Оленин, машину! 2

Глава 4

Аэродром встретил нас опустошённым смесью запустения и новизны. Вдалеке – потрёпанные взрывами ангары стояли как молчаливые памятники недавней бомбардировки. Судя по всему, это была работа сталинских соколов, которые крепко прижали лётчиков Квантунской армии к земле. Так, чтобы те даже ни одного самолёта с земли поднять не сумели. Судя по остовам техники, которую тягачами стащили к краю поля и там бросили бесформенной грудой сгоревшего железа, так и было. Воронки же спешно заделали.

Неподалёку от руин ангаров виднелись аккуратные ряды палаток. Мы пошли к той, которая была больше остальных, у входа стоял боец с автоматом.

Я оглянулся на Добролюбова:

– Штаб, как думаешь?

– А что ещё? – Сергей кивнул на караульного.

Подъехав ближе, мы оставили машины и направились к палатке. Вокруг сновали лётчики – в комбинезонах, кожаных куртках, с бессонными, но уверенными лицами. Короткие взгляды, быстрые шаги – у всех здесь было дело. Мне даже стало как-то неловко среди них. Парни вкалывают без продыху, а мы вроде как туристы – катаемся по Китаю, занимаемся своими делами и ещё не факт, что у нас что-нибудь получится. Вдруг Сигэру наврал? Представляю, каких пенделей нам потом вставит командование. Мне особенно. Я же принёс эту информацию.

Мы с опером подошли к бойцу, представились и показали удостоверения. Он пропустил внутрь. Когда вошли и миновали помещение, в котором стояла рация и сидел в наушниках связист, переключая тумблеры и вызывая какую-то «Ромашку», то оказались в просторной комнате. Её главным предметом был дощатый стол, заваленный картами, снаряжением и бумагами. Над ним склонился мужчина лет тридцати пяти, с густыми усами и уверенным взглядом. На его гимнастёрке красовалась Золотая Звезда Героя Советского Союза. Это был, как мы с Добролюбовым сразу догадались, сам командир полка.

Он поднял глаза на нас, отложил карандаш и сказал с лёгкой хрипотцой:

– Вы по какому вопросу, товарищи?

Сергей выпрямился, рапортуя:

– Здравия желаю! Товарищ майор, старший лейтенант Добролюбов, старшина Оленин. СМЕРШ. Мы прибыли по приказу штаба фронта.

Комполка приподнял брови. Потом нахмурился, скрестил руки на груди и коротко оглядел нас.

– Что за приказ такой?

– Мы выполняем особое задание. Я старший группы, – продолжил Сергей. – Простите, товарищ майор, содержание задания засекречено. Но нам нужно ваше содействие. Мы хотим произвести авиаразведку местности.

– Авиаразведку? – протянул он, словно обдумывая каждый слог. – Это вам в штаб фронта, товарищи из СМЕРШ. У меня свободных машин нет. Все задействованы. Наступление, должны понимать.

– Товарищ майор, простите, но это очень срочно, – вступил я. – Мы ищем старый железнодорожный мост через Мулинхэ. Нужны хоть какие-то данные, а без вашей помощи мы потеряем драгоценное время.

Он ответил не сразу, словно взвешивал что-то в голове. Явно майору не понравилось, что к нему вот так запросто обращается какой-то старшина. Будь хотя бы офицер, а тут… Я, прочитав это в его взгляде, тоже пожалел, что оказался в прошлом в таком простеньком звании. Ну почему не полковником? И желательно Генерального штаба. Хотя бы на историю любимой Родины повлиять бы смог. Первым делом нашёл бы Хрущёва и шлёпнул.

Майор подумал, потом махнул рукой, показывая на перевёрнутый ящик, который явно служил стулом:

– Садитесь.

Мы присели, а комполка потянулся к папке с документами, словно пытался найти оправдание отказу.

– Поймите, – начал он, не поднимая взгляда. – Летаем на остатках горючего. Каждый вылет на вес золота. Тылы не поспевают ни черта. Я не могу просто так взять и выделить вам…

Добролюбов резко перебил:

– Тогда свяжитесь со штабом фронта. Там решат.

Майор остановился, поднял на нас взгляд и усмехнулся.

– Смелые, вижу. А вы понимаете, что требуете?

– Понимаем, товарищ майор, – твёрдо сказал я. – Иначе мы бы не пришли.

Герой Союза какое-то время сверлил нас пристальным взглядом, потом позвал:

– Еременко! Ладно. Но если начальство скажет «нет», то вопрос закрыт.

В комнату вошёл тот самый сержант-связист.

– Соедини меня со штабом фронта. С четвёртым.

– Есть!

Связист утопал, громыхая сапогами, вскоре из другой комнаты послышалось:

– Товарищ майор! Четвёртый на связи!

Комполка вышел. Мы услышали, как он коротко представился и передал нашу просьбу. Разговор был коротким. На том конце линии явно всё понимали. Повесив трубку, майор вернулся и задумчиво покрутил ус.

– Ну что ж, товарищи. У вас есть час, чтобы подготовиться. Лётчик найдётся. Но вы летите сами, сопровождаете и помогаете. Я ясно выразился?

– Так точно, товарищ майор! – сказал Добролюбов, я же уточнил:

– На каком самолёте?

– Есть тут у меня один агрегат. Не новый, но вам точно понравится, – прищурился на секунду комполка. Мне кажется, он при этом улыбнулся незаметно. Потом взял лист бумаги, порвал пополам, написал что-то красным карандашом, отдал оперу и махнул рукой: – Идите, найдите капитана Ломакина. Он вам всё объяснит.

Мы вышли из палатки, чувствуя облегчение. Сергей посмотрел на меня и усмехнулся:

– Я уж думал, нам тут пинка дадут вместо самолёта.

– Майор, видно, боевой, – ответил я. – Такие на пустяки не размениваются.

Опер кивнул и оглянулся на аэродром:

– Ну что, пошли Ломакина искать? У нас теперь есть аргумент, – он показал половинку листа, на котором было начертано крупным почерком красным карандашом: «Оказать полное содействие. Приказ штаба фронта. Григорович». Хотя бы фамилию комполка узнали.

Капитан Ломакин, как только мы его увидели, – нашли, спрашивая всех, кто на пути попадётся, – сразу показался мне человеком не из числа тех, кто рвётся в атаку или становится героем очерков в газетах. Среднего роста, с немного рыхлой фигурой и кругловатым лицом, он выглядел скорее усталым, чем строгим. Его выцветшая гимнастёрка сидела мешковато, знаки отличия потёрлись, а сапоги выглядели так, будто чистились больше по привычке, чем по усердию. Он напоминал бухгалтера районной администрации, призванного в армию и только и мечтавшего, как бы поскорее вернуться домой, к жене и детям.

Когда подошли к нему, коротко отдали честь.

– Капитан Ломакин? – уточнил Сергей.

Тот чуть кивнул и прищурился, разглядывая нас, как будто пытался понять, чем вызвано наше появление.

– Да. И что за дела ко мне? – поинтересовался не слишком вежливо.

– Здравия желаю. Вот приказ комполка, товарищ капитан, – сказал я, протягивая бумагу.

Ломакин, чуть морщась, развернул документ и начал читать. Его лицо оставалось неподвижным, но я заметил, как он слегка покачал головой. Закончив, офицер скрипучим голосом выдал:

– Ну, конечно. Опять «немедленно, срочно, обеспечить». Ладно, идите за мной.

Мы последовали за ним к ряду ящиков, сложенных вдоль одной из стен палатки. Ломакин шагал неторопливо, чуть сутулясь, словно каждое движение давалось ему с усилием. Временами он перебирал в руках ключи, как будто проверял, все ли на месте, хотя до замков ещё далеко.

– Авиаразведка... – пробормотал он, словно размышляя вслух. – Вечно кто-нибудь что-то требует, и всё «по первому разряду».

Мы молча шагали рядом, стараясь не встревать, пока он ворчал. Ломакин глянул на нас краем глаза и добавил:

– Наш товарищ майор-то, конечно, молодец, Герой! Но вы-то понимаете, что у нас тут не санаторий? Каждую каплю топлива считаем, каждая запчасть на учёте. А вы сейчас мне полдня работы срываете.

Добролюбов, как обычно, не мог молчать:

– Товарищ капитан, приказ есть приказ. Работаем на Победу.

Ломакин остановился, повернулся и посмотрел на нас с нескрываемой усталостью.

– Знаю, что на Победу. Только у нас каждый день что-нибудь отбирают – то майор, то штаб, то ещё кто. Ладно, пойдёмте.

Мы дошли до более-менее сохранившегося небольшого ангара, где откинул брезент, прикрывающий вход (двери с петель вынесло взрывом), и жестом пригласил внутрь. Там в полутьме вдоль стен стояли ещё более многочисленные ящики, бочки с топливом и прочее имущество. Но главное – прямо посередине немного места занимал По-2. Тот самый «небесный тихоход» из фильма, который я недавно так некстати вспомнил!

Лёгкий самолётик стоял на слегка покосившихся стойках шасси. Его облик был простым и скромным. Биплан с деревянным каркасом и полотняной обшивкой, он выглядел лёгким, почти игрушечным, но именно этот самолёт, насколько я помню из фильмов и книг про Великую Отечественную, внушал страх врагам и спасал жизни нашим бойцам.

Два узких крыла, сложенные друг над другом, сдержанно отражали пробивающийся через дырявую крышу свет. Их конструкции казались хрупкими, словно лёгкий ветер мог унести эту машину прочь, но я знал, что за внешней простотой скрывалась надёжность, проверенная войной. Простой звёздообразный двигатель выглядел чуть пыльным, но от него пахло горючим и машинным маслом. Пропеллер – чуть потрёпанный, с потёртыми лопастями – как будто хранил следы ночных вылетов.

Вспомнилось, как в книгах описывали ночные атаки «Ночных ведьм» – женщин-пилотов, которые на таких же самолётах бесшумно появлялись над немецкими позициями. Они отключали двигатель, чтобы, паря как тень, сбросить бомбы на врага. Представил, как в тишине раздаётся лёгкий свист, а затем взрыв и крики врагов, застигнутых врасплох.

Узкая кабина, едва прикрытая дугой козырька, выглядела до удивления простой. Сиденья, приборы – ничего лишнего, всё только самое необходимое. Весь самолёт был чистым воплощением утилитарности и практичности, каждый его элемент создан для того, чтобы выполнить боевую задачу.

Этот маленький трудяга не блистал, как бомбардировщики или истребители, но в его скромности и кроилась его сила. Тихий, неприхотливый, экономичный – и этим незаменимый. Глядя на По-2, я не мог не проникнуться уважением к инженерам, создавшим это чудо, и к пилотам, которые сражались на нём, несмотря на его уязвимость и простоту. А самое главное: неужели мне придётся сегодня подняться на нём в воздух! Аж прямо дух захватывает.

Добролюбов, бросив на меня взгляд, усмехнулся:

– Кажется, мне лучше с тобой даже не спорить насчёт того, кто полетит, да?

Я отвёл взгляд. Мол, ты тут командир и офицер, а я лишь приказы исполняю, но… сам понимаешь.

– Никогда на таких не летал? – спросил Сергей.

Я отрицательно мотнул головой. Много на чём летал, от гражданских до военных. Чаще всего на военно-транспортных доводилось. Во время учёбы в Рязани прыгали с парашютами с небольшого самолётика. Но на По-2 не доводилось.

– Ну как, устраивает? – поинтересовался немного иронично зампотыла.

– Вполне, – ответил опер. – Кто лётчик?

– Ждите здесь.

Капитан Ломакин ушёл. Вскоре появились двое авиатехников, стали готовить машину. На нас внимания не обращали – не свои, да и ладно. Через десять минут пришёл парень, которого я сразу про себя обозвал Кузнечиком. Уж очень оказался он похож, – такой же худой, высокий, с добрым открытым лицом, не знававшим бритвы, – на лётчика из фильма «В бой идут одни “старики”» Фамилию актёра не вспомню, но киноленту знаю почти наизусть – одна из лучших о Великой Отечественной.

– Здравия желаю! – вытянулся подошедший. – Младший лейтенант Кузнечиков!

Я отвернулся, скрыв широкую улыбку. Ну надо же! Забавное совпадение.

– Мне приказано оказать вам полное содействие.

Добролюбов представил нас. Сказал коротко, что нужно сделать. Достал планшет, развернул карту и показал приблизительный район поисков.

– Сделаем, товарищ лейтенант! – козырнул Кузнечиков. – Когда вылет?

– Немедленно. С вами полетит старшина Оленин.

– Есть!

Лётчик поспешил к механикам, потом они вместе вывели «кукурузник» из ангара. Добролюбов крепко пожал мне руку.

– Удачи, Лёша.

– Спасибо! – ответил я и пошёл к самолёту. Вскоре уже сидел на втором месте, за пилотом, и натягивал на голову кожаный шлем, потом опустил очки и ощутил себя настоящим асом.

– От винта! – скомандовал Кузнечиков, когда мотор По-2 затарахтел.

Младший лейтенант уверенно вывел самолёт на взлётно-посадочную полосу, затем набрал скорость, и я ощутил, как колёса оторвались от земли. Летим!

Гул мотора заполнил всё вокруг, а лёгкая дрожь дерева и полотна самолёта передавалась через сиденье. Мир для меня, едва мы поднялись в небо, будто изменился. Все заботы и цели, даже само задание, отступили на второй план. Я сидел, крепко держась за борта кабины, и не мог оторвать взгляда от того, что медленно раскрывалось под нами.

Внизу, словно в огромной живой карте, расстилалась тайга. Бескрайняя, густая, зелёная – она казалась невероятно живой, шевелилась от ветра, пульсировала оттенками. Деревья, будто покрывало, мягко накрывали холмы и опускались в низины. Здесь и там блестели серебряные змейки рек – вода отражала солнце, и казалось, что они шевелятся, извиваясь, как живые существа. Где-то вдали лежали деревеньки – крошечные, едва различимые, будто игрушечные домики. Дороги тянулись тонкими нитями, разрезая лес, но всё равно исчезая в его бескрайности.

Я поймал себя на том, что не думаю о задании. Просто смотрел, впитывал всё это пространство. Ветер рвался в кабину, шум мотора отдавался в груди, но мне было всё равно. Я дышал этим простором, этим чувством полёта, ощущением свободы, которое накрывает, когда под тобой уже нет земли.

Отсюда, сверху, всё казалось простым. Вражда, бои, смерти – всё это осталось внизу, а здесь был только простор, только эта земля, прекрасная и бесконечная. Я чувствовал, как с каждой минутой внутри меня нарастает восторг. Казалось, ещё немного – и, кажется, заору во всю глотку от переполняющего меня счастья.

Пилот взглянул на меня через плечо, кивнул, как будто понимал, что чувствую. И действительно, слова были не нужны. Эти несколько минут стоили всех наших трудностей, всей усталости. Я смотрел на мир, проплывающий внизу, и чувствовал себя частью чего-то большего, величественного.

Постепенно младший лейтенант выровнял самолёт, и мы взяли курс вдоль долины Мулинхэ. Кабина вибрировала от мотора, но шум уже не отвлекал, он стал частью полёта. Я вернулся к выполнению задания и теперь всматривался по сторонам, ожидая, что вот-вот увижу нужные ориентиры.

С высоты долина реки казалась спокойной и даже какой-то укрытой от всех бед. Мулинхэ петляла между холмами, блестела, как серебряная лента, в солнечном свете. Я пристально разглядывал берега, ожидая, что вот-вот увижу следы железной дороги – прямую линию насыпи или остатки шпал, уходящие в лес. Но вместо этого под нами простирались лишь тайга и бесконечная зелень. Порой в зарослях виднелись просветы – дороги или тропы, но ни одного намёка на железнодорожные пути.

– Видите что-нибудь? – спросил пилот, чуть обернувшись ко мне. Его голос в шлемофоне звучал глухо, словно издалека.

Я отрицательно покачал головой, но всё же продолжал искать. Казалось, что найти мост будет легко. С обеих сторон реки должны были остаться хотя бы слабые следы насыпи, а в самой Мулинхэ – старые опоры. Но река была удивительно коварной. Она то сужалась, превращаясь в узкий поток, то вдруг расширялась, образуя целые плёсы, где вода отражала небо. Каждая такая блестящая поверхность заставляла вглядываться – может быть, именно здесь скрываются нужные нам руины.

Прошло несколько минут, прежде чем я заметил нечто, что заставило меня напрячься. В одном из изгибов реки, где её течение становилось особенно быстрым, на поверхности воды поблёскивали странные тёмные точки. Сначала я подумал, что это просто камни или затопленные деревья, но линии были слишком ровными, словно кем-то созданными.

– Могу опустить машину чуть ниже, – предложил пилот.

Я кивнул. Самолёт плавно пошёл на снижение, и река стала ближе, ярче, отчётливее. Теперь можно было различить детали. Там, где на первый взгляд ничего не было, начали вырисовываться очертания. Старые опоры моста, почти полностью затопленные, выглядели, как зубы древнего дракона, торчащие из воды. Но насыпи, которые я ожидал увидеть на берегу, всё ещё не было. Лес поглотил всё, кроме этих немногих остатков.

– Похоже, нашли, – пробормотал я сам себе, с трудом отрывая взгляд от реки. В голове уже выстраивался план – как добраться туда, что осмотреть.