Пограничник. Том 5: Охота на "Черный аист"

Глава 3

Калашников непослушно заплясал в моей раненой руке, выпуская пули невесть куда. Тем не менее это снова заставило врага притихнуть и прекратить огонь.

Они явно считали, что я раскусил, где находится их позиция, раз уж метнул гранату практически в нее.

Я опустил автомат, таща Стаса.

— Саша! Ты ранен! — Захлебываясь собственным криком, очень хрипло заорал Алейников.

— Все хорошо! — Бросил ему я, а потом, когда до кустов осталось чуть меньше метра, по нам снова открыли огонь.

Я не терял времени зря, чтобы скорее добраться до укрытия, просто потянул Стаса изо всех сил. От боли в ногах Алейников вскрикнул. Я же завалился на спину в спасительном рывке.

Откинув автомат, сел и вцепился Стасу, лежащему у меня почти что на ногах, в одежду. Потянул снова, втаскивая и его в кусты.

Пули свистели тут и там, над нашими головами. Хлопали рядом в песок, беспокоили разлапистые ветви можжевельника. Да, укрытие так себе, но теперь мы, по крайней мере, небыли прямо перед носом противника.

— М-м-м-м… Болит… Не могу… — Стонал Стас, вцепившись себе в бедра.

— Не дрейфь! Мы выберемся отсюда живыми. Я тебе обещаю!

С этими словами я принял сидячее положение, поджав ногу. Потом нащупал и подобрал свой автомат, вдруг увидел, что противник перешел в атаку.

Душманы, одетые в черное, перебегали пограничную тропу, чтобы занять новые позиции на берегу.

«Так вот кто это такие, — тут же промелькнуло у меня в голове, — мы имеем дело с 'Черным аистом».

Сомнений не было. Лишь эти боевики носили во время афганской войны черную форму.

«Черный аист» или «Чохатлор» были отъявленными негодяями. В прошлой моей жизни я несколько раз сталкивался с ними.

Набранные из афганских моджахедов и иностранных наемников, подготовленные пакистанскими военными инструкторами, «Черные аисты» выполняли роль своеобразного спецназа душманов.

Это были кровожадные и умелые солдаты. Каждый из них был профессионалом, что называется, широкого профиля.

Большинство из боевиков этого подразделения умели работать с разными видами оружия. Они могли действовать как снайперы, как радисты и минеры. Отлично ориентировались на местности. Были выносливы и неприхотливы в быту.

Их религиозные воззрения, как правило, отличались радикальностью. Потому среди других мусульман, бойцы «Чохатлора» считались преступниками. Преступниками не в общем смысле этого слова, а в религиозном. Были теми, кто в своем «джихаде» приступал любые исламские законы в своих целях, считая, что трактуют их исключительно верным образом.

«Аисты» по большей части выполняли диверсионно-разведывательные миссии, устраивали время от времени засады на советских солдат.

Считалось, что подразделение было сформировано пакистанскими спецслужбами в собственных целях. И базировалось оно, как правило, на границе Пакистана с Афганистаном.

Да уж. Далеко же занесло этих «Аистов». Если они появились здесь, значит, дело серьезное. По своему опыту я знаю, что «Чохатлор» никогда не приходит просто так.

Боевиков было четверо.

Я видел, как двое успели перейти на берег, а двое залегли на тропе, когда пограничники во главе с Черепановым открыли по ним огонь.

Те ответили. Один из аистов даже принялся строчить по погранцам из РПК, что установил на сошках.

А вот перебежавшие не спешили отвечать нашим и поддерживать своих огнем. Что-то было тут не так.

— М-м-м-м… — Застонал Стас.

— Тихо, — тут же сказал ему я, засев за кустом, — не шуми.

— Больно…

— Я знаю. Но ты можешь нас выдать.

Я заметил, как двое аистов пробираются по берегу. Шли они пригнувшись и прятались за кустами.

Первый боевик был широкотелый, с большой черной бородой и маленькими глазками. За ним следовал узкоплечий с очень некрасивым лицом. Оба были одеты в черные длинные рубахи, черные же шаровары и тюрбаны того же цвета.

«Обходят — подумалось мне, — решили, что прикончили меня, а Стас слишком изранен, чтобы сопротивляться. Теперь хотят подобраться к Черепанову и закидать их гранатами. А потом свободной уйти на тот берег».

В этот момент я решил, что не дам им этого сделать. Кроме того, духи меня явно не замечали. По крайней мере, пока.

Тем не менее стоит им приблизиться еще на несколько метров, и они увидят нас со Стасом. Инициативу нужно было брать в свои руки.

Взяв автомат, я принялся поджидать их, сидя на колене. Внезапно боевики изменили строй. Здоровяк обернулся, что-то сказал узкоплечему и тот пошел первым. Достал из подсумка на груди гранату.

— Давайте, подойдите поближе, — очень тихо процедил я сквозь зубы, держа мой зеленый Калашников наготове.

Когда они подобрались на расстояние меньше трех метров, я открыл огонь по первому боевику прямо через кусты.

Пули кучно вошли в голову согнувшемуся душману. Они разорвали и измяли его объемный тюрбан, раскололи голову. Аист не издал ни звука. Он просто рухнул вперед и растянулся на земле, погибший на месте.

Тогда я открыл огонь по второму. Дал по бородатому гиганту короткую очередь. Когда пули угодили ему в плечо, тот просто завалился набок, в кусты. Колючка сухо захрустела под тяжестью его тела.

Долго гадать, жив ли он, мне не пришлось. Все потому, что боевик тут же открыл ответный огонь. Раненный, он принялся стрелять из неудобного положения и невпопад.

Я пригнулся, когда пули стали кромсать можжевеловые ветки повыше моей головы. Припал к земле, чувствуя, что за шиворот мне насыпало иголок.

Аист выпустил длинную очередь, а потом его автомат затих.

Готов поклясться, что я слышал, как среди шума перестрелки бойцов «Черного аиста» и пограничников, вхолостую щелкнул автомат бородатого.

Я не стал рассуждать, был ли это инстинкт или адреналин обострил мой слух. Факт оставался фактом — у меня появился шанс с ним расправиться.

Вскочив на ноги и стискивая автомат, я бросился к духу, чтобы добить его. Метнувшись в сторону, чтобы обойти кусты, что нас разделяли, я вскинул АК. Увидел огромного духа, примявшего своим широким телом кусты колючки.

Я заметил, как он судорожно меняет магазин.

Душман тоже заметил меня, а потом сделал то, чего, признаюсь, я не ожидал: вместо того, чтобы вставить магазин в бункер автомата, он просто кинул в меня рожком. Целил в лицо. Причем метко. Не защитись я предплечьем, аист попал бы прямо в цель.

Когда рожок больно ударился мне в локоть и отскочил, оказалось, что аист уже на ногах.

Гигант бросился на меня, вцепился в автомат.

Весил он точно под сотню килограмм. Не чета моим шестидесяти пяти…

Потому аист просто сбил меня с ног. Вместе мы рухнули на песок и редкие камни берега. Душман оказался сверху.

Его уродливое, заросшее по глаза лицо, оскалилось крупноватыми желтыми зубами. Маленькие злые глаза вспыхнули яростью.

Навалившись мне на автомат, он с медвежьей силой принялся душить меня моим же собственным оружием.

Когда дух понял, что побеждает, лицо его исказила злая улыбка.

Он рано радовался.

Все потому, что я отчаянно отпустил автомат правой рукой, отодрал его указательный палец от цевья и с хрустом сломал.

Душман хрипло завопил. Ослабил хватку. Поднявший на колени, он вцепился себе в руку и с диким воплем уставился на сломанный, неестественно вывернутый указательный палец.

Я вскинул автомат, метя ему в лицо. Дух, несмотря на увечье, отреагировал: схватил мой АК за ствол. Я нажал на спуск.

Прозвучал треск очереди. Он вплелся в шум боя, что все еще продолжался на пограничной тропе.

Когда и мой автомат щелкнул вхолостую, я понял, что пули ушли мимо боевика.

Тем не менее он закричал, закрыл лицо руками и, отшатнувшись, встал. Пыхтя и рыча от боли, попятился.

Я, не теряя времени и не сводя с боевика взгляда, принялся перезаряжать автомат.

Когда он убрал руки от лица, вся его правая сторона оказалась в ожогах от пороховых газов, вырвавшихся из ствола моего оружия при стрельбе. Левый глаз побелел, как белеют глаза у сваренной рыбы.

Дух исступлённо зарычал и просто бросился прочь, к реке. В этот момент я, лежа на земле, вогнал магазин на свое место. Передернул затвор. Когда ловко перевернулся на живот и уже было хотел поймать убегавшего боевика на мушку, услышал, как Стас кричит сломавшимся голосом:

— Саша!

Я обернулся и метнул взгляд к Алейникову. Он лежал между кустов, уставившись на другого духа в черном. Тот замер над пограничником и удивленно таращился на него изумленными глазами. Видимо, просто наткнулся на раненого Стаса, когда спешил на помощь своему подельнику.

Раздумывать мне не приходилось, и я в одно мгновение направил автомат на душмана. Дал очередь.

АК выплюнул три пули. Две попали Душману в грудь, одна в лицо. Дух странно булькнул и завалился прямо на Алейникова.

Когда я обернулся, огромного душмана уже не было на берегу. Эта падла умудрилась уйти.

Нафтали выбрался из воды только гораздо ниже по течению.

Он чувствовал, что выбивается из сил из-за полученных ранений и потому не переплыл реку сразу, а поддался течению, что понесло его ниже. Тем не менее, он был не в силах признаться себе в этом. Моджахед просто мысленно сослался на то, что так будет безопасней и с Советской стороны за ним точно никто не станет наблюдать. Просто упустит из виду.

Командир отряда «Чохатлор» с трудом вышел на берег, рухнул на колени, а потом и на спину. Принялся глубоко дышать, стараясь перевести дух.

Он задрал правую раненую руку. Всмотрелся в неестественно вывернутый и опухший палец. Потом схватился за него, с хрустом выправил. Попытался сжать и разжать. Почти сразу понял, что кроме вывиха, он получил еще и перелом.

Но палец — это полбеды. Плечо ныло от огнестрельной раны. Лицо было обожжено и буквально горело огнем. Один глаз почти не видел.

В воде боль эта немного стихла. Но по мере того как пораженная раскаленными пороховыми газами кожа сохла под ярким, высоко стоящим солнцем, адское жжение нарастало все сильнее и сильнее.

Однако Нафтали почти не думал о своих ранах. Весь его разум занимали другие мысли.

«Проклятый мальчишка, — со злостью думал он — тебе просто повезло».

Иначе как можно было объяснить то, что в рукопашной схватке, умением в которой Нафтали хвалился перед всеми своими подчиненными, его победил какой-то мелкий шурави-пограничник?

Нафтали просто не мог признать, что парень оказался более умелым и быстрым, чем он. Более того — моджахеду это даже не приходило в голову.

«Везучий наглец, — вертелось у него в уме, — ну ничего. Когда мы с тобой встретимся в следующий раз, я отрежу тебе голову».

Эти мысли все сильнее наполняли душу Нафтали злостью. Заставляли его дышать прерывистее и глубже.

Все, чего он хотел сейчас — голыми руками свернуть наглецу шурави шею.

И все же, нутром своим Нафтали чуял, что что-то с этим пограничником было не так. Стойкое чувство, что моджахеда обманули, скребло ему по сердцу.

И обманул его именно этот шурави. Обманул тем, что оказался совершенно не тем человеком, за которого его принял командир «Черного аиста».

— Я запомнил… твое лицо, мальчишка, — хрипло и отрывисто проговорил Нафтали, — очень хорошо запомнил… И когда-нибудь я за тобой вернусь…

— Надеюсь, носилки не из-под этих троих душманов… — кисловато ухмыльнулся Алейников, а потом скривился от боли.

Самостоятельно идти он не мог, и потому, когда бой закончился, Стаса доставили на Шамабад на Шишиге. Черепанов и часть тревожки продолжали поиск. Меня с Малюгой и Канджиевым отправили на заставу, чтобы было кому присмотреть за раненым Стасом по дороге.

К этому моменту Таран уже знал о раненном и связался с отрядом. За Алейниковым выслали МИ-8. Вертолет, вылетевший десять минут назад, должен быть уже на подходе.

Стасу оказали первую помощь: на открытый перелом на левой ноге наложили ИПП, хотя кровоточил он не сильно. Ноги Стаса зафиксировали в шинах из подходящих дощечек, что взяли со стройки крыши для конюшни.

Алейникову ввели обезбол, а Таран дал ему выпить водки из собственных запасов, чтобы взбодрить его угасающее от боли сознание.

Готовя Алейникова к транспортировке, его уложили на носилки прямо во дворе Шамабада. Оставили с ним меня, на случай, если Алейникову что-то понадобится.

Пересилив боль, Стас кивнул на тела троих «Аистов», лежавших чуть в сторонке. Таран с Пуганьковым и капитаном Шариповым стояли рядом с уничтоженными нарушителями и о чем-то разговаривали.

— Что эти тут забыли? — Проговорил Стас, — это ж необычные духи. Больно они умелые оказались…

— Это бойцы из «Черного аиста», — сказал я.

Стас покивал.

— Слышал о таких… Вроде спецназ афганский… Говорят лютые… Вроде даже слышал, что они мотострелков наших постреляли… Год назад примерно.

— Май восьмидесятого, — покивал я, — бой у кишлака Хара. Там погиб первый батальон шестьдесят шестой Выборгской бригады. Боевики «Черного аиста» приняли непосредственное участие в том бою.

— Да-да… Кажется… Оно… — Стас вдруг неудачно пошевелился и стиснул зубы, борясь с болью. Когда его отпустило, то продолжил: — Как рука?

— Нормально, — сказал я, — царапнуло. Жить буду.

— Х-хорошо… — заикнулся Алейников и зажмурился.

Когда боль снова немного отступила, Алейников попытался подняться, чтобы куда-то посмотреть, но я ему не разрешил:

— Ты че делаешь? Не дергайся.

Он откинул голову, поджал губы.

— Страшно, Саша, — проговорил Алейников, — очень страшно было мне на свои ноги смотреть. Теперь после водки, я и сам хочу. Хочу глянуть, что эти сукины дети сделали со мной…

Алейников замолчал, уставившись пустым взглядом в небо.

— А вдруг так переломали, что уже не пойду?

— Пойдешь, — сказал я, — подлатают тебя, и пойдешь.

— А если служить не смогу? — Проговорил он, не меняя выражения своих пустых глаз, — я ж только смирился со своей долей. Решил, что мне в армии место… А теперь это?

— Поживем увидим, — сказал я. — Тебе сейчас о другом думать надо.

— Падла эта бородатая мне ноги ломала… — Проговорил Алейников, немного погодя, — здоровенный такой душман… Приказы всем раздавал… Видать, ихний командир.

— Я дрался с ним, — признался я.

Глаза Стаса вдруг прояснились, он глянул на меня:

— Дрался?

— Да. Гостинцев ему оставил, — я постукал пальцем себя по скуле, — Он меня теперь надолго запомнит.

Стас вымученно улыбнулся.

— На себе не показывай…

— С тобой все будет хорошо, — продолжил я. — Тебя поставят на ноги. Но если случится так, что служить уже не сможешь, знай две вещи: первое — это не конец света. У тебя еще вся жизнь впереди. Второе: — я отомщу за тебя.

Если до этого Стас пытался как-то держаться и даже отпускал глупые шуточки, то теперь вдруг совсем помрачнел. Лицо его сделалось каким-то скорбным. Алейников заглянул мне прямо в глаза.

— Если эта падла попадется мне снова, — продолжил я, — обещаю, что убью его.

Несколько мгновений Алейников пристально смотрел на меня, потом мелко покивал.

— Спасибо, Саша.

МИ-8 хлопал лопастями где-то в небе. Уносил на своем борту Стаса.

Я внимательно наблюдал, как советский вертолет все уменьшается на фоне чистого синего неба. Как превращается в маленькую точку над цепью гор Дастиджумского перевала.

— Селихов, — раздался из-за спины голос Шарипова.

Я обернулся, глянул в глаза особисту.

— Черный аист, — начал он немного погодя и кивнул на трупы, лежащие у него за спиной. Потом усмехнулся, — уж кого-кого, а этих головорезов у нас можно было ожидать в последнюю очередь.

— Что думаете по этому поводу?

— Думаю, что они заняты тут чем-то важным, — сказал Шарипов задумчиво, — и это нам с разведкой и предстоит выяснить.

Шарипов уставился мне прямо в глаза. Нахмурился и добавил:

— Но я хотел поговорить с тобой совсем не о том.

Догадываясь, что нужно особисту, я тем не менее спросил:

— А о чем?

Шарипов едва заметно заозирался. Бросил:

— Отойдем, если ты не против.

— Сейчас не лучшее время, Хаким Булатович.

— А когда бывает «лучшее время»?

— Это допрос, товарищ капитан?

— Нет, — выдал Шарипов, немного погодя.

— Тогда чего вы боитесь?

Глаза Шарипова блеснули раздражительностью.

— Скажем так: разговор этот не для посторонних ушей.

— Но если это не допрос, и процессуальные нормы меня не сковывают, то могу сказать, что мне нечего скрывать от моих товарищей, товарищ капитан. Я не против поговорить с вами и считаю, что двор Шамабада вполне подходящее для этого место.

— Ты хочешь, чтобы я устроил допрос? — Сузил он глаза.

— Как вам угодно, — я пожал плечами, — но в таком случае вам не стоит рассчитывать на мою сговорчивость.

Особист молчал долго. Полминуты ему потребовалось, чтобы решиться. Тем не менее он наконец заговорил:

— Знаешь, Саша, а ты удивил меня своими знаниями по части взрывных устройств. Ну тогда, у Волчьего Камня.

— Сочту это за похвалу, — холодно и уклончиво проговорил я.

Шарипов ухмыльнулся.

— Насколько я знаю, так глубоко вы подобные вещи не изучаете. Следовательно, знания эти ты получил где-то еще.

— Я с детства был очень любознательным человеком, — проговорил я, — а что, мои знания вас смущают? Считаете, что подобных вещей мне знать не положено?

— Считаю, что подобных вещей ты знать просто не можешь, — покачал головой Шарипов.

— И все же знаю. И хочу напомнить, что эти знания спасли вам жизнь.

Шарипов замолчал. Нахмурился.

— Я знаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь, Саша, — проговорил он наконец. — Потому ответь, кто ты такой на самом деле, сержант Селихов?