Оленин, машину! 2

Глава 10

Вернувшись к нашему небольшому лагерю, я махнул беленькой из алюминиевой фляжки. Каюсь: не остограммился, принял побольше. Но не побоялся «в нетрезвом виде» потом в воду лезть. Потому как не слишком уж она и тёплая: недавние дожди виноваты, который притащил за собой тайфун с востока. Он вроде и растворился, но температуру в Мулинхэ понизил, и была она градусов двадцать.

Не скажу, что для бывшего десантника это какое-то суровое испытание, я не кисейная барышня. Но всё-таки по телу дрожь, а кокошник превратился вместе с остальным хозяйством в нечто крошечное, при желании отлить едва нащупаешь. Природа так устроена: когда холодно, сокращает кожный покров, чтобы согреться.

Я растёрся казённым вафельным полотенцем, сменил мокрые трусы на сухие, чтобы болезнь какую-нибудь не заработать, и устроился греться у костра. Совсем немного, только чтобы в себя прийти. Потом подошёл к командиру и бывшему шпиону. Они стояли на берегу Мулинхэ, взгляды устремлены туда, где под толщей воды скрывается тот самый вагон, который был нам так нужен. Он лежал под водой на боку, почти скрытый от глаз, его силуэт, когда солнце поднялось высоко, едва проступал сквозь мутные волны.

Я рассказал товарищам об увиденном и спросил Добролюбова:

– Как думаешь, сможем его открыть?

Командир, прислонившись к одинокому дереву, хмуро окинул водную гладь.

– Если только петли не заржавели совсем, – ответил он, оглядывая нас. – Но будем пробовать. Время на исходе.

Я посмотрел на Кейдзо, который стоял рядом, тоже видимо размышляя над нашими шансами. Его внешний вид заставил усмехнуться. Ну прямо не боец отряда спецназначения СМЕРШ, а типичный московский житель образца 1945 года! Сапоги с заправленными в них армейскими галифе, но выше не гимнастёрка, а полосатая тёмно-синяя рубашка, стянутая широким военным ремнём, дальше короткая кожаная куртка и кепка на голове. Мы ему предлагали переодеться полностью в нашу форму, – отказался. Не объяснил. Но мне показалось, не хочет, чтобы его принимали за военного. Желает оставаться даже в собственном представлении сугубо гражданским лицом. Ну, а рубашка, – может, подарок жены?

– Я следующим в воду полезу, – вдруг сказал Кейдзо и принялся раздеваться, даже не услышав слов согласия от командира.

Мы с опером переглянулись. Во взгляде Сергея читался вопрос. Я коротко кивнул: мол, если желает помочь, пусть себе. Мне же проще, согреюсь как следует.

– Хорошо. Не забудь про это, – сказал Добролюбов, показывая на верёвку. Я обвязывался ей, когда в первый раз спускался под воду. Второй конец был прикреплён к тому дереву, возле которого обосновался опер.

Кейдзо кивнул, быстро разделся, аккуратно сложив одежду и погрузился в прохладные воды Мулинхэ. Лишь всплеск остался за ним. Я немного постоял, наблюдая за его движениями под водой, и подумал, что надо бы помочь, но не решился последовать сразу. Несмотря на наркомовские, стало невыносимо холодно при одной мысли оказаться опять на глубине, да и течение там сильное. Вдобавок, я знал, что в таких условиях просто так откроешь дверь вагона. Нужно было обдумать всё до последней детали.

– Ты уверен, что там именно тот вагон? – спросил у меня Добролюбов.

Я поднял бровь.

– Ты что, не доверяешь карте, что ли? Мы сами её изучали, пока я на кукурузнике летал. Или думаешь, тут полно таких мест?

– Да, ты прав, извини, – нахмурился опер. – Нервничаю. Всяким приходилось заниматься, но таким, – он мотнул головой в сторону реки.

– Всё бывает однажды впервые, – заметил я.

Над мелкими волнами показалась голова Кейдзо. Сделав глубокий вдох, он снова нырнул. Прошло ещё минут десять, – он повторял всплытия и погружения несколько раз, – прежде чем японец не поплыл к берегу. Мы с опером тянули за верёвку, чтобы помочь ему поскорее выбраться на берег. Когда бывший шпион выбрался, его губы были синеватого оттенка, лицо затуманено, глаза сфокусированы на каком-то внутреннем объекте.

– Природа умело всё скрывает, – сказал он хриплым голосом, вытирая воду с глаз. – Похоже, дверь застряла. Там всё заржавело.

Добролюбов нахмурился.

– Чёрт, это не то, чего мы ожидали, – процедил он.

– Против лома нет приёма, – сказал я и пошёл к своему вещмешку. Достал оттуда монтировку, заблаговременно взятую из виллиса. Как чувствовал, что пригодится. Вернулся к берегу, а потом, обвязавшись верёвкой, ступил в реку. Вскоре вода охватила меня с головой, поглотив мысли и вымыв остаточные сомнения. Было невыносимо холодно. Тело напряжённо скользило, в ушах, чем больше я погружался, тем громче становился звон. Но, конечно, важнее было другое – вагон.

Опускаясь всё ниже, – на наше счастье, отсюда до поверхности всего метров шесть-семь, не больше, я снова увидел цель своего погружения. Тот самый тёмный длинный прямоугольный силуэт, что мы искали. В этот момент я почувствовал, как во мне оживает азарт. Я подплыл к двери, протянул руки и ощутил холод и тяжесть. Пришло в голову: есть тут окна? Сдвинулся влево и вправо, – ни одного не нашёл. Видимо, вагон был грузовой, а может и выполнен по какой-то особенной технологии? Бронированный, например. Тогда всё. Придётся сюда тяжёлую технику подгонять, а это поломает мне весь замысел.

Ладно, к чёрту пессимизм! Я поднялся наверх, набрал воздуха и снова вниз. Осмотрел дверь. Обыкновенная, деревянная. Нет, не бронированный вагон, иначе бы за ним шла особая охота. Японцы наверняка давно бы его подняли, как сделали это со многим кораблями русского императорского флота, погибшими во время Цусимского сражения и при обороне Порт-Артура. Даже крейсер «Варяг», уж на что был изувечен, умудрились поднять, восстановить и сделать своим.

Ну, раз вагон обычный, то замок. Я поддел дверь монтировкой, начал давить. Не поддаётся, хоть и гнётся. Петли? Попробовать с ним разобраться? Ржавчина покрыла их толстым слоем. Начал пихать инструмент в щель, а потом продавливать. Беда в том, что на суше ты давишь своим весом, а здесь даже точку опоры не найти. Вскоре заметил, что без толку: петли не поддаются. Поднялся и крикнул:

– Кейдзо! Помогай! Нож захвати!

Японец, ни секунды не раздумывая, бросился в воду и поплыл ко мне.

Погрузившись вместе, попробовали победить петли другим способом. Шпион принялся ножом ковырять древесину около петли. Она поддалась намного охотнее – подгнила за годы под водой. Вскоре мне удалось просунуть конец монтировки в дыру, мы надавили вместе, и первая петля лопнула, отпустив дверную пластину. Вынырнули, отдышались, и опять вниз. Вторая пошла ещё быстрее. После, ухватившись за дыры руками и уперевшись в вагон ногами, потянули дверь на себя. Она показалась дико тяжёлой: ещё бы! Тащим ведь не саму мокрую деревяшку, а ещё и всю толщу воды, которая над ней. Плюс замок с другой стороны мешался. Но главное было быстро просунуть в щель монтировку, а дальше мы просто выдохлись.

Мы с японцем вернулись на поверхность и брякнулись на траву возле костра, тяжело дыша.

– Ну, как там? – нетерпеливо поинтересовался командир.

– Петли сломали, дверь приподняли, – ответил я.

– Молодцы! – обрадовался опер. – А дальше как?

– Тянем-потянем, – услышал от меня. – Как в «Репке». Ну, помнишь? Бабка за дедку…

Добролюбов охотно кивнул.

– Только пошли кого-нибудь туда, пусть как следует прикрепит верёвку к двери. Надо сделать в ней дыру и пропустить один конец через неё. У нас с товарищем Кейдзо сил больше нет.

Японец кивнул в подтверждение. Уж на что жилистый и выносливый, но даже он выдохся.

Опер ушёл, вскоре вернулся с Андреем Сурковым. Я понял, почему вызвал его: у сапёра инструмент имеется. Поскольку нам выделили лучших, значит, умеет им управляться хоть с закрытыми глазами. Там, на глубине, где почти не видно ни зги, навык пригодится.

Боец быстро разделся, выслушал приказ, а потом с верёвкой на поясе пошёл в воду. Быстро нырнул и скрылся под водой. Не прошло и пяти минут, как он уже плыл обратно. Вышел, протянул командиру конец верёвки и присоединился к нам, чтобы согреться. Не прошло и десяти минут, как мы встали в линию, словно собрались играть в перетягивание каната.

Насколько я её помню, дверь была деревянной, тяжёлой, обитой железом, с потрёпанными краями, с вмятинами и следами ржавчины. Она не поддавалась, как если бы сама Мулинхэ держала её, не желая отпускать. Когда начали тянуть верёвку, напряжение росло, и с каждым усилием казалось, что она, эта проклятая дверь, словно приросла к вагону. Мы продолжали тянуть, наплевав на трудности.

– Давай, ребята, ещё немного! – кричал Добролюбов, его лицо покраснело от усилий. Я мысленно похвалил его: на правах главного мог стоять в сторонке и наблюдать. Нет, сам впрягся. Сам тоже когда-то так делал. Ещё буквально недавно: помню, как понадобилось починить дзот, который отбили у противника, – с крыши взрывом своротило несколько брёвен. Я впрягся вместе со своими бойцами, быстро всё заделали, пока нас дронами не накрыло.

Дверь сопротивлялась. Каждый рывок, каждое движение казалось тщетным. Она не сдвигалась. Даже сильнее потянули – и всё равно ни сдвига, ни признаков того, что уступит.

– Что за проклятая дверь?! – буркнул японец. – Каппа её держат, что ли?

– Что такое каппа? – спросил я во время короткой передышки.

– Один из самых известных японских духов воды. Существо, похожее на черепаху или маленького монстра с зелёной кожей и тазом на голове, который всегда наполнен водой. Они обитают в реках, озёрах и прудах. В нашей мифологии каппа часто ассоциируется с играми с людьми, похищая детей или нападая на них, но могут быть также добрыми и помогать людям, если те их правильно задобрят.

– Может, тушёнки им в воду покидать? – усмехнулся я.

– Знаю способ получше, – Кейдзо оставил верёвку. Подошёл к воде, мотнул головой, сморщился. Потом раскрыл рот. В реку капнула кровь. Я удивился: он что, губу себе прокусил ради какого-то древнего суеверия?

– Не знал, что ты в духов веришь, товарищ Кейдзо, – заметил я.

Японец повёл плечом. Мол, ты ещё слишком мало обо мне знаешь.

Добролюбов выругался сквозь зубы:

– Товарищи, хватит уже всякой хренью заниматься. Духи воды какие-то…

Он явно выглядел раздражённым. В следующее мгновение наше внимание переключилось на полукровку. Лэй Юньчжан сдался. Не выдержал безделья. Он выглядел немного озадаченным, но подошёл к нам с холодной решимостью в глазах.

– Подождите! – попросил, встав позади и закинув верёвку через плечо. – Я помогу.

Кейдзо перевёл. Командир коротко кивнул.

Теперь тянули все вместе. Группой, синхронно, по одному счёту.

– Раз, два, три! – командовал Добролюбов. – Раз-два, взяли!

Тянули, несмотря на усталость, несмотря на то, что казалось, река не отпустит своё сокровище. И вдруг... стало легче. Мы почувствовали, как верёвка пошла легче. Получилось! И, под громкий хлопок по водной поверхности, словно сама Мулинхэ сдалась, дверь вынырнула из воды и заскользила к нам. Мы резво вытянули её на берег, а потом замерли, рассматривая. Путь к сокровищам был приоткрыт.

Но в том и дело, что приоткрыт, а не совсем распахнут. Ведь ещё требовалось найти их в вагоне, а это совсем непростая задача. Вот как быть? Там не видно ни черта!

– Фонарик нужен, – проговорил я немного растерянно.

Лэй Юньчжан посмотрел на бывшего шпиона:

– Что будем делать дальше?

Опер хмыкнул. Нашёлся, мол, помощничек! Но полукровка явно хотел заслужить право на жизнь, вот и старался.

– Не знаю, – ответил Кейдзо на японском, и потому я понял суть. – Фонарик нужен, под водой темно.

– Так у меня есть, – радостно улыбнулся Лэй Юньчжан.

– Откуда?

– Один японский офицер подарил. Сказал, на всякий случай. Водонепроницаемый, я приберёг его.

– Что они там болтают? – поинтересовался Добролюбов.

Я пересказал.

– Ну, пусть принесёт, – сказал командир. – Жигжитов!

– Я!

– Сопроводи китайца обратно в тот амбар. Он должен принести сюда фонарик. Потом сразу обратно. Попробует убежать – стрелять на поражение.

Кейдзо перевёл пленному первую часть.

– Есть! – Бадма повернулся к полукровке. Махнул рукой. Мол, шагай давай.

Они быстро пошли в сторону бывшей «станции утешения». Мы же принялись готовить обед.