Оленин, машину! 2

Глава 50

Спустя некоторое время мы вместе с Кейдзо прибыли в комендатуру Наджина. Там нас вышел встречать молодцеватый лейтенант. Забрался в кабину нашей полуторки, чтобы показывать Федосу дорогу. Вскоре мы остановились около двухэтажного, ничем не примечательного домишки, который мне показался крошечным. Правда, я видел только его фасад, потому и сделал вывод, что уж это строение никак театром быть не может.

Ошибся. Это и правда оказался театр. Только маленький очень: главный зал вмещал, по моим прикидкам, человек сто, не больше. Нас провели к директору, и тот, когда увидел японца рядом со мной, аж весь позеленел.

– Что это с ним? – спросил я лейтенанта.

– У него японские оккупанты жену расстреляли. Она тут актрисой работала.

– Да? За что? – поинтересовался Кейдзо.

– Отказалась кричать «Слава Японии» в какой-то пьесе. Причём расстреляли прямо на сцене, во время репетиции, на глазах у всей труппы. Чтобы другим неповадно было.

– Вот же зверьё, – заметил я, сжав кулаки.

– Да, они тут такое вытворяли… – заметил лейтенант. – Нам местные рассказывали. Волосы дыбом и кровь закипает от ненависти. Так что простите его.

– Хорошо, – кивнул я. – Как мы с ним общаться-то будем? Я по-корейски ни слова не понимаю. А ты, Кейдзо?

Он мотнул головой. Что ж, так бывает. Это лишь неучам кажется, что японский, китайский и корейский очень близки и похожи, как русский, украинский и белорусский. На самом деле они формировались обособленно друг от друга, их даже сравнивать тяжело.

– Я немного говорить русский, – неожиданно произнёс директор. В отличие от китайских товарищей, с которыми нам прежде доводилось иметь дело, этот не улыбался, оставаясь серьёзным.

– Да? Это хорошо, – сказал я и, специально медленно произнося слова, чтобы собеседнику было понятно, объяснил цель нашего визита.

– Ваши костюмы уже готовы, – сказал кореец. – Прошу следовать за мной.

Он провёл нас длинным коридором в заднюю часть театра, и вскоре мы оказались в реквизиторской. Здесь много чего было: парики, обувь, одежда, грим и много чего ещё. Всё, насколько я понял, с уклоном в японскую тематику, поскольку кто бы позволил оккупированным корейцам ставить пьесы про историю своей Родины? Да и сейчас, насколько я понимаю, в Северной Корее не бывает премьер, посвящённых правлению какого-нибудь местного императора. У них на повестке дня исключительно военно-патриотическая тематика современной эпохи, начиная с Ким Ир Сена и далее.

Что ж, таков их выбор. Интересно, а каким он станет теперь? Ведь если мы захватим Японию, Корейская война едва ли состоится.

Пока костюмер, худенький пожилой мужичок, доставал костюмы и аксессуары для меня и Кейдзо, – ему объяснили, что мы должны изображать семейную пару (для кого или для чего – он не знал, но видимо решил, тоже для спектакля), – я задумался. Ведь это что же получается? Впервые за всю свою многовековую историю Россия нападёт и оккупирует государство, которое формально на нас даже не нападало?

Парадокс, но ведь это мы Японии войну объявили, а не она нам. Ещё 8 августа Молотов принял японского посла, которому от имени Советского правительства сделал заявление, что СССР с 9 августа будет считать себя в состоянии войны с Японией. Двумя днями ранее Сталин и начальник Генштаба Антонов подписали Директиву Ставки ВГК № 11122 главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке, приказывая трём фронтам (Забайкальскому, 1-му и 2-му Дальневосточным) начать 9 августа боевые действия против Японии. Получается, мы – страна-агрессор, коим не были никогда прежде? В таком случае чем мы лучше американцев, которые сбросили… ну, собирались то есть сбросить атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки? Ведь если наш десант высадится на западном берегу Хонсю, и если японские войска не станут повсеместно выбрасывать белые флаги так же, как это делает теперь Квантунская армия, то нас ждёт затяжная кровопролитная война.

Ведь почему немцы, к примеру, не организовывали партизанское движение на своей территории, когда Красная Армия пробивалась к Берлину? Нет, лапки кверху и «Гитлер капут!» Потому что подавляющее большинство людей давно разочаровались в своём фюрере, а были и те, кто изначально понимал: этот чокнутый фельдфебель, озабоченный ненавистью к евреям, ведёт страну к катастрофе. Да, оставались ещё убеждённые нацисты, но их было очень мало.

В Японии же такого нет. У них император – нечто особенное: его праздничное высочество, повелитель четырёх морей и так далее. Вообще, согласно легенде, императоры Японии являются прямыми потомками богини солнца Аматэрасу. Вера в них осталась непоколебимой даже после позорной капитуляции в 1945-м, и вот же какое дело: никакое западное влияние не сумело заставить японцев перестать верить в своего императора! Как британцев – в своего монарха.

Что же выходит: мы столкнёмся с ожесточённым сопротивлением всех местных жителей, от мала до велика? В таком случае нам те несколько сот километров до Токио тысячами покажутся, особенно если учесть сложный рельеф местности. Мне даже показалось в какое-то мгновение, что во время аудиенции со Сталиным и Берией следовало бы сказать об этом. Только нет смысла укорять себя за прошлое. Всё равно ничего не изменишь.

Кроме того, это атомные бомбы изменили расстановку сил. Сейчас Японская империя – по-прежнему сильна, несмотря на удары американцев по её базам на Тихом океане. Насколько я помню, США тоже планировали высадку десанта, но «Малыш» и «Толстяк» помогли сломить воинственный дух противника. Теперь, получается, нам придётся кровь проливать на японских островах.

Тощий кореец вскоре закончил, предложив нам с Кейдзо переодеться. Когда встали рядом, облачённые в костюмы, и директор театра, и костюмер удовлетворённо закивали головами. Им понравилось, как получилось. Правда, мне ещё предстояло наложить тонну грима, чтобы стать похожей на женщину, а также научиться ходить на гэта – японских деревянных сандалиях в форме скамеечки. Также надевать кимоно, делать причёску… как подумаю об этом, противно становится.

Когда это я, капитан Оленин, выглядел, как крашеная баба?!

Но никуда не денешься. Путь разведчика тернист, на нём простых решений не бывает. К тому же хороший опыт. Мало ли, в жизни пригодится. Правда, ещё не знаю, как именно, только… Я вздохнул. Приказ есть приказ. Не давать же заднюю, когда подготовка в самом разгаре. Так что пришлось у корейцев брать уроки того, как правильно перевоплощаться в японскую барышню. Кейдзо в этом отношении было намного легче, он ведь местный и знает, как что правильно натягивать.

Поскольку полковник Грушевой выделил нам на подготовку всего сутки, пришлось запоминать буквально на ходу и тренироваться снова и снова. До тех пор, пока эти чёртовы гэта не стали мне, как родные. Равно и таби – японские носки высотой до лодыжки с отделённым большим пальцем, да и многое другое. Чтобы всё запомнить, я хотел было в блокнот записать, но Кейдзо остановил с ухмылкой:

– Я тебе подскажу, что и как.

Я посмотрел на него недовольно. «Вот же чёрт ускоглазый! – подумал иронично. – Прикалывается, как пить дать! Нашёл себе дурачка, чтобы над ним шутки шутить». Потом глянул в зеркало. А ведь прав шпион! Выгляжу комично, напоминаю Олега Табакова, когда тот исполнял роль буфетчицы Клавы в спектакле «Всегда в продаже». Правда, тот моложе был… но какая разница?

Уже поздно вечером, когда в театре приходится зажигать керосиновые фонари, чтобы видно было, куда идти, и не потеряться в хаосе реквизита (не знаю почему, но электричества пока тут нет), мы выходим на улицу и жадно глотаем прохладный воздух. Всё-таки столько часов провести в пыли, среди барахла, – это испытание для лёгких. Но зато у нас с собой несколько костюмов, грим и прочее, – всё, чтобы превратить нас с Кейдзо в семейную пару.

– Постойте, – говорю, останавливаясь возле полуторки, в которой ждёт Федос, измученный долгим ожиданием. – А за чей счёт банкет?

– Какой банкет? – удивился Кейдзо.

Не буду посвящать его в детали фильма «Иван Васильевич меняет профессию», откуда взял фразу, потому уточняю:

– Ну, кто оплатит все эти костюмы, обувь и прочее?

Сонный лейтенант разводит руками.

– Кажется, комендатура… – начинает он, из чего я делаю вывод: корейских товарищей попросту «нагнули», выражаясь языком моего мира. Это неправильно. Конечно, от театральных деятелей не убудет, у них одежды всякой много. Но я помню железобетонное правило, которому следую всю жизнь: каждый труд должен быть оплачен. Потому прошу Кейдзо с лейтенантом сесть в машину, а сам беру директора театра за рукав и отвожу в сторонку для приватного разговора.

– Возьмите, – протягиваю ему три золотые монеты. Вот и пригодились те сокровища, которые я прихватил с собой.

Он смотрит на деньги, изумлённо расширяет глаза.

– Берите, это достойная оплата за ваш труд, – говорю ему строго, хватаю за руку и высыпаю тяжёлые кругляши на ладонь. – Всё должно быть по-честному.

Директор берёт монеты, прячет их в карман пиджака, и вид у него опасливый.

– Всё в порядке, – заверяю его. – Никто ничего не спросит. Обменяете, на что нужно. Или купите. Не знаю, как здесь принято.

Кореец крепко жмёт мне руку. Наконец-то вижу, как он улыбается. Потом возвращаюсь в полуторку и говорю Федосу, чтобы вёз нас в комендатуру. Там оставляем лейтенанта, а дальше направляемся на восток, в расположение своего полка.