Пограничник. Том 5: Охота на "Черный аист"

Глава 22

Первый пленный шел по пояс голый, оставшись в одних только галифе. Другой, прикрыл плечи только кителем. Третий и вовсе был в каком-то жутком рванье, в которое превратилась его форма одежды.

Одноглазый приказал подвести их к трупам обезглавленных душманов и поставить на колени. Тогда один из шестерки, одетых совсем по-другому, чем «Черные Аисты» боевиков, подступил к одноглазому. Стал спокойно спорить с гигантом.

Я поймал себя на мысли, что странно было видеть среди конных, обрядившихся в черное «Аистов» этих, снаряженных довольно по-простетски боевиков. Они либо были простыми духами, либо же только выдавали себя за духов.

— Он сейчас прикажет их казнить, — прошептал Наливкин, — сейчас они будут резать наших ребят.

— Спокойно, капитан, — проговорил Шарипов, — мы что-нибудь придумаем.

— Что придумаем? Они погибнут, если ничего не сделать. Ефим! Готовьте СВД!

— Нет, капитан, стой! — Полушепотом одернул Наливкина Шарипов, — если мы себя раскроем, нас всех перережут!

— Они убьют наших ребят, Хаким. Сейчас станут резать им головы!

— Ты провалишь операцию! Если попытаешься их спасти, загубишь еще больше жизней!

— Готовь СВД!

— Не сметь! Я запрещаю!

Наливкин сурово уставился на Шарипова. Особист глядел ему в глаза в ответ.

— Запрещаете, товарищ капитан? — Спросил холодно командир «Каскада», — я не ослышался?

— Вы совершите большую ошибку, товарищ Наливкин, — сказал ему Шарипов, — если нападем, нам конец. Нас найдут и всех выпотрошат, словно свиней.

Капитан Наливкин молчал. Особист добавил:

— Вы обрекаете операцию на провал, а всех нас — на гибель.

Тем временем я не смотрел на спорящих офицеров. Все мое внимание было приковано к тому, что происходило внизу.

Одноглазый продолжал громко спорить с душманом. Последний, одетый в форму защитного цвета и черный пакль, отвечал ему невозмутимым и спокойным, даже примирительным тоном.

Он сказал какое-то слово, прозвучавшее резче остальных. Одноглазый замер. Несколько мгновений оба наших врага сверлили друг друга взглядами. А потом командир «Аистов» вдруг взял, ловко перехватил свой длинный, изогнутый нож за лезвие и протянул его душману.

Душман, казалось, просто опешил от такого жеста.

— И что? Просто сидеть и смотреть, как там умирают наши ребята? — Наливкин продолжал тихо спорить с Шариповым.

— Если меня спросят, что важнее — три человеческие жизни, или десяток, я отвечу, что десяток, — невозмутимо упирался Шарипов, — а сейчас вы рискуете скормить им и этих несчастных, и нас.

— Вам легко говорить. Вы со смертью, видимо, не сталкивались, — возражал ему Наливкин, — Вы сидите у себя в кабинете, а я афганскую землю зубами грызу. В полях работаю. Я навидался, что эти суки делают с нашими пленными. И сейчас я не позволю им убить тех ребят, ясно вам?

— Товарищи капитаны, — вклинился я, — тихо. Там что-то происходит.

— Вы совершаете ошибку, — не услышал меня Шарипов.

— Это вы ошибаетесь, — качнул головой капитан «Каскада», — Приказ будет. Я командир группы.

— Товарищи капитаны! — Немного повысил я голос. — Внимание! Там что-то происходит!

Наливкин, наконец услышавший меня, обернулся. Заглянул мне в глаза. Потом взгляд его скакнул вниз.

А между тем «Аисты», кто сидел в седлах поближе к странным душманам… взяли их на мушку. Душманы, явно взятые таким ходом своих «коллег по опасному бизнесу» врасплох, принялись испуганно озираться.

Когда один из конников гаркнул на них, не опуская автомата, духи принялись нехотя бросать оружие и поднимать руки.

А вот одноглазый с духом в защитного цвета форме, так и стояли друг перед другом, словно застывшие статуи. Душман даже не обернулся посмотреть на то, как его людей только что взяли на прицел. Он просто сверлил взглядом одноглазого, протягивающего ему кривой клинок.

— Похоже, шо они щас друг друга стрелять будут, — пробасил Глушко.

Между тем пленные солдатики так и стояли на коленях, под дулом троих душманов, окруживших их справа и слева. Пленные ждали своей участи.

— Черный хочет, чтобы душман казнил их сам, — проговорил я тихо, а потом щелкнул предохранителем своего автомата. — Казнил своей рукой.

— Зачем? — Шепнул мне удивленный Наливкин.

— Видимо, проверяет. Хочет убедиться, что он сможет убить шурави.

— Большое ли дело для душмана, убить шурави? — Мрачно спросил Наливкин и посмотрел на меня.

— А если это не душман? — медленно повернувшись и заглянув ему в глаза, ответил вопросом на вопрос я.

Кем бы ни был этот странный человек, под дулами автоматов, он все же взял нож из рук одноглазого. Взял, а потом направился к первому пленнику. Схватил его за отросшие волосы. Вздернул, заставив выпрямиться и обнажить горло. Да так и застыл над несчастным солдатом, сжимая в руках нож.

Я взял на мушку этого духа. Потом медленно и даже нежно опустил указательный палец на спусковой крючок.

Расстояние до цели было тут немалое. Попасть отсюда, с горы — сложная задача. Дрогни моя рука, и пуля улетит, куда не надо. А может, и вовсе попадет в пленника. Но я знал, что рука не дрогнет. Что она останется крепкой, а разум холодным. И разум мой подсказывал мне стрелять. Но стрелять правильно. Стрелять так, чтобы не убить, а лишь серьезно ранить мерзавца.

Человек, что сейчас держал за волосы советского солдата, был явно не тем, за кого себя выдавал. Был кем-то значительным и важным, раз уж привлек к себе такое внимание беспринципного командира «Аистов». Раз уж заставил одноглазого принуждать себя к делу не просто грубой силой, а под страхом смерти всей своей группы. «Аист» воспринимал его, если не как равного, то как другого лидера. Как человека, стоящего его внимания. Человека, с которым, даже такому отмороженному головорезу, как одноглазый, все же стоит хоть чуть-чуть, но считаться. Считаться в том смысле, в котором это понимал сам командир «Аистов».

— Товарищ капитан, я настоятельно рекомендую вам не отдавать приказ открыть огонь, — проговорил Шарипов жестким тоном.

Душман, наконец, решился. Он что-то сказал одноглазому, а потом толкнул пленного в спину. Тот рухнул на живот, и дух встал над ним. Потом опустился, приподняв несчастному голову и подставил под горло нож.

Тогда я выстрелил. Прозвучало несколько последовательных хлопков. Духи тотчас же всполошились.

— А! Сука! — Крикнул Шарипов и добавил матом.

— Огонь! Огонь! — Закричал Наливкин.

Оружие остальных «Каскадовцев» заговорило. Группа принялась обстреливать духов с господствующей высоты.

Душман, собиравшийся убить пленного, вскрикнул и рухнул на колено. Все потому, что одна из пуль, выпущенных мной, угодила ему в ногу.

Я успел заметить, как она рванула брюки ему на бедре. Дух завалился, схватился за ногу, зажимая рану.

В рядах конников началась неразбериха. Они не понимали, откуда именно ведется огонь. Не понимали и гибли. Один за одним, бандиты в черном падали с коней.

Один, подстреленный кем-то жеребец, даже завалился набок, увлекая за собой наездника, и вместе с тем, придавливая одного из шестерки неизвестных духов.

Гремел автоматный и пулеметный огонь. Я дал еще несколько одиночных по духам. Снял наездника, бестолково палившего куда-то вверх, но совершенно в другую от нашей позиции сторону.

Пуля угодила духу в грудь. Он вздрогнул, завалился на круп коня, и тот понес его куда-то прочь со двора. Перепрыгнув дувал, сбросил мертвого наездника из седла.

Одноглазый среагировал на удивление быстро. Он поймал за стремена какого-то коня, стянул всадника, что целил своим АК куда-то вверх, а потом, одним махом запрыгнул в седло и пришпорил жеребца.

Дав несколько одиночных вниз, я тут же перевел прицел на уходящего командира «Черного Аиста». Открыл огонь.

Автомат стал непослушно дергаться в моих руках после каждого выстрела.

Аист же, все яростнее шпорил коня, заставляя его рваться с места в карьер.

Пули свистели у одноглазого над головой. Хлопали в землю под ногами его гнедого, в яблоках, жеребца.

Я взял упреждение и выстрелил в очередной раз. Заметил, как на спине одноглазого рвануло рубаху, он сгорбился, подался чуть-чуть вперед, но не упал. Удержавшись в седле, продолжил яростно шпорить конские бока.

— Они уходят, — между выстрелами констатировал Наливкин, — мы застали их врасплох!

Потеряв человек семь убитыми и раненными, конники помчались прочь из-под скалы. Земля под копытами их коней заклубилась пылью, а сами «Аисты» неорганизованной гурьбой улепетывали прочь.

Закончилось все так же быстро, как и началось.

К трупам, что уже лежали у сторожки, добавились новые тела в черном. Были среди них и двое из шестерки душманов. Остальные под шумок успели ухватить себе лошадей и скрыться.

Изумленные пленные солдатики, припав к земле, стали опасливо поднимать головы.

— Быстрее, — я поднялся, — они сейчас вернутся. Нужно забрать выживших наших, и как можно скорее уходить.

— Селихов! — Шарипов поднялся с земли, решительно пошел ко мне, — ты что творишь⁈

Он застыл передо мной, заглянув мне в глаза дурным взглядом.

— Ведь это ты стрелял первым⁈ Ты⁈ А… Сука… Ты похерил всю операцию! Кто разрешал тебе стрелять⁈

— Этот человек, — сказал я спокойно, — тот, что хотел убить нашего. Его надо найти и допросить.

— Что⁈ О чем ты говоришь⁈

— Капитан, — Наливкин оказался рядом, положил руку на плечо Шарипову, — остыньте, прошу вас.

— Вы не понимаете! — Оглянулся на него особист, — В любую секунду эти сукины дети вернутся, и тогда нам всем придет конец!

— Тогда нужно уйти, прежде чем они вернутся, — сказал я холодно.

Особист снова уставился на меня дикими глазами. Поджал губы.

— Он прав, товарищ капитан, — примирительным тоном проговорил Наливкин. — Сделанного не воротишь. Но я уверен, все было не зря. Наших парней мы вытащим.

— Вытащим? — Протянул Шарипов сквозь зубы, потом глянул на меня, — кажется, я не ошибался в тебе, Селихов. Не ошибался, слышишь? Когда все закончится, и если мы выберемся отсюда живыми, нас с тобой ждет серьезный разговор. Серьезный и официальный. Понял меня⁈

— Так точно, — я глянул на Шарипова волком, — товарищ капитан.

Абади вцепился в рану на ноге, стараясь унять кровотечение. Помогая себе свободной рукой, отполз от ничего не понимающих советских пленных.

— С-с-с-ука… — протянул тот из них, которого Саиду приказал убить Нафтали.

Абади был полиглотом. Неплохо знал он и русский язык. А потому понимал, что говорили эти люди. Хотя сейчас предпочел бы не знать тех слов, что они произносили. Агенту показалось, что так ему было бы хоть немного спокойнее. Но он знал.

— Наши? Это… наши пришли? — Спросил оставшийся в белье парень, китель которого свалился с его худых, обожженных солнцем и израненных палками моджахедов плеч.

Со связанными руками, он попытался подняться.

— Падла душманская, — проговорил, поднимаясь тот, кого хотел убить Абади, — башку мне хотел отрезать?.. Да?..

Он с трудом поднялся на колени, схватил связанными в запястьях руками тяжелый камень, а потом, выпрямился. На непослушных ногах зашагал к истекающему кровью Абади.

Саид зашарил по бедру, нащупал кобуру пистолета. Она оказалась пуста.

— Стой… — Проговорил Саид на русском, — Стой!

Казалось, пленный и слушать не хотел. Он просто приближался, поднимая камень над головой.

— Башку мне хотел отрезать, да?.. Я тебе, и твоему сучьему племени покажу, как русским головы резать!

— Отставить! — Раздался вдруг по-офицерски звучный голос.

Абади вздрогнул.

Пленный опустил камень. Оглянулся. Остальные пленники тоже уставились куда-то назад.

Когда и Нафтали проследил за их взглядом, то увидел отряд русских, выходящих из-за скальной кручины, и направляющихся к стоянке.

— Опусти камень, сынок. Не горячись, — проговорил высокий и широкогрудый офицер с полноватым лицом, — пес этот может нам еще пригодиться.