Пограничник. Том 5: Охота на "Черный аист"

Глава 9

— Напомнить… — прошипел Сергей, — ну, напомни…

С этими словами Симонов пошел на меня.

Я даже не пошевелился. Внешне совершенно спокойный, я, тем не менее, был начеку. Оставался готовым в любой момент среагировать на выпад танкиста, каким бы этот выпад ни был.

Уткин же, поднял свои тяжелые кулаки так, будто бы собирался боксировать.

Все закончилось неожиданным для меня образом.

— Тихо ты! — Вдруг схватил Симонова один из танкистов.

— Чего⁈ — Опешил Сергей и повел плечом, стараясь сбросить руки товарища, — ты че творишь⁈

Внезапно и второй танкист подступил к старшему сержанту с другого бока.

— Вы че⁈ — Удивился Симонов.

— Тихо, Сережа. Давай вот только без этого, — проговорил один из его друзей.

По голосу я узнал сержанта Фролова.

— Пустите! Пустите! — Стал рваться Симонов, — я ему щас рожу бить буду! Рожу бить!

— Серега, не нарывайся! Не помнишь, что тогда, в прошлый раз было⁈ — Прозвучал голос и второго танкиста, остановившего Симонова.

Этот принадлежал Максиму Малышеву.

Танкисты принялись оттягивать рвущегося ко мне, словно зверь, Симоного.

— Пустите! Пустите меня, говорю! Я щас Селихова отделаю так, что он месяц с койки не встанет!

— Пустите его, — внезапно для всех окружающих, сказал я.

Танкисты, даже сам Симонов, застыли без движения. Все уставились на меня.

— Пустите-пустите, чего вы?

Экипаж переглянулся.

— Давай посмотрим, как я месяц с койки не встану. Мне даже самому интересно стало.

Танкисты медленно убрали руки от, казалось бы, успокоившегося Симонова. Он резко отмахнулся от товарищей. Остолбенел, уставившись на меня.

— Давай, чего встал? — Кивнул ему я, — нападай.

Сергей глубоко задышал. Заозирался, ища поддержки. Тем не менее другие танкисты не спешили ему на выручку. Они просто топтались за спиной Симонова.

В глазах самого старшего сержанта заблестел явный страх соваться ко мне один на один. Он глянул на Фролова.

— Мужики, вы че? Договаривались же вместе!

— Саша, у нас к тебе нету никаких вопросов. Дело у нас только к Уткину, — сказал Фролов мрачно.

— Если у вас ко мне дело, то со мной и решайте!

Вася выступил было вперед, но я жестом его остановил. Уткин глянул на меня, я медленно отрицательно покачал ему головой.

Выдохнув, Вася на шаг отступил.

— Что за дело? — Спросил я.

— А тебя это касаться не должно! — Крикнул Симонов.

— Помолчи, — отрезал я, — я не с тобой говорю.

— Да че ты⁈. — Кинулся было на меня Симонов, но когда я сделал шаг в его сторону, не он решился нападать. Испуганно попятился.

— Так что за дело? — Спросил я Фролова.

— Братцы! Селихов тут ни при чём! — Снова вмешался Симонов отчаянно, — пусть идет, куда шел! Нам только с Уткиным поговорить нужно!

Фролов, тем не менее, сделал вид, что не слышит Сергея. Сказал:

— Уткин, как приехал на заставу, сразу стал про наш взвод брехливые слухи распускать.

Я промолчал. Глянул на Васю. Тот поменялся в лице. Он тоже ничего не ответил танкистам пока что, но даже в темноте я различил, как изменилось лицо Васи. Сделалось оно страшным и злым, каким, казалось, мне, я его и сам никогда не видел.

— Какие? — Бросил я.

— А тебе какое дело⁈ — Снова вклинился Симонов, — тебя никто не спрашивает, Селихов! Иди вон, куда тебе надо!

— Заткни хайло, — сказал я Симонову сурово, — если хочешь что-то сказать, сюда иди. По-другому поговорим.

Симонов вновь растерянно заозирался. Открыл рот, но не решился ничего сказать.

— Ссышь? Ну, значит, дальше ссы, — сказал я, — а всю твою душонку я уже рассмотрел. Еще тогда, под орехом, рассмотрел. Молча сиди, пока тебя не спросят.

Танкисты, все как один, потемнели лицом. Было видно, что не нравится им мой тон. Не нравится, как я говорю с их товарищем. Тем не менее никто из них так и не решился мне что-либо возразить.

Симонов забормотал себе под нос матюки, плюнул прямо на пол и спрятался за спинами других танкистов. Стал тихо бормотать что-то четвертому из них — парню, который пока еще не проронил ни слова.

— Какие слухи? — Повторил я, глянув на Фролова.

— Будто Уткин всем своим рассказывал, что мы на заставе баклуши били, когда духи напали. Что погранцы гибли, стояли лицом к лицу против душман, а мы сидели в своих танках и прохлаждались.— Фролов гневно кивнул на Уткина. — И кто это говорит? Тот, кто сам пулю схлопотал, и весь бой за Шамабад просидел в госпитале. Вот кто. Мы и шли спросить, на кой черт он языком такое мелет.

— Я не молол такое, — мрачным, очень низким и хриплым голосом, проговорил Вася.

Уткин опустил взгляд, словно бы не решаясь смотреть на танкистов. Да только я слышал, как хрустят косточки его кулаков, которые Вася крепко сжал. Казалось мне, что таким рассерженным я Уткина еще не видал.

— Вы слышали, что Вася такое говорил? — Спросил я.

— Сами нет, — покачал головой Фролов, — нам Сергей рассказал, что слышал, как Уткин в курилке болтает языком.

— Ах ты падла… Ах ты сволочь брехливая, — тихо пробормотал себе под нос Вася, — ах ты гнида…

Он медленно пошел на танкистов.

— Дайте мне сюда эту мразь, я ей голову свихну!

— Вася, — я положил Уткину руку на плечо.

Вася аж вздрогнул. Обернулся.

— Не гони коней. Головой подумай, кому ты можешь хуже сделать.

— Ну ты слышал, что он парням сказал⁈ — Возмутился Уткин.

— Я слышал, что он соврал. Теперь мне интересно, почему.

— Так значит, ты такого не говорил, а, Уткин? — Удивился Фролов.

— Не говорил… — холодным тоном пробасил Вася, — А на кой мне черт это говорить?

— А что же ты тогда сказал? — Удивился Фролов.

— Думаете, мне легко там, в госпитале лежалось? — Словно и не заметил Вася его слов, — думаете, спокойно мне было, когда я узнал, что тут, на Шамабаде твориться? Когда новости до меня дошли, что на заставу напали, а подкрепления все нету⁈ Да я душу себе всю изъел, что я там, в тепле, в сытости сижу, а у меня тут, на заставе, товарищи гибнут! Что я там отдыхаю, а они тут жизни свои кладут, чтобы врага не допустить на нашу землю!

Закончив, Вася отдышался, пытаясь успокоить нервы. Опустил взгляд.

— Да как вы подумать могли, что кто-то вообще такую глупость может сказать? — Очень тихо проговорил он. Отвернулся.

— Зачем ты соврал, Сергей? — спросил я командным тоном, обращаясь к Симонову. — Чего тебе надо было от Васи?

Танкисты, застывшие перед нами, притихли. Фролов обернулся, глянул на Сергея.

— Сереж? Ниче сказать не хочешь?

Макс, закрывавший собой Симонова, отступил на шаг в сторону. Открыл его нашим с Васей взглядам.

Мне показалось, что Симонов побелел так, что это стало заметно даже в темноте коридора. Взгляд его заскакал от танкиста к танкисту. Он громко сглотнул, не зная, что же ему сказать.

— Не ответишь, спрошу по-другому, — проговорил я угрожающие.

— Вы против меня все как сговорились, — прошипел Симонов, — будто специально меня одного чмырите… Я на вас, парни, понадеялся… Думал, мы вместе, как один кулак. А вы что? Вы, выходит, за Селихова? За этих, шамабадских?

— Не увиливай. Зачем ты соврал? — Спросил Фролов сердито.

— Да чего ты их слушаешь⁈ — Крикнул Симонов.

— Не отпирайся! Тебя за жопу взяли! — Осмелел Максим Малышев.

— Мы из-за тебя чуть не дали по шее человеку, кто ни в чем не виновный оказался, — невозмутимо продолжил Фролов. — Колись, Сима, че ты тут мутишь-крутишь?

— Говори уже!

Танкисты загомонили. Накинулись на Симонова с вопросами, пытаясь заставить того признаться.

— Можете не стараться, мужики, — сказал я громко.

Они затихли. Фролов глянул на меня.

— У этого все равно духу не хватит ответить, — кивнул я на Симонова.

Сергей округлил глаза. Плечи его поднимались и опускались от нервного и очень глубокого дыхания. Он снова сглотнул. Открыл рот.

— Он… Уткин… — Начал он дрожащим голосом, — Уткин сам виноват. Че он к ней пристает?

Танкисты, казалось, недоуменно опешили.

Уткин нахмурился.

— Ты че несешь? — Спросил он бычьим голосом.

— Ты! Ты до Светки приставал! Видал я, как ты к ней цеплялся, когда она белье ходила вешать! Отпираться еще будешь, да? Отпираться?

В коридоре воцарилась тишина.

— Ты сошел с ума, Сергей, — нарушил ее я.

— Он к Светке лез! — Симонов указал пальцем на Васю. — Приставал до нее.

Танкисты переглянулись, а потом Фролов сплюнул.

— Ах ты сукин сын… Говорил я тебе, Сима, что все эти шашни с офицерской женой тебя до добра не доведут. Так чего ты нас-то в эту историю втягиваешь⁈

— И брешешь еще, — поддакнул Малышев.

— Я не брешу! Он правда лез! — Крикнул Сима, глядя на всех бешеными глазами. — Я вам клянусь!

— Пошли, Мужики. — Бросил Фролов, — Симу баба-вертихвостка с ума свела. Да он еще и нас втянул в свои дела. Чуть с нормальными мужиками не сцепились.

Фролов пошел прочь, и за ним последовали трое танкистов. Симонов остался стоять в коридоре с видом обиженного ребенка.

— Мужики, вы это, — остановился рядом с нами Фролов, — не серчайте. Сима заврался совсем. Как на Шамабад попал, так у него ум за разум зашел. Извините вы нас.

Фролов протянул мне пятерню. Я пожал. Потом ее пожал и Вася.

— Мужики… — Несмело позвал Симонов.

— Закрой пасть, Сима, — бросил ему Фролов, — мы тебя потом еще уму-разуму поучим.

С этими словами танкисты пошли на выход.

Мы с Васей приблизились к Симонову. Тот съежился, попятился от нас.

— Довел тебя до беды твой язык, — бросил я Сергею.

Тот не ответил. Глянул на нас испуганно.

— Брехло… — протянул Вася, — брехло и псина.

Уткин глянул на меня. В глазах его застыл немой вопрос.

— Только не по лицу. — Дал я добро.

Вася тут же схватил Симонова за грудки, дал под дых.

Старший сержант схватился за живот. Отшатнулся, согнулся в три погибели и осел на колени.

— Вставай, — сказал я и потянул Симонова за одежду. — Вставай, сказано тебе.

Тот, стараясь совладать с ослабшими ногами, встал.

— Че тут творится⁈ — Вдруг раздался суровый голос Черепанова.

Мы с Васей обернулись.

Танкисты, которых прапорщик поймал на выходе, попятились.

— Что тут твориться, я спрашиваю? — вошел Черепанов.

— Сергею поплохело, — сказал я и повесил его руку себе на шею, — что-то с животом. В ленинской аптечка. Вот мы и пришли сюда, что б никого не беспокоить.

Черепанов долго смотрел на танкистов, потом на нас. Спросил:

— Фролов, что тут такое?

— Все, как Селихов говорит, — пожал плечами танкист, — старшему сержанту Симонову стало плохо. Напоили его таблетками. Ведем в расположения. Думаем, полегчает.

— Многовато вас за ним таскается, — сузил глаза Черепанов.

— Старший сержант Симонов у нас человек очень нежный, — пошутил Максим, — я б сказал, тонкой душевной организации.

Черепанов думал долго. Потом, наконец, решился:

— Давайте по койкам. Нечего ночью по заставе шляться.

Танкисты отдали честь. Пошли вон из коридора. Мы с Васей тоже повели Симонова на выход. Прапорщик все это время внимательно наблюдал за нами. Когда мы приблизились, остановил:

— Саша, зайди ко мне в каптерку. Разговор будет.

— Есть, — ответил я холодно.

Над Шамабадом висело ночное и очень звездное небо.

Россыпь маленьких, но ярких, светящихся точек усеяла весь небосклон. Было их так много, что казалось, это светят не звезды, а это яркая дымка окутала все над нашими головами. Будто бы, если попытаться рассмотреть там, наверху, хотя бы какое-то созвездие, у тебя не выйдет, как бы ты не старался.

А под ним, под этим красивейшим небосклоном господствовала тишина Границы. Казалось, даже ветер ей подчинялся. Будто бы покорился он ее воле, и оттого совсем бесшумно и аккуратно трогал прядь волос на моем лбу.

Только тихий шорох шагов пограничников по гравию дорожки, едва слышно нарушал эту всеобъемлющую, глубокую тишину.

Наряд уходил в ночной дозор. Силуэт Пуганькова, отпустившего парней на службу, двинулся от заряжалки к своей квартире в правом заставском крыле.

— А что тебе сказал Черепанов? — спросил Вася Уткин, когда мы сидели с ним на сходнях заставы. — Ведь он же совсем нам не поверил. Так?

— Да, Вася. Не поверил.

— Так и что сказал?

— Ничего такого. Я объяснил ему, что вопрос решен, а он пошел мне навстречу и согласился с этим.

Вася вздохнул.

— И чего ему, этому Симонову, было от меня надо?

— Какая уже разница? Вопрос решен. Зато остался другой.

— Какой? — Удивился Уткин. — А… Тебе нужна была какая-то моя помощь, Саша?

— Мне надо было, чтобы ты пришел, как мы и договаривались. Вот ты и пришел.

Я глянул на небо. На один краткий миг среди всей этой россыпи звезд, моргнула одна, падающая. Маленькой блестящей черточкой она отметилась в небе и погасла навсегда.

— Ты не виноват, Вася, — сказал я. — Не виноват в том, что не смог стоять с нами на Шамабаде в ту ночь.

Вася ничего не сказал. Опустил глаза.

— Мне кажется, — наконец решился он, — что я этим всех вас предал. Все стояли, жизнью рисковали. А я, выходит…

— Не виноват. Ты не убежал. Не струсил. Не по своей воле покинул заставу. Вина лежала на том душмане, что тебя ранил. Но он поплатился быстро.

— Я переживал, что другие косо будут на меня смотреть, — несмело пролепетал Вася. — Станут говорить, что в самый важный час, меня с товарищами и не было. Будто бы… Вы прошли сквозь бой на Шамабаде, а я нет. Будто бы я тут теперь чужой.

— Глупости. Теперь ты снова тут. А потому, если кому-то из погранцов нужно будет твое плечо, за тобой не убудет.

— И правда, — Вася тоже поднял взгляд к небу. — Не убудет. Спасибо, Саша.

— Значит, здесь эти сукины дети тут тогда перебрались? — Спросил Черепанов, осматривая старый мост через Пяндж, что перекинулся на дальнем участке, в самом конце левого фланга. На тот самый, где когда-то состоялась передача пленных.

— Тут люди Юсуфзы, в день нападения, атаковали наш наряд, — сказал Пуганьков, уставившись на тот берег. — Напали, заставили наряд отступить, а сами прошли на участок тринадцатой, где, через пять километров вступили в бой с группой, что шла к нам на выручку.

Через неделю после того, как мы поучили Симонова уму-разуму, Таран поставил нам особую задачу. Из отряда ему пришел приказ оборудовать временный, усиленный танком пост на переправе.

Все потому, что один из СБО, какой конкретно, я не знал, проводил на том берегу какую-то операцию.

Нам мало что сообщали об этом деле. Однако чуйка подсказывала мне, что связана эта операция была с тем, что боевики «Черного Аиста» появились в этих местах.

Идея состояла в том, что начальство, опасалось, что противник может воспользоваться мостом, чтобы как-то скрыться через наш участок от преследования. Пройти по реке в обход СБО и снова улизнуть на ту сторону.

Сегодня утром начальник послал меня, во главе небольшого наряда пограничников, Черепанова, Пуганькова и двоих танкистов на это место.

В наряде моем был Вася Уткин, Малюга и Синицын с Матузным. Из танкистов поехали Симонов, командир танка, и Макс Малышев, служивший у него мехводом.

Они, вместе с офицерами, должны были осмотреть местность и оценить, как сюда можно было загнать танк и где его лучше всего разместить. Нашей главной задачей было сопровождение.

Да только, по сути, сводилось наше тут прибывание к бесцельному прозябанию у моста, пока мехвод и Пуганьков с Черепановым осматривают округу.

— Че сидим, кого ждем? — Сказал я, когда подошел к бойцам, развалившимся в тенечке, под большой ивой, что росла почти на берегу, в паре десятков метров от моста.

— А че делать? — Пожал плечами Малюга, — приказ был следить за той стороной. Вот мы и следим.

Как бы в подтверждении его слов, Синицын поднял бинокль и уставился на тот берег.

— Чисто. Признаков нарушителей Границы не обнаружено, товарищ Сержант, — сказал он немного шутливо.

— Поднимайтесь давайте, — сказал я, — Я видел, что Черепанов с мехводом сюда чешут.

Малюга вздохнул. Подобрав автомат, поднялся на ноги. За ним пыхча встали и Синицын с Матузным.

— А Вася где? — Спросил я.

— К водичке пошел, — пожал плечами Малюга, — ему приспичило.

— Уже минут десять, как его нету, — дополнил Синицын. — Я щас за ним схожу.

— В какую сторону? — Спросил я.

— Вон туда! В рогоз! — Махнул рукой Малюга куда-то вперед, — вон в тот. Прибрежный.

— Будьте тут. Я сам за ним схожу. Если Черепанов спросит, мы проверяем участок впереди.

Малюга кивнул, а я пошел по пограничной тропе, вдоль системы. У моста поздоровался с нарядом, который нес там сегодня службу.

Спустившись к реке, направился по берегу, к зарослям рогоза, разросшимся метров за двести от моста. Васи видно не было. Видать, спрятался в зарослях.

Когда подошел немного ближе, к большой и широкой полосе рогоза, разросшейся на илистом берегу реки, услышал голоса. Услышал и почти сразу различил.

Звуки приглушенной расстоянием речи принадлежали Уткину, а еще… Симонову. Они о чем-то разговаривали.

Я обошел вдающуюся в берег часть зарослей, которая, по всей видимости, и скрывала от меня обоих солдат. Когда они услышали мои шаги, притихли.

Вся ситуация показалась мне странной. Чуйка буквально кричала, что там, между ними, какие-то разборки. Если дойдет до драки, будет неприятно. Хотя, думалось мне, что Симонов не решится драться с могучим Васей.

У Симонова в последнее время вообще дела шли не очень. Другие танкисты стали его сторониться. Прошел слух даже о какой-то драке между ним и Фроловым. Ее я не видел. Не признавались и они. Однако подтверждение тому, что слух был правдивым, стало то обстоятельство, что оба танкиста и Жуков, три дня назад были у Тарана на беседе.

Я пошел тише. Когда оказался за зарослями, застыл на месте. Пожалел, что автомат мой находится сейчас на плече.

Мне открылась такая картина: Вася стоял спиной к плотным зарослям рогоза и лицом к Симонову. Руки Уткина были свободно опущены. Автомат лежал в нескольких метрах от Васи, прямо на земле.

Перед ним, шагах в пяти, стоял Симонов. Стоял и держал Уткина на мушке своего пистолета.

Оба глянули на меня, как только я вышел к солдатам. Нас разделяли шесть или семь метров берега.

— Не подходи! — Крикнул Симонов и нацелил на меня пистолет, потом снова на Васю и опять на меня, — оружие на землю, Селихов!

— Тихо, Сергей, — сказал я, приподняв руки. Потом очень медленно сделал шаг к ним, — тихо. Опусти пистолет. Я не причиню тебе вреда. Поговорим.

В следующий момент Симонов взвел курок, а потом, не сказав ни слова, выстрелил в меня.