словно их пытался сломать какой-то огромный зверь.

– Добрались! – восторженно пробормотал Добролюбов, стоя рядом. – Как думаешь, сможем до вагона добраться? Видать, он прямо посереди реки.

– Вопрос на миллион рублей, – усмехнулся я, хотя сам думал о том же.

Лэй Юньчжан, тяжело дыша после подъёма, оглянулся на нас.

– Раньше это был хороший мост, – сказал он задумчиво, глядя на обломки. – А теперь только духи реки знают, что там под водой.

Его слова прозвучали как предупреждение, но у нас не было выбора. К тому же бойцы СМЕРШ, с которыми имеет дело этот хитрый полукровка, не подвержены влиянию всякой чертовщины. После того, как выставили боевое охранение, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох японскими диверсантами, – а возможность столкнуться с ними по-прежнему была слишком реальной, – мы с Добролюбовым и Кейдзо отошли в сторонку, чтобы обсудить план действий. Ветер шевелил кусты, шумел в верхушках деревьев, и этот естественный шум помогал скрыть наш разговор.

– Значит, полезем в воду? – спросил я, глядя на реку. Она текла спокойно, но холодный блеск её поверхности не внушал доверия. Представил, какая вода холодная. Конечно, август в Волго… в Сталинградской области, к примеру, жаркий месяц, и в Волге купаться можно до первых чисел сентября, не рискуя простудиться. Но здесь, на Дальнем Востоке, природа другая. Прохладно, а ночью так и вообще…

– Течение там не слабое, да и глубина... Вагон явно не лежит у берега, – заметил Кейдзо.

Добролюбов, скрестив руки на груди, посмотрел на меня серьёзно:

– А ты предлагаешь бросить всё? Мы тут ради этого и находимся. Если вагон на дне – достанем.

– А если нет? – тихо спросил опер. Он выглядел спокойным, но я знал, что его мысль сейчас работает на пределе. – Кто сказал, что он именно тут? Может, японцы сами распотрошили его перед отступлением.

– Я бросать не предлагал, – ответил я, пожимая плечами. – Но у нас есть только это место. Других следов не было.

Кейдзо продолжал смотреть на воду.

– Холодно будет, – сказал он, сдвинув брови. – А если зацепимся за что-то или попадём в водоворот?

– Поэтому будем работать аккуратно, – вмешался Добролюбов. – Никто не заставляет лезть туда, как безумные. Я думаю, начнём с самого мелкого участка. Уберём камни и ветки, если найдём их. Потом посмотрим, как можно безопасно обследовать дальше.

Я усмехнулся, глядя на его уверенность.

– Ты ведь понимаешь, что это всё равно как искать иголку в стоге сена?

– Зато мы знаем, в каком стоге искать, – отрезал он.

Кейдзо покачал головой, явно не разделяя энтузиазма, но не стал возражать. Он оглянулся на бойцов отряда, которые оставались неподалёку, греясь на утреннем солнце и попутно контролируя обстановку

– Остальные ничего не должны знать, – сказал он тихо. – Если начнут задавать вопросы...

– Не станут, – уверенно прервал я его. – В СМЕРШ болтунов не любят.

– Хорошо, – Кейдзо посмотрел мне в глаза. – Только я вам говорю сразу, товарищи. Если это будет чересчур опасно, я не полезу. У меня жена и ребёнок…

– Никто тебя не тянет за уши, – усмехнулся я, похлопав его по плечу. – Но ты же сам не из тех, кто сидит на берегу, когда есть шанс что-то найти. Верно?

Японец ничего не ответил.

Добролюбов перевёл взгляд с меня на Кейдзо, затем на реку.

– Значит, так, товарищи, – сказал он, подытоживая. – Берём сапёрные лопаты, верёвки. Кейдзо, ты будешь страховать нас с Олениным, если вдруг что пойдёт не так. Мы с ним полезем первыми. Начнём с мелкого участка, а дальше будем работать по ситуации.

Мы переглянулись и кивнули. Мулинхэ ждала.

Добролюбов молча стянул сапоги, аккуратно поставил их на песок, затем снял гимнастёрку и штаны. В исподнем, дрожа от утреннего холода, он подошёл к кромке воды нахмурившись, предвкушая неприятный процесс. Река в этот час была тёмной и холодной, её поверхность слегка рябила от ветра.

– Ну, пожелайте мне удачи, – сказал он с усмешкой, взглянув на нас с Кейдзо.

– Только не переусердствуй, Сергей, – отозвался я, не скрывая беспокойства.

Добролюбов кивнул и шагнул в воду. Холодный поток, казалось, обжигал лейтенанта, но он быстро ушёл по грудь и начал грести к предполагаемому месту затопленного вагона. Через несколько секунд командир нырнул. Вода сомкнулась над ним, оставив только круги на поверхности. Мы замерли в тревожном ожидании. Я заметил, как неподалёку стоит и внимательно наблюдает за происходящим бывший директор «станции утешения». «Жирный ублюдок, – подумал я. – Вот бы кого заставить нырять до посинения. Но наверняка утонет прежде, чем что-то отыщет, или наврёт с три короба».

Я переключил своё внимание снова на Добролюбова. Его первое погружение оказалось недолгим. Сергей вынырнул с громким вздохом, тяжело дыша.

– Темень там… ни хрена не видно! – крикнул он нам, стуча зубами.

Он стал нырять ещё и ещё, каждый раз задерживаясь всё дольше, уходя всё дальше от берега. Мы с Кейдзо напряжённо наблюдали. Временами Сергей махал рукой, что всё в порядке, но на его лице было видно, что вода холодная, а течение сильное.

Через полчаса лейтенант вернулся на берег, весь синий, кожа покрыта пупырышками. Сергей дрожал так, что зубы громко стучали. Хорошо, наши бойцы к этому времени уже развели костёр. Двое из них, едва Серёга вышел из воды, подбежали с шинелью, накинули её на него. Кейдзо протянул кружку горячего чая.

– Ничего, согреюсь, – прохрипел Добролюбов, держа алюминиевую посудину обеими руками, чтобы они не дрожали.

Я посмотрел на него, затем на реку. Моя очередь. Вздохнув, начал раздеваться, ощущая, как холодный воздух будто предупреждает о предстоящем испытании. Шагнул в воду, и ледяной поток обхватил ноги. Сразу понял – легко не будет. «Главное – простатит не заработать», – подумал и решительно пошёл дальше.

Холодная вода обволакивала, будто железный панцирь, сдавливая грудь. Каждый вдох перед очередным погружением наполнял лёгкие ледяным воздухом, заставляя тело сопротивляться инстинктивному желанию отступить. Я нырял снова и снова, прощупывая дно, куда мутный свет почти не доходил.

В какой-то момент, продвигаясь дальше в глубину, заметил нечто правильной формы – контур, который резко выделялся на фоне естественных изгибов подводного ландшафта. Сердце заколотилось сильнее. Подплыл ближе. Прямоугольные очертания, густо покрытые тёмно-зелёными водорослями, выглядели как силуэт чего-то крупного.

Вынырнул, разрывая поверхность воды. Грудь жадно хватала воздух, пока вокруг слышались только плеск и моё учащённое дыхание. Крикнул на берег:

– Кажется, нашёл!

Добролюбов, Кейдзо и бойцы у костра подняли головы, но отвечать не стали – время ещё не для радости. Я же собрался с духом и снова нырнул. На этот раз глубже. Ледяная тьма обнимала со всех сторон, давила на барабанные перепонки. Продвинулся вперёд, вглядываясь в то, что видел раньше.

И вот, приблизившись вплотную, разглядел наконец деревянные стенки. Сквозь слой водорослей угадывались ржавые клёпки и знакомый профиль. Не было сомнений – вагон! Тот самый, что некогда стоял на рельсах, а теперь покоился на дне реки, как заброшенный сундук с сокровищами.

В лёгких стало печь от нехватки воздуха. Рванул вверх, разрывая ледяную толщу воды, и вынырнул с победным криком:

– Есть! Точно!

На берегу началось движение. Кейдзо, Добролюбов и бойцы вскочили, начали переглядываться. А я, всё ещё дрожа от холода, пытался отдышаться, уже планируя, как достать содержимое вагона с такой немаленькой глубины. Это хорошо, с одной стороны, что так далеко от берега утонули драгоценности. В противном случае японцы давно бы его обнаружили и выпотрошили. С другой стороны, теперь пойди, попробуй достать. Опуститься на самое дно – полбеды. Надо ведь ещё дверь вскрыть, а потом отыскать что-то в тёмной толще воды.

«Грёбаный “Титаник”» – проворчал я, возвращаясь на берег, чтобы согреться. Хотя нет, не «Титаник». Там особенных драгоценностей не было. Ну разве что огромный бриллиант «Сердце океана», так ведь его режиссёр придумал. У нас всё по-настоящему. Только неизвестно, какие именно тайны хранит утонувший вагон. Если бумажные деньги, то… Я решил, что не буду пока об этом думать. Сначала приму сто граммов «наркомовских».